Неупорядоченность лексики, морфологии и синтаксиса
Переходный характер Петровской эпохи обусловил пестроту состава языка и противоречивость явлений в нем, особенно в области лексики.
В речи и в текстах книжные церковнославянские слова и формы свободно сочетались с единицами русского или западноевропейского происхождения, что позже стало восприниматься как пестрота и стилистическая неупорядоченность.
В правописании также царили пестрота и неупорядоченность: одни авторы следовали фонетическому принципу, другие – традиционному: # огород и агорот, солдат и салдат, рассказ и разсказ; у некоторых авторов проявлялась своя манера в употреблении знаков препинания.
Следствием всех отмеченных процессов в области словарного состава (словопроизводства; вхождения народно-разговорных слов: просторечных, диалектных; сохранения значительного количества церковнославянизмов; обильного потока заимствований) явилось появление многообразных синонимов, вариантов, дублетов и лексических параллелей, употребляемых нередко безо всякой дифференциации: # виктория – победа; календарь – месяцеслов – часовник; лазутчик – соглядатель – шпион; мучитель – палач – спекулятор; плоскость – поверхность – площадь – верховность – ровность. Сталкивались и словообразовательные варианты, и синонимы церковнославянского, русского и иноязычного происхождения: # возглавие – подушка, конура – пещера, оковрач – очник – окулист. Образовывались различные вариантно-синонимические ряды, состоящие из простонародных и общеупотребительных, просторечных и книжных, высоких и низких слов и вместе с тем включающие богатую словообразовательную вариантность.
Такое смешение разноязычных и разностильных элементов свидетельствовало об отсутствии устойчивых норм в области лексики и словоупотребления. Потребность в стилистической дифференциации слов и выражений, в нормализации словоупотребления становилась все более ощутимой.
В одном тексте могли сталкиваться три группы языковых элементов: (1) русские книжные слова и формы слов; (2) единицы живой русской разговорной речи; (3) иноязычная лексика. В текстах художественной литературы и публицистики, в эпистолярном наследии Петровской эпохи употреблялись традиционные книжные средства выражения, слова и словосочетания, бытующие в устном народном творчестве, и новые слова и словосочетания. Все это наряду с языковой пестротой, обусловленной столкновением в одном тексте старых и новых, русских и иноязычных, книжных и разговорных языковых элементов, создавало стилистическую пестроту.
В светских переводных повестях и драмах Петровской эпохи впервые находим элементы галантной речи, формулы вежливости, согласно которым при обращении к одному собеседнику употребляются формы местоимений вы, ваш и глаголы в форме множественного числа. Наряду с галантной формой вежливости в интимных диалогах персонажей употребляются местоимения ты, твой и глаголы в форме единственного числа, что было свойственно обиходно-бытовой речи, устной народно-поэтической речи и традиционно-книжной русской манере письма. Подобное сочетание двух форм обращения было свойственно и эпистолярной манере письма начала XVIII в., в том числе и письмам Петра I к жене Екатерине. Обязательные в переписке XVII в. формы самоуничижения и предельного восхваления и возвеличивания адресата сменяются европеизированным обращением.
В числе светских повестей Петровской эпохи были: «История о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии», «История об Александре, российском дворянине», «История о португальской королевне Анне и о гишпанском королевиче Александре», «История о некоем шляхетском сыне», «Повесть о гишпанском дворянине Карле и сестре его Софии», «История о гишпанском королевиче принце Дикароне и о французской принцессе Елизавете».
В «Истории о Василии Кориотском» причудливо перемешиваются элементы народно-поэтической речи и просторечия (# удалой молодец, братцы-молодцы, стежка, тын), типично приказные элементы, иностранные заимствования (# маршировать, фортуна, кавалер, ария, вексель, фундамент, персона, квартиры) и традиционные славянизмы (# живяше, рече, прииде, лепообразие, возревновах, аз).
В светских жанрах литературы получил развитие своеобразный «галантный» стиль, тяготеющий к щеголеватости, изысканности, замысловатости выражения, к светскости и «галантерейности», что ярко обнаруживается в области фразеологии.
В области морфологиинаблюдается та же пестрота в использовании старых, книжных форм и новых, привлекаемых из живой русской речи в письменную. Морфологическая система языка, как известно, не реагирует на общественные изменения так непосредственно, как лексическая. Морфологическая система сложилась в основном еще раньше и была более устойчивой. Однако в Петровскую эпоху в литературном употреблении наряду с новыми формами, пришедшими главным образом из живой, разговорной речи, нередко встречаются старые русские книжные формы и формы церковнославянского языка.
I. У имен существительных:
1. Продолжает употребляться имен. пад. мн. ч. на «-и» с переходным смягчением в основе (# брези, монаси, священницы), однако все чаще стали употребляться формы без переходного смягчения (# монахи, священники) и с новым окончанием «-а» (# берега, бока, дома).
