Болезни ликвидаторов аварии на ЧАЭС

Болезни ликвидаторов аварии на ЧАЭС

1. Психологические последствия аварии

Проблема судьбы как жизненного пути личности непосредственно связана с проблемой изменчивости жизни. Вспомним типичное для советской действительности представление, рассматривающее жизненный путь как прямолинейный вектор, устремленный в направлении некоторых существенных, в первую очередь для общества, целей. Жизненные циклы при этом провозглашаются тесно взаимосвязанными, каждый подготавливает почву для последующих. Другими словами, судьба - непрерывное развитие в смысле "движения вверх", восхождения к "светлому будущему".

Последствием доминирующего представления об однозначно цельной логике индивидуальной жизни часто оказывается отсутствие "иммунитета" в отношении разного рода изменений, особенно кардинальных. Единый стержень жизни, встречающий на своем пути преграду, часто ломается, а все, что выстраивалось относительно него, распадается. Несомненно, данная ситуация выступает как травма для личности. Человек попадает как бы в "просвет бытия", когда подлинное и истинное бытие можно углядеть лишь через щель в заборе. "Забор цивилизации" плотно огородил человека, внутри забранного пространства возникла драма, которую экзистенциализм сформулировал так: как жить в неподлинном мире, который мне чужд, притом и потому, что "я есть" в этом мире и в моем "есть" для меня просвечивает подлинность? Как приспособиться к изменяющемуся миру?

В зарубежной научной литературе успешно изучаются место и роль различных жизненных событий, влияющих на здоровье человека. Так, А.Абель исследовала зависимость соматического и психического состояния от того, как вспоминаются личностью негативные и позитивные жизненные события. Испытуемых просили вспомнить и дать полное детальное описание позитивных, негативных и нейтральных жизненных событий. Полученные данные выявили "четкую связь между текущим психическим состоянием и оценкой прошлых событий жизни, а также... показали, что воспоминания изменяют состояние субъекта в соответствии с вспоминаемым событием".

С. Фанк и Б. Хьюстон провели специальное исследование, задачей которого было установление связи между выносливостью и травматичными жизненными событиями. Они обнаружили статистически значимые корреляционные связи между неумением приспосабливаться к окружающей среде и низкой физической выносливостью человека.

Другие авторы, Дж. Браун и К. Мак Гилл приводят данные, что и позитивные жизненные события оказывают негативное влияние на здоровье человека, но лишь при условии низкой самооценки.

Отечественные исследователи проблемы влияния травматичного жизненного события на здоровье человека Л.Г. Дикая и А.В. Махнач связывают данную закономерность с моделью стресса, "согласно которой аккумуляция жизненных событий, несовместимых с представлениями о себе, ведет к соматическим заболеваниям....Для проверки этой гипотезы было проведено два эксперимента, в которых позитивные жизненные события и самооценка предсказывали соматические заболевания. В обоих экспериментах показано, что желаемые жизненные события ассоциировались с усилением болезненных симптомов среди испытуемых с низкой самооценкой".

Г.В. Залевский указывает, что "человек нередко отвечает снижением платичности, гибкости поведения, фиксированными формами поведения разного уровня и вида на экстремальные, стрессогенные ситуации, которые вызывают психические состояния напряженности, тревогу, страх, фрустрации".

Ситуация осложняется тем, что в условиях стремительно изменяющегося мира зачастую непродуманно внедряются новые технологии, которые усиливают число экстремальных событий. Известно, что такие события, наряду с различными поражающими факторами, действуют на человека по-разному. У одних чувство опасности обостряет внимание, ускоряет протекание мыслительных операций, что способствует активным и целесообразным действиям. У других возникшая угроза вызывает так называемое пассивно-оборонительное поведение, когда за сравнительно небольшим по времени периодом повышенной возбудимости следует довольно продолжительный период подавленности и апатии с обострением чувства одиночества и безысходности, что часто мешает трезво оценивать складывающуюся обстановку и принимать адекватные решения.

