Чувственные аргументы
Этические аргументы
Логические доказательства
Искусственные доказательства
Естественные доказательства
АРГУМЕНТЫ
(свидетельские показания, документы, заключения экспертов)
(логос, собственно аргументы)
(этос, «нравы»)
(пафос, «страсти»)
Аргументы по существу (ad rem)
Аргументы к человеку (ad hominem)
Естественные доказательства
Основная задача, которую любой оратор решает при помощи естественных доказательств, состоит ввыяснении того, имел ли место тот или иной факт. Хотя это может быть установлено и на основании косвенных признаков при помощи умозаключений, естественные доказательства обладают большим весом, поскольку позволяют построить более достоверную картину.
Основные источники естественных доказательств — это свидетельства очевидцев и документы. Границу между ними установить достаточно сложно, поскольку нередко свидетельства фиксируются в документах, а письменные источники (например, воспоминания) не всегда могут рассматриваться как документы вюридическом и административном смысле этого слова.
1. Свидетельства— утверждения людей, которые присутствовали при событии или неподалеку и обладают какой-либо информацией, имеющей значение с точки зрения установления действительного развития ситуации. Обычно свидетельские показания касаются того, что люди видели, однако речь может идти и о том, что люди слышали или ощущали, а также о том, что они узнали из уст непосредственных участников или очевидцев сразу после событий. С точки зрения субъекта свидетельства можно разделить на четыре группы.
а) Собственные восприятия аудитории.Это едва ли не самый «надежный» вид естественных доказательств, поскольку человек обычно доверяет своим собственным чувствам.
б) Свидетельства других людей. Естественные доказательства этой разновидности наиболее действенны, если человек, на опыт которого ссылается оратор, с точки зрения аудитории заслуживает доверия, то есть не может стать объектом аргумента к человеку (см. соответствующий раздел).
Обращение к свидетельствам других людей обязательно тогда, когда речь идет о событиях прошлого, которые не могли видеть ни аудитория, ни оратор. В этом случае при подготовке речи оратор обращается к источникам (воспоминаниям, дневникам, документам), по которым восстанавливает ход и обстоятельства событий.
в) Свидетельства самого оратора. Использование этой разновидности доказательств естественно в том случае, если говорящий выступает в качестве свидетеля, который дает показания, то есть в ситуации судебного разбирательства. Однако есть и другие случаи, когда оратор может ссылаться на собственный опыт.
г) Ссылки на общезначимый опыт, который имеет (или мог бы иметь) любой человек. Такое знание далеко не всегда опирается на опыт, оно может быть получено человеком от других людей. Например, суждения «Крапива жжется» и «Собака кусается» не нуждаются в каком-то специальном подтверждении: любой человек, даже если он не имел возможности проверить истинность этих утверждений, что называется, «на собственной шкуре», знает случаи, когда крапива обжигала, а собака кусала кого-либо. К этой же категории можно отнести и такие утверждения, которые не соотносятся непосредственно с опытом слушателей, однако косвенно могут быть выведены из их сходного опыта.
Можно дать одну рекомендацию относительно того, как следует «подавать» свидетельства. Оратор должен стремиться к тому, чтобы его описание содержало много деталей и было ярким, возможно, образным. Такая подача свидетельств нередко помогает компенсировать их недостаточность. Если оратор сумеет нарисовать картину, которую аудитория сможет ясно себе представить, задачу можно считать достигнутой. При этом описание может содержать детали, которые не касаются существа дела, и, возможно, даже являются вымышленными. В любом случае необходимо сделать так, чтобы описание было психологически убедительным. Оратор должен занять позицию наблюдателя, свидетеля событий и описать их так, как будто они стоят у него перед глазами.
Эффективным нередко оказывается и обращение к внутренним переживаниям, которые оратор как бы реконструирует в речи, рассуждая о мотивах, намерениях и чувствах участника событий. Особенно эффективным это оказывается в рамках судебного разбирательства, хотя может использоваться и в других ситуациях.
