ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Соответствующие старинным испанским

Н о т а р и у с.

А л ь к а л ь д, блюститель закона.

А л ь г у а с и л ы и с л у г и с факелами.

 

Костюмы действующих лиц,

Г р а ф А л ь м а в и в а. В первом действии появляется в

атласном камзоле и в атласных коротких штанах; сверху на нем

широкий темный испанский плащ; шляпа черная, с опущенными

полями, вокруг тульи цветная лента. Во втором действии он в

кавалерийской форме, в сапогах и с усами. В третьем действии он

одет бакалавром: волосы в кружок, высокий воротник, камзол,

короткие штаны, чулки, плащ, как у аббата. И четвертом действии

на нем великолепный испанский костюм, часть которого составляет

роскошный плащ; сверху на нем его обычный плащ, широкий и

темный.

Б а р т о л о. Короткополый наглухо застегнутый черный костюм,

большой парик, брыжи и отложные манжеты, черный пояс; когда он

выходит из дому, то надевает длинный яркокрасный плащ.

Р о з и н а одета, как испанка.

Ф и г а р о. На нем костюм испанского щеголя. На голове сетка;

шляпа белая с цветной лентой вокруг тульи; на шее свободно

повязанный шелковый галстук; жилет и короткие атласные штаны на

пуговицах, с петлями, обшитыми серебряной бахромой; широкий

шелковый пояс; на концах подвязок кисти; яркий камзол с

большими отворотами, одного цвета с жилетом, белые чулки и

серые туфли.

Д о н Б а з и л ь. Черная шляпа с опущенными полями, сутана

без брыжей и манжет, длинный плащ.

В е с н а и Н а ч е к у. Оба в галисийских костюмах, волосы

заплетены в косичку, на обоих светложелтые жилеты, широкие

кожаные пояса с пряжками, синие штаны и такие же куртки, рукава

которых, с разрезами для рук возле плеч, откинуты за спину.

А л ь к а л ь д. В руке у него длинный белый жезл.

 

Действие происходит в Севилье;

первый акт -- на улице, под

окнами Розины,

остальные -- в доме доктора Бартоло.

Сцена представляет улицу в Севилье; во всех домах окна забраны

решеткой.

ЯВЛЕНИЕ I

 

Г р а ф один, в широком темном плаще и шляпе с опущенными

полями.

Прохаживаясь по сцене, вынимает часы.

 

Я думал, сейчас больше. До той поры, когда она имеет

обыкновение показываться в окне, ждать еще долго. Ну, ничего:

лучше прийти раньше времени, чем упустить возможность увидеть

ее. Если б какому-нибудь придворному любезнику могло прийти в

голову, что я, в ста лье от Мадрида, каждое утро стою под

окнами женщины, с которой ни разу словом не перемолвился, он

принял бы меня за испанца времен королевы Изабеллы. А что в

этом такого? Все охотятся за счастьем. Мое счастье заключено в

сердце Розины. Но как же так? Подстерегать женщину в Севилье,

когда в столице и при дворе сколько угодно вполне доступных

наслаждений? Вот их-то я и избегаю. Я устал от побед,

беспрерывно доставляемых нам корыстью, обычаем или же

тщеславием. Это так отрадно, когда тебя любят ради тебя самого!

И если бы с помощью этого переодевания я мог убедиться...

Кого-то черт несет!

 

ЯВЛЕНИЕ II

 

Ф и г а р о, граф прячется.

Фигаро весело напевает; за спиной у него гитара на широкой

ленте, в руках

бумага и карандаш.

 

Прогоним грусть: она

Нас заедает!

Без песен и вина

Жизнь даром пропадает!

И каждый -- если он

На скуку обречен --

Исчахнет от забот

И дураком умрет!

 

Пока что, право, недурно.

 

И дураком умрет,

Лень и вино -- мои две страсти:

Они мне сердце рвут на части...

 

Да нет, они его не рвут, они оба мирно уживаются в нем...

 

И спорят в сердце из-за власти...

 

А разве говорят: "спорят в сердце"? А, боже мой, наши

сочинители комических опер в такие тонкости не входят! В наше

время чего не следовало бы говорить, то поется. (Поет.)

 

Лень и вино -- мои две страсти:

Обеим предан я равно...