Так, А. Рабонис и Л. Бикмэн обобщили статистические данные материалов 52 техногенных катастроф и большого количества литературных источников. Выяснилось, что у 35,2% пострадавших имелись стойкие психопатологические симптомы, среди которых 25,8% - депрессии, 29,9%) - повышенная тревожность, 35,8% - соматические психогенные расстройства, 22,9% -развитие алкоголизма. Однако "решающим фактором, определяющим механизмы формирования психических состояний, отражающих процесс адаптации к сложным условиям у человека, является не столько объективная сущность "опасности", "сложности", "трудности" ситуации, сколько ее субъективная, личная оценка человека".

Принципиальное отличие между стихийными бедствиями и "новыми видами беды", такими как радиационная катастрофа, в том, что последняя нарушает аристотелевские принципы драмы". Другими словами, радиационная катастрофа не имеет ни кульминации, когда люди точно знают, что "хуже уже не будет", ни конца, когда можно начинать процесс восстановления. Поэтому, как пишет М.Ю.Киселев, "природные катастрофы можно метафорически сравнить с острыми заболеваниями, в то время как радиационные катастрофы похожи на хронические заболевания".

Интенсивное развитие ядерной энергетики породило интерес общества к последствиям действия доз облучения. Классические положения радиобиологии убеждают в том, что типичным отдаленным последствием лучевого воздействия являются лейкемии и солидные раки, развитие которых ожидается через 10 и более лет после радиационного воздействия. Стоит подчеркнуть, что данная концепция разработана на основе наблюдений за клиническими эффектами больших доз радиации, то есть тех, которые в острый период облучения вызывают классические признаки острой лучевой болезни. Все модели прогнозирования дополнительных случаев онкопатологии, вызываемые большими дозами радиации, так же как и построение социальных программ по предотвращению радиационно индуцированных раков, базировались на анализе эпидемиологических данных и не принимали в расчет показатели индивидуальной реактивности и радиочувствительности человека.

В настоящее время признано положение о зависимости ответной реакции организма человека на облучение от полученной дозы, согласно которому высокие дозы радиации вызывают прямое повреждение тканей и развитие облигатных симптомов лучевой болезни, тогда как малые дозы запускают каскад неспецифических компенсаторно-приспособительных реакций и лишь предрасполагают пострадавшего к развитию у него заболевания.

В последнем случае, как указывают многие авторы, клинические проявления патологии носят случайный, то есть вероятностный характер и во многом зависят от индивидуальной психосоматической предиспозиции человека. Так, А.К. Гуськовой систематизированы и подробно описаны дозовые зависимости изменений нервной системы у ликвидаторов: в диапазоне реальных доз облучения, полученных этими пациентами корреляции изменений состояния нервной системы от дозы облучения не выявлено.

Исследование особенностей психологического статуса ликвидаторов аварии, проведенное А.Г. Чудиновских, не выявило связи обнаруженных нарушений ни с дозовой нагрузкой, официально представленной в документах, ни с временем пребывания на ЧАЭС.

Комплексный анализ выраженности сосудистых и психо-вегетативных нарушений у ликвидаторов, страдающих половыми дисфункциями на фоне диэнцефальных расстройств, не выявил зависимости указанных нарушений от дозы радиационного воздействия.

Поэтому, основываясь на известных дозозависимых эффектах радиации и средних дозах облучения, полученных ликвидаторами, можно было бы предполагать отсутствие значимых и длительно существующих патологических изменений состояния здоровья у участников ликвидации аварии на ЧАЭС.

Тем не менее, многие исследователи обнаруживали большую частоту и тяжесть клинических синдромов у ликвидаторов по сравнению с местным населением, не принимавшим участия в аварийных работах, но получившим примерно такие же дозы облучения. Кроме того, все исследователи подчеркивают наличие психологических деформаций в поведении ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

Так, обобщенные данные Медицинского радиационного научного Центра РАМН продемонстрировали, что 80% ликвидаторов, работавших на станции с 1986 по 1988 год и получивших дозы облучения до 35 бэр, в 1993 году имели нарушения адаптационно-защитных систем организма. У них отмечались признаки 1) психологической и социальной дезадаптации; 2)нейро-циркуляторной дистонии; 3) эндокринопатии; 4) иммунодепрессии; 5) дисбаланса в ситеме гомеомтаза.