Приведем в качестве примера фрагмент из речи известного русского адвоката В. Д. Спасовича, произнесенной в связи с делом Дементьева, который, будучи военным, отказался исполнять приказание поручика и оскорбил его. Обратите внимание на фрагменты, выделенные жирным шрифтом, на их языковые особенности (в частности, на использование настоящего времени, позволяющего представить события как происходящие перед глазами) и позицию наблюдателя-очевидца, которую они отражают. Существенно, что адвокат не был свидетелем этих событий, однако, опираясь на показания других людей, представляет их так, как если бы видел своими глазами.
«На улице Малой Дворянской есть большой дом, занимаемый внизу простонародьем; бельэтаж занимает Данилова и другие жильцы, затем в мезонине живет Дементьев с женой и дочерью. У Даниловой есть собака, большая и злая. Из приговора мирового судьи видно, что она бросалась на детей и пугала их. 5 апреля настоящего года эта собака ужаснейшим образом испугала малолетнюю дочь Дементьева, которую отец страстно любит, ради которой он променял свою свободу на военную дисциплину. Девочка шла с лестницы по поручению родителей; собака напала на нее, стала хватать ее за пятки. Малолетка испугалась, закусила губу в кровь и с криком, бросилась бежать. На крик дочери отец выбежал в чем был, в рубашке, в панталонах, в сапогах, не было только сюртука.Он простой человек, он нижний чин, ему часто случалось ходить таким образом и на дворе, и в лавочку. А тут рассуждать некогда, собака могла быть бешеная. Собаку втаскивают в квартиру, он идет за ней, входит в переднюю и заявляет: «Как вам не стыдно держать такую собаку».
2. Документы — письменные источники, на основании которых можно восстановить ход событий. Документы могут быть источниками естественных доказательств как непосредственно, так и косвенно. В первом случае документы содержат прямые подтверждения и обычно создаются именно для подтверждения (примером в данном случае может служить стенограмма показаний свидетеля, справка врача или заключение эксперта). Такие документы оратор может использовать как в виде цитат, так и при реконструкции событий, при создании яркой и психологически достоверной картины, которая предъявляется аудитории.
Косвенно документы подтверждают то, что события имели или не имели места, в том случае, если они являются уликами.
А). Логические аргументы (логос)
Аристотель выделял два основных способа риторического доказательства, основанного на логосе: силлогизм и наведение. Силлогизм— это доказательство, при котором частное положение доказывается при помощи общих положений. Наведение— это такое доказательство, в котором общее положение доказывается при помощи частных положений. Именно на это деление мы и будем опираться в дальнейшем.
В современных книгах по риторике, теории аргументации и логике это деление обычно отождествляется с противопоставлением индукции и дедукции. Под индукциейв этом случае понимают метод доказательства, который основан на переходе от частного (единичных фактов) к общему (общим утверждениям). Индукция в науке не дает точного, достоверного доказательства, поскольку ведет только к вероятным заключениям. И действительно, делая на основании единичных фактов вывод о том, что все лебеди белые, мы можем ошибаться, поскольку любой лебедь другого цвета будет достаточным основанием для того, чтобы опровергнуть наш вывод.
Дедукция — это метод доказательства, основанный на переходе от общего к частному. В качестве общего при дедукции выступают суждения, которые считаются истинными (то есть являются аксиомами) либо были доказаны другими способами (то есть являются теоремами). В отличие от индукции, дедукция способна давать полностью достоверные, истинные суждения (естественно, если она опирается на истинные посылки).
В отождествлении силлогизмов и наведения с дедукцией и индукцией соответственно есть много справедливого. В то же время это отождествление не является совершенно точным. Фактически риторические понятия в этом случае подменяются понятиями логики и методологии научного познания. В чем же заключается сущность этой подмены?
1. Дедукция и индукция связаны с истинным знанием, тогда как риторика оперирует тем, что имеет лишь вероятностный и правдоподобный характер; наука ориентируется на истину, а риторика — на мнение. Поэтому представляется закономерным, что риторику нельзя подчинять законам научного познания, так как между ними имеются не только сходства, но и различия.
