А.С.Пушкин. Арап Петра Великого, гл.3.

Менуэт Томлинсон

Фигурный (?) вальс

Лендлер

Кьяра стелла

Фламенко

 

А.Блок "Испанке"

 

Не лукавь же, себе признаваясь,
Что на миг ты был полон одной,
Той, что встала тогда, задыхаясь,
Перед редкой и сытой толпой...

Что была, как печаль, величава
И безумна, как только печаль...
Заревая господняя слава
Исполняла священную шаль...

И в бедро уперлася рукою,
И каблук застучал по мосткам,
Разноцветные ленты рекою
Буйно хлынули к белым чулкам...

Но, средь танца волшебств и наитий,
Высоко занесенной рукой
Разрывала незримые нити
Между редкой толпой и собой,

Чтоб неведомый северу танец,
Крик Handa и язык кастаньет
Понял только влюбленный испанец
Или видевший бога поэт.

 

 

 

Уильям Шекспир «Ромео и Джульета» Капулетти: Привет, синьоры! Дамам без мозолейУ нас работы хватит до утра.Что скажете, красавицы? КакаяНе станет после этого плясать?Сейчас и заподозрим, что мозоли.Вот видите, у нас вы и в руках.Привет, синьоры! Дамам, было время,И я признанья на ухо шептал.То время миновало, миновало...Входят Ромео, Меркуцио, Бенволио и другие.Привет, друзья! Играйте, музыканты!С дороги все! Танцоры, дамы - в круг! Музыка. Гости танцуют. Побольше света! Отодвиньте стулья!Залейте жар в камине: духота. Дяде Капулетти. Глядишь на танцы, так и разбирает.Нет, что вы, сядьте, где уж нам плясать!Когда, скажите, дядя Капулетти,Плясали в масках мы в последний раз? Дядя КапулеттиДа, думаю, тому назад лет тридцать. Капулетти: О нет, не так давно, не так давно!Считайте, сколько лет женат Люченцо?Никак не больше двадцати пяти.На свадьбе у него мы и плясали.

 

 

 

Владимир Высоцкий "Белый вальс"

 

Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!

Сердца стучали на три счета вместо двух.

К тому же дамы приглашали кавалеров

На белый вальс традиционный - и захватывало дух.

 

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,

Давно решился пригласить ее одну, -

Но вечно надо отлучаться по делам -

Спешить на помощь, собираться на войну.

 

И вот, все ближе, все реальней становясь,

Она, к которой подойти намеревался,

Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, -

И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.

 

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала -

Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -

Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!

 

 

 

"Приседания и поклоны продолжались около получаса; наконец они прекратились, и толстый господин с букетом провозгласил, что церемониальные танцы кончились, и приказал музыкантам играть менуэт. Корсаков обрадовался и приготовился блеснуть. Между молодыми гостьями одна в особенности ему понравилась. Ей было около 16 лет, она была одета богато, но со вкусом, и сидела подле мужчины пожилых лет, виду важного и сурового. Корсаков к ней разлетелся и просил сделать честь пойти с ним танцевать. Молодая красавица смотрела на него с замешательством и, казалось, не знала, что ему сказать. Мужчина, сидевший подле нее, нахмурился еще более. Корсаков ждал ее решения, но господин с букетом подошел к нему, отвел на средину залы и важно сказал: «Государь мой, ты провинился: во-первых, подошед к сей молодой персоне, не отдав ей три должные реверанса; а во-вторых, взяв на себя самому ее выбрать, тогда как в менуэтах право сие подобает даме, а не кавалеру; сего ради имеешь ты быть весьма наказан, именно должен выпить кубок большого орла». Корсаков час от часу более дивился. В одну минуту гости его окружили, шумно требуя немедленного исполнения закона. Петр, услыша хохот и сии крики, вышел из другой комнаты, будучи большой охотник лично присутствовать при таковых наказаниях. Перед ним толпа раздвинулась, и он вступил в круг, где стоял осужденный и перед ним маршал ассамблеи с огромным кубком, наполненным мальвазии. Он тщетно уговаривал преступника добровольно повиноваться закону. «Ага,— сказал Петр, увидя Корсакова,— попался, брат! Изволь же, мосье, пить и не морщиться». Делать было нечего. Бедный щеголь, не переводя духу, осушил весь кубок и отдал его маршалу. «Послушай, Корсаков,— сказал ему Петр,— штаны-то на тебе бархатные, каких и я не ношу, а я тебя гораздо богаче. Это мотовство; смотри, чтоб я с тобой не побранился». Выслушав сей выговор, Корсаков хотел выйти из кругу, но зашатался и чуть не упал, к неописанному удовольствию государя и всей веселой компании. Сей эпизод не только не повредил единству и занимательности главного действия, но еще оживил его. Кавалеры стали шаркать и кланяться, а дамы приседать и постукивать каблучками с большим усердием и уж вовсе не наблюдая каданса. Корсаков не мог участвовать в общем веселии. Дама, им выбранная, по повелению отца своего, Гаврилы Афанасьевича, подошла к Ибрагиму и, потупя голубые глаза, робко подала ему руку. Ибрагим протанцевал с нею менуэт и отвел ее на прежнее место...".

КД "Оглядки"