По мнению главного психиатра 3 ГУ МЗ РФ Д.Д.Федорова, симптомокомплекс, состоящий из пароксизмальных вегетативных расстройств, дисгриппии, эмоциональной неустойчивости и физической истощаемости, формируется у ликвидаторов в интервале от 0,5 до 5,5 лет после работ на ЧАЭС в 90-95% случаев, в том числе при относительно малых дозах облучения. А.К.Чебан обнаружил патогенетический механизм формирования и проградиентного течения дезадаптационного синдрома у облученных лиц с развитием у последних астенического, астено-депрессивного состояний и раннего старения.

Другими словами, авария на Чернобыльской АЭС привела к принципиальным изменениям научных представлений о влиянии ионизирующего излучения на здоровье человека. Сама ситуация аварии представляет собой техногенную катастрофу, расцениваемую большинством вовлеченных в нее как стрессогенную. Вот как описывает Г.У.Медведев поведение, пожалуй, самых высокопрофессиональных работников Чернобыльской АЭС во время аварии: "Главный инженер порою терял самообладание. То впадал в ступор, то начинал голосить, плакать, бить кулаками и лбом о стол, то развивал бурную, лихорадочную деятельность. Звучный баритон его был насыщен предельным напряжением".

С другой стороны, контингент пострадавших в аварии был крайне неоднородным по возрасту, социальному статусу, исходному психофизиологическому состоянию, по своей готовности жить и работать в экстремальных условиях. Иными словами, пострадавшие значительно различались между собой по индивидуальной реактивности и личной предрасположенности к стрессовым реакциям. Между тем, по данным Г.М. Румянцевой и М.О. Лебедевой, спустя 5 лет после аварии практически все жители загрязненных территорий, а также ликвидаторы аварии, обследованные в ходе медико-психологического тестирования, оценили аварию на ЧАЭС и ее последствия как тяжелое, выходящее за рамки обычного опыта событие. Все эти противоречивые данные потребовали новых подходов к оценке последствий облучения.

Многообразие реакций людей объясняется особенностями сложных взаимодействий внешнего и внутреннего факторов, к которым относятся характеристика экстремальной ситуации, личностно-типологические качества участников события, их профессиональная и психологическая устойчивость. Тогда можно предположить, что ликвидаторы, привлеченные принудительно по линии военкоматов, а также жители Чернобыльского района, должны отличаться от ликвидаторов-профессионалов, чаще всего добровольно участвовавших в ликвидационных мероприятиях. Д.И. Комаренко предлагает для описания разницы в поведении и реагировании на аварию термин "состояние радиационного напряжения". Сюда входят: " специфический комплекс функциональных расстройств, выявляемый у ликвидаторов аварии и жителей загрязненных территорий, наблюдаемый более чем у 60% обследованных, а также вегетативный, вегето-кардиальный, вегето-неврастенический, вегето-эндокринный, вегето-иммунопатический, вегето-остеопатический и др. синдромы".

В 1У издании официального американского диагностического психиатрического стандарта, вошедшего составной частью в 10 международную классификацию болезней, этот термин носит название PTSD или посттравматическое стрессовое расстройство.

Посттравматическое стрессовое расстройство имеет тенденцию не только не исчезать со временем, но и становиться все более отчетливо выраженным, а также может проявляться на фоне общего внешнего благополучия. Так,, японские специалисты, продолжительное время отслеживающие медико-социальный статус лиц, переживших атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, описывают психологические изменения этой категории людей как закономерные отдаленные последствия радиационного излучения, отмечая, что расстояние от эпицентра и симптомы острого лучевого поражения являются предопределяющими факторами психологического состояния даже спустя 40 лет.

Основные нарушения, связанные с воздействием события, выходящего за пределы обычного человеческого опыта, четко прописаны в DSM 1У и поэтому известны.

Как зафиксировано в описании синдромов PTSD, посттравматические стрессовые расстройства обычно развиваются в течение месяца после события, выходящего за пределы обычного человеческого опыта. Однако пациенты, пережившие психотравмирующее событие, часто не склонны рассказывать о своих переживаниях, а медицинские работники, как правило, не знакомы с симптоматикой PTSD, поэтому больные получают основной диагноз "депрессия", "астено-депрессивное состояние", "астено-ипохондрическое состояние" и тлт. либо диагноз соматического характера.

