Генерал-прокурор А.А Вяземский

КЕМЕРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Городской классический лицей

РЕФЕРАТ

ПО ТЕМЕ:

"Генерал-прокурор А.А Вяземский"

Выполнил: ученик 10 кл. "Г"

Пустовит С.С.

Научный руководитель:

Сафонов Н.А.

Кемерово 1998
НАЧАЛО ВОСХОЖДЕНИЯ

Князь Александр Алексеевич Вяземский, заменивший А. И. Глебова на посту генерал-прокурора, занимал эту должность дольше всех российских прокуроров - почти тридцать лет. Его деятельность не ограничивалась надзором и контролем за отправлением правосудия и организацией работы прокурорской системы, а была весьма разнообразна и временами настолько расширялась, что охватывала все основные отрасли государственного управления. Он пользовался полным доверием Екатерины II и был надежным и верным проводником всех ее идей и новшеств в области государственного устройства и управления, юриспруденции, финансов и др.

А.А. Вяземский родился в 1727 году в семье флотского лейтенанта. Он принадлежал к старинному русскому княжескому роду, начало которому положил внук Владимира Мономаха - князь Ростислав-Михаил Мстиславович Смоленский. Родоначальником же рода Вяземских считается его правнук, князь Андрей Владимирович, прозванный "Долгая рука", который получил в удел Вязьму. Он был убит в битве на реке Калке. От его сына Василия и пошла ветвь рода Вяземских, к которой принадлежал Александр Алексеевич.

Свое образование Вяземский получил в сухопутном кадетском корпусе. В 1747 году двадцатилетним юношей он окончил корпус, получив довольно прочные знания в области математики, фортификации, географии и истории, и в

чине прапорщика был причислен к армии. В его аттестате было отмечено: "Скончал геометрию и регулярную фортификацию, учился иррегулярной с атакою, рисует ландшафты красками хорошо, разумеет и говорит по-немецки, переводит с российского на немецкий язык, нарочито сочиняет немецкие письма по диспозиции и переводит с немецкого на российский язык, учился истории универсальной, географии по гоманским картам и истории специальной новейших времен, фехтует несколько, танцует минуеты".

В этом лаконичном аттестате уже наглядно просматриваются разносторонние дарования молодого князя, позволившие ему в дальнейшем занять и прочно удерживать не одно десятилетие такую высокую должность в Российской империи, какой была должность генерал-прокурора. Природные способности Вяземского полнее проявились благодаря его усидчивости и трудолюбию, честности и искренности. Не всем приближенным к императрице вельможам эти качества были присущи, поэтому неудивительно, что Вяземский имел немало врагов и недругов в среде Высочайшего двора.

В 1756 году началась война с Пруссией, получившая название "семилетней войны". Вместе с русскими войсками, которыми командовал на первых порах Апраксин, Вяземский вступил на прусскую землю. Одержав несколько важных побед над прусскими войсками при Гросс-Эгерсдорфе (1757 г.), Цорндорфе (1758 г.), Кунерсдорфе (1759 г.), русские войска в 1760 году вступили в Берлин.

В этой войне Вяземский не только участвовал в сражениях, но и выполнял специальные, тайные, поручения командования, едва не стоившие ему жизни.

К концу войны он занимал уже довольно высокий чин генерал квартирмейстера и был хорошо известен Екатерине II, которая ценила его работоспособность и честность.

Когда в 1762 году начались серьезные волнения горнозаводских крестьян на Урале, без меры притесняемых владельцами заводов, Екатерина II именно князю Вяземскому поручила труднейшую миссию по их усмирению и улаживанию взаимоотношений с хозяевами. Он возглавил специально созданную для этих целей Следственную комиссию, получив от императрицы практически неограниченные полномочия, которыми он, как надеялась Екатерина II, сумеет распорядиться разумно и осмотрительно, не усугубит положение и не прольет крови. И эти надежды Екатерины II Вяземский полностью оправдал.

В декабре 1762 года Вяземский получил подробнейшее наставление и инструкцию от императрицы по усмирению горнозаводских крестьян и о разборе взаимных жалоб между ними и владельцами.