Конечно, и в науке имеются риторические аргументы, многое в теориях и концепциях предполагает не точное знание, а веру и убеждения. Особенно очевидно это стало в XX веке, когда были высказаны самые убийственные доводы, направленные против убеждения в абсолютной объективности науки, а события доказали, что ученые не могут занимать отстраненную, ценностно независимую позицию. Тем не менее, как показали недавние исследования в рамках социологии науки, для функционирования научного сообщества жизненно необходимой является предпосылка о принципиальной познаваемости мира и возможности проверки этого знания. В риторической же коммуникации она не является необходимой, ссылка на науку — это лишь одна из форм «аргумента к авторитету», который является далеко не единственным типом аргументов.
2. Аристотеля по праву считают ученым, который создал и обосновал дедукцию как особый метод познания. При этом справедливо утверждение, что индукция как метод познания, отличающийся от дедукции, была открыта только в Новое время Фрэнсисом Бэконом, и произошло это в рамках полемики с античной традицией, которая до того момента воспринималась как единственно достоверная. Бэкон описал этот метод в своей работе «Новый Органон» (1620). Уже одно это название полемично, поскольку Аристотелю принадлежит труд «Органон», в котором он рассуждает о механизмах познания. Добавляя к этому названию слово «новый», Бэкон подчеркивает то, что он предлагает качественно новое средство познания. «Странствующий рыцарь без дамы. — это все равно что дерево без листьев, здание без фундамента или же тень без тела, которое ее отбрасывает» (Сервантес, «Дон-Кихот» ).
Эта аналогия в целом указывает на то, что странствующий рыцарь не может существовать без дамы, которой он должен посвящать свои подвиги. Каждая из аналогий при этом указывает на разные аспекты связи, существующей между рыцарем и дамы. Аналогия с деревом без листьев навевает скорее идею недостаточности и безжизненности, тогда как сравнение со зданием без фундамента или с тенью без тела отсылает к невозможности существования или, по крайней мере, к призрачности, непрочности такого существования. В подобных случаях образная составляющая аналогии очень велика, а потому речь здесь идет уже не о структурировании действительности, а о передаче самой общей оценки того, о чем идет речь. И еще один пример:.
«Доказательства, говорит Ролен, в слове суть то же, что кости и жилы в теле. Круглость, белизна, живость членов составляют красоту тела, но не силу и твердость» (М. Сперанский, Правила высшего красноречия). В этом примере благодаря аналогии автору удается продемонстрировать, показать ту функцию, которую играют аргументы в речи. По-видимому, можно смело говорить о том, что любые рассуждения о важности аргументации не будут настолько же показательны и убедительны, как использование этой аналогии. А все дело в том, что тело мы не можем представить себе без костей и жил (хотя нередко без труда представляем себе речь без аргументов).
Б) Аргументы к этосу («нравы»)
Как уже указывалось, этос в риторике — это источник убеждения, связанный с личностью оратора. Аристотель так охарактеризовал этот аспект в «Риторике»: «[Доказательство достигается] с помощью нравственного характера [говорящего] в том случае, когда речь произносится так, что внушает доверие к человеку, ее произносящему, потому что вообще мы более и скорее верим людям хорошим, в тех же случаях, когда нет ничего ясного и где есть место колебанию, — и подавно».
Любая демонстрация своих качеств с этой точки зрения оказывается аргументом к этосу:
«Верю я, глубоко верю, что сегодняшний день в летописях русского правосудия не будет днем, за который покраснеет общество, разбитое в своей надежде на господство правды в русском суде. Верю я, что вы скажете сегодня: «Молчи, закон, настало время благодати!» Верю я, что те экономические лишения, те нравственные мучения, в которых протекли годы жизни люторических крестьян, сегодня достигли своего предела...» (Ф. Н. Плевако).
Данный фрагмент из речи Ф. Н. Плевако в защиту люторических крестьян достаточно сложен с точки зрения своей риторической функции, поскольку содержит самые разные компоненты. Обратим в данном контексте внимание лишь на то, что оратор демонстрирует свою убежденность в необходимости оправдательного решения, которая тем самым указывает на его веру в общечеловеческие ценности. Человек же, который открыто заявляет о своей приверженности к общечеловеческим ценностям, неизбежно вызывает расположение. Усиливается аргумент к этосу в данном случае при помощи повтора слова «верю», то есть особой фигуры (см. лекцию «Элокуция»).