Возможность развития PTSD, как указывалось выше, остается надолго после психотравмы, симптомы данного расстройства могут варьировать, не совпадать с типичными диагностическими признаками, иметь характер син-дромальной незавершенности, что создает дополнительные трудности в лечении. Так, А.Г. Чудиновских, анализировавший психическое состояние пострадавших в результате аварии на Чернобыльской АЭС, отмечает, что "в большинстве случаев наблюдалось резкое несоответствие между наличием многочисленных жалоб и подчеркнутой озабоченности больных своим состоянием, с одной стороны, и рисунком их поведения в отделении, с другой".

Исследования Тарабриной Н.В., Лазебной Е.О. и Зеленовой М.И. показывают, что главным психологическим последствием пребывания в аварийной Чернобыльской зоне ликвидаторов было "ощущение, что изменилось их поведение, образ мыслей, общий тон настроения, взгляд на жизнь в целом, тип эмоционального реагирования. Эта измененность переживалась как негативная, вызывающая ощущение внутреннего дискомфорта... Ликвидаторы воспринимают себя после Чернобыля как менее "активных", менее "сильных" и менее "хороших" по сравнению с тем, какими они были до Чернобыля". Авторы делают вывод, что негативное восприятие себя ведет к дезадап-тивному поведению, подтверждающему его неполноценность и затрудняющему успешность посттравматической психической адаптации.

П.Т. Петрюк и И.А. Якушенко указывают, что ликвидаторы аварии отличаются "высоким уровнем личностной тревожности, эмоциональной лабильностью, ригидностью, интроверсией, гипотимией и фрустрированностью. Данные личностные особенности клинически проявлялись неуверенностью в своих силах, ощущением социальной незащищенности, пассивностью, депрессивной настроенностью по отношению к своему состоянию, пессимизмом в плане собственных перспектив, неверием в "обещания" официальных государственных структур.

Г.М. Румянцева подчеркивает распространенность различных психических нарушений среди 84,4% ликвидаторов, причем "существенная доля принадлежит депрессиям. Прямых зависимостей от полученной радиационной дозы обнаружено не было...Все это позволило высказать предположение о полифакторной природе психических расстройств у ликвидаторов: с одной стороны, они вторично возникают на фоне соматических, преимущественно сосудистых заболеваний, с другой - через психологический дистресс, связанный с субъективной оценкой факторов аварии и их возможного влияния на здоровье".

Спустя 12 лет после аварии по данным анкетного опроса граждан, участвовавших в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, "36% ликвидаторов все еще не приспособилась к новому для них образу жизни после Чернобыльской аварии, испытывает физические, нравственные, материальные и социальные трудности, состояние тревоги за свою жизнь и будущее, депрессию, чувство безразличия и отчаяния". В более ранней работе О.В. Чинкина указывает на выявившуюся тенденцию как " углубление психической дезадаптации и увеличение риска суицидального поведения" у 84%о ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

В.Б. Поздяк, Т.С. Гелда и Е.Ю. Зиборова, проведя мониторинговое исследование суицидологической обстановки среди ликвидаторов аварии, отмечают, что "средний возраст суицидента был 40,9 ±7,4 года, наиболее часто встречаемый возрастной диапазон 30-49 лет. В качестве способа покушений на собственную жизнь 72,7% ликвидаторов "предпочли" сильное травматическое средство в вечерне-ночное время суток и преимущественно в выходной день".

В.А. Клименко, анализируя результаты социологического исследования, проведенного Институтом социологии АН Республики Беларусь в 1998 г., приводит следующие цифры: только у 3% респондентов состояние здоровья за прошедший после аварии период не изменилось. "По мнению ликвидаторов, - пишет В.А. Клименко,- основной причиной ухудшения их здоровья явилась полученная в период ликвидации аварии доза радиоактивного облучения. Вторым фактором, повлекшим ухудшение здоровья, является, по утверждению ликвидаторов, невнимание государства к их нуждам... Ухудшение здоровья в значительной степени повлияло на изменение взглядов на смысл жизни. По данным опроса только 9,5%, а среди пенсионеров 7,8% вполне приспособился к новому образу жизни после аварии".