В инструкции подробно описывалось, когда надо было ему ехать, какие взять на месте свидетельства о заводах и т.п. Вяземскому предлагалось взять с собой "потребное число из губерний канцелярских приказных и сведущих тамошнее общество людей и служителей". Прибыв на место волнений, он обязан был вначале объявить Манифест Екатерины II и выслушать от крестьян жалобы. В инструкции предписывалось сказать крестьянам, что "ежели они не усмирятся и работать того же часа не приступят, то вооружённою рукою к тому приведены будут, а зачинщики их возмущения казнь достойную примут".

Вяземский должен был объявить Манифест и делать увещевания "многократно", привлекая к этому делу офицеров, священников и приказных людей. "Стращатьих не токмо нашим гневом, — отмечалось в инструкции, — но и жестокою казнию". В то же время он должен был действовать "сколько можно простыми внушениями и уговариваниями". "И сие особливо придается на ваше благоразумие и умеренность", — подчеркивалось в инструкции.

Объявив Манифест и выслушав жалобы, Вяземский должен был "взять от крестьян поверенных по их добровольному выбору" или же самому определить "делегатов". Потом взять от поверенных или делегатов все жалобы на утеснения с доказательствами и без "всякого пристрастия, не наклонясь ни на чью сторону, обосторонне исследовать".

Ему предлагалось обратить особое внимание на "прекращение возмущения крестьянского в заводах, к которым большим числом и в дальних расстояниях крестьян приписано", а также на те местности, о которых он больше прослышит "крестьянских предерзостей". Он должен был туда "сам поспешать, не полагаясь ни на кого".

Наряду с усмирением крестьян и прекращением волнений ему предписывалось "рассмотреть состояние заводов, а именно: богатство руды, и в каком они от завода расстоянии, в количестве лесов и в отдаленииих" и т.п.

Вяземский почти год занимался этим делом, но не сумел до конца выполнить возложенную на него трудную миссию, так как был отозван в Петербург. О своих действиях он регулярно докладывал императрице. Она осталась довольна его службой. В апреле 1763 года Екатерина II писала в специальном указе Вяземскому: "Мы ревностью и трудом вашим по сему делу весьма довольны и обнадеживаем вас непременной нашей вам за то благодарностью".

Успешные действия Вяземского по усмирению горнозаводских крестьян, проявленные им при этом сдержанность, гуманность и благоразумие, в сочетании с твердостью, прямотой и решительностью, натолкнули Екатерину II на мысль поставить его во главе прокурорских органов. Она уже давно подумывала о замене генерал-прокурора Глебова, но не было подходящей кандидатуры. Не каждый сановник, приближенный ко Двору, по мнению императрицы, способен был справиться с генерал- прокурорскими обязанностями. Позднее Екатерина II говорила по этому поводу своему статс-секретарю А.В.Храповицкому: "Знаешь ли, что ни из князей Голицыных, ни Долгоруких нельзя сделать генерал-прокурора".

В декабре 1763 года императрица вызвала из Екатеринбурга Вяземского. На его место, для окончания работы следственной комиссии, был определен генерал-майор Александр Ильич Бибиков. Екатерина II предложила ему принять от Вяземского "не только все до той комиссии принадлежащие дела, но и словесные, по новости вашей нужные вам обо всем известия и его наставления".

Бибиков с успехом закончил начатую Вяземским миссию, окончательно привел в повиновение крестьян, проявив при этом большую гуманность. Он также тщательно разобрался и с причинами, вызвавшими волнения, о чем доложил императрице.

3 февраля 1764 года Екатерина II издала указ: "В рассуждение некоторых обстоятельств, касающихся до генерал-прокурора Глебова, повелеваем впредь до указа отправлять генерал-прокурорскую должность генералу и квартирмейстеру князю Александру Вяземскому".

Вяземскому было в то время 37 лет. Это назначение вызвало искреннее удивление у многих приближенных к Высочайшему двору сановников — ведь Вяземский не считался фаворитом императрицы и, по их мнению, не мог рассчитывать на столь высокую должность в государственной иерархии. Генерал-прокурор времен Екатерины II пользовался большим авторитетом и властью.

Граф Н.А. Румянцев с большой долей иронии говаривал Екатерине II по этому случаю: "Ваше Величество делаете чудеса, из обыкновенного квартирмейстера у Вас вышел государственный человек".

Порошин в своем дневнике за 17 ноября 1765 года сделал такую запись: "Никита Иванович Панин изволил долго разговаривать со мною о нынешнем генерал-прокуроре Вяземском и удивляется, как фортуна его в это место поставила; упоминаемо тут было о разных случаях, которые могут оправдать сие удивление".

