С. Шарапов: экономика как парадокс русской мысли и культуры.
Для понимания взглядов С. Шарапова на экономику и экономическую науку большое значение имеет его работа «Марксизм и русская экономическая мысль» (речь в собрании экономистов, произнесенная в собрании экономистов 15 февраля 1899 года). Она включена в только что изданную книгу «Россия будущего». В этой работе Шарапов констатирует прискорбный факт: практически вся интеллигенция России (независимо от ее политических пристрастий) находилась под гипнозом Карла Маркса, вернее его экономического учения. Русскому интеллигенту «Капитал» казался высшим проявлением научного осмысления хозяйственной жизни общества. Ни народники, ни легальные марксисты, ни буржуазные писатели, ни и даже толстовцы не ставили под сомнение «научные» выводы экономического учения Маркса. Для представителя «образованного» сословия оно было «священной коровой», споры между различными фракциями интеллигентов касались лишь тонкостей толкования этого «священного писания» новейшего времени. Шарапов рассматривал подобную популярность «Капитала» как своего рода духовно-умственное помрачение «среднего класса», которое затем подобно заразе распространялось и на другие слои русского общества. В этой связи он попытался разобраться в том, что такое наука вообще и «экономическая наука» в частности.
При этом Шарапов заходит издали. Он обращает внимание на то, что в науке (по крайней мере, гуманитарной) и культуре существуют обязательно национальные особенности восприятия тех или иных общественных явлений и процессов. Он, в частности, подчеркивает: «Я хочу воспользоваться моментом как бы вашего раздумья, чтобы совершенно объективно и спокойно напомнить вам, что каково бы ни было направление, каковы бы ни были симпатии, в тех вопросах, о которых здесь спорят, надо стараться прежде всего стать твердо на почве науки, на почве свободной критики, свободного, а не загипнотизированного мышления.
Я не буду поднимать здесь старого вопроса о национальности в науке, так хорошо освещенного Юрием Самариным; я напомню лишь то положение, что наука, в особенности гуманитарная, может быть жизненна и составлять равноправную долю общечеловеческой науки только тогда, когда она не безлична, когда на ней лежит отпечаток психических особенностей создающего ее народа. Только при этих условиях она оригинальна и продуктивна. Истина одна, но каждый народ идет к ней своим путем, согласно своему духовному складу, видит и схватывает лучше одну какую-либо часть, ему более понятную и родственную. Происходит как бы мировое разделение труда, в результате коего получается обмен умственных богатств. Англичанин, француз, германец, русский - все культурные народы должны быть совершенно равноправны в этом общем творчестве. Но англичанину легче понять, изучить и дать научное определение той стороне его бытия, которая составляет особенность его народа и не повторяется у русского, и обратно. Каждый народ глядит на истину немножко под своим углом зрения, и эта истина раскрывается перед ним только в оригинальном творчестве, а не в заимствованных готовых результатах чужого, часто принимаемых на веру. Все заимствованное поэтому менее жизненно, менее действенно и менее ценно для человечества, чем свое, оригинальное, органически сложившееся и идущее в великую общечеловеческую семью со своей собственной физиономией. В Адаме Смите, Дарвине и Ньютоне всякий сразу узнает англичан, в Декарте, Паскале и Прудоне - французов, в Гете, Гегеле и Рошере или Тюнене - немцев, во Льве Толстом, Аксакове, Пушкине - русских»[4].
При этом Шарапов обращает внимание на удивительный факт: Россия не дала миру выдающихся, всемирно известных ученых-экономистов. Чем это можно объяснить? Может быть, причина кроется в национальных особенностях мировосприятия русского человека? Шарапов высказывает свое предположение: «Но почему же так? Неужели у нас нет экономической жизни? Наоборот, есть, огромная и сложная и вдобавок совершенно оригинальная. Такая жизнь не могла не возбуждать аналитической мысли, не могла, казалось бы, не вызвать и своих экономических построений. Но, может быть, таковые и есть, да только мы их не видим и не знаем?
Из того, что русская литература, давшая такие огромные и разнообразные вклады в общечеловеческую сокровищницу, упорно не выдвигала до сих пор ни одного мирового экономиста, можно, пожалуй, заключить и нечто иное. Не отвращалась ли русская мысль от западного толкования экономических явлений, не относилась ли она отрицательно к самой возможности признать особый мир экономических явлений со своими особыми законами?».
