Ходит месяц над лугами
«Сказки старой бабушки»
Четыре программные пьесы ор. 31, объединенные в цикл «Сказок старой бабушки», снабжены поэтичным эпиграфом: «Иные воспоминания наполовину стерлись в ее памяти, другие не сотрутся никогда». Все пьесы выдержаны в неторопливом темпе с «режиссерскими» ремарками автора: напевно, не волнуясь, очень спокойно, с наибольшей степенью нежности и т. д. Мелодический строй всех четырех пьес близок народно русской песенности, но своеобразный изыск гармонии, то сурово архаичной, то утонченно хроматизированной, всюду выдает индивидуальную манеру автора — с его склонностью к задушевности и отзвуками «страшных» повествований.
Все «Сказки» трехчастны и заключают в себе выразительные контрасты. В первой сказке добродушно-суетливая стаккатная музыка, словно рисующая внешний портрет «старой бабушки», сменяется угловато-жуткой темой фантастического склада. Трогательна вторая сказка, пленяющая нежной печалью напевной мелодии и хрупкостью тембров. Это одна из наиболее сердечных страниц прокофьевской лирики.
Ярко изобразительна третья пьеса, напоминающая волшебную картинку. Ее начальная тема, с тяжеловатым стаккато басов, вероятно, навеяна музыкой «Быдла» из «Картинок с выставки». И, наконец, в четвертой сказке привлекает неожиданное сопоставление протяжной песни и изобразительной скерцозности.
Музыка «Сказок старой бабушки» многими нитями связана с характеристичностью «Картинок с выставки» Мусоргского и волшебных миниатюр Лядова. Как и в некоторых «Мимолетностях», в них ярко представлен фортепианный стиль молодого Прокофьева. Б. В. Асафьев охарактеризовал этот стиль, как «преодоление виртуозного орнамента ради орнамента и гармонической тяжеловесной компактности»[9].
Не менее типичны для его фортепианного стиля и четыре танцевальные пьесы ор. 32. Лучшие из них — знаменитый Гавот fis-moll и Менуэт — относятся к линии прокофьевского «классицизма», слегка окрашенного добродушной иронией. В среднем разделе Гавота вновь слышится русская напевность, близкая стилю «Сказок старой бабушки».
Журнал «К новым берегам» в 1923 году приветствовал «Сказки старой бабушки», сразу вошедшие в репертуар советских пианистов: «Можно почти безошибочно предсказать, что через десять лет в каждом, даже самом небольшом провинциальном городе, где только найдется фортепиано, будут играть эти «Сказки» и восхищаться ими»[10].