2. Вин. пад. одушевленных существительных изредка употребляется в форме, совпадающей с именительным падежом (# водить лошади).
3. Форма дат. пад. мн. ч. на «-ом / -ем» употребляется наряду с новой формой на «-ам / -ям» (# отослал раскольником).
4. Твор. пад. допускает форму типа корабль с парусы, которая активно вытесняется новой формой на «-ами».
5. В пред. пад. мн. ч. используются формы на «-ех» (# в городех, в походех).
6. В одном тексте возможно употребление обращения, выраженного формами имен. и зват. пад. имени существительного.
II. У местоимений:
1. Форма род. пад. ед. ч. личных и возвратных местоимений мене, тебе, себе постепенно вытесняется новой формой меня, тебя, себя.
2. У местоименных прилагательных форма на «-ый» соседствует с новой, разговорной формой на «-ой» (# жестяный – жестяной, великий – великой, огромный – огромной).
III. У глаголов:
1. Изредка используются формы аориста и имперфекта: # несе, рече, нача и несяше, разбивашася, утопаша.
2. Употребляются формы 2-го л. ед. ч. на «-ши» и 3-го л. на «-ть»: # твориши, творить.
3. В инфинитиве сохраняется безударное «-ти»: # жити, просити.
IV. У причастий:
1. Широко используются церковнославянские причастия настоящего и прошедшего времени действительного залога с суффиксами «-ащ / -ящ», «-ущ / -ющ», на «-ший», «-вший»: # всемогущий, живущий, минувший, приключившийся, прошедший.
По традиции употреблялись старые полные формы русских причастий действительного залога на «-ай / -яй»: # имеяй.
2. Используются деепричастия наст. вр. на «-а / -я», «-в», «-вши» наряду со старыми русскими на «-учи / -ючи», «-ачи / -ячи»: # играя, неся, слыша и играючи.
V. В области служебных слов:
Использовались архаичные предлоги деля, опричь, промеж; союзы и союзные слова аще, буде, кой, оттуду, отсюду, колико, толико, поелику, понеже, токмо, яко, которые вытесняются новыми русскими ежели, если, постольку, потому что, что, как, который, оттуда, отсюда, сколько, только.
В синтаксисе мы также встречаемся с борьбой нового со старым, архаичным и церковнославянским в употреблении частей речи, в связи их форм:
1. В сочетании слов встречается старинный повтор предлогов при определении и определяемом (# подковы с гладкими с двумя шипами).
2. Иногда предлоги употребляются после управляемых ими слов (# корабль как ярых волн среди).
3. Средства связи слов при сочетании их еще не получили четкого разграничения, например, присоединение выражается по-старому: союзом и вместе с предлогом с (# И от цесаря Василий и с королевной к адмиралу на корабли поехали).
4. Значение принадлежности также еще продолжает выражаться по-старому – формой притяжательного прилагательного – наряду с формой род. пад. существительного (# Марсово течение, Сатурново кольцо).
5. Продолжает употребляться оборот дательный самостоятельный (# Потом стоящу ему на острове, много мысляще и осмотряюще…).
6. Употребляются самостоятельные деепричастные обороты, не согласованные по смыслу с глагольным сказуемым и подлежащим (# Не успев Тит растворить уст, Тростим дивится искусной речи его).
7. В книжной речи употребляется связка есть в составе сказуемого, которая в живой речи не используется (# Необходимо есть знать законы гражданские и воинские своего отечества).
8. Из русской разговорной речи заимствуется «творительный предикативный» вместо старого «именительного предикативного» (# Деньги суть артериею войны). А при выражении прошедшего времени он становится обязательным (# Он царем был). Это свидетельствует об усовершенствовании синтаксиса на народной русской основе.
9. Развиваются обособленные синтаксические конструкции с причастиями и деепричастиями; сочетания с предлогами кроме, сверх; появляются новые вводные слова и словосочетания итак, наверное, конечно, правильнее сказать, по большей вероятности, по достоверным известиям – прежде всего в научных и учебных текстах.
10. В конструкциях сложных предложений заметны определенные сдвиги в сторону более строгой центростремительной организации фразы, увеличения подчинительных структур. Однако сохранились еще и архаические структуры:
а) в подчинительных конструкциях встречается старинное употребление придаточных с союзными словами что, который впереди главного (# И на котором кораблю был Василий, и оный корабль волнами разбит);
б) архаическое повторение определяемого имени при относительных словах который, какой (# В Риме есть библиотеки изрядныя во многих местах, в которых библиотеках множество всяких книг…).
Вместе с тем развиваются и закрепляются новые формы синтаксической связи – присоединение и пояснение, для выражения которых используются новые союзы то есть, а именно, что и.