[1] Кое-что о Дж. Ло можно найти в моей книге «О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном». Книга 1, с.187-188.
[2] В качестве точки отсчета первого периода Шарапов берет 1769 год, когда согласно указу Екатерины Второй были выпущены первые бумажные деньги - ассигнации.
[3] Подробное описание финансовых реформ 1856-1864 гг. дано в работе С. Шарапова «Деревенские мысли о нашем государственном хозяйстве» (глава «Как разоряются государства»). К сожалению, данная работа в представляемом однотомном собрании работ С.Шарапова «Россия будущего» отсутствует.
[4]Здесь и далее (если специально не оговорено) цитаты приводятся из работы: «Марксизм и русская экономическая мысль» // С.Ф. Шарапов. Россия будущего. - М.: Институт русской цивилизации. 2011, с.241 - 270.
Жизнь в системе традиционных ценностей древних славян и русского народа. О.С.Осипова
Жизнь в системе традиционных ценностей древних славян и русского народа. О.С.Осипова
Проблемы технократической цивилизации требуют от нас нового осмысления действительности. Отчуждение человека, постоянная напряженность в отношениях с искусственно созданным внешним миром, экологические катаклизмы должны быть преодолены. В поисках ответа на эти жизненные вопросы мы пристально вглядываемся не только в обозримое настоящее, но и в далекое прошлое человечества. И здесь, в мировой истории, среди самых разных цивилизаций обращение именно к традиционным культурам позволяет видеть примеры бережного и уважительного отношения к природе и к самому человеку, основные принципы которого могут помочь нам выработать новый тип современных взаимоотношений как внутри общества, так и с окружающей средой.
Устойчивость и своеобразие традиционных культур во многом определяются соответствующими системами ценностей. Понимание особенностей традиционных ценностных систем — достаточно значимая из множества задач в осознании прошлого и на пути оптимизации ценностных ориентиров для моделей дальнейшего развития человеческой цивилизации. Следуя одному из звеньев этой задачи, выявим основные моменты, на которых базируются традиционные ценности и их непреходящая актуальность для нас на материале близкой для России культуры древних славян 1 тыс. н.э. В традиционной славянской культуре были выработаны основные идеалы, нормы и правила жизни людей, которые, несмотря на многочисленные трансформации, с течением времени перешли в мировосприятие русского народа. Эти ценностные представления славяно-русского народа необходимо проанализировать в единстве религиозных, экономических, этических и эстетических форм, вошедших в культурную жизнь общества.
Формирование системы традиционных ценностей славян происходило в процессе развития общественной жизни народа, с древнейших времен зарождения славянского этноса. Н.О.Белоусова полагает, что этническая самобытность есть духовно-практическое образование, единство поведенческой и ментальной активности. Фактор уникальности этноса — мироотношение, здесь происходит формирование и воспроизведение в ментальных структурах сознания культурных форм, образцов и стереотипов, репрезентация социального и природного бытия народа (1, с. 14, 19).
Ценностная сторона в мироотношении народа непосредственно связана с общественным, коллективным сознанием или представлениями. Э.Дюркгейм предложил понимание коллективного сознания как обладающую собственным бытием совокупность верований и чувств, общих для членов данного общества, он подчеркивал, что системы ценностей имеют коллективное происхождение. Коллективное мышление преобразует мир под воздействием созданных им идеалов. Исследователь писал: “Основные социальные явления: религия, мораль, право, экономика, эстетика — суть не что иное, как системы ценностей, следовательно, это идеалы” (2, с. 297, 302, 303). Аналогично считал Л.Леви-Брюль — коллективные представления проявляются прежде всего в религии, в моральных нормах и правилах (3, с. 7-8). Таким образом, идеалы возможно мыслить как ценностные коллективные идеи.
В традиционных обществах системы ценностей имеют много общего именно в силу своего обоснования в доминирующем коллективном сознании. В древности ценности не подвергались рефлексии, они усваивались в образно-символической форме идеалов. Традиционные идеалы жизни позволяли реализовать гармоничное единство в системе природа-общество, определить в ней место, роль и смысл человеческого существования. Мифологическое мировоззрение акцентировано на жизнь Мироздания в гармонии взаимосвязей всех уровней — от божественного до земного. К.Леви-Стросс сформулировал интересную гипотезу о ценности традиционной системы жизни как идеального единения чувственного и рационального, коллективного и индивидуального в органичном бытии человека — общества — мира (4).
