Понятие когнитивного стиля в психологии индивидуальности

Когнитивным стилем в широком смысле называют способ переработки информации ‑ ее получения, хранения и использования. Чаще всего выделяют стили восприятия и стили мышления. Понятие когнитивного стиля использовалось раньше других Г.Виткином, который, изучая восприятие, обратил внимание на то, что разные люди в большей или меньшей степени ориентируются на контекст. Умение сопротивляться воздействию фоновых признаков при выделении фигуры было им названо поленезависимостью, а полезависимостъ означала включенность в контекст.

Полезависимость отражает уровень психического развития, связанный со степенью дифференцированности: если в начале жизни человек не выделяет себя из ситуации как субъекта, то затем он начинает осознавать границы между внешним и внутренним, различать части окружающего мира и самого себя.

Позже Дж. Каганом была выделена такая стилевая характеристика, как импульсивность – рефлексивность (тенденция к более или менее развернутому анализу задачи перед принятием решения, количество понятий, которые человек использует для решения проблемы). Когнитивный стиль показывает, как разные люди приходят к одному результату, т.е. отражает преимущественно процессуальные, динамические характеристики деятельности, и во многом определяется темпераментальными особенностями. В настоящее время, помимо уже указанных, выделяют еще такие свойства, как аналитичность – синтетичность, экстернальность – интернальность, детализированность – цельность, когнитивная сложность – простота.

А в рамках Менингерского исследования Г.Клейн и Р.Гарднер, изучающие когнитивные стили (который они называли когнитивными контролями) с позиций психоанализа, выделили следующие пять характеристик. 1. Уравнивание – заострение характеризует меру чувствительности к различиям: так, можно игнорировать резкие различия между объектами, а можно замечать мельчайшие несовпадения. 2. Высокая – низкая толерантность к нереалистическому опыту указывает на готовность человека принимать факты, противоречащие его личному опыту. 3. Узкий – широкий диапазон эквивалентности показывает, насколько различные объекты попадают в один класс, признаются одинаковыми. 4. Фокусирование – сканирование характеризует особенности концентрации внимания на главных объектах. 5. Ригидность – гибкость показывают меру произвольности когнитивной деятельности.

По-видимому, выделенные характеристики могут быть особенно ценными при изучении социального интеллекта, описывая особенности развития личности в целом. Когнитивные стили ‑ это психологические качества, которые, будучи относимыми в большинстве работ к формально-динамическим свойствам, тем не менее представляются наиболее перспективными в решении проблемы интеграции когнитивных и аффективных процессов, динамического и содержательного в структуре индивидуальности.

 

68— Полезависимость/поленезависимость или глобальность, артикулированность означает умение сопротивляться разру­шающему влиянию конфликтующих фоновых признаков при восприятии зрительных форм и связей

Самый известный параметр стиля — полезависимость/ поленезависимость — основан на одной из самых привле­кательных теорий. Для объяснения конструкта полезависимости Г.Уиткин использовал гипо­тезу о психологической дифференциации.

В общих чертах данная гипотеза описывается с помо­щью двухосновных положений. Во-первых, дифференциация в одной психологической системе обязательно сопряжена с такими же процессами во взаимосвязанных системах. Поэтому, отражаясь, напри­мер, в степени артикулированности восприятия, психо­логическая дифференциация может быть измерена эмпи­рически с помощью перцептивных тестов. Самый извест­ный из них — Тест Скрытых (или Вложенных) Фигур построен на основе применения принципов гештальтизма, а диагностика проводится на основе оценки умения испытуемого найти в сложной цветной фигуре замаскиро­ванную простую геометрическую форму.

Второе важное основание гипотезы — скорость диффе­ренциации во время всего периода развития человека лишь частично зависит от конституциональных факторов. Жиз­ненный опыт индивида может существенно модернизиро­вать этот процесс и является поэтому первоочередным объектом эмпирического исследования. Одним из основ­ных признаков психологической дифференциации у лич­ности является разделение в сфере сознания на "мое" и "не мое". В данном случае различение "Я" и "не-Я" свиде­тельствует о сформированности границы между внутрен­ним и внешним. Различия в степени артикулированности "Я" приводят к различиям в сущности того, что использу­ется в качестве средства разрешения неопределенности: поле (т.е. среда) или собственное "Я". Тенденция пола­гаться на себя или поле как источник получения необхо­димой информации и есть проявление параметра "зависи­мость/независимость от поля",

Интернальные, внутренние, или экстернальные, вне­шние, сигналы действуют на индивидуальную ориентацию, направленную к главному источнику социальной информа­ции — другим людям. Многочисленные данные свидетельст­вуют, что полезависимые более эффективно используют полученную от других информацию, находясь в ситуации неопределенности, что позволяет им избежать рассогласова­ния между действием и результатом. Поленезависимые дейст­вуют с большей степенью самостоятельности, игнорируя мне­ния или подсказки других. Однако, когда ситу­ация хорошо структурирована и включенные в нее другие люди не являются источником значимой для принятия ре­шения информации, полезависимые и поленезависимые субъекты не различаются по их реакциям на внешние соци­альные стимулы.

В соответствии с гипотезой психолога из Санкт-Петер­бургского университета И.М.Палея (1974) общим знаме­нателем для ряда индивидуально-психологических особен­ностей, в том числе полезависимости, является масштаб (цена деления) субъективных шкал, отражающийся в мяг­кости—жесткости критерия принятия решения. Полезависимые, отличающиеся мягкостью критерия, допускают некоторую неопределенность в оценках. Поленезависимые обладают устойчивостью в оценке признаков, более опре­деленной субъективной оценкой.

Проверяя надежность показателя полезависимости, МКепнер и И.Неймарк провели повторное тестирование одних и тех же испытуемых в ин­тервалах между решением познавательных задач. Было вы­явлено четыре типа изменения показателей при повтор­ном тестировании: устойчивая полезависимость, устойчи­вая поленезависимость, смешанный тип, латентная полезависимость (переход при ретестовом обследовании от полезависимости к поле независимости). По мнению ис­следователей, эти изменения отражают наиболее типич­ные индивидуальные различия в артикулированности вос­приятия.

 

— Аналитичность/синтетичность (концептуальная дифференцированность) или узость/широта диапазона ког­нитивной эквивалентности — характеризует индивида в зависимости от количества понятий, которые он исполь­зует для классификации набора предметов, решения про­блемы, формирования категорий в процессе обобщения

Выделенный РТарднером па­раметр величины диапазона когнитивной эквивалентнос­ти (ДКЭ) дифференцирует людей по тому, на что они больше ориентированы в процесее познания: на различие или на сходство, на специфическое в наблюдаемых явле­ниях или на общее.

"Аналитики" — ориентируются на специфическое в объектах; пользуются меньшей субъективной единицей измерения, что приводит к переоценке физического ин­тервала времени; целостным воспринимают набор несу­щественных, второстепенных признаков; акцентируют внимание на эмоциогенных свойствах объекта, что соот­ветствует реакции дистресса; выражена степень левополу-шарного преобладания активации в затылочных областях (по данным ЭЭГ); выражена тревожность и высокая конф­ликтность по категориям "жизненные цели" и "страхи и опасения". От уровня тревожности зависит, например, наличие или отсутствие связи между аналитичностью и результативностью перцептивной деятельности.

