Пьер Безухов.

Образ Пьера - центральный во всей образной системе романа. И прежде всего потому, что именно он был в центре сюжета первоначального замысла книги о декабристе, вернувшемся из ссылки. И как бы ни изменялся, как бы ни переплавлялся в мыслях автора герой того сюжета, какие-то основополагающие черты в нем не могли не остаться.

Он появляется на первых же страницах "Войны и мира" - в салоне Анны Павловны Шерер. Молодой человек, нелепый и непривлекательный: "толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками". Огромный и неуклюжий, он никак не вяжется с изящной обстановкой салона, смущает и шокирует окружающих. Но не только - он и внушает страх. Анну Павловну страшит взгляд юноши, хотя он по ка совсем не граф Безухов, а всего лишь "мсье Пьер" - бастард, незаконнорожденный сын русского вельможи; и в салоне фрейлины Шерер его принимают лишь "на всякий случай": а вдруг да граф Кирилл официально признает сынка...

Пьер воспитывался в Париже, но не умеет вести себя в обществе, точно из деревни приехал! Лишь позже мы поймем, что непосредственность, искренность, горячность - сущностные черты Пьера, никакой нивелировке ни в каком обществе не поддающиеся. Ничто и никогда не заставит его изменить себя, жить по общей усредненной норме, вести бессмысленные разговоры для светского времяпрепровождения.

На фоне всех остальных героев романа Пьер уникален еще и тем, что за ним единственным нет никого. Пьер изначально лишен семьи, он начинается с себя. Все, что составляет сущность личности этого героя, отражает не характерные черты его рода, а общие черты народного характера. За ним никто не стоит - и угадывается сама Россия начала века: преклоняющаяся перед Западом, особенно перед Францией,- и воюющая с ней; то робко, то пристально вглядывающаяся в темную, еще совсем не разгаданную массу крестьянства; презирающая самое себя -и приписывающая себе удел нации богоносцев... Именно потому Пьеру дано будет в эпилоге романа создать истинно идеальную семью (зерно и оплот нации, по убеждению Толстого), сочетающую лучшие черты Болконских и Ростовых, помноженные на его, Пьера, личность и духовный опыт.

Как и все любимые герои Толстого, Пьер пройдет свой путь "от! Наполеона к Кутузову", научится узнавать и изживать в себе наполеоновские устремления. Путь Пьера отмечен не меньшими ошибками и заблуждениями, чем путь князя Андрея. Более того, Толстой подчеркивает параллелизм их судеб: у обоих ранний нелепый брак, принесший многие мучения, измена любимой, вторая любовь - истинная и одухотворенная; увлечение фигурой Наполеона; моменты самовозвеличения и самоуничижения. Это, разумеется, неслучайно. Одни идейно-нравственные законы в своем развитии формируют жизненный путь Пьера и князя Андрея.

Первой трагической ошибкой Пьера стал брак с Элен. Автор подробно повествует о всех хитростях семьи Курагиных, добивавшихся и добившихся этой свадьбы. О том, как завлекали развратные Элен и князь Василий наивного Пьера, как вовремя прибежали с иконой благословлять - и вырвали у упорствующего жениха предложение, какую недостойную игру затеяли с ним фрейлина Шерер и ее кружок. И, описав все это, Толстой пристально всматривается в несчастного Пьера: как он воспринимает случившееся, кого обвинит в своем нелепом браке? И Пьер одерживает свою первую победу: он обвиняет себя. Не безнравственных людей, сыгравших на его молодой неопытности, а себя, ничего не сумевшего им противопоставить. Это не имеет ничего общего ни с сусальным "всепрощением", ни с поздними масонским стремлениями Пьера. Духовная установка Пьера изначально опирается на принцип истинной нравственности: прежде всего суди самого себя.

Вторым серьезнейшим испытанием станет для Пьера неожиданная дуэль. Оскорбленный Долоховым, он бросает вызов и оказывается вновь вовлеченным в чужую и чуждую игру. Казалось бы, исход дуэли - торжество справедливости: впервые взяв в руки пистолет Пьер нечаянно попадает в своего обидчика. Пьер переживает глубокий душевный кризис. Кризис, переживаемый Пьером, - это и сильное недовольство собой, и связанное с этим желание изменить свою жизнь, построить ее на новых, добрых началах.

Разорвав с женой, Пьер, по пути в Петербург, в Торжке, дожидаясь на станции лошадей, лежит на кожаном диване и думает: ".. .А я стрелял в Долохова за то, что счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что считали преступником; а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что-то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить и что такое я..."

Теперешний ужас Пьера перед пролитой им кровью отличается от благодушного одобрения убийству, высказанного им в салоне Анны Шерер, в беседе о Наполеоне и казненном герцоге Энгиенском! Торжок стал для Пьера его Аустерлицем, на этой почтовой станции он отрекся от раннего своего нравственного бонапартизма и возжаждал нового пути. Этот путь указал ему масон Баздеев.