Но Екатерина II обращала мало внимания на эти разговоры. При выборе генерал-прокурора для нее важнее всего были интересы государства.

"СЕКРЕТНЕЙШЕЕ НАСТАВЛЕНИЕ"

Екатерина II придавала должности генерал-прокурора исключительно важное значение. Выбрав для этого князя Вяземского, она уже не меняла его, всячески поддерживала и только направляла в нужное ей русло деятельность главы прокурорского надзора. В то же время она присматривалась к нему довольно долго и не торопилась утверждать в должности (первые три года Вяземский лишь "исправлял должность" генерал-прокурора). Императрицу не устраивали прежние генерал-прокуроры — ни Трубецкой, ни тем более Глебов. На преданность таких людей она надеяться не могла. Ей нужен был генерал-прокурор, которому она могла полностью доверять.

При вступлении в должность генерал-прокурора Вяземский получил от Екатерины II собственноручно написанное ею "секретнейшее наставление". Это примечательный документ той эпохи. Ни до этого, ни после генерал-прокуроры Российской империи не получали от монархов таких подробных наставлений по всем основным вопросам их деятельности. Причем в нем не очерчивались какие-либо границы его служебных обязанностей, а давались принципиальные установки его взаимоотношений с Сенатом и сенаторами, обращалось внимание на те вопросы, которым он должен был уделить внимание в первую очередь.

Екатерина II со всей откровенностью писала, почему ее не устраивал предшественник Вяземского на посту генерал-прокурора. "Прежнее худое поведение, корыстолюбие, лихоимство и худая вследствие сих свойств репутация, не довольно чистосердечия и искренности против Меня нынешнего генерал-прокурора, — все сие принуждает Меня его сменить, и совершенно помрачает и уничтожает его способность и прилежание к делам; но и то прибавить должно, что немало к тому его несчастию послужило знание и короткое обхождение в его еще молодости с покойным гр. Петром Шуваловым, в руках которого совершенно он находился и напоился принципами, хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для самих их. Все сие производит, что он более к тиомным, нежели к ясьным делам имеет склонность, и часто от Меня в его поведении много было сокровенного, чрез что по мере и Моя доверенность к нему умалялась; а вреднее для общества ничего быть не может, как генерал-прокурор такой, которой к своему Государю совершенного чистосердечия и откровенности не имеет, так как и для него хуже всево не иметь от Государя совершенной доверенности, понеже он по должности своей обязывается сопротивляться наисильнейшим людям, и следовательно власть Государская одна его подпора".

Императрица далее писала, с кем придется иметь дело генерал-прокурору. Она обещала ему свое полное доверие и поддержку, а от него требовала "верности, прилежания и откровенного чистосердечия". "Я весьма люблю правду, — писала она, — и вы можете ея говорить, не боясь ничего и спорить против Меня без всякого опасения, лишь бы только от благо произвело в деле. Я слышу, что вас все почитают за честного человека".

Екатерина II подчеркивала, что она не требует от него "ласкательства", то есть лести и подхалимства, но "единственно чистосердечного обхождения и твердости в делах".

Особое значение императрица придавала взаимоотношению генерал-прокурора и Правительствующего сената. Поэтому она предостерегала Вяземского от опрометчивых решений, от ввязывания в интриги двух противоборствующих в Сенате партий, за которыми она, по ее признанию, "смотрела недреманным оком". "Обе партии стараться будут ныне вас уловить в свою сторону, — наставляла Екатерина II. — Вам не должно уважать ни ту, ни другую сторону, обходиться должно учтиво и беспристрастно, выслушать всякого, имея только единственно пользу отечества и справедливость в виду, и твердыми шагами итти кратчайшим путем к истине. В чем вы будите сумнителен, спроситесь со Мною, и совершенно надейтесь на Бога и на Меня, а Я, видя такое ваше угодное Мне поведение, вас не выдам, вы же чрез выше писанные принципии заслужите почтение у тех и у других, бездельникам будете в страх, а честным людям в покровительство ".