"Синтетики " — отдельные стимулы воспринимают как целое; недооценивают физический интервал времени; за­щитные механизмы актуализируются по типу вытеснения, отрицания; выражена ориентированность временного кон­текста из настоящего в прошлое, что, возможно, связано с деятельностью правополушарных механизмов обработ­ки информации.

Обнаружена связь параметра аналитичность/синтетич­ность со стратегиями обучения. Так, аналитичные легче обучаются по следу­ющей программе — низкий темп предъявления учебной информации, большое число повторений, малая вариа­тивность заданий, акцент на произвольное запоминание. У синтетиков выделяют такие успешные профессиональные функции как конструкторская, а также умение систе­матизировать и компоновать имеющиеся данные.

— Импульсивность/рефлексивность выявляет тенден­цию индивида к более или менее развернутому и деталь­ному анализу ситуации перед принятием решения.

Впервые предложенные Дж.Каганом (Kagan, 1966), эти параметры стиля считаются предикторами особенностей решения человеком задач, содержащих альтернативы. Кон­структ импульсивность/рефлексивность описывает тенден­цию размышлять и ставить под сомнение критерии, выд­вигаемые в качестве основы принятия решения в условиях выбора из нескольких вероятных альтернатив, а также сте­пень неуверенности по поводу того, какая из них окажет­ся более верной.

Самым распространенным тестом для измерения им­пульсивности/рефлексивности является Тест Подобных Фигур {Kagan, 1966), в котором нужно из имеющихся очень похожих изображений—альтернатив выбрать одну, в точ­ности повторяющую картинку-эталон. Импульсивные при выполнении задания делают много ошибок, отвечают бы­стро и характеризуются очень маленьким латентным пе­риодом (то есть отрезком времени между первым предъяв­лением и первым ответом), В противоположность им реф­лексивные более активно проводят оценку стимула (на­пример, более часто обращаются к эталону-примеру); чаще просматривают имеющиеся варианты, стараясь собрать больше информации, на которой базируется их ответ; де­лают паузы, размышляя над выбором альтернатив, что приводит их, в конце концов, к более правильным отве­там. Определение импульсивности включает в себя, как правило, среднее время ответа и количество допущенных при ответах ошибок.

Собственные исследования {Лыбину 1993) обнаружили факт нарушения обратной связи у импульсивных испыту­емых между полученными результатами и самим процес­сом деятельности, а также снижения у них способности к анализу собственных ошибок. Темперамент импульсивных отличается гораздо более высокими значениями эмоцио­нальности, по сравнению с рефлексивными {там же, cJ 16). Можно предположить, что граничащая с тревожностью высокая чувствительность к возможному несовпа­дению полученных результатов с ожидаемыми выступает предпосылкой дезорганизации поведения импульсивных, что проявляется в более хаотичной манере выполнения задания.

— Категориальная широта/узость выявляет представле­ния людей о пределах вариативности событий или про­цессов в отношении к максимально допустимому и мини­мально возможному значениям. Чтобы понять значение этой характеристики, достаточно отве­тить на несколько приведенных ниже вопросов, выбрав лишь один из указанных вариантов (альтернатив) ответа:

1. Средний вес, который может поднять человек равен ста килограммам.

Самый большой вес, который может поднять человек: а) 300 кг; б) 500 кг; в) 600 кг; г) 1 тонна. Самый маленький вес, который может различить человек:

а) 1 г; б) 0,01 г; в) 0,001 г; г) 0,0001 п

2. Средняя цена бокала "Бордо" в ресторане "У Макси­ма" равна десяти долларам. Какой может быть максималь­ная цена бокала вина:

а) $100; б) $500; в) $700; г) $1000. Какой может быть минимальная цена бокала вина: а) 90 центов; б) 50 центов; в) 30 центов; г) 10 центов Люди, которые чаще отмечают пункты в) и особенно г), независимо от правильности ответов, характеризуются большей широтой мышления, допуская значительный предел вариативности даже неизвестных им явлений- Эти исследования включают также изучение полярности суж­дений, каковая выражается в склонности некоторых лю­дей использовать крайние альтернативы чаще, чем сред­ние,

— Детализированность/целостность понимается как гиперсензитивность к небольшим нюансам и незначитель­ным особенностям, преувеличение любых изменений, со­противление и даже смещение исходных стимулов,

— Толерантность/неустойчивость к нереальному опыту определяет степень восприимчивости индивида к инфор­мации, противоречащей его картине мира, знаниям о дей­ствительности. Проявляется в быстроте возникновения иллюзий

— Когнитивная сложность/простота или степень дифференцированности концептуальных систем отражает способность более многоаспектно воспринимать и оценивать окружающую действительность. В основе это­го измерения стиля лежит процедура оценивания людей и явлений путем сходства и различия с использованием би­полярных шкал.

Дж.Бьери использовал стандартную репертуарную решет­ку для диагностики. Испытуемые называли двенад­цать знакомых, соответствующих ролевым определени­ям теста ("приятный знакомый", "деловой партнер" и т.д.), а затем ранжировали этих людей по двенадцати выявленным дихотомиям. При обработке сравнивались между собой ряды результирующей матрицы или конст­рукты. Чем меньше было число совпадений — тем выше индекс когнитивной сложности, свидетельствующий об относительной степени дифференциации понятийной си­стемы личности. Другими словами, когнитивная слож­ность—простота — это набор конструктов различной сте­пени дифференцированности, то есть отличающихся друг от друга при оценке разных людей, а также событий. Теоретическая модель этого стилевого параметра интер­претируется так. Сложная система состоит из большего числа структур, благодаря чему с ее помощью легче об­рабатывается, воспринимается, усваивается нестандарт­ная информация, и субъективно-оригинальный опыт ло­гично "вписывается" в сложившуюся концептуальную систему. Бьери предположил, что "когнитивная сложность" свя­зана со способностью предвидеть события, а также с точ­ностью анализа поведения других людей. Результаты мно­гочисленных исследований этой стилевой характеристики показывают следующее. "Когнитивно сложные" субъекты более дифференцированно относятся к людям, делают более точные выводы о системе представлений человека после краткой беседы с ним, умеют посмотреть на проис­ходящее с различных точек зрения. Отмечается связь "ког­нитивной сложности" с социальной эффективностью, под которой понимается способность видеть события так, как их видят другие, с умением улаживать жизненные ситуа­ции и социальной адаптивностью. Интересные результаты получил НЛэмон, который обнаружил, что накопление опыта в какой-либо сфере деятельности ведет к увеличению сопряженности, то есть к нарастанию "когнитивной простоты", между ра­нее различающимися конструктами, используемыми для оценки данной профессиональной области.

— Ригидность/гибкость познавательного контроля оце­нивается как эффективность преодоления стереотипа, оце­ниваемая по скорости и точности выполнения критичес­кого задания. Характеризуется также помехоустойчивостью индивида в процессе переключения на другие виды и способы деятельности в соответствии с объективными требованиями.

— Интернальность/экстернальность как проявление локуса контроля в виде обобщенных ожиданий индивида по поводу того, что последствия его действий зависят пре­имущественно от собственных усилий (или же внешних сил).

 

70Атрибуция (лат. attributio — приписывание) — психологический термин, обозначающий механизм объяснения причин поведения другого человека.