Н.П. Бавыкина, К.И. Прощаев и А.Н. Ильницкий рассматривают заболевания системы кровообращения как занимающие важное место в структуре разнообразной психосоматической патологии участников ликвидации аварии. Они подчеркивают, что классическое лечение данной патологии " не приносит желаемых результатов несмотря на полноту и адекватность проводимых мероприятий".

Эти данные подтверждаются авторским коллективом Санкт Петербургского НИИ радиационной гигиены МЗ РФ. В этой работе указывается, что при изучении состояния здоровья ликвидаторов аварии обнаружено, что "наиболее выраженной была патология сердечнососудистой системы".

С.П.Успенский и О.С.Успенская при анализе клинической патологии у ликвидаторов аварии на ЧАЭС также указывают, что "ведущей терапевтической патологией является ишемическая болезнь сердца с явлениями стенокардии напряжения, осложненной атеросклеротическим или постинфарктным каридосклерозом, гипертоническая болезнь с ХНК различной степени тяжести".

Связь заболеваний с характером адаптации плодотворно исследуется в психологической литературе. М. Райм и М. Бонами пришли к заключению, что "больным с сердечнососудистыми заболеваниями свойственны два конфликтующих уровня саморегуляции: основной, актуальный уровень, определяющий активность субъекта, связанный с социальными нормами; второй -латентный или подавленный уровень, определяющий тенденцию к пассивности и зависимости".

Связь адаптационных процессов с эмоциональной сферой личности является одним из самых обсуждаемых вопросов в психологии. Отмечая многоуровневый характер адаптации, авторы подчеркивают, что психологическая составляющая адаптационных процессов отличается "наличием сознательного регулирования, в основе которого лежит личностная оценка. Последняя всегда преломляется через эмоциональную сферу". С одной стороны, авторы опираются на точку зрения Ч.Дарвина и У. Кэннона, рассматривавших эмоции как специфический мобилизационный механизм энергетических ресурсов. Так, Р.М.Грановская пишет, что "феномен эмоционального переживания - сигнал для перехода от автоматизмов поддержания физиологического равновесия организма к активной ориентировочной деятельности, поиску условий для адаптации".

Здесь обращается внимание на тесную связь эмоциональности человека с определенностью либо с неопределенностью, как поступающей информации, так и временного интервала ее получения человеком. "Наибольшее стрессо-генное воздействие связано с такой неопределенностью поступления сигналов, когда человек не может предвидеть время воздействия раздражителя", - указывают Е.И. Соколов и Е.В. Белова на особенности радиационного излучения как "раздражителя-невидимки". Если человек может предвидеть последствия действия раздражителя, то у психики есть время на формирование модели поведения, адекватной ситуации. Условия неопределенности "заставляют организм поддерживать постоянное тоническое напряжение соответствующих психофизиологических процессов и поддерживать временные связи нейронов, расходуя напрасно значительное количество энергетических ресурсов".

С другой стороны, существует точка зрения Г. Селье и К. Изарда, рассматривавших эмоциональное напряжение как биологически целесообразную реакцию организма. В.С. Ротенберг и В.В.Аршавский указывали, что "расстройство здоровья рассматривается не как автоматическое следствие длительного и интенсивного напряжения, а как результат недостаточной эффективности этих механизмов, которые в принципе как раз и призваны обеспечить сопротивляемость в любых условиях".

Я.В. Семке замечает: "С этих позиций эмоциональный стресс требует неоднозначной оценки: в зависимости от силы, длительности, положительной или отрицательной эмоциональной реакции он может протекать в нормальных пределах или переходить в болезненное состояние... В результате происходящих сдвигов... развиваются специфические "болезни социальной адаптации".

В.П. Казначеев, рассматривая аффективный аспект адаптации как основной в саморегуляции поведения, предлагает несколько вариантов приспособительных процессов. Первый связан с так называемым спринтерским типом адаптации, суть которого в наличии большого резерва сил организма, мобилизирующегося при мощном, но кратковременном стимуле. Второй вариант адаптационной стратегии назван В.П. Казначеевым стайерским и предполагает способность выдерживать длительные нагрузки без существенных потерь. Недостатком первого варианта выступает малая приемлемость для организма длительных нагрузок, даже средней интенсивности, второго -малая устойчивость к внезапным нагрузкам. С этих позиций радиационное излучение является как длительным, так и неконтролируемым, а следовательно внезапным фактором среды, что приводит как "спринтеров", так и "стайеров" в состояние компенсации, которая "сама по себе... на определенном этапе составляет различные степени переходного состояния. Одним из таких состояний является атеросклероз".