Екатерина II имела все основания быть недовольной деятельностью Сената. В то время там было еще мало порядка, о чем императрица была хорошо осведомлена. Сенат нередко слишком вольно трактовал законы, раздавал без меры вельможам чины и награды, сильно "утеснял" судебные места. Когда одна коллегия, например, высказала в Сенате свое собственное мнение по решаемому вопросу, Сенат объявил ей за такую строптивость выговор. Императрица, узнав об этом, отменила сенатское решение и заявила сенаторам: "Радоваться надлежит, что законы исполняют". Гонения на подчиненные Сенату присутственные места очень беспокоили ее, и она по этому поводу писала, что от "раболепства персон" присутственных мест перед Сенатом "добра ждать не можно". Вяземскому, как генерал-прокурору, надлежало строжайше следить за тем, чтобы Сенат точно исполнял все законы Российской империи. И об этом она писала ему со всей откровенностью: "Сенат же, вышед единожды из своих границ, и ныне с трудом привыкает к порядку, в котором ему надлежит быть. Может быть, что и для любочестия иным членам прежныя примеры прелестны; однако ж, покамесь Я жива, то останемся как долг велит. Российская Империя есть столь обширна, что кроме Самодержавного Государя всякая другая форма правления вредна ей, ибо все прочие медлительнее в изсполнениях и многое множество страстей разных в себе имеет, которыя все к раздроблению власти и силы влекут, нежели одного Государя, имеющего все способы к пресечению всякого вреда и почитая общее добро своим собственным, а другия все, по слову Евангельскому, наемники есть".

В "секретнейшем наставлении" императрица предложила Вяземскому тщательно следить за "циркуляцией денег" в государстве, досконально вникнуть в дело о "выписывании серебра", продумать вопрос об ограничении корчемства, в котором, по ее словам, столько виноватых, что пришлось бы наказывать целые провинции. Она обращает его внимание на трудности, с которыми ему придется столкнуться при управлении Сенатской канцелярией, чтобы "не быть подчиненными обманутым".

Императрицу очень беспокоили недостатки и несовершенство российских законов. По этому поводу она писала Вяземскому: "Законы наши требуют поправления, первое, чтоб все ввести в одну систему, которой и держатся; другое, чтоб отрешить те, которыя оной прекословят; третье, чтоб разделить временныя и на персон данныя от вечных и непременных, о чем уже было помышляемо, но короткость времени Меня к произведению сего в действо еще не допустило".

Эта идея вскоре вылилась в создание Комиссии по составлению проекта нового Уложения, руководство которой было возложено на генерал-прокурора Вяземского.

Наконец, императрица предлагала генерал-прокурору добиться "легчайшим способом", чтобы Малороссия, Лифляндия и Финляндия, которые имели "конфирмованные привилегии", а также Смоленская провинция обрусели и "перестали бы глядеть, как волки к лесу". Она считала, что нарушать предоставленные им привилегии было бы "весьма непристойно, однако же и называть их чужестранными и обходится с ними на таком же основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью".

Один из путей решения этой проблемы, по ее мнению, — избрание "разумных" людей начальниками в тех провинциях.

Этого наставления Вяземский строго придерживался во все время своего генерал-прокурорства, чем и заслужил благосклонность императрицы.

В КОМИССИИ ПО СОСТАВЛЕНИЮ ПРОЕКТА НОВОГО УЛОЖЕНИЯ

14 декабря 1766 года был обнародован Манифест Екатерины II об учреждении Комиссии о сочинении проекта нового Уложения и о созыве для этого со всей империи депутатов от Сената, Синода, всех коллегий и канцелярий, уездов, городов, жителей разных званий и состояний и даже от "кочующих народов". В Манифесте Екатерины II отмечала, что, вникая со всевозможным прилежанием в каждое доходившее до нее дело, она в первые три года своего царствования усмотрела, что существует во многих случаях недостаток узаконений, в других — большое их число, а также "несовершенное различие между непременными и временными" законами и, наконец, несходство старых узаконений с новыми обычаями, что служило постоянным препятствием к правильному течению правосудия. Для отвращения такого состояния она начала готовить Наказ, который должен был служить основанием для проекта нового Уложения. Основная идея нового Уложения должна заключаться в "постановке доброго учреждения внутренних распорядков" и создании новой, лучшей, системы управления.

Придавая важное значение этому делу, Екатерина II лично приехала в Сенат, чтобы объявить Манифест об учреждении Комиссии.

Все подготовительные работы по устройству Комиссии и само ее открытие были возложены на исправлявшего должность генерал-прокурора Вяземского, который был сам выбран депутатом от Москвы. Всех депутатов было выбрано 652 человека.