В частности, это может быть приписывание социальным объектам (человеку, группе, социальной общности) характеристик, не представленных в поле восприятия. Необходимость атрибуции обусловлена тем, что информация, которую может дать человеку наблюдение, недостаточна для адекватного взаимодействия с социальным окружением и нуждается в «достраивании». Атрибуция и является основным способом такого «достраивания» непосредственно воспринимаемой информации.

Под каузальной атрибуцией понимают интерпретацию поведения партнера по общению путем выдвижения предположений о его мотивах, намерениях, эмоциях, причинах поведения, качествах личности с последующим их приписыванием партнеру. Каузальная атрибуция тем больше определяет социальную перцепцию (восприятие), чем больше дефицит информации о партнере по общению. Результаты приписывания могут стать материалом для формирования социальных стереотипов. Стереотипизация восприятия приводит к двум различным следствиям. Во-первых, к упрощению познания другого человека (людей). Во-вторых, к формированию предубеждений по отношению к представителям различных социальных групп(профессиональных, социо-экономических, этнических и т. д.)

Этапы:

1. Наблюдение за поведением человека

2. Логический вывод о намерениях человека

3. Приписывание человеку мотивов поведения

Стили атрибуции:

§ Внутренняя (диспозитивная) атрибуция — связывание поведения человека с его характеристиками.

§ Внешняя атрибуция — связывание поведения человека с ситуацией.

Факторы, определяющие стиль атрибуции:

§ Консенсус — поведению, присущему многим чаще приписываются ситуационные мотивы, а нестандартному — личные.

§ Преднамеренность — обдуманному поведению чаще приписываются личные мотивы, а необычному — ситуационные.

§ Последовательность — последовательному поведению чаще приписываются личные мотивы, а единичному — ситуационные.

Фундаментальная ошибка атрибуции — склонность объяснять поведение диспозиционными (личностными) причинами в ущерб ситуационных.

Человек склонен объяснять свои успехи диспозиционно, а неудачи — ситуационно, для чужих успехов и неудач всё прямо наоборот.

Для деятеля фигурой является ситуация, а для наблюдателя ситуация — фон, а фигура — деятель. Поэтому деятель менее склонен к фундаментальной ошибке атрибуции, а наблюдатель — более.

Б. Вайнер предложил три измерения локуса (сосредоточение) причинности:

§ внутреннее — внешнее

§ стабильное — нестабильное

§ контролируемое — неконтролируемое

Восемь моделей, составленных различными сочетаниями этих измерений, позволяют мотивированно оценить событие.

Локус контроля [от лат. locus — место, местоположение и франц. controle — проверка] — личностная характеристика, отражающая предрасположенность и склонность индивида атрибутировать ответственность за успехи и неудачи своей активности либо внешним обстоятельствам, условиям и силам, либо самому себе, своим усилиям, своим недочетам, рассматривать их в качестве собственных достижений или результатов собственных просчетов, а также попросту отсутствия соответствующих способностей или недоработок. При этом данная индивидуально-психологическая характеристика является достаточно устойчивым, слабо поддающимся изменениям личностным качеством, несмотря на то, что окончательно формируется в процессе социализации. Во многом эта стабильность локус контроля обусловлена тем, что он практически напрямую связан с таким показателем социальной ориентации личности, как экстернальность (экстернальный, или внешний локус контроля) и интернальность (интернальный, или внутренний локус контроля). Принято считать, что само понятие «локус контроля» введено в социальную психологию и психологию личности американским психологом Д. Роттером. Уже впоследствии был разработан методический инструментарий, позволяющий психологу-экспериментатору, с одной стороны, определять характер локус-контроля, свойственный конкретному испытуемому, а с другой — фиксировать те закономерности и зависимости, которые раскрывают связь этой личностной характеристики с другими. Достаточно однозначно в целом ряде экспериментальных исследований показано, что индивиды, демонстрирующие свою приверженность к внутреннему локус-контролю, как правило, обладают адекватной самооценкой, у них чаще всего (если это не сугубо ситуативные обстоятельства) не проявляется неоправданные тревога, чувство вины и страха, они склонны к достаточно последовательному решению поставленных задач, умеют постоять за себя, оправданно доброжелательны к окружающим, коммуникабельны и испытывают готовность к взаимодействию на партнерских началах. Что касается тех личностей, которых характеризует внешний локус контроля, то они нередко избыточно тревожны и подвержены неоправданной фрустрации, неуверенны как в своих способностях в целом, так и в отдельных своих возможностях и потому чаще всего не готовы решать стоящие перед ними задачи в логике «сегодня и здесь», а склонны скорее подходить к их решению по схеме «завтра и где-нибудь». Помимо этого они, как правило, не способны на личностное самоопределение в группе, адекватную атрибуцию ответственности в условиях совместной деятельности, демонстрируют отсутствие действенной групповой идентификации. Следует специально отметить, что локус контроля личности нередко предопределяет ее статус в неформальной структуре власти сообщества. Так, в группах высокого уровня социально-психологического развития чаще всего именно внутренний локус контроля оказывается одним из оснований психологически благоприятной позиции индивида, в то время как, например, в корпоративных группировках внешний локус контроля в сочетании с официальной высокой властной позицией, как правило, характеризует именно лидера группировки.

Исследования локуса контроля проводились главным образом с использованием разработанной Дж. Роттером шкалы интернальности — экстернальности. Они позволили не только конкретизировать различия между интерналами и экстерналами относительно приписывания контроля над собственной жизнью внутренним или внешним источникам, но и выявили ряд интересных закономерностей. Так, Б. Стрикланд, К. Вэлстоун и Б. Вэлстоун установили, «...что интерналы с большей вероятностью, чем экстерналы будут активно искать информацию о возможных проблемах здоровья. Интерналы также в большей степени, чем экстерналы предпринимают меры предосторожности, чтобы сохранить или поправить свое здоровье, например, бросают курить, начинают заниматься физическими упражнениями и регулярно показываются врачу». Это означает, что вопреки созданному некоторыми писателями образу убежденного фаталиста, которому «море по колено», не расстающегося с рюмкой и трубкой и отличающегося при этом феноменальным здоровьем в действительности внешний локус контроля, помимо всего прочего, существенно повышает риск серьезных заболеваний. Более того, в случае болезни, интернальный локус контроля способствует выздоровлению, в то время, как экстернальный, порождающий в крайних случаях, так называемый синдром приобретенной беспомощности, напротив, препятствует ему. Как отмечает в данной связи Д. Майерс, «в больницах “хорошие пациенты” не звонят в звонок, не задают вопросов, не контролируют то, что происходит. Такая пассивность может быть хороша для “эффективности” госпиталя, но плоха для людей. Ощущение силы и возможности контролировать свою жизнь способствует здоровью и выживанию».

Также зафиксирована взаимосвязь типа локуса контроля с психическим здоровьем индивида. В частности, «исследования ... показывают, что у людей с экстернальным локусом контроля чаще бывают психические проблемы, чем у людей с интернальным локусом контроля. Например, Фарес сообщает, что тревога и депрессия у экстерналов выше, а самоуважение ниже, чем у интерналов. Также вероятность проявления психических заболеваний у интерналов ниже, чем у экстерналов. Было даже показано, что уровень самоубийств позитивно коррелирует (r = 0,68) со средним уровнем экстернальности населения».

