Призраки во мне

Нью Энтони, Нью Мексико не кажутся забытыми или далекими. Я помню себя девятилетнего, идущего по грязной дороге к заправке, где продавали мои любимые конфетки поштучно. И я помню, как непостоянно и неустойчиво я себя чувствовал даже тогда. Я метался от матери, живущей в вечных переездах, к таким же деду с бабкой. Я никогда не чувствовал себя на своем месте. Сейчас я осознаю нанесенный мне вред, но тогда я чувствовал, что могу резко исчезнуть и проснуться в другом городе. С новой жизнью, новой школой только для того, чтобы снова заставить меня расклеиться в мгновение ока. Это было начало разъединенности, которое всегда заставляло меня чувствовать себя призраком…

Я постоянно копаюсь в собственном прошлом, пытаясь найти себя, но иногда я запинаюсь на некоторых воспоминаниях, которые порождают еще больше вопросов. И это не всегда приятно. Но я рад всем скелетам, гремящим своими костями в моем шкафу. Благодаря ним растет моя осведомленность и осведомленность же дает мне вдохновение для создания фотографий, написания музыки и даже этих слов. Копаясь в этой сверхъестественной фантазии, я понимаю, что это не совсем фантазия. Мой отец покинул меня, когда я был совсем маленьким, и оставил на своем месте призрака, огромную дыру, которую я пытался заполнить веществами. Моя мать, по-своему отсутствующая и призрачная, жила роскошной жизнью шестидесятых и семидесятых годов и не догадывалась о том, как она меня ранит, пока не стало слишком поздно. Я должен был научится прощать и двигаться вперед. Но остался еще один призрак, который я должен был встретить.

Скачок в будущее. Я сижу в своем особняке. Жена, дети и так далее. Горд тем, что не принимаю не только алкоголь, но также героин и кокаин. Мотли только что завершили тур в поддержку Доктора Филгуда и просто купались в славе. Феррари стояли стройными рядами, заказные Харлеи переполняли гаражи. Годы долгих туров и правильных бизнес решений окупились. Но этого было не достаточно. Просто слезть с наркотиков не всегда достаточно для полного излечения. Оцепенение может уйти, но первоначальная боль останется. Я не думаю, что в этом виновата не только моя мать. На тот момент я не мог найти лучшей мишени для моей злобы. Я был убежден, что я буду хорошим сыном, если буду связываться с ней время от времени. И, может быть, я был прав. Но в мыслях у меня было кое-что еще.

Я пригласил ее к себе пожить на какое-то время. Я надеялся, что увидев материальный успех примерного семьянина, она поймет, что все время я был прав и она - нет. Может, она должна была сказать: «Прости меня, все это время я жила не для тебя. Я не была хорошей матерью». Тогда бы вся злоба растаяла. Я чувствовал, что мое мучение должно перейти с меня на нее. Оглядываясь назад, я понимаю, что моя голова опухла от осознания собственной важности, в то время как сердце крошилось. Когда мать приехала ко мне, мы провели типичный семейный ритуал: я показал ей комнату для гостей, где она и осталась. Так странно сидеть друг напротив друга за столом, когда вы так мало знаете друг о друге. Я честно пытался настроить контакт с ней, но режущая боль в районе прямой кишки, из-за которой я всегда попадал в неприятности, никогда не давала вещам идти своим путем даже на минуту, и перед моими глазами появилось… «Мам, где Лиза?»

Лиза Феррана была моей сестрой, младше меня на два года. Но я не запомнил, что бы я хоть раз ее видел. Все, что я помню - это слова моей матери о том, что Лиза живет где-то на содержании и, чтобы не огорчать ее, нам не стоит ее навещать. Она жила в комфорте, окруженная людьми, которые о ней заботятся, и наш приезд все бы разрушил. И я не имел ни малейшей идеи, что это все значит. Я не знал даже, была ли она инвалидом или умственно отсталой, или шизофреничкой. Однажды, кто-то в одном из клубов Голливуда назвал меня умственно отсталым и я его вырубил. Не потому что это было оскорблением (Я слышал и похуже), а потому, что это имело отношение к моей сестре. К тому что неизвестно.

Когда бы я не спрашивал свою сводную сестру Сеси, она говорила мне те же вещи, что и моя мать. Но как она могла знать больше, чем я? Все, что мы знали – слова нашей матери.

Чуя неладное, весь день дома я был на взводе. После я спросил свою мать, чтобы посмотреть, что она ответит. Она снова рассказала историю про семью, с которой живет Лиза, и которая очень ее любит. «Они всегда заботились о ней, Никки, и они вырастили ее лучше, чем мы могли бы.» Это были шестидесятые, сказала мама, и раньше все было по-другому. Моя мать не имела никакой возможности вырастить ребенка с проблемами, как у Лизы. Я всегда чувствовал себя виноватым, потому что не слишком часто думал о Лизе когда рос. Я прошел сквозь жизнь, смиренно приняв ситуацию: Лиза не была частью реальности в моем детстве. Я никогда не видел ее фотографии, тем более нашей совместной фотографии. В раннем детстве, когда я постоянно переезжал, с мамой и дедом-бабкой, я чувствовал себя перекати полем, скачущем на ветру, которое останавливается только из-за того, что застряло где-то. Например, в колючей проволоке. Так что не удивительно, что я совсем не помню Лизу. Кажется, память о ней стерлась в передвижениях туда и обратно. Господи, это так смущает, когда ты вспоминаешь о подобном, и так ранит.