Важнейшие славянские ценностные коллективные идеи связаны с понятиями единства Мироздания, всепроникающей божественности, взаимообусловленности и относительности всех явлений, которые преломляются во множестве частных идей: одухотворение природы, предание о происхождении людей как сынов и дочерей богов, приоритет коллективного начала над личностным, патриотизм, верность долгу, чести и справедливости (5).
Восприятие жизни у славян подобно всем ранним народам было приближено к природе. Природа принималась как божественная среда, окружающая человеческий мир, живя своей внутренней жизнью, она была непосредственно связана с человеком, откликалась на его мольбы и нужды, вступала в живое общение, проявляла участие в делах людей. Славяне обращались к природе как к Всеобщей Матери, просили у нее удачи и силы во всех своих начинаниях для добродетельной жизни и приобщения к божественному строю Мироздания. Традиционное ценностное восприятие природы позволяло людям гармонично расходовать ее богатства, жить в окружении чистого воздуха и прозрачной воды, плодородных земель и дарственных лесов.
Ценность явлений жизни для древних славян обусловливалась тем, что языческому мировоззрению была присуща, на наш взгляд, своеобразная протодиалектика, выражавшаяся в неоднозначности и относительности большинства образов, понятий и их взаимоотношений (6). В славянском язычестве не было сильно выраженного дуализма, четкого деления на положительное и отрицательное. Это хорошо видно в условности понимания добра и зла. М.Б.Никифоровский писал, что злое начало у славян не имело могущества и самостоятельности, как начало доброе, которое обоготворялось и всегда побеждало. В язычестве черти и великаны представлялись и помощниками в ниспослании на землю дождей и плодородия, а не только злобными супостатами (7, с. 13, 22). Л.Нидерле также отмечал, что славянское “бес” — отнюдь не всегда злое божество (8, II, d. 1, 33). Зло мыслилось славянами не как таковое, а как нечто нарушающее гармоничный порядок вещей, но при привнесении своего вклада в миропостроение, приобретающее положительное значение. В этой связи ценностное определение объектов окружающего мира в их положительном или отрицательном значении для человека не было жестко задано. Так убийство гостя и даже ущерб ему наказывался смертью, а убийство врага или разорение его земель было добродетелью. Славяне с уважением относились к чужим богам и жрецам, но при осквернении христианскими миссионерами языческих святынь предавали их смерти.
Система идей, выражающих высшие ценности, пронизывает все сферы народной жизни, проявляясь и в коллективной, и в индивидуальной жизни людей. Характерными чертами славян в древности и в какой-то мере теперь можно считать ценностное восприятие религиозного, семейно-домового и хозяйственно-бытового начал.
Религиозные ценности имели для них приоритетное значение. По характеристике латинского миссионера XII в. Гельмольда, славяне питали к своим святыням особое уважение (9, с. 186). Религия древних славян включала многоуровневую систему богов, различные обряды и ритуалы, особое жреческое служение. Разнообразие племенных культов свидетельствует о свободе славянской религиозной мысли, открытости и готовности принять в себя новые идеи. В этой связи можно заметить, что вообще молодые религии проще всего утверждаются на той или иной языческой почве, чем догматизированной и централизованной. Так христианство сравнительно легко, хотя вначале чисто формально для самого народа, пришло на Русь, как в свое время в Западную Европу, но совсем не вытеснило породивший его иудаизм, не проникло в мусульманский мир, не смогло сломить индуизм в Индии, буддизм в Азии и т.п. На Руси же в результате слияния в народном мировоззрении языческих и христианских идей возникло своеобразное двоеверие. При этом особенная внутренняя религиозность — богопочитание — осталась свойственна и православному русскому народу.