 

Мне бы хотелось в заключение придумать что-нибудь

необыкновенное, блестящее, сверкающее, содержащее в себе

определенную мысль. (Становится на одно колено и пишет

напевая.)

 

Обеим предан я равно:

Лень для меня источник счастья,

А радость мне дает вино.

 

Э, нет, это плоско. Не то... Здесь требуется

противопоставление, антитеза:

 

У лени я всегда во власти,

Вино же...

 

Ага, канальство, вот оно...

 

Вино же--верный мой слуга!

 

Молодец, Фигаро!.. (Записывает, напевая.)

 

Вино и лень -- мои две страсти:

И дружба их мне дорога:

У лени я всегда во власти,

Вино же--верный мой слуга!

Вино же--верный мой слуга!

Вино же--верный мой слуга!

 

Так, так, а если к этому еще аккомпанемент, то мы тогда

посмотрим, господа завистники, правда ли, будто я сам не

понимаю, что пишу... (Замечает графа.) Я где-то видел этого

аббата. (Встает.)

Г р а ф (в сторону). Лицо этого человека мне знакомо.

Ф и г а р о. Да нет, это не аббат! Эта горделивая благородная

осанка...

Г р а ф. Эта нелепая фигура...

Ф и г а р о. Я не ошибся: это граф Альмавива.

Г р а ф. Мне кажется, это плут Фигаро.

Ф и г а р о. Он самый, ваше сиятельство.

Г р а ф. Негодяй! Если ты скажешь хоть одно слово...

Ф и г а р о. Да, я узнаю вас, узнаю по лестным определениям,

которыми вы всегда меня награждали.

Г р а ф. Зато я тебя не узнаю. Ты так растолстел, раздобрел...

Ф и г а р о. Ничего не поделаешь, ваше сиятельство, -- нужда.

Г р а ф. Бедняжка! Однако чем ты занимаешься в Севилье? Ведь я

же дал тебе рекомендацию в министерство и просил, чтобы тебе

подыскали место.

Ф и г а р о. Я его и получил, ваше сиятельство, и моя

признательность...

Г р а ф. Зови меня Линдором. Разве ты не видишь по этому моему

маскараду, что я хочу остаться неузнанным?

Ф и г а р о. Я удаляюсь.

Г р а ф. Напротив. Я здесь кое-кого поджидаю, а два болтающих

человека внушают меньше подозрений, чем один гуляющий. Итак,

давай болтать. Какое же тебе предоставили место?

Ф и г а р о. Министр, приняв в соображение рекомендации вашего

сиятельства, немедленно распорядился назначить меня аптекарским

помощником.

Г р а ф. В какой-нибудь военный госпиталь?

Ф и г а р о. Нет, при андалусском конном заводе.

Г р а ф (со смехом). Для начала недурно!

Ф и г а р о. Место оказалось приличное: в моем ведении

находились все перевязочные и лечебные средства, и я частенько

продавал людям хорошие лошадиные снадобья...

Г р а ф. Которые убивали подданных короля!

Ф и г а р о. Увы! Всеисцеляющего средства не существует.

Все-таки они иной раз помогали кое-кому из галисийцев,

каталонцев, овернцев.

Г р а ф. Почему же ты ушел с должности?

Ф и г а р о. Я ушел? Она от меня ушла. На меня наговорили

начальству.

 

О зависть бледная с когтистыми руками...

 

Г р а ф. Помилосердствуй, помилосердствуй, друг мой! Неужели и

ты сочиняешь стихи? Я видел, как ты, стоя на коленях, что-то

царапал и ни свет ни заря распевал.

Ф и г а р о. В этом-то вся моя и беда, ваше сиятельство. Когда

министру донесли, что я сочиняю любовные стишки, и, смею

думать, довольно изящные, что я посылал загадки в газеты, что

мои мадригалы ходят по рукам, словом когда министр узнал, что

мои сочинения с пылу с жару попадают в печать, он взглянул на

дело серьезно и распорядился отрешить меня от должности под тем

предлогом, что любовь к изящной словесности несовместима с

усердием к делам службы.

Г р а ф. Здраво рассудил! И ты не возразил ему на это...

