Жизненный путь

МИРОВОЗЗРЕНИЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО

Федор Михайлович Достоевский (1821–1881) родился в Москве в небогатой дворянской семье. В 1838 г. Достоевский поступает в Главное инженерное училище при Петербурге Первое опубликованное им произведение, роман «Бедные люди» (1846 г.), был высоко оценен В. Белинским, Д. Григоровичем, Н. Некрасовым. К середине 40-х гг. мировоззрение Достоевского представляло собой сочетание идей «натуральной школы», немецкого романтизма, гегелевской философии и французского утопического социализма (особенно Фурье). Общая политическая направленность взглядов — антикрепостническая и социалистическая. Участие в кружке петрашевцев, стоявшем у истоков русской утопически-социалистической и революционно-демократической мысли XIX в. В 1849 г. кружок был разгромлен, Достоевский был приговорён к смертной казни, после ее инсценировки приговор отменяется. Достоевский осуждается на каторжные работы с последующей службой рядовым. В 1859 г. он возвращается в Петербург. Мировоззренческий переворот, пережитый Достоевским, означал прежде всего обращение к миру внутренних переживаний человека, к глубинам его духовного мира. В пореформенные годы он сближается со славянофилами, устанавливает связи с Н. Страховым, переходит на позиции «почвенничества», становится идейно близок к Вл. Соловьеву, а в чем-то и К. Победоносцеву. Вместе с братом, М. Достоевским, он издает журнал «Время» (1864 –1865 гг.), «Эпоха», «Гражданин» (1873 – 1874 гг.); как периодическое издание выходит его «Дневник писателя» (1873 – 1881). С середины 60-х годов в его произведениях все громче начинают звучать философские мотивы. «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863 г.) и «Записки из подполья» (1864 г.) – переломные в творчестве Достоевского, в них философско-этическая, жизнесмысловая и социально-философская проблематика приобретает, по существу, самостоятельное значение. Впоследствии она было развита в других романах.

2. Достоевский – мыслитель: динамика полифонии и дисгармонии

Мировоззрение Достоевского — своеобразный синтез художественно-этического и философского. Это не законченная систематически и всесторонне продуманная концепция, а без конца борющиеся между собой, взаимопроникающие философские идеи, интуиции, «прозрения». Различные идеи он высказывает не непосредственно от себя, а вкладывает в уста героев своих произведений. Существенная черта философии Достоевского — «полифония». «Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского. Не множество характеров и судеб в едином объективном мире в свете единого авторского сознания развертывается в его произведениях, но именно множественность равноправных сознаний с их мирами сочетается здесь, сохраняя свою неслиянность...»(М. М. Бахтин). Полифония образуется за счет «микрокосмичности», точнее, философичности главных героев Достоевского. Полифония сознания и миров – это философская полифония. Мировоззрение Достоевского предстает одновременно и как антиномическая (противоречивая и внутренне непримиримая), и как гармоническая плюральность, множественность, как принципиальная незавершенность, текучесть и «процессуальность». Достоевский – яркий пример моноплюралистической личности. В душе Достоевского, по-своему цельной и, разумеется, единой и единственной, жил целый мир «философий», постоянно отстаивающих свое право на существование, вступающих в столкновения, сводимых то к «окончательному» выводу, то к абсурду. В основе философии Достоевского лежала не всегда отрефлектированная им самим убежденность в неустранимой противоречивости и разнокачественности, в многоплановости и внутреннем плюрализме человеческого существования, что, в свою очередь, накладывало печать неустойчивости и зыбкости, полярности и антиномизма на бытие воспринимаемых индивидом реальностей природы, общества, а также мыслимых личностью «иных», т.е. трансцендентных миров. Эта убежденность порождала относительно автономные философские концепции, персоницифицируемые отдельными героями («философскими типами», по выражению С.Н. Булгакова) произведений Достоевского.

3. «Подпольный человек» или Нисхождение к ничто

«Подпольный человек» символизирует феноменологию одновременно несчастного и унтующего сознания. Идея зыбкости и неустойчивости начал человеческого духа, находящихся во взаимоисключающем, противоречивом единстве и взаимопереходах. Это образ человека-ничто, человека, воплощающего отчаяние самого человеческого бытия, его неподлинность. Хотя человек и ничтожество, «мышь», но он – «усиленно сознающая мышь», поскольку начало всякого сознания есть страдание. Так начинается возрождение человека, но возрождение мучительное, ибо «слишком сознавать – это болезнь, настоящая, полная болезнь». Понятие болезни понимается здесь одновременно и как болезнь бытия человека, поскольку это бытие неподлинное, подпольное, и как мучительность процессов, происходящих в ничто или на границе с ним, т.е. в глубинах, первоисточниках бытия мира человека. «Подполье» — это не только загнанность человека, его бегство и поражение, но и подполье как тайник человеческого духа, где он может быть свободным от чужого глаза и воли, где витает совершенно особый вид свободы, одновременно предельно открытой для себя и закрытой или еще не явленной другим, внешнему миру. Гносеология. Когда Достоевский пишет о наслаждении от сознания безвыходности своего положения, объективно речь идет о рефлексии над процессом углубления в сущность вещей, собственного сознания человека и т.д. Достичь «безвыходности» – это и достичь каких-то очень больших глубин (безвыходности на поверхности не бывает). Познавательное удовлетворение, «наслаждение» от этого – закономерный результат осознания того, что ты находишься «в глубине». В ситуации поиска, прорыва, выбора, полагает Достоевский, человек прикасается к подлинности, отъединяясь от всего внешнего, случайного. Открывающиеся глубины наполнены гораздо большими противоречиями, чем внешнее, или ограниченное, бытие в мире людей и вещей. Человек одновременно переживает свою собственную силу бессилия, духовность бездушия и величие ничтожества, ибо у пределов его поисков, его «кладоискательства» (как определил Н.К. Михайловский творчество Достоевского) начинает колебаться сам образ человека, обнаруживается зыбкость человеческого духа, единство бытия и ничто. И, кажется, чем ближе человек к сокровенному, тем очевиднее распадение, исчезновение, рассеивание человеческого образа, чем ближе он к первооснове, тем явственнее ощущает он «дыхание» небытия, ибо все – это ничто, а ничто – это все. Страдание, по Достоевскому, порождает сознание, тогда как «страдание есть сомнение, есть отрицание... ». В философском смысле речь идет о сомнениях и отрицаниях, вырастающих из какого-то фундаментального желания человека. Синоним этого желания – свобода. Другими синонимами, точнее, модификациями проявления свободы, являются бунт, своеволие, каприз, даже глупость, которым противостоят не только рабство, покорность (смирение) и рассудочность, но и сознание, разум.