 

Слушайте,
Слушайте,
Это дьявол в церкви,
С заряженным оружием,
И это будет больно.

«This is Gonna Hurt»

 

Я начал нападать на свою мать с еще большим количеством вопросов. Ты говорила с семей, которая о ней заботиться? Сейчас с Лизой все в порядке? Сколько ей лет?

Мать же просто сидела, молча смотря на стол. Последний выстрел.

«Мам, я хочу ее телефонный номер»

Тишина.

«Скажи мне номер. Я хочу увидеть ее. Пожалуйста… Я ничего из этого не понимаю и я должен…»

Она знала номер наизусть. Великолепно.

Поверьте мне, как отцу, что тогда я в первый раз понял ту боль, которую испытывала моя мать когда отдавала Лизу. Я увидел это на ее лице и мое сердце растаяло.

Я записал номер и сделал большой вдох. Я не знал, что буду делать дальше, но почему-то чувствовал себя готовым.

 

Ты говоришь, что это кризис,
Ты говоришь, что это туман,
Приходит время встретиться с этим лицом к лицу.

 

Я вышел из комнаты и направился к своей библиотеке. Я сел на кожаный стул и взял телефон. Готовый к ответам, я не знал, смогу ли я задать вопросы. Я нажал на семь клавиш.

Простое «Здравствуйте». Не было ни «Медицинский госпиталь Сан-Хосе», даже ни официально звучащий автоответчик. Просто «Здравствуйте».

Я чувствовал оцепенение и холод. Мой голос точно дрожал, но я начал свое объяснение как зомби.

«Меня зовут Френк Феррана…». Я едва начал, но голос на другом конце провода сказал: «Мы давно думали, когда же вы к нам придете». Его отец воспитывал Лизу, и он вырос вместе с ней. Эта семья заботилась о четырех детях, но Лиза пробыла с ними дольше всего. Он помнил, как я приходил к Лизе и мы играли вместе, потому что были ровесниками. И они не понимали, почему я перестал приходить.

Я был в шоке. Я не понимал, о чем он говорит, я не помнил ничего из того, что он описывал. Даже сегодня я не могу вспомнить его или посещения, даже Лизу. Иногда мне кажется, что все они призраки. Свесившись из окна, я оглянулся. Я не знал, что я чувствовал.

 

Лиза Мэри Феррана, родилась 12 Ноября 1960.

В Сан-Хосе, Калифорния

Отец, Серафино Феррана

Мать, Дина Феррана

Брат, Френк Карлтон Феррана (сейчас Никки Сикс)

Рождена с синдромом Дауна

На 90% глухая и абсолютно слепая

Калека, страдает параличом нижних конечностей

Может находиться только в кровати или инвалидном кресле

 

Она никогда не весила больше шестидесяти фунтов (27 кг.), поэтому она провела всю свою жизнь в детской одежде, ее туфли не имели ни царапины, потому что она ни разу не сделала ни шага. Ее главным развлечением было сидеть в своем кресле и слушать местную рок радиостанцию. Она любила музыку и так как она была почти глухая, она включала ее очень громко. Это заставило меня улыбнуться.

С Мотли Крю я играл прямо на той улице, где она жила. Может она даже слышала вибрацию моего баса, в то время как тысячи людей подпевали музыке, вдохновением к которой послужил разрыв в моем сердце. Что случилось со мной? Гроб раскололся, и скелеты были готовы вернуться к жизни. Когда я закончил разговор, мать продолжала сидеть за кухонным столом, и, когда я сел рядом, я понял, что ничто не между нами не будет прежним.

Однажды ночью, годы спустя, мне позвонил Винс Нил всхлипывая в трубку. Он сказал, что кто-то ему позвонил, чтобы сообщить, что моя сестра умерла. Мое сердце чуть не остановилось при мысли о Сеси, сводной сестре, и я спросил, что случилось. Винс сказал, что звонок пришел из Сан-Хосе, и он сразу перезвонил мне. Это была не Сеси. Лиза.

Проблема промедления состоит в том, что позже все может обернуться не самым лучшим образом. В тот момент, когда Винс поднял трубку, это коснулось и меня. После всех разговоров с моей матерью, после всех звонков семье, которая заботилась о моей бедной сестре, после всех страданий… у меня появились дела. Я поехал в тур, развелся и потерял чувство, что я должен изменить жизнь Лизы к лучшему. А теперь она мертва.

Я должен простить себя за многие вещи в своей жизни, но простить себя за это было сложнее всего.

На следующий день я вылетел в Сан-Хосе. Там я встретил маму и Сеси. Я достал Лизе самый красивый гроб, какой только смог найти, и сказал Здравствуй и Прощай в один и тот же час. Я попросил минутку, чтобы побыть с ней наедине. Я закрыл дверь за собой и подошел к украшенному золотыми листьями детскому гробу, в котором она так мирно лежала. Я взял ее руку и заметил, что наши лица не настолько разные. Я сказал, что мне жаль и мне жаль до сих пор. Теперь она преследует меня. Может быть, так было всегда.

Лиза была кремирована, и пепел остался у матери. У меня была кое-какая ее одежда, но в конечном счете я ее тоже отправил матери. Когда жизнь кажется мне тяжелой, я беру в руки ее маленькие белые ботиночки для походов в церковь, и понимаю, что моя жизнь тоже благословенна.