Ф и г а р о. Я был счастлив тем, что обо мне забыли: по моему

разумению, если начальник не делает нам зла, то это уже немалое

благо.

Г р а ф. Ты чего-то не договариваешь. Помнится, когда ты

служил у меня, ты был изрядным сорванцом...

Ф и г а р о. Ах, боже мой, ваше сиятельство, у бедняка не

должно быть ни единого недостатка -- это общее мнение!

Г р а ф. Шалопаем, сумасбродом...

Ф и г а р о. Ежели принять в рассуждение все добродетели,

которых требуют от слуги, то много ли, ваше сиятельство,

найдется господ, достойных быть слугами?

Г р а ф (со смехом). Неглупо сказано. Так ты переехал сюда?

Ф и г а р о. Не сразу...

Г р а ф (прерывает его). Одну секунду... Мне показалось, что

это она... Продолжай, я тебя слушаю.

Ф и г а р о. Я вернулся в Мадрид и решил еще раз блеснуть

своими литературными способностями. Театр показался мне

достойным поприщем...

Г р а ф. Боже милосердный! (Во время следующей реплики Фигаро

граф не сводит глаз с окна.)

Ф и г а р о. Откровенно говоря, мне непонятно, почему я не

имел большого успеха: ведь я наводнил партер прекрасными

работниками, -- руки у них... как вальки. Я запретил перчатки,

трости, все, что мешает рукоплесканиям. И даю вам честное

слово, перед началом представления я проникся уверенностью, что

завсегдатаи кофейной относятся ко мне в высшей степени

благожелательно. Однакож происки завистников...

Г р а ф. Ага, завистники! Значит, автор провалился.

Ф и г а р о. Как и всякий другой. Что же в этом особенного?

Они меня освистали. Но если бы мне еще раз удалось заставить их

собраться в зрительном зале...

Г р а ф. То скука бы им за тебя как следует отомстила?

Ф и г а р о. О черт, как же я их ненавижу!

Г р a ф. Ты все еще бранишься! А знаешь ли ты, что в суде

предоставляют не более двадцати четырех часов для того, чтобы

ругать судей?

Ф и г а р о. А в театре -- двадцать четыре года. Всей жизни не

хватит, чтобы излить мою досаду.

Г р а ф. Мне нравится твоя забавная ярость. Но ты мне так и не

сказал, что побудило тебя расстаться с Мадридом.

Ф и г а р о. Мой ангел-хранитель, ваше сиятельство: я

счастлив, что свиделся с прежним моим господином. В Мадриде я

убедился, что республика литераторов -- это республика волков,

всегда готовых перегрызть друг другу горло, и что, заслужив

всеобщее презрение смехотворным своим неистовством, все

букашки, мошки, комары, критики, москиты, завистники,

борзописцы, книготорговцы, цензоры, все, что присасывается к

коже несчастных литераторов, -- все это раздирает их на части и

вытягивает из них последние соки. Мне опротивело

сочинительство, я надоел самому себе, все окружающие мне

опостылели, я запутался в долгах, а в карманах у меня гулял

ветер. Наконец, рассудив, что ощутительный доход от бритвы

лучше суетной славы пера, я оставил Мадрид. Котомку за плечи, и

вот, как заправский философ, стал я обходить обе Кастилии,

Ламанчу, Эстремадуру, Сьерру-Морену, Андалусию; в одном городе

меня встречали радушно, в другом сажали в тюрьму, я же ко всему

относился спокойно. Одни меня хвалили, другие порицали, я

радовался хорошей погоде, не сетовал на дурную, издевался над

глупцами, не клонил головы перед злыми, смеялся над своей

бедностью, брил всех подряд и в конце концов поселился в

Севилье, а теперь я снова готов к услугам вашего сиятельства,

-- приказывайте все, что вам заблагорассудится.

Г р а ф. Кто тебя научил такой веселой философии?

Ф и г а р о. Привычка к несчастью. Я тороплюсь смеяться,

потому что боюсь, как бы мне не пришлось заплакать. Что это вы

все поглядываете в ту сторону?

Г р а ф. Спрячемся.

Ф и г а р о. Зачем?

Г р а ф. Да иди же ты, несносный! Ты меня погубишь!

 

Прячутся.

 

ЯВЛЕНИЕ III

 

Б а р т о л о, Р о з и н а.

