ИСПОВЕДЬ

ПИСЬМО

 

Письмо как журналистский жанр возникло в результате при­способления формы личной и деловой переписки для нужд жур­налистики. Публикация писем — это уже не частная переписка между людьми. Ведь, будучи опубликованным, письмо становится достоянием не одного лица или их группы, а тысяч и даже милли­онов людей, т.е. массовой аудитории. В силу этого представлять дан­ный жанр могут в полной мере только такие письма, которые зат­рагивают интересы, важные для широкой аудитории. Привнесе­ние в деловую или личную переписку идей, значимых для общества в целом, было необходимым условием становления письма как самостоятельного жанра журналистики[25][6]. Значительное влияние на характер жанра оказали всевозможные воззвания, листовки, про­кламации, распространявшиеся среди населения в периоды все­возможных общественных катаклизмов — бунтов, восстаний, ре­волюций. Такие воззвания, листовки, прокламации публиковались и в газетах, что не прошло для журналистики бесследно.

Публикации, выполненные в жанре письма, часто называют эпистолярной журналистикой (от греч. epistola — послание). Эписто­лярную журналистику (в жанровом отношении) следует отличать от публикаций самых разных жанров (начиная с заметки и кончая пол­ноценным очерком), которые помещаются под рубрикой «Письма наших читателей» во многих газетах и журналах. В данном случае руб­рика означает лишь то, что материал поступил в редакцию по почте и что автор его не является штатным работником редакции. На жанр публикации такая рубрика не влияет, и ее нельзя считать жанроформирующим фактором (хотя, разумеется, под этой рубрикой мо­жет быть опубликован текст, который действительно представляет собой произведение эпистолярной публицистики).

Письмо как эпистолярный жанр обладает присущими ему ха­рактерными признаками. Первый из этих признаков — форма не­посредственного обращения автора к адресату(читателю, слушате­лю). Второй признак — стремление автора побудить адресата к неотложным, активным действиям в связи с предметом выступле­ния.

Возможность письма быть не просто средством общения, но и инструментом эффективного воздействия на широкий круг чита­телей предопределяется рядом связанных с ним обстоятельств.

Во-первых, своим письмам, как известно, их составители час­то доверяют даже самые сокровенные помыслы. Поэтому они по­лагают, что и в письмах других людей тоже можно иногда прочи­тать то, что те думают на самом деле. Эта психологическая установ­ка, помимо воли человека, закреплялась в его сознании в течение веков. И не учитывать ее журналисты не могут.

Во-вторых, в письме, как ни в каком другом материале, автор может изложить самые замысловатые извивы своей мысли, выразить любые оттенки своих чувств. А это порой бывает очень важно для достижения взаимопонимания между автором и читателем.

В-третьих, письмо четко выделяет и называет круг адресатов, избранных автором, и таким образом фокусирует на них внимание аудитории, которая в результате будет ждать их реакции на данное письмо. А в силу того, что современная пресса часто использует письмо для обращения к видным деятелям (руководителям госу­дарства, министрам, депутатам, президенту и т.п.), рассчитывая на их незамедлительное вмешательство в тот или иной «вопию­щий вопрос», то такая реакция (под «контролем» аудитории) как раз и может обернуться решением обсуждаемой в письме актуаль­ной проблемы.

В-четвертых, очень часто письмо в газете — это публичный вы­зов адресату, приглашение на открытую «арену», где он должен продемонстрировать на виду у всех не только свои профессиональ­ные качества или свою власть, но и личное мужество, интеллект, нравственную стойкость. Естественно, не каждый способен высту­пить в роли рыцаря на турнире, лицом к лицу с оппонентом. По­этому мало кому (особенно из власть предержащих) нравятся подоб­ные вызовы. В результате между автором письма и адресатом может возникнуть порой незримая, но четко улавливаемая аудиторией ситуация конфликта. А это, разумеется, привлекает читателей, Держит их в состоянии напряженного ожидания, побуждает следить за каждым очередным номером газеты или журнала, в кото­рых может появиться ответ на письмо, что, разумеется, умножает возможность воздействия публикации на читателей.

Именно эта, достаточно часто «индуцируемая» публикацией письма ситуация наиболее ярко характеризует возможности дан­ного жанра.