Пантеон древних славян выражал собой идею жизни как наивысшей ценности, в нем возвеличивались и обожествлялись важнейшие качества коллективной жизни, такие, как жизнелюбие, благость жизни, жизнестойкость, храбрость, сила, плодородие природы, любовь, семья и деторождение, домоводство, общественный быт и договоры. У славян была богиня жизни — Жива. Особое значение как рождающее повсюду жизнь имело Солнце. К.Федоров образно писал: “В солнце чтил язычник щедрого бога-подателя… (Даждьбог); в нем видел он виновника красот внешнего мира… (Хорс). Его народ считал покровителем своих сердечных влечений к любимому… — защитником и устроителем домашнего очага (Ярило, Лада)” (10, с. 4). Даждьбог виделся славянам исходным первоначалом жизни, источником всех благ и создателем правил человеческого бытия. Хорс приобрел аспект защищающей жизнь солнечной силы. А Ярило почитался как божество мужской мощи и храбрости. Ценность любовных и семейных отношений, красоты и плодородия, выражали у славян Сварог, Ярило, Лада. Идеалы преемственности поколений и взаимосвязанности рода несли Чур, Род и роженицы. Славянские боги в гармоничном единстве олицетворяли благость, величие и прекрасность всевозможных жизненных проявлений. Древняя славянская религия неразрывно соединялась с повседневной жизнью людей и наполняла ее привычной, естественной святостью. Чувствуя себя помощниками богов, находясь в общине каждый на своем месте, люди испытывали гордость и уверенность в себе — простое счастье заповеданной богами и предками святой жизни на земле. Этот религиозный душевный настрой, несмотря на кажущуюся примитивность, снимал многие свойственные современному российскому обществу проблемы, затрагивающие экзистенциальную сущность человека.
Идеалы богатства и довольства обусловливали у древних славян восприятие экономических ценностей и находились в непосредственной связи со сферой хозяйства и быта. Почитание этой сферы связано с такими богами как Волос — бог правильного использования богатств и сил природного мира; Макоша — покровительница женской жизненной силы и работ, Мать урожая, изобилия; Подага — божество природы, подательница благ. Интересным образом является у славян Огненный Змей — символ жизни и плодородия (11, т. 1, с. 467). Он хранитель всех кладов, концентрирующих в себе, по народному представлению, материально-предметные ценности. Однако экономические ценности не занимали у древних славян, как и во всех традиционных обществах, доминирующих позиций. Ценность приобреталась не столько вследствие внутренних свойств вещей, а в значительной степени как соотнесенность с идеалом. Так клад это не просто богатство, он обязательно должен принести с собой счастье, здоровье и успех. Например, меч-кладенец ценен именно как посланный высшими божественными силами залог победы, а не как дорогое оружие. Он не дается недостойным его людям. В этом символе у славян сливаются идеалы героизма и победы, добра и справедливости.
Аксиологическое осмысление славянской народной жизни позволяет выделить преобладание этических ценностей. Жизнь славян подчинялась достаточно строгим императивам, которые задавали нормы морали, диктовали семейно-родовые и домовые заповеди, были нацелены на достижение социальной гармонии. Следование этическим идеалам жизни являлось долгом каждого человека. Осознание и сопоставление взаимосвязи своего жизненного пути с культивируемыми в обществе идеалами и божественными предписаниями осуществлялось через систему обрядовых действий. Идеалы, как считал Э.Дюркгейм, фиксируются в вещах, которые можно всем увидеть, понять и представить: в изображениях, эмблемах, произносимых формулах или существах (2, с. 299, 301).
Правильность прожитой жизни, ее соответствие общественным нормам и правилам выступала у славян как этическая ценность. Значение идеалов социальной жизни хорошо видно в идее зависимости судьбы человека, его настоящей и посмертной жизни, от собственных поступков. Славяне отрицали неизбежность судьбы. Античный историк VI в. Прокопий Кесарийский писал о славянах: “Предопределения же они не знают и вообще не признают, что оно имеет какое-то значение, по крайней мере в отношении людей…” (12, т. 1, с. 185). Однако понятие о судьбе все-таки существовало, об этом говорит и представление о роженицах (девах судьбы) и народные пословицы — “Суженого конем не объедешь”.
Для древних славян особым содержанием была наполнена сфера дома и семьи, рода. Этические идеалы включали верность супругов в браке, любовь и всестороннюю заботу о детях и, обоюдно, о родителях, поддерживание добрых родственных отношений со всеми членами нередко очень многочисленной семьи. О семейных ценностях в жизни славян в VI в. в «Стратегиконе» Маврикий подчеркивал: «Жены же их целомудрены сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью» (12, т. 1, с. 369). Позже аналогично свидетельствовал Бонифаций: “Ибо и язычники… блюдя брачные союзы… карают развратников и прелюбодеев… И винеды… блюдут супружескую любовь, что жена после смерти своего мужа отказывается жить”. Подобные свидетельства оставили в IX—XII вв. Титмар Мерзебургский, Масуди и Ибн-Даста (12, т. 2, с. 417, 420). О суровых наказаниях для нарушителей супружеской верности у южных славян в X веке Ибн-Фадлан писал: “Мужчины и женщины ходят к реке и купаются вместе голыми… но при этом никоем образом не блудствуют, а когда кто провинится в этом, будь он кто будет… просекают его секирой… затем они вывешивают каждую часть их обоих на дереве… Вора они убивают таким же способом” (13, с. 92). Возможно, что жестокость к нарушителям принятых этических норм общества могла предотвращать распространение безнравственных тенденций в народной среде и способствовать поддержанию прочных морально-бытовых устоев и порядка. Крепкие родовые и семейные узы позволяли славянам сохранять на протяжении веков преемственность поколений.