Жалюзи в первом этаже открывается, и в окне показываются

Б а р т о л о и Р о з и н а

 

Р о з и н а. Как приятно дышать свежим воздухом!.. Жалюзи так

редко открывается...

Б а р т о л о. Что это у вас за бумага?

Р о з и н а. Это куплеты из "Тщетной предосторожности", -- мне

их дал вчера учитель пения.

Б а р т о л о. Что это еще за "Тщетная предосторожность"?

Р о з и н а. Это новая комедия.

Б а р т о л о. Опять какая-нибудь пьеса! Какая-нибудь глупость

в новом вкусе!

Р о з и н а. Не знаю.

Б а р т о л о. Ну, ничего, ничего, газеты и правительство

избавят нас от всего этого. Век варварства!

Р о з и н а. Вечно вы браните наш бедный век.

Б а р т о л о. Прошу простить мою дерзость, но что он дал нам

такого, за что мы могли бы его восхвалять? Всякого рода

глупости: вольномыслие, всемирное тяготение, электричество,

веротерпимость, оспопрививание, хину, энциклопедию и

драматические произведения...

Р о з и н а (лист бумаги выскальзывает у нее из рук и падает

на улицу). Ах, моя песенка! Я вас заслушалась и уронила

песенку. Бегите, бегите же, сударь, а то моя песенка

потеряется!

Б а р т о л о. А, черт, держали бы как следует! (Отходит от

окна.)

Р о з и н а (смотрит ему вслед и подает знак на улицу). Пст,

пст!

 

Появляется граф.

 

Скорей поднимите и -- бегом!

 

Граф мгновенно поднимает с земли лист бумаги и скрывается.

 

Б а р т о л о (выходит из дома и начинает искать). Где она? Я

не вижу.

Р о з и н а. Под окном, у самой стены.

Б а р т о л о. Нечего сказать, приятное поручение! Наверно,

здесь кто-нибудь проходил?

Р о з и н а. Я никого не видела.

Б а р т о л о (сам с собой). А я-то стараюсь, ищу! Бартоло,

мой друг, вы болван, и больше ничего. Вот вам урок: в другой

раз не станете открывать окон, которые выходят на улицу.(Входит

в дом.)

Р о з и н а (у окна). Оправданием служит мне моя горькая доля:

я одинока, сижу взаперти, меня преследует постылый человек, так

разве же это преступление -- попытаться выйти на волю?

Б а р т о л о (появляется у окна). Отойдите от окна, сеньора.

Это моя оплошность, что вы потеряли песенку, но подобное

несчастье больше с вами не повторится, ручаюсь вам. (Запирает

жалюзи на ключ.)

 

ЯВЛЕНИЕ IV

 

Г р а ф и Ф и г а р о крадучись входят.

 

Г р а ф. Они ушли, теперь давай посмотрим, что это за песня: в

ней, уж верно, кроется тайна. Это записка!

Ф и г а р о. А он-то еще спрашивал, что такое "Тщетная

предосторожность"!

Г р а ф (быстро читает). "Ваша настойчивость возбуждает мое

любопытство. Как только уйдет мой опекун, вы с безучастным

видом спойте на известный мотив этих куплетов что-нибудь такое,

что мне открыло бы, наконец, имя, звание и намерения человека,

который, повидимому, столь упорно стремится обратить на себя

внимание злосчастной Розины".

Ф и г а р о (передразнивая Разину). "Моя песенка, моя песенка

упала. Бегите, бегите же!" (Хохочет.) Ха-ха-ха! Ох, уж эти

женщины! Если вам нужно, чтобы самая из них простодушная

научилась лукавить, -- заприте ее.

Г р а ф. Дорогая моя Розина!

Ф и г а р о. Ваше сиятельство, теперь мне уже ясна цель вашего

маскарада: вы ухаживаете на расстоянии.

Г р а ф. Ты угадал. Но если ты проболтаешься...

Ф и г а р о. Я, да вдруг проболтаюсь! Чтобы вас разуверить, я

не стану прибегать к трескучим фразам о чести и преданности,

которыми у нас нынче так злоупотребляют. Я скажу лишь, что мне

выгодно служить вам. Взвесьте все на этих весах, и вы...