 

Из открытого письма Т. В. Золотниковой «Об опасных переменах» (Зеленый мир. № 2. 1997)
В третий раз обращаюсь к Вам (президенту РФ Б. Н. Ель­цину) в связи с теми действи­ями на самом высоком феде­ральном уровне, которые могут быть объяснены только аб­солютным непониманием ка­тастрофических последствий их реализации...
Далее автор излагает решения президента по изменению статуса приро-доохранительных органов, политику, проводимую им и правительством в от­ношении окружающей среды. А затем говорит о реакции президента на обра­щение к нему российских экологов:
Господин Президент! Вы недопустимо игнорируете многочисленные мнения об­щественных организаций от­носительно восстановления статуса федеральных органов, отвечающих за охрану окру­жающей среды... Вы недопус­тимо игнорируете мнения ве­дущих академиков РАН Залы­гина С. П., Яншина А. И., Добровольского Г.В., Котельникова В.А. по этому поводу... Вы недопустимо игнорируете не только мнения профессио­нальных экологов и депутатов Государственной Думы и мне­ния 60 членов Совета Феде­рации... Вы недопустимо игно­рируете обращение к Вам и B.C. Черномырдину законода­тельных органов семи субъек­тов РФ по этому же поводу... Как еще можно достучаться до Вас, чтобы были исправлены ошибочные управленческие и финансовые решения?.. Если нет иных рычагов, мы готовы начать голодовку, что­бы убедить Вас, г-н Президент, в порочности такой антиэко­логической политики...
Разумеется, что данное письмо, которое продолжает ряд подобных обращений автора к президенту, его эмоциональный накал, смелость суждений могло приковать к себе внимание всей «экологической» обще­ственности страны, читающей газету «Зеленый мир».

 

В зависимости от характера аудитории, которой адресуются письма, их можно разделить на две основные группы. Первая груп­па — письма, адресованные конкретным личностям. Такого рода пуб­ликации характеризуются ярко выраженными чертами, присущи­ми средствам межличностного общения, экспрессивностью, не­посредственной апелляцией к тем возможностям, которыми обладает адресат применительно к предмету разговора, к тем его поступкам, решениям, той реакции, которые связаны с этим пред­метом. При этом степень «раскованности» автора письма тем выше, чем ближе к нему по социальному положению его адресат.

Вторую группу составляют письма, адресованные каким-либо со­циальным группам, населению страны в целом. Рассмотрим примеры из обеих групп.

 

Из открытого письма Филиппу Киркорову в ответ на его интервью в газете «Московские ведомости» за 30 августа 1999 года певца Александра Новикова (Московские ведомости. № 36. 1999)
Ах, Филипп, Филипп! Вся твоя жизнь — вранье. Ты всю жизнь врешь. Разноцветным враньем, — как, впрочем, и все твое творчество... Начал ты давно. Конечно же, не тогда, когда, не участвуя в отбороч­ном конкурсе на Евровидении, ты на него поехал... И когда ты поехал в Монте-Карло «представлять Россию» - ты тоже врал: никто в России тебя, кроме себя самого, туда не посылал. Ничего ты для этого не сделал... И когда же­нился — ты тоже врал. И что любишь ее — врал. Истошно, со сцены на всю страну: деше­во и громко... «Швалью», вишь, меня назвал. Хе-хе! И здесь ты врешь... Все врешь, врешь, врешь, звездопедрила...
Как видим, несмотря на весь эмоциональный накал, письмо Т. Золот­никовой выдержано в строгих рамках этики, чего никак нельзя сказать о письме певца А. Новикова. Теперь разберем обращение группы экологов уже не к одному челове­ку, а ко всем гражданам России.
Из письма «Будем судиться с президентом и правительством» (Зеленый мир. № 2. 1997)
Граждане России! Широко известен и уже реализуется проект строительства высокоскорост - ной железной дороги Санкт-Петербург — Москва. Акционерное общество «Высокоскоростные магистрали» на глазах всей России уничтожает наше национальное до­стояние...
Далее анализируются причины и последствия этого строительства, говорится об огромном вреде, который оно наносит природе страны, ее сегодняшнему населению и будущим поколениям россиян, сообщается о судебном иске группы ученых-экологов к президенту РФ и правительству. Заканчивается письмо обращением к адресату:
«Друзья — граждане Рос­сии!», а за ним следует при­зыв: «Мы предлагаем каждо­му занять активную гражданскую позицию и участвовать в судебном процессе в качестве истца. Обращение в суд дол­жно быть всенародным».
Очевидно, что степень эмоциональности обращения к адресату в дан­ном материале значительно ниже, чем в письмах первой группы. Во мно­гом это объясняется тем, что судьба стройки, и это понимают авторы, находится в руках не тех, к кому они обращаются. Решают вопрос о ней прежде всего правительство и президент, но не читатели (хотя и от них немало зависит). Если говорить о характере восприятия данного письма каким-то кон­кретным читателем газеты, то оно будет, очевидно, зависеть от того, на­сколько тот ощущает себя «гражданином России», ответственным за все, что происходит в стране. Реакция читателя в данном случае может про­явиться и в форме полного присоединения к «истцам» по открывающе­муся судебному иску, и в форме равнодушного просмотра публикации.