Отметим здесь еще одно: важнейшую черту, отличающую Пьера от князя Андрея. Князь Андрей, увлекаясь кумирами, не ищет духовного наставника: эту роль играет его отец, и играет блистательно. Сирота Пьер переполнен безадресным сыновним чувством, он постоянно ищет духовного руководителя. Именно так относится он сначала к князю Андрею, затем к Баздееву, к Платону Каратаеву. Он весь открыт духовному наставничеству, ищет его: и это один из самых мощных факторов формирования и проявления личности Пьера.

Обращение Пьера к "Обществу вольных каменщиков", к масонам понятно: известно, что через масонство прошли почти все декабристы. И искали они в масонстве того же, что и Пьер - нравственного очищения.

Судьбу Пьера Лев Толстой выстраивает как цепь нелогических закономерностей. Закономерностей исторических. Не будучи военным, он едет на Бородинское поле - ибо исторически для победы необходимо духовное участие всех, кому дорого Отечество (и Толстой заставит нас увидеть это сражение глазами Пьера: ибо ему видится не хитросплетение диспозиций, но сокровенный смысл происходящего, его нравственная основа). Пьер останется в Москве, чтобы убить Наполеона - и спасет девочку, и пробудит в настоящем убийце Даву - человека. И, наконец, в плену, лишенный свободы, обретет путь к свободе внутренней, причастится к народной правде и к народной морали.

Встреча с Платоном Каратаевым, носителем народной правды, -эпоха в жизни Пьера. Как и Баздеев, Каратаев войдет в его жизнь духовным учителем. Однако вся внутренняя энергия личности Пьера, весь строй его души таковы, что, с радостью принимая предлагаемый опыт и жизненную концепцию своих учителей, он не подчиняется им, но, обогащенный, идет дальше - своим путем. И этот путь", по мнению Толстого, единственно возможен для истинно нравственного человека.

Философские искания Толстого: "мысль народная".

В "Войне и мире" есть и проблемы, нерешенные автором, идеи, не до конца ясные ему самому.. Такой незавершенной, не раскрытой полностью идеей является центральная, основная в романе "мысль народная".

"Мысль народная" - не только центральная идея романа, это идея времени. Русская литература создавалась аристократией и для аристократии. Таким образом, большинство нации оставалось вне развития культуры, существовало по своим, далеким от литературы законам, в непознанном ею мире. Поэтому для русской литературы жизнь народа, самый образ крестьянина, смерда уже "путешествие в незнаемое". Интерес к этой теме в литературе XIX века носит исследовательский характер, неразрывно сопряжен с идейными и философскими исканиями.

В творчестве Пушкина народ предстает единой массой, целостным организмом. Интерес к личности из народа направлен наличность выдаю¬щуюся, на героя, этой массой порожденного: таков пушкинский Пугачев.

Лермонтов привил России интерес к рядовому человеку, ничем внешне не примечательному: вспомните "Бородино", "Песню про... купца Калашникова".

К 50-ым годам эта тема предстает в новом ракурсе. В связи со спором западников и славянофилов литература, наконец, обращается к народу, ищет там своего читателя. Поиски адресата приводят к поискам новых форм и методов в искусстве, обновляется литературный язык, рождаются новые сюжеты и образы.

Все это сделало возможным и необходимым новый уровень осмысления темы народа: э т н о ф и л о с о ф с к и й . НАЦИОНАЛЬНЫЕ ХАРАКТЕР, ДУША НАРОДА - вот предмет художественных исследований Достоевского и Толстого. Их творчество не продолжило развитие темы народа, но завершило поиски предшественников, ибо вывело проблему на качественно новую ступень, определило принципиально иную плоскость исследования. Они встали у истоков пути, которым не пошла русская литература, так как он слишком отчетливо уводил о беллетристики в область научную. Открытия Достоевского и Толстого легли в основу русской философской и особенно религиозно-философской школы начала XX века, подарившей миру имена Бердяева, Соловьева, Франка, Лосского. Толстой - первопроходец этого пути.

Центральной фигурой темы становится в романе Платон Каратаев. В образе Каратаева воплотилась "мысль народная": роман Толстого строится на взаимодействии трех основных идей. Но это взаимодействие нельзя выразить равносторонним треугольником, соединяющим имена-символы, оно много сложнее. Прямое противостояние - так соотнесены Кутузов и Наполеон, война и мир. Это противостояние позиций, это взаимоотрицание. Платон Каратаев и воплощенная в его образе идея нации осмысляются на ином уровне сознания, образ Каратаева противоположен самой идее борьбы. Он вне всяких позиций, вне какой бы то ни было расстановки сил. Само его отношение к миру выражается единственным словом - любовь: "Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь... Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера..." Это особая любовь - не за какие-то качества и заслуги, не за родство душ, не за близость интересов. Любовь к самому Божьему миру, к каждой Божьей твари. Христианская, православная любовь, любовь Христа к грешникам и праведникам. Такое отношение к миру, эта всеобъемлющая любовь - и есть главная загадка для Толстого