24 июля 1767 года состоялся именной указ Правительствующему сенату от открытии Комиссии. В тот же день А.А. Вяземский был утвержден в должности генерал-прокурора.

К открытию Комиссии, которое состоялось 30 июля, в Москву съехалось до 460 депутатов. У многих из них в петлицах на золотых цепочках были золотые овальные медали с изображением на одной стороне вензелевого имени Екатерины II, а на другой — пирамиды, увенчанной короной с надписью; "Блаженство каждого и всех", а внизу "1766 года декабря 14-го".

Князь А.А. Вяземский приехал в Чудов монастырь раньше всех и приготовился к встрече императрицы. В комнатах, которые были отведены для депутатов, сенатские экзекуторы указывали депутатам их места и инструктировали о порядке торжественного открытия Комиссии.

Все ждали появления императрицы.

Екатерина II в императорской мантии и малой короне на голове выехала из Головинского дворца в Кремль в десятом часу утра. Проезд ее был величественный и торжественный. Вначале появилась вереница парадных экипажей, в которых находились церемониймейстер, придворные кавалеры великого князя, камер-юнкеры, камергеры, секретарь Государыни, полные генералы и гофмаршалы с жезлами. За ними следовали гоффурьер, камер-лакеи и лакеи. Верхом — ездовые конюхи, ясельничий и полковник. Потом шли скороходы, арапы и придворные гайдуки. Вся процессия разодета была в яркие и богатые придворные ливреи.

Карета, в которой ехала императрица, была запряжена восьмеркой лошадей. Возле кареты гарцевали обер-шталмейстер, генерал-адъютант, шталмейстер и генерал-полицмейстер. За каретой следовал взвод кавалергардов во главе с их шефом графом Григорием Григорьевичем Орловым. Вслед за кавалергардами ехал в карете великий князь Павел Петрович, а уже за ним следовали обер-гофмейстерши, статс-дамы и фрейлины.

Когда императрица прибыла в Успенский собор, началось шествие депутатов. Впереди шел генерал-прокурор с маршальским жезлом. За ним следовали депутаты, по два в ряду, вначале от высших правительственных учреждений и присутственных мест, затем от губерний. В таком порядке они вошли в собор, за исключением тех, кто не исповедовал христианскую веру. Началась Литургия и после нее соборный молебен, который совершил Митрополит Новгородский и депутат от Синода Димитрий. Ему помогали пять архиереев.

После службы депутаты подписали текст присяги и вслед за генерал-прокурором проследовали в Кремлевский дворец. Екатерина II уже сидела на троне. Справа от нее стоял покрытый бархатом стол, а на нем лежали: Наказ Комиссии о составлении проекта нового Уложения, Обряд управления Комиссией и Наказ генерал-прокурору. Митрополит Новгородский Димитрий произнес небольшую речь, после него выступил вице-канцлер князь Голицын.

Затем Екатерина II торжественно вручила Вяземскому Наказ Комиссии, Обряд управления Комиссией и Наказ генерал-прокурору. После этого она уехала. Вяземский объявил депутатам, что они должны собраться на следующий день на первое заседание.

Первое заседание Комиссии состоялось 31 июля. Депутаты начали собираться в Грановитую палату в 7 часов утра; они прохаживались по залам, обменивались первыми впечатлениями. В 10 часов генерал-прокурор Вяземский объявил, чтобы депутаты занимали свои места. Затем он обошел все скамьи, наблюдая, все ли в порядке, и остался доволен. Заседание открылось чтением Обряда управления Комиссией. Документ был довольно длинный, и депутаты стали заметно скучать. Некоторые из них переговаривались, другие — вставали со своих мест. Вяземскому пришлось призвать депутатов к порядку.

После чтения Обряда приступили к выборам маршала, то есть предводителя Комиссии. В числе кандидатов на этот пост были названы граф Иван Орлов, граф Захар Чернышев и Александр Бибиков. Списки с этими кандидатами генерал-прокурор представил Екатерине II. На докладе она 2 августа 1767 года написала: "Как граф Орлов нас просил о увольнении, а граф Чернышев обязан многими делами, то быть предводителем Костромскому депутату Александру Бибикову".

На следующий день генерал-прокурор объявил об этом решении депутатам и торжественно вручил свой жезл депутатскому маршалу Александру Бибикову.