4. Свобода человека: между бытием и необходимостью

Свобода – самое фундаментальное, после категории человека, понятие для Достоевского. Свобода, как «последнее» основание человека, связана с неизвестностью. Сознание и свобода во многом противоположны. Сознание, мышление могут только указывать на бесконечность и неопределенность. Свобода — непосредственная манифестация неизвестности, нерационализируемости, неопределяемости. Достоевский утверждает абсолютность и неустранимость, по крайней мере, внутренней, духовной свободы человека. Когда эта свобода входит в конфликт с необходимостью, тогда вместе с чувством непримиримости и желанием опрокинуть, разрушить «стену» возникает боль как результат взаимодействия свободы и необходимости. Эта особого рода боль в свою очередь рождает сознание, которое, начиная цепь своих бесконечных умозаключений, доводит человека до бессилия, до ничто. Бунт против необходимости, законов природы не напрасен, т. к познание природных и социальных законов означает не только победу разума, но и таит в себе смертельную угрозу свободе, ибо эти законы самим же разумом могут абсолютизироваться и в качестве господствующих или официальных идей становиться единственным критерием истинности человеческой деятельности, они могут сделать его своим рабом, подчинить своей воле. Достоевского беспокоит угроза подмены личного – безличным, нравственной свободы и ответственности индивида – мертвыми параграфами предписаний и регламентаций, «выведенных» из абстрактных социально-экономических и политических формул.

5. Негативная диалектика «подполья»

Восстание, которое поднимает «подпольный человек»,– это восстание во имя свободной индивидуальности. Будучи по-своему последовательным, хотя и весьма эксцентричным борцом за индивида, «подпольный человек» не может избежать крайностей, утверждая индивидуализм и волюнтаризм, доходя не только до прямого противопоставления себя обществу и природе, но и до идеи «выпадения» из них. Метод Достоевского: испытывать идею не только в сопоставлении ее с другими истинами и идеями, но и доводить ее до абсурда, до выявления ею собственной противоречивости, когда она, производя тотальную изоляцию от всего и вся, остается в своем абсолютно одиноком бунте, грозя разрушением не только миру, но и самой себе. Философия «подпольного человека» связана прежде всего со свободой, которая, с одной стороны, уходит в глубины человеческого духа и нисходит в небытие и ничто, а с другой — сталкивается с необходимостью и угрозой подавления, уничтожения ее и индивида законами природы и общества.

6. Антиномии человеческой жизни: свобода и смерть, свобода и добро

Вопрос о свободе углубляется Достоевским в романе «Бесы». Кириллов олицетворяет собой противоречивое столкновение свободы, смерти (самоубийства), страха, боли и всемогущества. Так как свобода «извечна», то, считает Кириллов, она первичнее жизни и смерти, поэтому «вся свобода будет тогда, когда будет все равно, жить или не жить. Вот всему цель… Человек смерти боится, потому что жизнь любит… и так природа велела. Это подло, и тут весь обман! Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен. Теперь человек жизнь любит, потому что боль и страх любит… Жизнь дается теперь за боль и страх, и тут весь обман. Теперь человек еще не тот человек. Будет новый человек, счастливый и гордый. Кому будет все равно, жить или не жить, тот будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет». Логика свободы перед лицом смерти ведет к проблеме Бога как высшей надчеловеческой и сверхчеловеческой силы. Но это не Бог верующих, а Бог богоборцев и людей, отрицающих Бога, поэтому у такого Бога нет богатого бытия, он одномерен, он существует просто для того, чтобы быть отвергнутым. Для Кириллова доказательством того, что выше человека нет никого и ничего, является воля к самоубийству и самоубийство как таковое. Бога нет, но он есть, говорит Кириллов. Являясь, как кажется, высшим проявлением свободы, воля и решимость человека убить себя оборачивается противоположностью. Кириллов думает, что свобода убить себя обнаруживает ее онтологическую мощь, она способна преобразовать мир: «Всякий, кто хочет главной свободы, тот должен сметь убить себя». В этом состоянии есть жизнь, «а смерти нет совсем». Однако «испытание» свободы смертью, а смерти – свободой дает, так сказать, «нулевой» эффект, поскольку, как замечает сам Кириллов, «дальше свободы тут все, а дальше нет ничего». Здесь свобода, как и сама жизнь человека, нисходит в небытие, не оставляя после себя абсолютно ничего, никакого блага, бытия, добра или каких-то плодов свободной деятельности.