Как указывается в клинической литературе, "приспособительное в своем начале явление - инфильтрация липидами отдельных структур артериальной стенки для восполнения ее энергетических потребностей - становится впоследствии причиной сердечнососудистых заболеваний, перейдя количественные в энергетическом плане соотношения".Такое переходное состояние можно охарактеризовать как предболезнь, при котором происходит "разрастание адаптационной цепи, протекающее в определенный период благополучно для организма, может в дальнейшем привести к энергетической задолженности, а потом к истощению. После длительного периода гиперфункции может развиться "локальное изнашивание", сопровождающееся гибелью клеток, затруднением в обновлении структур, снижением белкового баланса".

В.С. Ротенберг и В.В. Аршавский выдвигают вариант поисковой активности, как "общий неспецифический фактор, который определяет устойчивость организма к стрессу и вредным воздействиям". Такой вариант назван ими отказом от поиска, при этом подчеркивается, что "стадия напряжения не непосредственно и не постепенно переходит в стадию истощения, стресс сменяется дистрессом только тогда, когда поиск уступает место отказу от поиска". Причем "поиск должен возникать в ситуации, когда какие-то потребности субъекта не могут быть удовлетворены за счет предшествующих хорошо отработанных навыков поведения" ".

Обращает на себя внимание тесная связь, регистрируемая представителями данного подхода, эмоциональной сферы личности с ее потребностями. К. Изард, например, понятие базовых потребностей и эмоциональную направленность ставит в один ряд, подчеркивая при этом, что "эмоции рассматриваются не только как основная мотивационная система организма, но и в качестве фундаментальных личностных процессов, придающих смысл и значение человеческому существованию".

Направление, базирующееся на работах У. Кэннона, Г. Селье и К.Бернара, связывает понимание адаптации с гомеостазом. "Из биологического и медицинского этот принцип перенесен в психологию, вызвав протест, но в большинстве случаев неосознаваемый и не подкрепленный глубокими теоретическими исследованиями, а поэтому не изменивший его господствующего положения ",- писал А. Асмолов. В данных работах проводится прямая связь адаптации с гомеостазом, сохранение которого на всех уровнях организации человека декларируется как цель и значение адаптации. "В понятие гомеостаза включаются два взаимосвязанных процесса - достижение устойчивого равновесия и саморегуляция. Соответственно адаптационные процессы проявляются как инерционные и приспособительные". Инерционные процессы адаптации, по нашему мнению, связаны с неадекватной ориентацией на старые цели, тогда как приспособительные - с новыми целями в изменившихся условиях. Причем наличие либо отсутствие гомеостаза уже на уровне организма есть психологический маркер адаптированности человека к новым условиям.

Основные выводы о взаимовлиянии болезни и адаптации предполагают наличие механизмов приспособления на двух уровнях. Первый уровень связан с индивидными свойствами человека, которые "преимущественно могут быть объяснены в контексте гомеостатических моделей адаптации, особенно когда речь идет о филогенетически наиболее древних уровнях организации индивида". Однако нельзя отрицать возможность существования индивидных неадаптивных проявлений, которые являются адаптационными на уровне популяции, например генетическую предрасположенность к определенному паттерну поведения.

Как считает В.П. Казначеев, на личностном уровне сосуществуют два типа регуляции поведения: адаптивный и неадаптивный, принципом разделения которых служит соотношение цели и результата активности. Причем индивидуально неадаптивное поведение может рассматриваться как адаптивное на социальном, то есть личностном уровне.