На очередных заседаниях Комиссии состоялось чтение Наказа Екатерины II, других актов, избрание специальных комиссий: Дирекционной, Экспедиционной и Комиссии по разбору депутатских наказов, а также 18 частных комиссий, каждая из которых имела свое определенное назначение.

С избранием маршала обязанности генерал-прокурора по руководству Комиссией не прекратились. Он в равной степени с маршалом сохранял полное влияние на ход ее заседаний. На Вяземского вместе с Бибиковым возлагалось управление Дирекционной комиссией. Когда один из них выполнял свои обязанности в большом собрании Комиссии, другой председательствовал в Дирекционной.

Генерал-прокурору и маршалу было предоставлено также право находиться вместе как в большом собрании, так и в Дирекционной комиссии. В помощь себе как Вяземский, так и Бибиков могли выбрать по четыре человека из числа депутатов (с их согласия). Вяземский избрал себе помощниками графа Федора Орлова, Всеволода Всеволжского и Петра Хитрово.

В непосредственном подчинении генерал-прокурора и маршала Комиссии находились определенные для "письменного производства" лица, назначаемые из числа "способных и доброго поведения дворян". К работе в Комиссии был привлечен, в частности, 23-летний Николай Иванович Новиков, будущий знаменитый русский просветитель и издатель.

Выступавшие со своими мнениями депутаты обращались к маршалу, а в случае его отсутствия — к генерал-прокурору. Всем предписывалось говорить кратко и ясно и с той смелостью, которая необходима для пользы дела. Никому не разрешалось говорить более получаса.

Приезжавшие в столицу губернаторы имели право посещать заседания Комиссии и представлять депутатам свои соображения по лучшему устройству губерний, устранению недостатков и т.п.

В Наказе для генерал-прокурора, который был написан Екатериной II, Вяземскому предлагалось осуществлять особое наблюдение за тем, чтобы "противного разуму, в пунктах наставления содержащемуся, Комиссиею ничего сочинено не было". Генерал-прокурорский Наказ в основном содержал в себе целый ряд понятий теоретического характера. В нем даны объяснения, как их понимала сама императрица: права божественного или святой веры; права церковного (то есть обряда, основанного на вере); права естественного, права народного; права государственного общего и особенного (частного); права гражданского и права домашнего (то есть семейного).

В целях более эффективного наблюдения за работой Комиссии генерал-прокурору Вяземскому предписывалось определить себе четырех "знающих юрисконсультов", которые могли бы при случае "разобрать в собрании встречающиеся по их ведомству случаи и находящиеся в законодательстве противоречия ".

В особенно сложных случаях генерал-прокурору предоставлялось право запрашивать мнения университета, Академии наук и "юриспрудентского класса" кадетского корпуса. "Все сие служить будет для объяснения случаев, — писала Екатерина II в Наказе, — и чтоб из сих материалов, или разобранного, генерал-прокурор мог легко избрать положение, сходственнейшее с пользою империи; понеже юриспруденты не могут многого знать, что генерал-прокурор по своей должности владеет".

Комиссия по составлению проекта нового Уложения работала по 12 января 1769 года. Начиная с декабря 1767 года ее заседания проходили в Петербурге. Всего было проведено 203 заседания.

Комиссией была проведена значительная подготовительная работа по выработке нового Уложения, подготовлены многие законопроекты. Однако свою работу она не завершила. Екатерина II прервала работу Комиссии, ссылаясь на военное время.

18 декабря 1768 года маршал Бибиков объявил на очередном заседании, что Комиссией получен именной указ императрицы, в котором она объявляла, что, по случаю нарушения мира, многие из депутатов, принадлежащие к военному званию, должны отправиться к занимаемым ими по службе местам. В связи с этим Екатерина II повелела, чтобы депутатов, за исключением тех, которые были выбраны в частные комиссии, распустить до тех пор, пока они вновь будут созваны.

Членам частных комиссий предлагалось остаться и продолжить свои занятия. На места членов этих комиссий, отправившихся для прохождения службы в связи с военным временем, предложено выбрать депутатов из большого собрания, которые не подлежали направлению в армию.

Частные комиссии еще некоторое время продолжали работать, однако уже никакого особого влияния на подготовку проекта нового Уложения они не оказывали.

В дальнейшем Комиссия в полном составе так больше никогда и не созывалась.