Кроме того, интернальность и экстернальность отчетливо связаны с проблемой конформизма и нонконформизма. По сообщению Л. Хьелла и Д. Зиглера, «...многочисленные исследования показывают, что экстерналы намного сильнее подвержены социальному воздействию, чем интерналы. Действительно, Фарес обнаружил, что интерналы не только сопротивляются постороннему воздействию, но также, когда представляется возможность, стараются контролировать поведение других. Также интерналам обычно нравятся люди, которыми они могут манипулировать, и не нравятся те, на кого они не могут повлиять. Короче, интерналы, по-видимому, более уверены в своей способности решать проблемы, чем экстерналы, и поэтому независимы от мнения других».

При том, что из всего сказанного напрашивается вывод о предпочтительности внутреннего локус контроля над внешним, было бы глубоко ошибочным воспринимать экстернальность как страшное и необратимое «проклятие», а интернальность, напротив, как «благословение доброй феи».

Прежде всего, интернальность и экстернальность не являются личностными чертами — врожденными и неизменными. В своих работах «...Роттер ясно показывает, что экстерналы и интерналы не есть “типы”, поскольку каждый имеет характеристики не только в своей категории, но и, в небольшой степени, другой. Конструкт следует рассматривать как континуум, имеющий на одном конце выраженную “экстернальность”, а на другом — “интернальность”, убеждения же людей расположены на всех точках между ними, по большей части в середине»3. Именно эта, своего рода «спутанность» интернальности и экстернальности, свойственная большинству людей, лежит в основе неоднократно экспериментально зафиксированного феномена, известного в социальной психологии как предрасположение в пользу своего Я.

Суть данного феномена заключается в том, что люди склонны видеть причины своих успехов в собственных способностях, личностных качествах, усилиях, т. е. используют внутренний локус контроля и, наоборот, приписывают неудачи действию внешних причин, прибегая к внешнему локусу контроля. При этом подобное наблюдается даже в тех случаях, когда социальная цена ошибки ничтожно мала. В одном из исследований, студентам четвертого курса, изучающим психологию, было предложено самостоятельно в течение недели выполнить творческое задание средней степени сложности. Им было сказано, что задание является факультативным, т. е. не обязательным и его невыполнение никоим образом не повлияет на успеваемость студента. Как и ожидалось, абсолютное большинство студентов проигнорировало задание. При ответе на вопрос о причинах невыполнения задания менее 10% респондентов указали на внутренние детерминанты такие, как «нежелание», «лень», «отсутствие интереса». Все остальные сослались на внешние обстоятельства — от банальной «нехватки времени», до «скверного характера заведующей университетской библиотекой». Выполнившие же задание, все без исключения обосновывали свои действия внутренними причинами: желанием узнать что-то новое, привычкой доводить все до конца, интересом и т. п.

П. Хани и А. Мамфорд описали те же четыре стиля учения в более простых терминах: деятельностный, рефлексивный, теоретический и прагматический (Honey, Mumford, 1986). Впоследствии было показано, что, судя по результатам факторизации данных разработанного ими опросника, в действительности следует говорить о двух стилях: деятелъностном(ориентация на применение знаний и склонность обучаться посредством практических ситуаций) и аналитическом(ориентация на логический анализ и теоретическое обоснование).

А. Р. Грегорс определял стили учения в зависимости от того, опирается ли ученик на конкретный опыт либо абстрактные знания, а также от того, имеют ли стратегии его учения последовательный либо случайный характер (Gregors, 1982). В итоге были выделены четыре типа учеников с такими стилями учения, как:

1) конкретно-последовательный (предпочитают непосредственное, шаг за шагом обучение, базирующееся на четком наглядном опыте);

2) конкретно-случайный (учатся на основе проб и ошибок, отличаясь интуитивным и независимым подходом к учебной деятельности);

3) абстрактно-последовательный (предпочитают аналитический, логический подход к обучению на основе вербальных инструкций и систематизации знаний);

4) абстрактно-случайный (демонстрируют целостный, с опорой на визуальный опыт подход к учению, предпочитая неструктурированную форму предъявления учебной информации).

Единая концепция стиля человека

Серьезные затруднения при исследовании источников стилевого своеобразия и взаимозависимости стиля с другими психологическими образованиями вызывает отсут­ствие необходимого методологического обоснования при большом количестве полученных в разных областях пси­хологии данных о проявлении стилевых особенностей в поведении и деятельности человека. Теоретической зада­чей рассматриваемого подхода реализованного в лабора­тории дифференциальной психологии и психофизиологии Института психологии Российской Академии наук, стал поиск единого концептуального начала при изучении сти­левых характеристик индивидуальности и определение роли индивидуального стиля как опосредующего звена при вза­имодействии биологического и социального факторов в функционировании индивидуальности. Специфика этого исследования заключается в разработке концепции стиля как целостной характеристики человека, выражающей со­отношение различных подструктур индивидуальности меж­ду собой и с параметрами конкретных ситуаций с точки зрения компенсаторности, оптимальности, адаптивности и результативности.

Если "новый взгляд", сформировавшийся в 1950-х годах на стыке психологии восприятия и индивидуальных различий выражался в положении о необходимости учета при анализе процессов восприятия и познания личност­ных переменных, то "новый взгляд-II", формирующийся в конце 90-х годов текущего столетия, отражает стремле­ние исследователей стиля выйти за рамки парадигмы ин­дивидуальных различий и рассматривать эту проблему че­рез призму более общих подходов.

Современный анализ природы стилевого своеобразия человека именно сейчас начинает приобретать черты це­лостной и непротиворечивой теории. Существование де­сятков параметров индивидуальности, называемых стиле­выми проявлениями, представляет собой отображение одной и той же психологической реальности, обозначае­мой различными терминами, В то же время, устойчивость этих проявлений заставляет думать о существовании об­щих факторов, латентных переменных, с помощью кото­рых возможно создание адекватных объяснительных моде­лей. Кажется своевременным ввести и новый термин для изучаемого феномена — стиль человека. Тем самым подчеркивается целостность этой уникальной характеристики взаимодействия субъекта с окружающим миром.

Как может выглядеть определение стиля человека, от­ражающее соединение общепсихологического — непри­вычно звучащего в этом контексте — и традиционного дифференциально-психологического подходов? Например, так. Стиль человека — это устойчивый целостный паттерн индивидуальных проявлений, выражающийся в предпоч­тении конкретной формы взаимодействия субъекта с фи­зической и социальной средой. Структура стиля представ­ляет собой определенный тип связей между разными па­раметрами индивидуальности, с одной стороны, и между этими параметрами и ситуативными переменными — с другой.

 

Каждый из нас стремится быть уникальным, подчер­кивая при малейшем удобном случае свою неповторимую индивидуальность, и, в то же время, человек не может существовать без того, чтобы не ощущать свою принад­лежность к определенной группе. Характеризуя себя или других, мы почти всегда в числе первых выделяем именно групповые характеристики — пол, возраст, национальность или раса, принадлежность к культурной традиции, соци­альному классу и др.

Итак, в измерение индивидуальности добавляется еще одна очень важная координата — групповой статус, кото­рый складывается из многих компонентов, образуя иерар­хическую структуру (см. рисунок 20).