Из данного понимания этоса вытекает такое важное требование к оратору, как честность и последовательность. Оратор должен иметь цельную личность (или, как сказали бы сейчас, должен быть конгруэнтным). А это означает, что его слова должны, согласовываться с его поступками. Оратор, который намеренно лжет или непоследователен в выражаемой им точке зрения, вряд ли сможет добиться понимания-и принятия аудитории.
Впрочем, дело не только в том, что оратор должен быть образцом. Аристотель указывает, что в действительности мнение об ораторе, сложившееся вне ситуации произнесения речи, не имеет такого же значения, как само содержание речи и ее произнесение. Аргументы к этосу — это в первую очередь аргументы, которые вытекают из того, что и как говорит оратор.
Ядро аргументов к этосу составляют аргументы к человеку.Их сущность состоит в том, что оратор, стремясь поставить под сомнение положения, выдвинутые противоположной стороной, «атакует» не эти положения, а тех людей, которые их выдвигают или придерживаются. Основная задача при использовании аргументов к человеку состоит в том, чтобы показать несостоятельность противоположной стороны, ее неспособность утверждать то, что она утверждает.
Приведем пример, который прояснит сущность этой разновидности аргументов. В комедии Бомарше «Фигаро» главный герой на основании предъявленного ему списка добродетелей, которые должны иметься у хорошего слуги, дает резонный ответ: «Судя по добродетелям, требуемым от слуги, Ваше сиятельство, много ли есть господ, достойных стать слугами?»
В этом случае Фигаро обращает требования на самого говорящего (и, конечно, на тех людей, которые занимают аналогичное социальное положение и придерживаются тех же взглядов). Дополнительным фактором, делающим этот аргумент более эффективным, являются вопросительная форма и обобщение, при котором речь идет нео говорящем и слушателе, а о слугах и господах. Тем неменее ядром в приведенной реплике является именно аргумент к человеку, который более явно можно сформулировать так: «Как вы можете требовать от меня и мне подобных добродетелей, которыми вы сами не обладаете?» Известный русский юрист Ф. Н. Плевако выиграл дело о священнике, укравшем белье, благодаря фразе: «Он столько раз отпускал вам ваши куда более серьезные грехи, неужели вы, господа присяжные заседатели, не отпустите ему этот маленький грех?» В этой фразе Плевако, естественно, концентрирует внимание не на недостатках обвинения или присяжных. Однако принцип аргументов к человеку здесь сохраняется: деятели и лица, испытывающие действие, меняются местами, а отказ признать невиновность обвиняемого расценивается как отказ следовать принципам, которым сам обвиняемый всегда следовал.
В риторике различают три основных разновидности аргументов к человеку:
а) прямая атака на личность — вариант аргумента к человеку, при котором оппонент ставит под сомнение интеллектуальные способности оратора, его моральные качества или осведомленность;
б) опосредованная атака на личность — вариант аргумента к человеку, при котором оппонент указывает, что отстаиваемая точка зрения непосредственно представляет частные интересы оппонента, а потому ее нельзя считать непредвзятой;
в) tu quoque (и ты тоже) — вариант аргумента к человеку, при котором оппонент указывает на то, что действия или слова оратора отличаются от того, что он делал или говорил раньше.
Что же может ставиться под сомнение в рамках аргумента к человеку?
1. Честность. Если человек хотя бы раз солгал и это стало известно, его можно заподозрить в том, что он делает это и в настоящий момент. Именно поэтому оратор должен избегать «двойных стандартов» — положений, которые он готов применять лишь к некоторым ситуациям и людям, но не хочет признавать их применимость к другим людям (например, к себе).
2. Способность к суждению, познавательная способность, компетентность. Очень эффективная разновидность аргументов к человеку состоит в том, что оратор Доказывает неспособность противоположной стороны логически и последовательно рассуждать и при этом опирается на явные ошибки в рассуждениях, допущенные противоположной стороной. Так же эффективно и указание на то, что оппонент не может выносить суждения по поводу какого-то предмета, поскольку не является специалистом в этой области.