ДОВЕРЕННЕЙШЕЕ ЛИЦО ИМПЕРАТРИЦЫ

Вступление Вяземского в должность генерал-прокурора совпало со многими важными реформами, проводимыми Екатериной II, Они коснулись как высших государственных органов, так и местных. В своей преобразовательской деятельности императрица рассчитывала опираться на своего генерал-прокурора. Она понимала, что не все, даже самые приближенные к трону сановники полностью одобряют ее политику и стоят за проведение реформ. Поэтому не случайно она писала Вяземскому в "секретнейшем наставлении", что генерал-прокурор должен пользоваться ее "совершенной доверенностью". С его помощью она хотела действовать против "наисильнейших" людей в государстве и Сенате, если бы им вздумалось выйти из дозволенных границ.

В царствование Екатерины II происходит резкое возвышение генерал-прокурора над другими должностными лицами и учреждениями. Он становится гораздо ближе к императрице, чем его предшественники, пускает все более глубокие корни практически во всех сферах деятельности.

Генерал-прокурор получает возможность существенно влиять на законодательную практику и весь ход управления. Екатерина II фактически сделала генерал-прокуратуру самостоятельным органом, действующим не только вместе с Сенатом, как это было ранее, но и помимо Сената.

Разделение Сената на департаменты в 1763 году еще более усилило власть генерал-прокурора. Теперь он стал руководителем целой коллегии обер-прокуроров, находившихся по одному при каждом департаменте (кроме Первого).

Как писал исследователь истории российской прокуратуры А. Градовский, "генерал-прокуратура явилась удачным дополнением личного начала к учреждениям коллегиальным ".

Н.Д. Чечулин также отмечал, что "возможная основательность, разносторонность и беспристрастие решений обеспечивались коллегиальностью обсуждения дел; необходимая быстрота и энергия в исполнении значительно выигрывали от того, что исполнителем являлось одно лицо".

В первые годы после разделения Сената на департаменты генерал-прокурор, кроме общего руководства органами прокуратуры, оставался при Первом департаменте, в котором были сосредоточены все важнейшие дела государственного управления.

Первому департаменту были подведомственны, в частности, дела "государственные и политические", а именно: "ведомости о числе народа", дела по ревизиям душ мужского пола, дела финансовые, в том числе сюда поступали все сведения о доходах и расходах, дела по герольдии, по Синоду, а также по важнейшим коллегиям: камер-, ревизион-, берг-, мануфактур-, коммерц-коллегии, штатс-конторе, по коллегии иностранных дел (с пограничными комиссиями и канцелярией опекунства иностранцев), дела по соляной и банковской конторам, по Тайной экспедиции, по монетному департаменту, по канцелярии конфискации, по магистратам и управлениям разными заводами.

Следовательно, на все решаемые в Сенате дела по этим ведомствам генерал-прокурор мог оказывать прямое влияние.

Генерал-прокурор был основным докладчиком от Сената перед императрицей. Он объявил в Общем собрании Сената все Высочайшие повеления для немедленного их исполнения и каждую неделю представлял Екатерине II копии с этих повелений с отметкой об исполнении.

Сами сенаторы относились к этой обязанности генерал-прокурора очень придирчиво. Сенатор И.В. Лопухин вспоминал такой случай. Из губернского магистрата в Московскую уголовную палату было внесено дело о поддельных векселях. Подозрение пало на двух знатных и богатых купцов, которых суд решил взять под стражу. Однако они скрылись от следствия и приехали в Петербург искать защиты у императрицы. Она приказала взять из Московской уголовной палаты дело для предварительного его рассмотрения. Именной указ об этом объявил в Сенате не Вяземский, а обер-прокурор Гагарин. Сенатор Лопухин категорически возражал против передачи дела, ссылаясь на то, что указ Государыни объявил не сам генерал-прокурор, а его помощник. Но большинство сенаторов все же не решились конфликтовать с прокурорской властью и приняли решение выслать дело в Петербург.

Вяземский, как и все его предшественники, оставался начальником Сенатской канцелярии. Канцелярии же департаментов находились в ведении обер-секретарей, работавших под непосредственным контролем и надзором обер-прокурора.