Он не нашел ответа на нее в романе. Более того, вся жизнь Льва Николаевича стала бесконечной попыткой постичь ее суть и приобщиться, принять это отношение к миру. Интеллект и личность, с их страстями и пристрастиями, противятся такой безадресной, надличностной любви Счастье и свобода для Каратаева - в отказе от любой собственности: ему ничего нельзя дать и у него ничего нельзя отнять. Его единственное достояние - сама любовь к миру, составляющая суть его души. Именно через этот отказ, через внешние его проявления стремился Толстой в жизни и в творчестве подойти к сути народной души. Он отказался от собственного имения, отказался от литературных гонораров, облачился в рубаху, пахал и сеял, стал вегетарианцем... Годами мечтал уйти странником -и у шел-таки глубоким стариком, бежал: от семьи, от дома, от самого себя - писателя Льва Толстого, стремясь обратиться в одного из бесчисленных безымянных старцев, скитающихся по Руси святой... Через внешние признаки искал Толстой пути к внутренней свободе. И его любимый герой Пьер также видел в Платоне черты внешние, прозревая за ними великую и чуждую ему, разумом не познаваемую душу русского народа.

Будучи тончайшим психологом, умея распутать все хитросплетения любви и ненависти в душе человеческой, Толстой остановился перед феноменом "простого", нерасчлененного сознания; Ибо это сознание существует за рамками знакомой ему "системы координат" - мира интеллигенции. Платон принадлежит к миру крестьянской общины. Обратите внимание: его образ не индивидуализирован, подчеркнуто лишен киках бы то ни было личностных характеристик. В представлении Толстого, общину определяет не только коллективный труд, постоянные совместные усилия, но и коллективный разум, где каждый - лишь часть целого, не существующая вне этой целостности. Таков Платон - носитель РОЕВОГО сознания. Это сознание формирует' особое самоощущение: что бы ни случилось с любой из "частиц", она не перестанет быть частью целого, а целое - бессмертно. Отсутствие субъективизма и религиозная направленность "простого" сознания, то есть его ориентация на высший разум, все создавший и за все отвечающий, освобождают человека от личной ответственности. Он может жить легко и радостно, как живет Платон Каратаев. Он свободен, ибо ничего не решает - такова идея свободы для роевого сознания.

Ничего не решая и ни за что не отвечая, "простое" сознание вне страстей: лишено и мести, и благодарности. Безропотно принимая все, что ниспослано свыше, оно не способно ничего требовать. Идея всепрощения в этом мире основана не на доброте, не на снисхождении, а на ВЕРЕ: "на все Господня воля". Как бы ни сложилась судьба, Бог знает, куда ведет раба Своего: таков, в общих чертах, смысл любимой притчи Каратаева.

Толстовский "божий человек" не хочет от жизни ничего, он счастлив всем сущим. Смысл его бытия - в этом радостном ощущении себя частью мира.

Стремясь понять роевое сознание, Толстой находит единственно возможный для литературы ход - он привлекает фольклорные тексты, ведь фольклор воплощает в себе коллективную творческую душу, ее мораль, представления, идеологию. Пословицы и поговорки не сходят с Уст Платона. Ими он мыслит, ими оценивает происходящее. На любой случай у Каратаева заранее готов ответ, сформировано и сформулировано отношение, заповеданное дедами и прадедами. Таким образом, одной из определяющих черт роевого сознания является уверенность в неизменности мира и человека.

Уверенный в неизменности и непознаваемости мира, коллективный разум как бы замкнулся на себя. Неслучайно Толстой все время подчеркивает округлость, закругленность Платона. Сам каратаевский мир обрел уже форму круга: он бесконечен и самодостаточен. Принципы, на которых он построен, отшлифованы бесчисленными поколениями, и в рамках этих принципов каратаевский мир совершенен. Круг - символ завершенности и бесконечности, самодостаточности в неспособности к развитию, к слиянию с иными формами.

По-своему прекрасная идея каратаевского мира противоположна ищущему, философствующему разуму. Платон явился Пьеру в страшный момент и спас его самим фактом своего существования, способностью быть гармоничным. Эта встреча помогла Пьеру разделить в сознании внешнее и внутреннее, исцелила душу. Но путь Каратаева ему чужд. И это не личностное неприятие, это чужеродность сознания.

И здесь мы приходим к осознанию русской национальной идеи: сосуществование в одном этносе ДВУХ ТИПОВ СОЗНАНИЯ, автономное сосуществование ДВУХ НЕСОПРИКАСАЮЩИХСЯ ТИПОВ ХАРАКТЕРА. Так осмыслена Толстым проблема интеллигенции и народа.