Пример(Хазагеров).В зале ахнули. Миллион рублей! Неслыханная цифра! Реплика прокурора тотчас обернулась против него.
— Да, я получил миллион, — спокойно ответил защитник. — Значит, так дорого ценятся мои слова! А теперь посчитаем, сколько стоят слова прокурора... В год прокурор получает три тысячи шестьсот рублей, — высчитывал вслух «добродушный» адвокат, — в месяц — триста, стало быть, в день, в том числе и сегодняшний день, — рублей десять. Произносил прокурор свою речь сегодня три часа,сказал за свои десять рублей 45 тысяч слов. Сколько же стоит слово прокурора?
Вытянувшись, Пассовер крикнул:
— Грош, цена слову прокурора!»
Естественно, в этом случае аргумент к человеку не связан с существом дела, прокурор и адвокат используют его для того, чтобы одержать верх в споре, доказать свое превосходство. Можно ставить под сомнение правомерность подобного использования аргумента к человеку (хотя в действительности адвокат использовал это средство в ответ на действия прокурора). Однако и это может быть крайне полезным. По крайней мере, последняя фраза адвоката просто подводит своеобразный итог слушания, указывает на то, что адвокат обоснованно считает себя победителем, поскольку все аргументы обвинения опровергнуты. Это действительно так, и аргумент к человеку, используемый адвокатом, как бы «вступает в резонанс» с тезисом его речи и прекрасным, остроумным и действенным доказательством этого тезиса.
Из всего сказанного вытекает важное следствие для оратора. Верьте в то, что вы говорите (или говорите о том, во что верите), ведите себя достойно, получайте удовольствие от написания речи и ее произнесения — и тогда можно быть уверенным, что у вас будет меньше проблем с аудиторией.
Аргументы к пафосу («страсти»)
«Страсти» традиционно соотносились с чувствами, которые испытывает аудитория. Фактически все эти аргументы можно свести к таким парам, как любовь и агрессия, удовольствие и неудовольствие (и даже, если выражаться терминами Фрейда, к паре «Эрос и Танатос»). Из двух противоположностей — желательного и нежелательного — нетрудно вывести все остальные чувства.
Используя этот аргумент, оратор строит свою речь таким образом, чтобы вызвать у аудитории чувства, которые необходимы для достижения стоящих перед ним целей. Естественно, нельзя исключить того, что оратор при помощи своей речи будет манипулировать аудиторией. Однако в нормальном случае оратор при помощи аргументов к пафосу стремится выразить свою позицию, заразить ей аудиторию и тем самым подтолкнуть ее к тому, I чтобы она изменила свое мнение или совершила какие-то действия.
Принципиально важно, что доводы к пафосу — это в I первую очередь аргументы, которые так или иначе затрагивают личные интересы людей, составляющих аудиторию. Эта связь с личными интересами может быть как непосредственной, когда оратор говорит о том, что напрямую касается аудитории, так и опосредованной, основанной на способности человека представлять себе переживания других людей.
Существует два основания для классификации аргументов к пафосу. Во-первых, это те чувства, которые стремится вызвать оратор; во-вторых, это объект, на который направлены эти чувства.
1. С точки зрения чувств, которые стремится вызвать оратор, можно выделить два типа аргументов к пафосу:
а) аргументы к обещанию: в этом случае оратор ссылается на нечто желательное и рассматриваемое как хорошее. Например, оратор может доказывать необходимость качественной работы тем, что человек, который хорошо работает, получает целый ряд преимуществ (его могут премировать, повысить по должности, ему легче найти новую работу, он пользуется уважением у коллег ит. д.);
б) аргументы к угрозе: в этом случае оратор указывает на нечто нежелательное, оцениваемое как плохое, связанное с неудовольствием; может быть, и угроза наказания.
В риторике выработано несколько советов относительно использования аргументов к пафосу.
1 Использовать этот тип аргументации в конце речи.
2.Аргументы к пафосу целесообразно использовать только в тех речах, которые посвящены потенциально «патетическим» объектам и проблемам.
3. Излишняя чувствительность так же неуместна, как и сухость.