У. Флик также объясняет здоровье с позиций уровней адаптации, предполагая следующий "алгоритм формирования патологии: хроническая психическая травма -» хроническое психическое напряжение дезадаптация -» патологические нарушения". Такой подход опирается на предположение, что "психика - наиболее совершенный и наиболее ранимый аппарат приспособления человека к социальной и экологической среде. При действии на организм чрезвычайных раздражителей, в условиях острого и особенно хронического напряжения данный вид адаптации может нарушаться в первую очередь. В результате существования психосоматических взаимоотношений это приводит к изменениям на более низких уровнях структурно-функциональной организации".

Как связаны телесный и личностный уровни в процессе адаптации? Попытки выявления механизмов их взаимодействия дают противоречивые результаты. Так, А. Элиац выдвинул гипотезу о существовании связи уровня реактивности индивида со стилем саморегуляции, то есть характерным для данного индивида способом регуляции своих взаимоотношений со средой. Согласно этой гипотезе, для индивидов, которым свойственна низкая потребность в стимуляции и высокая реактивность, характерен пассивный стиль саморегуляции - поведение, направленное на устранение рассогласований между субъектом и средой. Простое же приспособление к среде как низкая реактивность требует гораздо большей проявленности актив-. ности человека.

Данная гипотеза проверена Я. Стреляу в эксперименте на 130 мальчиках 15-17 лет. Данный автор определял стиль саморегуляции в трех ситуациях: "1. Приспособление своих целей к реальному положению вещей.

2. Приспособление своих действий к тому, чтобы в новой ситуации существовала возможность достижения целей.

3. Активные действия в ситуации, затрудняющей осуществление целей. Показателем активного стиля саморегуляции считался высокий результат, показанный во всех трех ситуациях, тогда как низкий результат рассматривался как показатель пассивного стиля саморегуляции".

В.А. Петровский обозначил данный феномен "постулатом сообразности". Смысл данного постулата состоит в утверждении, что при анализе тех или иных стремлений человека, "можно как бы взойти к той цели, которая, в

Iконечном счете, движет поведением, каким бы противоречивым и неразумным не представлялись при "поверхностном" наблюдении основанные на ней побуждения и стремления людей". Другими словами, при подобном подходе адаптивность представляет собой тенденцию субъекта к реализации и воспроизведении в деятельности уже имеющихся стремлений, направленных на осуществление тех действий, целесообразность которых была подтверждена предшествующим опытом. Неадаптивность как расхождение в свою очередь представляет противоречие между преследуемой субъектом целью и результатом его активности.

Таким образом, понятие неадаптивности имеет достаточно размытые критерии. Неадаптированность может раскрываться как характеристика личности и как характеристика личностной организации. Данное понятие может выступать синонимом дезадаптации, может иметь отношение к стилям саморегуляции и пр. С нашей точки зрения, во всех случаях необходимо говорить о различных вариантах адаптации, представляющих собой как бы шкалу, на одном конце которой - конструктивное самосохранительное поведение, на другой неконструктивное, саморазрушительное поведение.

Эта позиция активно разработана Ф.З.Меерсоном, который указывал, что фенотипическая адаптация есть ни что иное, как " развивающийся в ходе индивидуальной жизни процесс, в результате которого организм приобретает отсутствовавшую ранее устойчивость к определенному фактору среды и таким образом получает возможность жить в условиях, ранее не совместимых с жизнью, решать задачи, ранее не разрешимые". Понятно, что в фенотипе отсутствует сформированный механизм, готовый на приспособление к любому фактору среды, например, к радиоактивному излучению. Ситуация осложняется тем, что у человека отсутствует физиологический аппарат, с помощью которого он может ощущать данный фактор. Зрение, слух, вкус, тактильные ощущения, запах, движение здесь бессильны.

Ф.З. Меерсон вводит понятие "цена адаптации", выделяя несколько стадий адаптивного процесса. Первая стадия названа срочной адаптацией и характеризуется мобилизацией предсуществующих адаптационных механизмов как гиперфункцией или началом формирования функциональной системы, ответственной за адаптацию. На этой стадии происходят "расточительные и лишь иногда удачные ориентировочные движения,., выраженное увеличение распада структур, резкое увеличение траты стрессорных гормонов и нейроме-диаторов и пр.". "Очевидно, - подчеркивает Ф.З. Меерсон, - что эта совокупность сдвигов по своему значению для организма не ограничивается простым расходом энергии, а сопровождается разрушением и последующей реконструкцией структур, которые составляют суть понятия о "цене адаптации" и вместе с тем главную предпосылку превращения адаптации в болезнь".".