Таким образом выделяется несколько демаркационных линий, условно разграничивающих сферу индивидуально­сти, определяя ту или иную индивидуальную характерис­тику через принадлежность субъекта к группе — "Я" как представитель определенной расы и национальности (этот уровень группового статуса характеризуется высокой сте­пенью дифференцированности Dk и, соответственно> уз­ким S), "Я" как мужчина или женщина, ребенок, подрос­ток или взрослый, имеющий или не имеющий отклоне­ния от условной нормы (в физическом, психическом или личностном развитии) и т.д. Можно проследить влияние выделенной нами ранее парадигмальной конструкции на групповой статус. Так, критерии расы, пола и возраста со­ответствуют биологическому уровню (организм), разли­чия в психическом развитии — индивидному, социокуль­турные, классовые особенности сильнее всего проявляют­ся на уровне личности, наконец, различия

в стилях жизни.

Групповой статус субъекта:

S — спектр переходов между демаркационными критериями (Dk); d — степень дифференцированности самою демаркационного критерия (Dk).

Формула S = 1/d отмечает отношения обратной зависимости меж­ду двумя переменными группового статуса индивидуальности — чем выше степень дифференцированности между исследуемыми группами (например, расовые и национальные признаки), тем уже спектр взаимопереходов, означающий возможность миграции из одной группы в другую,

характеризуют индивидуальность человека в целом.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

В основе классификации (и последовательности) рас­сматриваемых в каждой из глав групповых признаков индивидуальности лежит вычленение разных типов носите­лей этих различий:

* биологического, проявляющегося в процессе созре­вания организма;

* психического, выступающего в виде различий в сенсомоторных, когнитивных, эмоциональных, регуляцион­ных характеристиках;

* личностного, определяющего различия в самооцен­ке, образе-Я, сфере высших эмоций и мотивов, интере­сов и представлений;

* интегративно-индивидуального, влияющего на пред­почтение разных жизненных модусов и выбор стиля само­реализации .

Для проведения исследований в любом из этих направ­лений используется определенный набор методов.

Например, суть анализа возрастного аспекта индиви­дуальности заключается в изучении изменчивости или ус­тойчивости определенных характеристик по мере взросле­ния. В основном для этих целей используется три подхода:

* метод срезов (cross-sectional) используется при изу­чении разных групп людей различного возраста;

* лонгитюдный метод применяется для изучения од­ной и той же группы людей в течение определенного пе­риода времени;

* последовательный (sequential) метод объединяет эле­менты предшествующих двух.

Еще одним не менее важным методом, позволяющим установить» сохраняются ли выделенные паттерны при­знаков в разных контекстах или культурах, является

* кросс-культурный анализ, в котором один или не­сколько из перечисленных выше методов используется более чем в одном контексте.

1L2. Биологические часы — генетически

ДЕТЕРМИНИРОВАННЫЕ ПАТТЕРНЫ ИНДИВИДУАЛЬНОГО

РАЗВИТИЯ

Многие параметры, по которым одни люди отличают­ся от других, детерминированы разными генетическими

программами. Арнольд Гезелл (Gesett, 1925) для определе­ния последовательности смены паттернов в развитии, де­терминированной генетическими программами, предло­жил термин "созревание". Содержанием процесса созре­вания является дифференциация систем организма, обеспечивающая расширение диапазона реакций на воз­действия окружающей среды. Благодаря, функционирова­нию в организме человека специального нейроэндокрин-ного аппарата регуляции генетической программы разви­тия (см, Лопатина, Пономаренко, \ЭЪ1\Акинщикова, 1977), любая функция реализуется в пределах нормы реакции, а конкретная форма ее проявления зависит от внешних воз­действий.

Согласно современным представлениям об онтогене-тике индивидуальности, возрастные психогенетические исследования строятся с учетом следующих положений (Егорова Марютина 1990):

* генотип выполняет двоякую функцию в онтогенезе, одновременно типизируя и индивидуализируя развитие; фенотип любого психологического признака может являть­ся результатом и уникальной генетической конституции, и уникального жизненного опыта;

* организация контролирующих развитие генетических систем подчинена временному принципу, то есть "гены в ходе развития "включаются и выключаются"; наследуемость одного и того же признака фенотипа с возрастом может меняться, или, не меняясь по величи­не, может определяться влиянием разных генетических факторов;

* разница между генетической обусловленностью и стабильностью признаков заключается в том, что "пси­хологические характеристики, демонстрирующие высо­кую стабильность в процессе развития, не обязательно связаны с генотипом и, наоборот, генетически обуслов­ленные характеристики отнюдь не являются неизмен­ными".

Насколько обширна сфера влияния генетических про­грамм, регулирующих, к примеру, процесс созревания? Данные, которые можно метафорически представить в виде отметок на циферблате биологических часов, показывают, что это влияние затрагивает широкий спектр индиви­дуальных проявлений. Мальчики с более ранним созрева­нием, кроме наличия превосходящей по сравнению со сверстниками физической силы, связанной с конструк­том маскулинности имеют пре­имущество в привилегиях, степени ответственности и ха­рактере заданий, типичных для более старших по возрасту {Eichorn, I963), Что же касается девушек, последствия раз­ницы в созревании здесь менее очевидны. Данные Кали­форнийского Исследования Развития показывают, что девушки с более поздним созреванием занимали более ведущие позиции в школе и оценивались как более урав­новешенные, социабельные, дружелюбные, лидирующие и экспрессивные (Weatherley, 1964)*

Еще одним показателем, включенным в качестве неотъемлемого компонента в эволюционно-конституцио­нальный фактор, является физическая привлекательность. Во многих исследованиях выявлена закономерность — впол­не согласующаяся с традициями социобиологических тео­рий — в предпочтении мужчин с мезоморфным типом телосложения, отличающимся развитыми мускулами, широкими плечами, узкими бедрами (Lerner & Кот, 1972). Красивые, физически привлекательные люди более попу­лярны среди сверстников, которые приписывают им бо­лее позитивные личностные характеристики, а красивых детей взрослые считают менее склонными к агрессивнос­ти {Dion, 1972).

Помимо созревания, выделяют еще очень важную вре­менную линию в функционировании биологических сис­тем организма. Когда человек достигает тридцатилетнего возраста, многие функции начинают проявлять тенден­цию к снижению (разумеется, с известными допущения­ми). Однако различия между индивидами и здесь играют определяющую роль. В одном из исследований сравнили группу мужчин в возрасте семидесяти одного года с более молодыми мужчинами (Birren, Schaie, 1996). Оказалось, что различия практически отсутствуют в двух выделенных под­группах — очень здоровых старших и более молодых, про­сто здоровых для своего возраста, мужчин. Известны так­же экспериментальные факты

о том, что мужчины в возрасте сорока—пятидесяти лет представляют собой своеобразную группу риска, прояв­ляя именно в этом возрасте большую подверженность сердечным приступам, связанным со стрессом и сорев­новательным поведением. Вполне возможно, что этот тип поведения связан с формально-программной характе­ристикой предпочтения ранга доминирования, детерми­нированной эволюционной, генетически закрепленной стратегией.

Немаловажное измерение биологического времени свя­зано с интимнейшей функцией поведения — сексуальной активностью. Изучение группы людей в период с шести­десяти семи до семидесяти семи лет выявило отсутствие у них снижения интереса к сексуальной стороне жизни. Однако, как интерес к сек­су в поздний период жизни, так и физическая способ­ность реализовать этот интерес, зависят от регулярности в осуществлении сексуальной активности в течение жизни, а также коррелируют с ее уровнем в более молодые годы (Masters & Johnson, 1966).