В канцеляриях, по обыкновению, всегда было много случайных людей, которые с прохладцей относились к службе, привыкли к праздности и безделью. Екатерина II предложила Вяземскому "переменить всех сумнительных и подо зрительных без пощады", что он и сделал. По вопросам более четкой работы канцелярии Вяземский издал свыше 25 приказов, в частности: о хранении служебной тайны, в котором грозил "жесточайшим наказанием" за неисполнение этого требования; о запрещении, под любым предлогом, брать из канцелярии дела на дом (чиновники частенько носили с собой различные дела); о том, чтобы все протоколы и другие документы, подготовленные для сенаторов, предварительно представлялись ему на просмотр (он всегда лично смотрел все эти бумаги). Вяземский вменил в обязанность всем служащим, чтобы они, отлучаясь из своих квартир, говорили домашним, куда идут, "дабы их можно было бы своевременно разыскать".

Помимо решения сложных государственных вопросов, генерал-прокурор был обременен большой текущей канцелярской работой: просмотром бумаг и писем, составлением различных предложений и "ордеров" обер-прокурорам и т.п. Когда вал канцелярщины захлестывал его, он обращался к Екатерине II, и она специальным указом освобождала его от этой работы и разрешала поручить кому-либо из обер-прокуроров ту часть канцелярских дел, которую он найдет возможным передать. Так, когда Вяземский был занят целыми днями в Комиссии по составлению проекта нового Уложения, Екатерина II издала указ, в котором отметила: "дозволить те дела, кои он не столь важными найдет, по рассмотрению своему, препоручить обер-прокурорам Сената, кому он рассудит, а они имеют по тем делам смотрение иметь и исполнение чинить на основании должности своей, его же, генерал-прокурора, о происшествии оных уведомлять".

Указом от 19 сентября 1774 года Екатерина II учредила должность обер-прокурора и при Первом департаменте Сената. С этого времени генерал-прокурор освобождался от текущей канцелярской работы по департаменту. На него было возложено "главное смотрение" в департаментах Сената за делами государственными и "интересными", то есть наиболее важными, а также ведение дел секретных и всех дел по Общему собранию Сената.

Тем не менее влияние генерал-прокурора на дела, рассматриваемые в департаментах, не ослабло. На любой департамент распространялась его власть, которая "в инструкции его предписана". Он имел возможность, "когда заблагорассудит, для дел важных и его объяснений требующих, приезжать в департаменты и в оных присутствовать".

Указ подтверждал сложившуюся практику, по которой все дела от Сената направлялись императрице исключительно через генерал-прокурора. "Поелику генерал-прокурор есть директор сенатской канцелярии, — говорилось в указе, — то все доклады, рапорты и мемории и словом все, что только Нашему, поднесению или докладу из Сената следует, имеет быть к Нам препровождено чрез генерал-прокурора на прежнем основании".

Вяземский мог опротестовать любое решение сенаторов и "остановить" его, передав все дело с сенатским мнением и своим рассуждением на усмотрение императрицы. Однако ему предлагалось в своих донесениях "поступать осторожно и рассмотрительно, дабы кому бесчестия не учинить". В случае неясного или сомнительного дела он обязан был доносить, только посоветовавшись "с кем заблагорассудится". При этом указывалось, чтобы "более недели в том не мешкать". Если же дело было ясное, то генерал-прокурор должен был немедленно доносить.

Широкие полномочия предоставлялись и помощникам генерал-прокурора. Обер-прокуроры вправе были, если находили нужным, даже единогласно принятое департаментом Сената решение "остановить" и перенести рассмотрение этого вопроса в Общее собрание. Здесь уже все зависело от генерал-прокурора, который мог поддержать своего помощника, если считал его действия обоснованными и правильными, либо отклонить его протест.

Вяземский занимался не только делами, относящимися к его должности генерал-прокурора. Постепенно, начиная с середины 60-х годов XVIII века, Екатерина II поручает ему ведение самых разнообразных дел. В 1765 году он был назначен начальником Межевой экспедиции; в 1767 году работает ение самых разнообразных дел. В 1765 году он был назначен начальником Межевой экспедиции; в 1767 году работает в Комиссии по составлению проекта нового Уложения; с 1769 года, на время войны с Турцией, при Высочайшем дворе стал действовать особый Совет, и Вяземский стал его членом. Начиная с 1771 года в руках Вяземского сосредоточилась вся финансовая отчетность по Синоду и губернскому управлению. До 1781 года он исполнял обязанности Государственного казначея и был директором ассиг