Вторая стадия называется "переход срочной адаптации в долговременную" и представляет собой увеличение мощности всех систем, принимающих участие в адаптации. Главный механизм этой стадии связан с "активацией синтеза нуклеиновых кислот и белков в клетках системы, специфически ответственной за адаптацию". Ф.З.Меерсон указывает, что на данной стадии "стресс-реакция может превращаться из звена адаптации в звено патогенеза и возникают многочисленные стрессорные заболевания - от язвенных повреждений желудка, гипертонии и тяжелых повреждений сердца до возникновения иммунодефицитных состояний и активации бластоматозного роста".

Третья стадия характеризуется наличием системного структурного следа, отсутствием стресс-реакции и совершенным приспособлением. Она названа стадией сформировавшейся долговременной адаптации.

Четвертая стадия истощения не является, по Ф.З.Меерсону, обязательной. На данной стадии "большая нагрузка на системы, доминирующие в процессе адаптации, приводит к чрезмерной гипертрофии их клеток, а в дальнейшем к угнетению синтеза РНК и белка, нарушению обновления структур и изнашиванию с развитием органного и системного склероза".

Основой индивидуальной адаптации к новому фактору, таким образом, служит комплекс структурных изменений, который назван Ф.З.Меерсоном системным структурным следом. Ключевым звеном механизма, обеспечивающего данный процесс, является "существующая в клетках взаимозависимость между функцией и генетическим аппаратом. Через эту взаимосвязь функциональная нагрузка, вызванная действием факторов среды, а также прямое влияние гормонов и медиаторов, приводят к увеличению синтеза нуклеиновых кислот и белков и как следствие, к формированию структурного следа в системах, специфически ответственных за адаптацию организма". К таким системам традиционно относят мембранные структуры клеток, ответственные за передачу информации, ионный транспорт, энергообеспечение. Однако именно радиационное облучение даже менее 1Гр, то есть в диапазоне так называемых "малых доз", приводит к стойким сдвигам в синаптической передаче информации. При этом активно выделяющиеся глюкокортикоиды воздействуют в первую очередь на полисинаптические, а не на олигосинаптические реакции. "Кроме того, - как указывают медики, проводившие клинические исследования ликвидаторов, - у участников аварии диагностируются стойкие сдвиги в гормональном гомеостазе, изменяющие адаптивные реакции организма, соотношение процессов торможения и возбуждения в коре больших полушарий".

Ф.З. Меерсон также отмечает, что в процессе индивидуальной долговременной адаптации, формируемые системные структурные следы "по своему биологическому значению обращены в будущее. Они защищают человека от предстоящих встреч с опасными факторами среды, от повреждений при таких встречах ". Однако " в большинстве случаев арсенал адаптационных реакций, сформировавшихся в ходе индивидуальной адаптации,... реализуется негармонично". Этот процесс напрямую связан, по нашему мнению, с индивидуально-личностными особенностями человека.

Американский исследователь Дж. Вильсон также предположил, что форма реагирования человека на травмирующее событие, а также успешность дальнейшей адаптации к повседневной жизни, зависят не только от самого события, но и от психологических характеристик личности пострадавшего. Этим автором был предложен личностно-средовой подход к объяснению посттравматического стрессового синдрома. Составными компонентами такого подхода являются следующие:

1. Характеристики личности пострадавшего, включая мотивы, черты характера, убеждения, ценностные ориентации, сформированность эмоциональной сферы и т.п.

2. Средовые и ситуационные факторы, состоящие из:

а) характера травмы;

б) структуры травмы;

в) характеристики травматического опыта;

г) характеристики посттравматического социального окружения.

Д.Вильсон считает, что вышеназванные компоненты тесно взаимодействуют между собой. Это и определяет индивидуальную субъективную реакцию человека на травмирующую ситуацию. Например, «реакцией человека с устойчивыми моральными убеждениями в ситуации острого морального конфликта может быть сильный аффективный дистресс, когнитивное искажение своей роли в ситуации, появление чувства вины за случившееся, в результате чего сразу же или через некоторое время после с