11*3. Ментальные часы — возрастная динамика

психических функций

Нельзя сказать, чтобы психологические часы* отмеча­ющие время изменений в психической сфере, шли своим независимым ходом. Но все же течение ментального вре­мени определяется закономерностями несколько иного, нежели генетические программы, плана. Запаздывая, мен­тальные часы индивида указывают на задержку в психи­ческом развитии> отмечая, например, более низкий уро­вень его IQ (см. главу 6). Опережая биологический возраст, ментальное время субъекта показывает, что перед нами, возможно, будущий Моцарт или Ландау. В то же время пси­хическое развитие отражает основные закономерности поступательного процесса, характеризующего движение человека по жизни.

Модель общего механизма формирования иерархизо-ванной структуры ментального мира находится пока еще в стадии теоретической и экспериментальной проверки

262 Человек в группе

(Веккер, 1998), Рад интересных данных получен в диффе­ренциально-психофизиологических исследованиях. Есть экспериментальное подтверждение того, что "свойства темперамента и общих способностей на ранних этапах он­тогенеза обнаруживают весьма тесное взаимодействие" {Рустов7Дудин, 1995). Однако анализ плотности корреля­ционных связей в структуре индивидуальности детей и взрослых показывает, что с возрастом усиливается влия­ние специальных факторов и происходит дифференциа­ция темпераментального и интеллектуального уровней регуляции поведения, У подростков число значимых коэф­фициентов корреляции между исследуемыми признаками не только больше, но и выше по уровню значимости*

Сенсорно-перцептивная сфера

Кажется очевидным, что с возрастом в психомоторном поведении происходят изменения — движения становятся как бы замедленными и менее координированными. Од­нако изучение одного из основных психомоторных пока­зателей — времени реакции — не позволяет сделать такой однозначной интерпретации. Влияние тренировки оказы­вается очень сильным и более старшие спортсмены не толь­ко превосходят своих сверстников-неспортсменов в быст­роте реагирования, но и опережают в выполнении ряда заданий молодых неспортсменов (Spirduso, 1975). Ухудше­ние же времени реакции скорее связано с общей физи­ческой несостоятельностью (гипертония и сердечно-сосу­дистые нарушения), чем с возрастом. Более того, этот по­казатель (речь идет о снижении времени реакции) оказы­вается предиктором сердечно-сосудистых повреждений (Abrahams & Birren, 1973),

Когнитивная сфера

Дж.Блок (Block et aL, 1981) со своими коллегами изу­чал в лонгитюдном исследовании устойчивость стилевой характеристики "узость—широта категоризации" на одной и той же группе детей, тестируемых периодически с четы­рех- до одиннадцатилетнего возраста. Показатели узости-широты, выявленные у четырехлетних детей, оказались

Развивающаяся индивидуальность. .. 263

слабо связанными с результатами их тестирования по тому же методу в 11 лет (это было характерно только для маль­чиков, так как у девочек стабильность связей между пока­зателями оказалась нарушенной из-за вариации компонен­тов задания). Результаты интерпретировались двояко — либо исследуемая стилевая характеристика является фундамен­тально нестабильной в течение этого возрастного перио­да, либо ее психологическое значение подвергается транс­формации в процессе развития ребенка за семилетний период.

Степень интеллектуального развития обнаруживает связь с характеристиками образа Я, Самоописание школьников с более низкими показателями интеллекта было более поверхностным и конкретным. Образ-Я старшего, но ме­нее развитого в интеллектуальном отношении ребенка оказывается сходным с образом-Я младшего, но интел­лектуально развитого для своей возрастной группы ребен­ка (Livesley & Bromley\ 1973), Этот вывод подтверждает ги­потезу Жана Пиаже (1969), предполагающего взаимное влияние социальных факторов и индивидуальных перемен­ных на когнитивное развитие, в частности, способность к децентрации.

Когнитивное развитие включает также активное конст­руирование мира ментальной реальности. Согласно Пиаже (1969) возрастная группа детей одиннадцати—двенадцати лет обладает яркой спецификой, заключающейся в овла­дении ими формальными операциями, которые обычно характеризуются (Smart & Smart, 1978):

* свободным, мобильным и гибким характером как следствием развития способности к абстрактному мыш­лению;

* учетом всех возможностей;

* контролем, который заключается в принятии в рас­чет всех релевантных и иррелевантных предпосылок и ин­формации;

* объяснением, а не только описанием воспринимае­мых феноменов.

Отметим, что хотя этап формирования формальных операций является экспериментально подтвержденным фактом, многие индивидуумы, включая взрослых людей,

264___________________________________ Человек в группе

не всегда могут похвастаться демонстрацией подобного типа мышления.

Наиболее типичны в дифференциальной психологии исследования, рассматривающие ухудшение с возрастом таких когнитивных функций, как внимание и память. Хотя механизм этого процесса не совсем понятен, ясно, что он связан с двумя переменными — возможностями сенсор­ных регистрирующих систем и процессом передачи полу­ченной информации в хранилище кратковременной па­мяти. Однако время, необходимое для передачи информа­ции из сенсорной системы (анализатора) в распоряжение кратковременной памяти, уменьшается в течение детства и увеличивается в поздний период взрослости {Battes, Reese & Lipsitt, 1980). Это означает, что очень маленькие дети и пожилые люди "теряют" много информации до того, как она попадает в кратковременную память.

Интересные данные были получены при исследовании вторичных образов—представлений, в частности* грез. Обследовав 240 взрослых людей в возрасте от 19 до 50 лет, Зингер (Singer, 1966) выявил, что большая часть характери­зующих человека грез появляется в период с 19 до 29 лет, а плотность их потока уменьшается в интервале 40—49 лет. Для объяснения обнаружившейся границы были выдви­нуты два предположения: увеличение ответственности и объема времени, связанного с работой и обязательствами; а также уменьшение жизненной перспективы, вызванное тем, что человек среднего возраста достиг определенной устойчивости в определении своей жизненной роли в кон­тексте собственного будущего*

11.4. Социальные часы — этапы освоения

действительности

Эти часы также отмеряют время по своим стандартам, В каждой культуре или жизненном контексте социальные часы {Helson, Mitchell & Moane, 1984) определяют время для поступления детей в школу, приблизительное время женитьбы и рождения ребенка, время увольнения на пен­сию и пр. Хотя основной нашей темой является изучение различий, интересно отметить факт редкой согласованности во мнениях среди представителей очень разных возра­стных групп по поводу "подходящего возраста" для осу­ществления важных социализированных форм выбора (Neugarten, Moore & Lowe, 1965):

* наилучший возраст для заключения брака для муж­чины — 20—25 лет,

* наилучший возраст для заключения брака для жен­щины — 19—24 года,

* когда лучше всего мужчине начинать карьеру — 24— 26 лет,

"• когда большинство мужчин достигает вершины карье­ры — 45—50 лет,

* возраст наивысших достижений для женщины — 30—45 лет.

Конечно, ни генетически-детерминированные програм­мы поведения, ни продолжительное социальное воздействие определенного рода не определяют окончательно устойчи­вость паттернов во времени. Особенности трудного детства не предопределяют фатально ужасную жизнь взрослого, также как и счастливое детство не гарантирует удовлетворенности жизнью в будущем. Слишком велик объем жизненного про­странства, подверженного воздействию колоссального ко­личества факторов. Однако вероятность точного прогноза и в этом случае остается высокой, так как далеко не все факто­ры сопряжены со случайностью — многие из них имеют в своей основе закономерные процессы.