Аксиологический анализ отношения славян к свободе позволяет видеть истоки формирования у русского народа коллективных свободолюбивых и правдолюбивых идеалов. Свидетельство о любви к свободе есть у Маврикия.
Из традиционного славянского общества происходит такая яркая особенность отношения к свободе, как органическая связь с деятельностью всего коллектива и с принятой иерархией высших ценностей. Посредством этого культивируются чувство долга и ответственность, совесть как нравственный эталон человеческого выбора — проводника божественного веления, особое отношение к справедливости, правде и истине, строгое и возвышенное понятие о чести и достоинстве, верность клятве и обязательству. Любое обязательство для славян было священно, согласно Гельмольду: “Клятву они с большой неохотой приносят, боясь навлечь на себя гнев богов…” (9, с. 186). Обязательство в славянском восприятии этических ценностей непосредственно связано с коллективными идеалами единства и гармонии истины — добра — справедливости. Современный исследователь В.В.Знаков пришел к выводу, что для русского склада ума истина, не связанная с добром, в частности справедливостью, — это ущербная истина и даже вообще не истина. При этом стремиться к правде — неотъемлемая черта русского характера (14, с. 14, 25]. Славянские ценностные представления о принципах общественной жизни воплотились в идеалы патриотизма и коллективизма. Родина и любой близкий коллектив от семьи до сельской или городской общины стали в традиционном сознании приоритетными в вопросах жизни или возможной смерти.
С единством одновременной любви к жизни и к свободе Н.О.Лосский связывал бесконечное разнообразие русской жизни и “испытание ценностей” (15, с. 280). В нашем понимании стремление к “испытанию ценностей”, то есть желание на собственном опыте определить весомость истины, справедливости, добра и красоты, происходит в русском характере в связи с условностью добра и зла в раннем славянском мировосприятии. С разрушением традиционного общества влияние коллективных представлений на людей уменьшалось и усиливалось индивидуальное (субъективное) восприятие добра и зла, так как единые ценностные критерии не играли уже определяющей роли. Различные убеждения увлекали многих русских людей, верящих в свои добрые цели и нарушение этого добра и гармонии другими. Как образно заметил Б.П.Вышеславцев: “Вражда, раздор есть для нас не столько нарушение закона и долга, сколько нарушение Космоса, красоты, любовной гармонии” (16, с. 120).
Традиционные нормы, правила и идеалы в образно-символической форме представляли собой единую систему ценностей древних славян и стали центром формирования ориентиров русского народа. Славянские коллективные идеи нашли свое отражение практически во всех областях русской культуры. В традициях русской философии проявились и трансформированное миропонимание, и природная, задушевная религиозность, и идеализация народовластия, общинности и нравственности славян. В какой-то мере показательны в этом славянофилы, почвенники, русский космизм.
Совокупность славянских традиционных идей можно, таким образом, отнести к праоснове русского общественного сознания, которая во многом продолжает определять народный характер и менталитет и проходит через все последующие духовные наслоения, формируя базисные особенности национальной культуры.
В наши дни в обществе подчеркиваются идеи национального самосознания. К сожалению, славяно-русское самосознание очень редко связывается со своей языческой праосновой. М.А.Маслин справедливо замечает, что православность не всегда есть отличительная черта русского человека, в русской философии присутствуют и рационалистические, и мистические, и религиозные, и атеистические направления (17, с. 28). Как раз это, на наш взгляд, и подтверждает, что в современном русском общественном сознании древние славянские идеи оказываются разорваны и противопоставлены, как, например, идея единства в природе духовного и материального начал. Ситуация в России наглядно это иллюстрирует: в наши дни можно видеть множество самых разных по ориентации сект и религиозных обществ: и неоязыческих, и лжеязыческих, и христианизированных, и окультистских.