Г р а ф. Отлично. Так вот, да будет тебе известно, что полгода

назад случай свел меня на Прадо с молодой девушкой, да такой

красавицей!.. Ты ее сейчас видел. Напрасно я потом искал ее по

всему Мадриду. Только совсем недавно мне удалось узнать, что ее

зовут Розиной, что она благородного происхождения, сирота и

замужем за старым севильским врачом, неким Бартоло.

Ф и г а р о. По чести скажу, славная птичка, да только трудно

вытащить ее из гнезда! А кто вам сказал, что она замужем за

доктором?

Г р а ф. Все говорят.

Ф и г а р о. Эту небылицу он сам сочинил по приезде из Мадрида

для того, чтобы ввести в заблуждение и отвадить поклонников.

Пока она всего лишь его воспитанница, однако в скором

времени...

Г р а ф (живо). Никогда! Ах, какая новость! Я готов был пойти

на все, чтобы выразить ей соболезнование, а она, оказывается,

свободна. Нельзя терять ни минуты, нужно добиться ее взаимности

и спасти ее от тех недостойных уз, которые ей готовятся. Так ты

знаешь ее опекуна?

Ф и г а р о. Как свою родную мать.

Г р а ф. Что это за человек?

Ф и г а р о (живо). Это крепенький, приземистый, толстенький,

серый в яблоках старичок, гладко выбритый, молодящийся, но уже

не мастак, отнюдь не простак, за всем следит, в оба глядит,

ворчит и охает одновременно.

Г р а ф (нетерпеливо) Да я же его видел! А вот какого он

нрава?

Ф и г а р о. Груб, прижимист, влюблен в свою воспитанницу и

бешено ее ревнует, а та ненавидит его смертельной ненавистью.

Г р а ф. Следовательно, данных у него, чтобы понравиться...

Ф и г а р о. Никаких.

Г р а ф. Тем лучше. Насколько он честен?

Ф и г а р о. Ровно настолько, чтобы не быть повешенным.

Г р а ф. Тем лучше. Составить свое счастье, наказав

мошенника...

Ф и г а р о. Значит принести пользу и обществу и самому себе.

Честное слово, ваше сиятельство, это высшая мораль!

Г р а ф. Ты говоришь, что он держит дверь на запоре от

поклонников?

Ф и г а р о. От всех на свете. Если б он мог ее замуровать...

Г р а ф. А, черт, это уже хуже! Ну, а тебя-то он пускает?

Ф и г а р о. Еще бы не пускать! Primo /Во-первых (лат.)/, я

живу в доме, хозяином которого является доктор, и он

предоставляет мне помещение gratis.../Бесплатно (лат.)/

Г р а ф. Вот оно что!

Ф и г а р о. А я в благодарность обещаю ему платить десять

пистолей золотом в год, и тоже gratis...

Г р а ф (в нетерпении). Так ты его жилец?

Ф и г а р о. Не только: я его цырюльник, хирург, аптекарь.

Когда ему требуется бритва, ланцет или же клистир, он никому не

позволяет к ним прикоснуться, кроме вашего покорного слуги.

Г р а ф (обнимает его). Ах, Фигаро, друг мой, ты будешь моим

ангелом-хранителем, моим спасителем!

Ф и г а р о. Дьявольщина! Как быстро выгода заставила вас

перешагнуть разделяющую нас границу! Вот что делает страсть!

Г р а ф. Счастливец Фигаро, ты увидишь мою Розину, ты ее

увидишь! Сознаешь ли ты свое блаженство?

Ф и г а р о. Я слышу речь влюбленного! Да разве я по ней

вздыхаю? Вот бы нам поменяться местами!

Г р а ф. Ах, если б можно было устранить всех сторожей!

Ф и г а р о. Я об этом думал.

Г р а ф. Хотя бы на полсуток!

Ф и г а р о. Если занять людей их собственным делом, то в

чужие дела они уже не сунут носа.

Г р а ф. Конечно. Ну, дальше?

Ф и г а р о (в раздумье). Я соображаю, располагает ли аптека

такими невинными средствами...

Г р а ф. Злодей!

Ф и г а р о. Разве я собираюсь причинить им зло? Они все

нуждаются в моей помощи. Вопрос только в том, чтобы полечить их

всех сразу.