Интересно, что предикторы, основанные на сравнении показателей различных периодов взрослой жизни, оказы­ваются достаточно предсказательными по сравнению с предикторами, основанными на анализе факторов "детст­во—взрослость". Например, лонгитюдные данные показы­вают, что лучшим предсказателем удовлетворенности со­циальной (также как, кстати, и сексуальной) активно­сти в период поздней взрослости является уровень лично­стной удовлетворенности этими же проявлениями актив­ности в среднем возрасте (Palmor, 1981),

Мотивация как одна из основных движущих жизнен­ных сил человека в немалой степени подвержена измене­ниям. Изучение групп молодых работников и профессио­налов в возрасте выявило следующую тенденцию в их отношении к своей основной работе. Молодые видели ис­точник мотивации прежде всего во внутренних сторонах работы, связанных с возможностью изменения установок, потребностью в креативности, возможности использова­ния ее для личностного роста и обучения. Старшие, на­против, были мотивированы внешними условиями, таки­ми как деньги, продвижение по службе и надежность по­зиции.

Не все решаются изменить устоявшийся уклад жизни в определенном возрасте. Например, сменить работу в возрасте сорока пяти лет, не говоря уже об изменениях в про­фессиональной ориентации. Исследования показывают, что стабильность профессиональной занятости увеличивается с возрастом. Чем больше обусловлено изменение в ходе намеченной раньше профессиональной карьеры — обсто­ятельствами или определенными личностными особенно­стями? Сравнивая группу сорокапятилетных мужчин, сме­нивших профессию, с их сверстниками, не сделавшими этого, исследователи обнаружи­ли, что первые характеризуются меньшими значениями по результатам личностных тестов, измеряющих стремле­ние к власти и уровень доминирования. В то же время вы­сокие показатели по этим параметрам характеризуют наи­более успешных профессионалов в области предпринима­тельства, к которой относились испытуемые.

1L5- Время личности — "Я* в прошлом,

НАСТОЯЩЕМ И БУДУЩЕМ

Личностное время является, пожалуй, самым важным показателем уровня развития индивидуальности, высту­пающим в роли интегратора, соотносящего в субъектив­ном временном континууме показатели всех "часов". Речь идет сейчас не о субъективно-личностном ощущении вре­мени, скажем, хода своей жизни, жизни всего человече­ства или безостановочного движения Вселенной. Мы вы­деляем формальные показатели, позволяющие характери­зовать особенности личностных структур в развитии.

Внесознательно складывающая, аморфоподобная Я-концепция маленького ребенка еще не выходит за границы сенсомоторной сферы. Взаимодействуя случайным и манипулятивным образом с предметами, а также разви­вая способы коммуникации, ребенок начинает при­обретать смутное "валовое чувство" (по выражению И.М.Сеченова, 1947), что он является активным нача­лом в этом процессе взаимодействия. Девяти-двенадца­тимесячные младенцы, помещенные перед зеркалом, пытаются играть с зеркальным отражением, которое пока еще воспринимается ими как "Некто". Психологи поме­чали нос младенцев пятнышком, и ни один из них, глядя в зеркало, не пытался притронутся к собственному носу. Этот тест на выявление уровня осознанности Я был сде­лан и в отношении младенцев другой возрастной груп­пы. Среди тех, чей жизненный опыт измерялся перио­дом в двадцать один месяц* три четверти продемонстри­ровали появление первичного уровня проявления осоз­нанности, дотрагиваясь до своего носа, глядя на зер­кальное отражение (Lewis & Brooks, 1978),

Так возникает начальная координата самого важного, наряду с биологическим и социальным, вектора в детер­минации индивидуальности, который можно назвать век­тором жизненного опыта или самодетерминации. Идущее вначале вне фокуса сознания Время, все больше начинает осознаваться как критерий происходящих интраиндиви-дуальных изменений. Однако независимо от степени осоз­нания, возрастные изменения затрагивают все сферы лич­ности.

 

Дети младшего возраста скорее описывают себя с по­мощью акцентирования физических данных и указания на внешние характеристики, а для старших важнее оказыва­ется подчеркивание своих специфических психологичес­ких особенностей и характера взаимоотношений с други­ми людьми.

Феномен связи хронологического возраста и личност­ного ощущения этого возраста получил название "психо­логического возраста", который считается интегральным показателем отношения человека ко времени своей жизни и определяется как самооценка человеком себя на шкале собственного жизненного времени (Кроник, 1994), Соот­ветствие хронологического и психологического (личност-но окрашенного) возраста свидетельствует об умении че­ловека найти приемлемый для себя темп жизни, соотнес­ти свои притязания и возможности. Таким людям присущ многомерный и целостный образ мира, готовность вос­принимать новое во всей его полноте и противоречивости (Парилис, 1988). Завышенный психологический возраст (когда двадцатипятилетний человек склонен считать себя сорокалетним) связан с пессимистичной и обедненной жизненной перспективой. Данные, полученные в резуль­тате обследования пострадавших во время Чернобыльской аварии атомного реактора, показали, что у оказавшихся психологически старшими респондентов индексы самочув­ствия, активности и фона настроения были значительно ниже, чем в остальных группах. Лица, не выявившие раз­личия между хронологическим и психологическим возра­стом, обладали самым низким уровнем тревожности, и их показатели индекса тревожности даже в такой экстремаль­ной ситуации не превышали верхней нормы. Завышенный психологический возраст выявлен также у подростков, находящихся в интернате или колонии. Эта тенденция со­провождалась снижением адекватности самооценки и вы­раженными потребительскими ориентациями. Анализ ставшего хрестоматийным примера подростково­го эгоцентризма проделали Д.Элкинд и Р.Боуэн (Elkind & Bowen, 1979) в связи с изучением в разных возрастных группах уровня развития самосознания, под которым понималась склонность или нежелание отчитываться перед воображаемой аудиторией. Выяснилось, что средняя воз­растная группа подростков (тринадцать лет плюс-минус девять месяцев) отличается наиболее развитым самосоз­нанием (по сравнению как с младшей, так и со старшей возрастными группами). При этом девушки показали бо­лее высокий уровень развития самосознания, чем юноши. Этот результат, как мы видим, подтверждает гипотезу о "трудном возрасте", основной характеристикой которого является нежелание подчиняться стереотипным требова­ниям и мнениям, которые считаются авторитетными.

Подростковый возраст считается временем, необходи­мым для размышлений о себе и жизни, большое влияние на ход которых оказывает культурный контекст (социо-экономическое положение, идеология семьи etc.). Но, не­зависимо от складывающегося контекста, можно разли­чить, КАК организуется мышление личности. Подросткам была предложена гипотетическая ситуация, в которой ты­сяча людей направлялась на Тихоокеанские Острова с це­лью создания там некой новой общности (Adelson, 1975). Испытуемым было предложено описать, каким должно быть новое правительство и социальный порядок. Одним из наиболее явных отличий в возрастных группах был уро­вень абстрактности в рассуждениях (что подтвердило дан­ные Пиаже о стадиях когнитивного развития). Более юные были склонны к персонализации всей истории, называя правителя "он* и рассуждая о влиянии государства на жизнь отдельных людей. Группа же пятнадцатилетних высказы­вала более отвлеченные гипотезы, которые касались регу­лирования жизни государства с точки зрения всеобщей полезности формулируемых законов, которые могут мо­дифицироваться в зависимости от обстоятельств.