Рассматривая истоки появления в общественном сознании проявлений национального самосознания, патриотизма и любви к Родине, можно предположить скрытое присутствие коллективных идей, которые восходят к славянскому архаическому мировоззрению. Русское народное православие ассимилировало часть языческих воззрений (18). Вследствие этого оно стало выразителем национального духа русских людей, который ярко проявился в древнерусских произведениях: “Слово о законе и благодати” Илариона, “Слово о погибели Русской земли” и особенно в “Слове о полку Игореве”.
Опора на какое-либо одно мировоззрение может рано или поздно унифицировать национальные культуры. В наши дни М.А.Маслин вновь акцентировал внимание на проблемах давления европейско-американской рационалистической и космополитической цивилизации, нивелирующей массовой культуре, возрастания национального усреднения, распространения интернационального типа человека, “строящего иерархию ценностей на примате власти” — Хомо Еуропео-Американус. В русской революции есть проявление этой интернациональной тенденции. Но необходимо сочетание прогресса цивилизации с развитием духовного, культурно-национального (17, 19). В этой связи особого внимания заслуживают идеи, высказанные А.С.Панариным. На всем протяжении истории России русское национальное самосознание сопротивлялось попыткам унификации по западным стандартам, поскольку не укладывалось в навязываемые чужеродные рамки. Это началось еще в X в. при Владимире, усилилось при Петре I и продолжается до сих пор. Сейчас опять наблюдается увлечение российской интеллигенции перспективами западной цивилизации при невнимании к русским самобытным идеалам общественного развития. Западная технократическая цивилизация, на наш взгляд, ведет Россию и, может быть, весь мир в “тупик” и назрела необходимость пересмотреть ценностные ориентиры в нашем мировоззрении (20).
Традиционные славянские идеалы, продолжающие присутствовать в мироотношении русского народа, могут получить в наши дни новое звучание и послужить одним из факторов в формировании будущего миропонимания, способного вывести не только Россию, но и человечество в целом из критического экологического и культурного состояния. Значение традиционных славянских идеалов очень велико, поскольку влияет на историческую судьбу народа и развитие русской культуры. Культурное возрождение России зависит от правильного восприятия и продолжения народных, и в первую очередь русских, традиций.
Литература
1. Белоусова Н.О. Этническая самобытность как проблема философии культуры. Ростов н/Д., 1992.
2. Дюркгейм Э. Ценностные и “реальные” суждения // Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М., 1995.
3. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994.
4. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994.
5. Подробнее см.: Осипова О.С. Славянское языческое миропонимание. Философское исследование // Волшебная гора. 1995. № 3. С. 114-134; 1997. № 6. С. 200-211.
6. Вопросы дуальности славянских противопоставлений или так называемых бинарных оппозиций рассмотрены в работах Н.Костомарова, А.Н.Веселовского, А.М.Золотарева, Н.И.Толстого, В.В.Иванова, В.Н.Топорова. Исследователям свойственно разнообразие мнений.
7. Никифоровский М.Б. Русское язычество. СПб., 1875.
8. Niederle L. Slowanske’ Starozitnosti. D. 1-2. Praha, 1902—1906.
9. Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963.
10. Федоров К. Религиозно-нравственное мировоззрение древнерусского языческого народа и его влияние на усвоение русским народом христианства. Сергиев Посад, 1914.
11. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 1-3. М., 1994.
12. Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1-2. М., 1994—1995.
13. Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. СПб., 1870.
14. Знаков В.В. Правда и ложь в сознании народа и современной психологии понимания. М., 1993.
15. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. Характер русского народа. М., 1991.
16. Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6. С. 112-121.
17. Маслин М.А. “Русская идея” и проблема возрождения российской государственности // Вестник МГУ. Сер. XII, Социально-политические исследования. 1993. № 5. С. 25-29.
18. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX—XIX вв. Л., 1989. С. 33, 31, 45; Замалеев А.Ф. Лепты: Исследования по русской философии. СПб., 1996. С. 15-19; Мильков В.В., Пилюгина Н.Б. Христианство и язычество: проблема двоеверия // Введение христианства на Руси. М., 1987.
19. О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья /Сост. М.А.Маслин. М., 1990.
20. Панарин А.С. Российская интеллигенция в мировых войнах и революциях XX века. М., 1998.