Аннотация

Речь присяжного поверенного кн. А. И. Урусова по делу Московского  кредитного общества  на заседании Московской Судебной Палаты с участием сословных представителей, 20 сентября - 4 октября 1899 года


Следует отметить, что в данной речи, также как и в других памятниках судебного красноречия второй половины ХIХ века можно отметить большой боевой настрой оратора. Естественно, что аргументируя свою позицию, А. И. Урусов прибегает к фактам, но препарирует и подносит публике и суду с присущим ему изяществом. Несомненно, что судебный оратор не должен являться в суд с пустыми руками. Изучение дела во всех подробностях, размышление над некоторыми возникающими в нем вопросами, характерные выражения, попадающиеся в показаниях и письменных вещественных доказательствах, числовые данные, специальные названия – все это отражается в многочисленных цитатах, ссылках и числовых примерах, как и в этой речи. По словам Сергееча князь А. И. Урусов по сложным делам набросывал себе план речи или ее схему, располагая на особых таблицах улики и доказательства концентрическими кругами), своего рода vade mecum в лесу разнородных обстоятельств дела.

А. И. Урусов заостряет на особом характере общественной опасности этого дела. «Уголовная сторона дела меня не интересует. Нравственной стороны подсудимых я касаться не буду; я ее не знаю. Но общественное значение дела, причинившего нам ущерб, занимает меня…

Пора обратить внимание суда на реальную сущность практиковавшейся в Кредитном Обществе системы».

Оно близко и понятно нам по прошествии более чем ста лет по недавним крахам пирамид типа МММ. В лице потерпевшего крах кредитного общества, принесшего своим вкладчикам многомиллионные долги, присяжный поверенный обвиняет всю систему, которая позволяла десятки лет существовать этому обману.

В своей речи присяжный поверенный касается нравов, царивших в правлении общества и приведшим к крупным злоупотреблениям. В арсенале махинаторов был подлог, злоупотребление положением. Даже указание министра финансов было правлением проигнорировано. В пересказе А. И. Урусов ситуация предстает животрепещущая. Речь оснащена образами, уместными цитатами, ссылками на источники и является значительным и показательным памятником судебного красноречия русских юристов.



Речь присяжного поверенного кн. А. И. Урусова по делу Московского  кредитного общества. Заседание Московской Судебной Палаты с участием сословных представителей, 20 сентября - 4 октября 1899 года



Гг. Судьи! Гг. Сословные представители! В самом начале судебного заседания защита Шильдбаха предъявила против нас отвод. На основании устава Кредитного общества, говорила защита, не может быть потерпевших кроме самого Общества. Раз действия правления одобрены общим собранием заемщиков, то гражданская ответственность с правления снимается. Недовольные пусть обращаются к суду гражданскому с иском о недействительности такого постановления общего собрания.

Вот как! Значит, по мнению Шильдбаха, нет потерпевших, те полтора миллиона, потерю которого признает сама защита, — не убыток. Члены-заемщики потеряли эти деньги, но искать их не могут. На суде уголовном нет для них права судебной защиты!

Я бы не стал говорить об этом отводе теперь, когда он уже был отвергнут Палатой, если бы он не был для меня интересен как показатель глубокого помутнения сознания подсудимых. Десяток лет безнаказанных злоупотреблений приучил их считать себя выше всякой ответственности. И вот, перед Палатою они приводят против заемщиков те же доводы, которые с такой покорностью вторили порабощенные общие собрания. И здесь, перед судом, они чувствуют себя так же, как в собраниях уполномоченных, точно они заседают в своих директорских креслах!

Если в отношении материальном наши иски ничтожны: что значит полтора миллиона убытков на 156 миллионов облигаций! — меньше процента, то общественное значение дела — громадно.

Однако, мы полагаем, что если есть общее положение закона, что потерпевший может искать убытки с обвиняемого, то не может быть и речи о недопустимости в данном случае гражданского иска. И вот почему, несмотря на ничтожность требований каждого из потерпевших в отдельности, мы настаиваем на них: перед лицом суда нет ни ничтожных, ни значительных исков — он различает только требования справедливые и несправедливые.

Но кроме тех грошей, на которые директора с их генеральскими окладами и министерскими бюджетами смотрят с презрением, у гражданского иска, сказал я, есть и другие основания. Ведь убытки, нанесенные преступлением, не исчерпываются прошедшим. Существует постоянная опасность убытков грядущих, убытков от той азартной игры, в которую превратили директора ипотечный кредит. Генеральный штаб этой кредитной армии здесь, перед судом, но ее кадры, проникнутые традициями ее предводителей, целы и продолжают традиционную деятельность. Кто может поручиться, что все окончилось, что в недалеком будущем не грозят экономические затруднения и ликвидация дел? И так как все члены-заемщики связаны круговою порукою, то у них есть полное основание опасаться наступления момента, когда в этой поруке явится неотложная необходимость. Осуждение гг. Шильдбаха и Герике нанесет, конечно, сильный удар системе, но, может быть, она перенесет его и останется невредимой.

Итак, миллионный убыток в прошедшем угрожает в будущем не только миллионными потерями, но, по заключению ревизии, и ликвидацией. Как ни печальны эти последствия, грозящие Москве еще невиданным крахом, но, можно сказать, что почти ничтожны сравнительно с общественным злом, причиненным заправилами Кредитного общества.

Они извратили выборное начало; они создали пародию самоуправления. Системою долголетнего хищения они развили опасную спекуляцию и самое низкопробное маклачество. Зрелищем безнаказанного прибыльного обмана они развращали массы. Говоря словами достойнейшего гражданина Москвы Митрофана Павловича Щепкина, это была “гибель общественного доверия и общественного достояния.”


Деятельность Кредитного общества, давно ставшая притчей во языцех в Москве, мало чем отличается от истории обыкновенных банковых крахов, — только что здесь крах был предупрежден вовремя. Там болезнь имела более острый характер. Здесь затянулась, стала хронической и, вероятно, неизлечимой. Там злоупотребляли вексельным кредитом, здесь — ипотечным. И вот, путем последовательных злоупотреблений, учреждение ипотечное превратили в банк... ссудно-комиссионный.

Вот, я и думаю: что это за удивительное явление? Кредитное общество нарушает устав на глазах у всех, и не год, не два, — а десятки лет... И ничего! Растут убытки, на руках остаются 2Ѕ миллионов домов, которые разрушаются, продаются за бесценок... И ничего! Обществу грозит ликвидация, правительство встревожено, ревизия по Высочайшему повелению, и все-таки продолжается прежняя история, только прибавляется несколько подлогов. Наконец, предают все правление суду — а они продолжают себе директорствовать, как ни в чем не бывало! Как хотите, это удивительно непонятно.

Чтобы понять такое общественное явление, болезненное, очевидно, и упорное —нужно изучить особые условия организации Кредитного общества.

Нам придется коснуться фактов, исчерпанных уже предшествующими ораторами, из которых представители обвинения разработали фактическую сторону с большим блеском. Но когда двое пишут один ландшафт, получаются две картины. Они представляют одно и то же, а картины выходят все-таки разные. Каждый вносит свой темперамент в дело, свое понимание, свой колорит.

Уголовная сторона дела меня не интересует. Нравственной стороны подсудимых я касаться не буду; я ее не знаю. Но общественное значение дела, причинившего нам ущерб, занимает меня, и вредное, опасное для общества значение деятельности гг. Цветухина, Шильдбаха и Герике представляется мне совершенно ясным.