Г р а ф. Но у доктора может закрасться подозрение.

Ф и г а р о. Нужно так быстро действовать, чтобы подозрение не

успело возникнуть. Я надумал: в наш город прибывает полк

наследника.

Г р а ф. Командир полка -- мой приятель.

Ф и г а р о. Прекрасно. Нарядитесь солдатом и с ордером на

постой заявитесь к доктору. Он вынужден будет вас принять, а

все остальное я беру на себя.

Г р а ф. Превосходно!

Ф и г а р о. Было бы недурно, если бы вы вдобавок сделали вид,

что вы под хмельком...

Г р а ф. Это зачем?

Ф и г а р о. И, пользуясь своим невменяемым состоянием,

держали себя с ним поразвязнее.

Г р а ф. Да зачем?

Ф и г а р о. Чтобы он вас ни в чем не заподозрил, чтобы у него

было такое впечатление, что вам хочется спать, а вовсе не

заводить шашни у него в доме.

Г р а ф. Необычайно предусмотрительно! А почему бы тебе не

отправиться к нему?

Ф и г а р о. Да, как раз! Хорошо, если он вас-то не узнает,

хотя с вами он никогда раньше и не встречался. Да и под каким

предлогом введешь потом к нему вас?

Г р а ф. Твоя правда.

Ф и г а р о. Вот только вам, пожалуй, не под силу сыграть

такую трудную роль. Солдат... да еще захмелевший...

Г р а ф. Ты смеешься! (Изображая пьяного.) Эй, дружище, это,

что ли, дом доктора Бартоло?

Ф и г а р о. По правде сказать, недурно. Только на ногах вы

должны быть не так тверды. (Более пьяным тоном.) Это, что ли,

дом...

Г р а ф. Фу! У тебя получается простонародный хмель.

Ф и г а р о. Он-то и есть хороший хмель, потому что веселый.

Г р а ф. Дверь отворяется.

Ф и г а р о. Это доктор. Спрячемся, пока он уйдет.

 

ЯВЛЕНИЕ V

 

Г р а ф и Ф и г а р о прячутся, Б а р т о л о.

 

Б а р т о л о (выходя из дома). Я сейчас приду, никого ко мне

не пускать. Как это глупо было с моей стороны, что я вышел

тогда на улицу! Стала она меня просить, вот бы мне сразу и

догадаться, что это неспроста... А тут еще Базиль не идет! Он

должен был все устроить так, чтобы завтра тайно от всех могла

состояться моя свадьба, а от него ни слуху ни духу! Пойду

узнаю, что за причина.

 

ЯВЛЕНИЕ VI

 

Г р а ф, Ф и г а р о.

 

Г р а ф. Что я слышу? Завтра он тайно женится на Розине!

Ф и г а р о. Чем труднее добиться успеха, ваше сиятельство,

тем решительнее надо приниматься за дело.

Г р а ф. Кто этот Базиль, который полез в устроители его

свадьбы?

Ф и г а р о. Голодранец, дающий уроки музыки его воспитаннице,

помешанный на своем искусстве, жуликоватый, бедствующий,

удавится за грош -- с ним сладить будет нетрудно, ваше

сиятельство... (Смотрит на жалюзи.) Вон она, вон она!

Г р а ф. Да кто?

Ф и г а р о. За жалюзи, она, она! Не смотрите, да ну, не

смотрите!

Г р а ф. Почему?

Ф и г а р о. Ведь она же вам ясно написала: "Пойте с

безучастным видом"! То есть пойте так, как будто вы поете...

только чтобы что-нибудь петь. Ага! Вон она! Вон она!

Г р а ф. Раз она, не зная меня, мною заинтересовалась, то я

предпочитаю сохранить за собой имя Линдора, -- тем слаще будет

победа. (Развертывает лист бумаги, который обронила Разина.) Но

что я буду петь на этот мотив? Я не умею сочинять стихи.

Ф и г а р о. Что бы вам ни заблагорассудилось, ваше

сиятельство, все будет чудесно. Когда речь идет о любви, сердце

становится снисходительным к плодам умственных занятий...

Возьмите-ка мою гитару.

Г р а ф. А что я с ней буду делать? Я же очень плохо играю!