Система личностных ориентации, измеряемых шкалой "идентификация—ассоциированность", также подверже­на возрастным изменениям. К.Бауэрман и Дж.Кинч сравнили четыре возрастных группы подростков по параметрам (суть которых для удоб­ства мы представим в виде задаваемых подросткам вопросов): идентифицированное (вопрос: "Кто лучше тебя понимает — родители или сверстники?1'), ассоциирован­ности (вопрос: "С кем тебе приятнее заниматься делами — с семьей или сверстниками?"), нормативности (вопрос: "Кому ты отдашь предпочтение в случае столкновения интересов — семье или сверстникам?"), Результаты пока­зали, что средневзвешенный коэффициент ориентации на семью резко снижается с возрастом — от 87,1% у четырех-классников до 31,6% у девятиклассников; склонность к ассоциированности скорее со сверстниками, чем с семьей возрастает от 8,9% в самой младшей группе до 55,7% в старшей. Однако стремление к идентификации с семьей, вопреки ожиданиям, оказалось не столь подвержено из­менениям, сократившись с 81% до 52% в крайних возраст­ных группах. Поскольку параметр идентификации подра­зумевает предпочтение того, на кого бы хотелось быть по­хожим, семья оказывается во многих случаях более влия­тельным фактором, чем сверстники.

Сравнительное изучение двух групп взрослых людей, различающихся по семейному положению, показало, что одинокие (вдовы и вдовцы, а также никогда не имевшие семьи) гораздо менее удовлетворены жизнью и менее адап­тированы, чем их сверстники, состоящие в браке).

Течение личностного времени, в отличие от течения времени ментального, как правило, необратимо, и образ будущего может предвещать завершение жизненного цик­ла. Мысли о смерти посещают человека в любом возрасте, но и здесь обнаруживаются свои закономерности. Изуче­ние представлений трех-пятилетних и девяти-десятилет­них детей о смерти показало, что для первой возрастной группы отсутствует ее оценка как завершения и конца всего. Смерть представляется как обратимый процесс, связан­ный с жизнью. На следующей стадии (между пятью и во­семью годами) смерть воспринимается как конечный, но не обязательно неизбежный этап жизни — ее можно пере­хитрить. Только в старшей возрастной группе — девяти­летних — начинает возникать понимание того, что человек смертен, и это неизбежно. Тем не менее арторы делают вывод, что когнитивное раз­витие скорее, чем хронологический возраст, позволяет делает прогноз относительно понимания детьми смысла смерти. Взрослые люди, особенно в более старшем возра­сте (после шестидесяти) по-разному реагируют на мысли о смерти, Однако только 10—30% людей старшей возрастной группы проявляют выраженный страх смерти (Jeffers & Verwoerd, 1969). Любопытно заметить, что Уильям Шелдон, предложивший конституциональную типологию лю­дей, полагал, что именно церебротоникам (занимающим приблизительно 15—25% от обшей популя­ции) свойственен выраженный страх смерти. Однако об экспериментальном подтверждении этой гипотезы пока не известно.

Взрослые люди, как правило, больше боятся не смер­ти, а связанных со старением заболеваний, потери при­вычной социальной роли и самоопределения, зависимос­ти. Они боятся быть обузой для других. Формирующиеся установки на старение и приближающуюся смерть во мно­гом зависят от выработанных в процессе накопления жиз­ненного опыта атгитюдов. Так, было обнаружено, что уро­вень страха, проявляемый подростками, значимо корре­лирует с уровнем страха, характерным для родителя того же пола (Tempter, Ruff& Franks, 1971). В то же время значи­мых корреляций между возрастом и уровнем тревожности по поводу смерти не было выявлено,

Б* Ной гарте н (Neugarten, 1995), изучая людей, находя­щихся на этапе переоценки жизненных ценностей (пери­од жизни человека от 50 до 65 лет — см. Либинау 1995), выявила две крайние группы. Первая включает людей, су­мевших оценить все прелести нового этапа жизни — боль­шую свободу и независимость, новое видение причин своих успехов и неудач. Во вторую группу попадают те, кто ис­пытывает горечь и разочарование от бесполезности про­житой (то есть безвозвратно потерянной) жизни. Перешаг­нув рубеж семидесятилетия, вторые становятся "старыми стариками", а первые — "молодыми стариками'\ которые, выйдя на пенсию, сохраняют энергию и желание полноценной личной и социальной жизни,

 

 

В большинстве обществ с ярко выраженным многона­циональным оттенком, например, в США, процесс стра­тификации происходит в результате воздействия социальных и экономических факторов. Для обозначения совокупнос­ти переменных, которые в дифференциально-психологи­ческом контексте играют роль обладающей устойчивым влиянием ситуативной детерминанты, введено понятие Со-циоэкономического Статуса (СЭС) (с англ. — socio-economical status — SES), определяемого на основе анализа рода занятий, уровня дохода и образования. Все эти пока­затели, разумеется, коррелируют между собой, что и дает основание для их выделения в качестве некоего интегративного критерия, разделяющего любое современное обще­ство на страты. Система стратификации включает в себя и такие переменные, как условия проживания, стили жизни (включая установки и ценностные ориентации), наконец, ожидания как показатель направления развития. Взятые все вместе, эти параметры образуют контекст, на фоне кото­рого происходит важнейший процесс социализации ре­бенка.

Можно выделить два подхода к анализу различий между людьми, обусловленных феноменом стратификации. Пер­вый связан с выделением континуальной шкалы "сни­зу—вверх", второй построен на сравнении так называе­мого среднего класса с неблагополучными группами на­селения. Исследования, проведенные среди различных групп населения в рамках первого подхода, выделяют пять социально-экономических уровней — "нижний (небла­гополучный) класс", рабочий класс ("голубые воротнич­ки") t класс-ниже-средне го ("белые воротнички", служа­щие), класс-выше-среднего (бизнесмены и независимые профессионалы), "класс-с-высоким-уровнем". Процент населения, приходящийся на каждый выделяемый в популяции класс, оказывается довольно устойчивым и составляет для США соответствен­но 18, 48, 21, 10 и 3.

 

Экология индивидуального развития

Влияние социального класса или страты, в которую включен индивид, часто проявляется на протяжении всего жизненного пути субъекта — от особенностей протека­ния беременности матери до становления зрелой личности. Д.Картрайт (Cartwright, 1974) выделяет два взаимосвя­занных кластера признаков, характеризующих эффект влияния на личность особенностей социального статуса. Представим эти данные, а также результаты исследова­ний других авторов, в обобщенном виде (см. таблицу 11).

Примечательно, что практически каждый из представи­телей различных трупп прекрасно осознает наличие социаль­ной иерархии. При этом четкие критерии для оценки своей

"социальной метки" люди давать затрудняются, указывая лишь на тех своих знакомых> кто находится "ниже" или "выше" их собственного уровня. Однако психологи выявили по меньшей мере восемь компонентов, которые могут слу­жить критериями для определения статусной позиции — ранг профессии мужчины в терминах ее престижности, доход семьи, качество домашнего хозяйства, репутация района проживания, связи с общественными клубами и организациями, посещение церкви, образование мужчи­ны, образование женщины. Разумеется, одним из важнейших компонентов, влияю­щих на проявление индивидуальных различий, оказывает­ся специфика внутрисемейного взаимодействия

 

Влияние на личность социоэкономических факторов