Ф и г а р о. Разве такой человек, как вы, может чего-нибудь не

уметь? А ну-ка, тыльной стороной руки, дрын-дрын-дрын... В

Севилье петь без гитары -- этак вас мигом узнают, ей-богу мигом

накроют! (Прижимается к стене под окном.)

 

Граф (прохаживается и поет, аккомпанируя себе на гитаре).

 

Сказать вам, кто я, вы мне приказали:

Неведомый -- я обожать вас смел:

Узнав меня, вы сжалитесь едва ли...

Но вам повиноваться -- мой удел!

 

Ф и г а р о (тихо). Здорово, черт возьми! Смелей, ваше

сиятельство !

Г р а ф.

 

Я ваш Линдор, я бакалавр безвестный.

Мечты мои смиренно к вам летят...

О, если б я был знатен и богат,

Чтоб кинуть все к ногам моей прелестной!

 

Ф и г а р о. А, прах меня возьми! Мне самому так не сочинить,

а уж на что я, кажется, в стихах собаку съел!

Г р а ф.

 

Здесь буду петь я утром в ранний час,

Как страсть меня терзает беспощадно...

Отрадно будет мне хоть видеть вас:

Пусть будет слышать вам меня отрадно!

 

Ф и г а р о. Ну, уж за этот куплет, честное слово... (Подходит

и целует полу графского плаща.)

Г р а ф. Фигаро!

Ф и г а р о. Что угодно, ваше сиятельство?

Г р а ф. Как ты думаешь, меня там слышали?

Р о з и н а (в доме, поет).

 

Все говорит мне, как хорош Линдор

Его любить -- удел мой с этих пор!

 

Окно с шумом захлопывается.

 

Ф и г а р о. Ну, а теперь вы-то сами как думаете, слышали вас

или нет?

Г р а ф. Она закрыла окно, должно быть кто-то к ней вошел.

Ф и г а р о. Ах, бедняжка, с каким трепетом она пела! Она

поймана, ваше сиятельство.

Г р а ф. Она прибегла к тому же самому способу, который

указала мне. "Все говорит мне, как хорош Линдор". Сколько

изящества! Сколько ума!

Ф и г а р о. Сколько лукавства! Сколько любви!

Г р а ф. Как ты думаешь, Фигаро, она согласна быть моей?

Ф и г а р о. Она постарается пройти сквозь жалюзи, только бы

не упустить вас.

Г р а ф. Все кончено, мое сердце принадлежит Розине... навеки.

Ф и г а р о. Вы забываете, ваше сиятельство, что она вас уже

не слышит.

Г р а ф. Одно могу сказать вам, господин Фигаро: она будет

моей женой, и если только вы поможете осуществить мой замысел,

скрыв от нее мое имя... ты меня понимаешь, ты меня знаешь...

Ф и г а р о. Весь к вашим услугам. Ну, брат Фигаро, желаю тебе

удачи!

Г р а ф. Уйдем отсюда, иначе мы навлечем на себя подозрение.

Ф и г а р о (живо). Я войду в этот дом и с помощью моего

искусства одним взмахом волшебной палочки усыплю бдительность,

пробужу любовь, собью с толку ревность, вверх дном переверну

все козни и опрокину все преграды. А вы, ваше сиятельство, --

ко мне! Военная форма, ордер на постой, в карманах -- золото.

Г р а ф. Для кого золото?

Ф и г а р о (живо). Золота, боже мой, золота! Это нерв

интриги.

Г р а ф. Не сердись, Фигаро, я захвачу побольше.

Ф и г а р о (уходя). Я скоро вернусь.

Г р а ф. Фигаро!

Ф и г а р о. Что вам угодно?

Г р а ф. А гитара?

Ф и г а р о (возвращается). Забыть гитару! Я совсем рехнулся!

(Уходит.)

Г р а ф. Да где же ты живешь, ветрогон?

Ф и г а р о (возвращается). А ведь у меня и правда ум за разум

зашел! Мое заведение в двух шагах отсюда, выкрашено в голубой

цвет, разрисованные стекла, три тазика в воздухе, глаз на руке,

consilio manuque / Помогаю словом и делом (лат.)/, Фигаро.

(Убегает.)