 

Подготовка любой эпистолы начинается с осознания ее авто­ром цели публикации. В качестве таковой чаще всего выступают: а) публичное одобрение, б) публичное порицание, в) публичное пред­ложение, г) публичная просьба, д) публичное требование, е) публич­ное донесение (донос), ж) воззвание.

В настоящее время обычно публикуются письма, преследую­щие не одну, а несколько целей. Однако это не значит, что все они равнозначны для автора. В хорошей эпистоле ведущая, главная цель всегда заявляет о себе наиболее ярко.

 

Из «Письма геолога» Владимира Калмыкова «Ответьте себе откровенно» (Советская Россия. 2 сентября. 1999)
...И вот мы потеряли все, что имели, потому что не ценили завоеваний Советского Союза. Мне, геологу, проработавшему почти во всех регио­нах Союза, особенно больно видеть, как продолжается раз­рушение сырьевой базы Советского Союза предателями всех мастей, начиная с Горба­чева, Ельцина, Кравчука и Шушкевича...
Как видим, автор в начале письма выносит порицание «горбачевым, ельциным, кравчукам, шушкевичам». А далее он реализует вторую цель — выдвигает свое предложение:
Предлагаю собрать всех своих родственников на свое семейное собрание — семей­ный совет и накануне выборов в Госдуму ответить себе на следующие вопросы: Какие корни у вашей се­мьи, кем были ваши родите­ли, ваши деды и прадеды? Сколько ваших родственни­ков получили среднее, средне­техническое и высшее образо­вание при Советской власти? Сколько ваших родствен­ников получили высокую квалификацию, получали на­грады, поощрения? Кто из них гордится своей профес­сией? Боятся ли теперь остаться без работы, без медицинской помощи или без средств к су­ществованию? Есть ли у ваших детей се­годня возможность учиться или работать по своему жела­нию и способностям? Кто выиграл от разруше­ния нашей великой страны — СССР? И т.д.
Как видим, свое предложение автор конкретизирует с помощью боль­шого перечня вопросов, на которые должны дать ответ избиратели. Имен­но развернутость авторского предложения и указывает на то, что именно оно выступает основной целью данной эпистолы.

 

Чтобы письмо выполнило свою основную задачу, оно должно убедить адресата в правильности позиции автора, в необходимос­ти действовать именно так, как он предлагает. А это во многом зависит от характера обоснования суждений автора.

В публикации, претендующей на серьезную реакцию со сторо­ны адресата, утверждения автора всегда подкрепленыубедительны­ми и ясными для аудитории фактами. К сожалению, на практике так бывает не всегда.

 

Из «Обращения трудовых коллективов промышленных предприятий Кемеровской области к Президенту РФ Ельцину Б. Н., Председателю правительства РФ Путину В. В.» (Комсомольская правда. 10 сентября. 1999)
Уважаемый Борис Николаевич! Уважаемый Владимир Владимирович! Обратиться к Вам нас зас­тавила невозможность остано­вить творящиеся в Кемеровс­кой области беззаконие и чи­новничий произвол. Больше года не прекращается развя­занная губернатором Тулеевым А. Г. травля коллективов и руководителей нескольких ведущих предприятий Кузбас­са, сотрудничающих с Метал­лургической инвестиционной компанией (МИКОМ)... ...Неоднократные обраще­ния А. Г. Тулеева в различные государственные организации в связи с якобы имеющими место нарушениями финансо­во-хозяйственной деятельнос­ти группой МИКОМ в Куз­бассе на ряде предприятий привели к многочисленным проверкам. Однако десятки комиссий и сотни проверяю­щих не выявили никаких на­рушений... Губернатор же про­должает снова и снова писать свои обращения. Причем мало того, что эти бумаги по боль­шей части содержат грубое ис­кажение фактов и клевету, так они еще обычно содержат оп­ровергнутые комиссиями дан­ные. Вот и сейчас такое обра­щение направлено на имя Председателя правительства В. В. Путина... Тулеев, напри­мер, опять пишет... Губернатор в «праведном гневе» спешит проинформировать правитель­ство о том, что на шахте им. Дзержинского задержка зара­ботной платы «вынуждает шах­теров идти на крайние меры» ...Не имеет смысла дальше пе­речислять подобной «достовер­ности» факты. Лучше обратить внимание на то, что непрерыв­ная бумагомарательская дея­тельность к руководителям фе­деральных министерств, в ос­новном правоохранительных, приводит лишь к двум вещам. Во-первых, эти проверки пока только отвлекали милиционе­ров, налоговых полицейских и инспекторов, прокуроров и контрразведчиков от их рабо­ты. Во-вторых, что куда важ­нее, проверки отрывают тру­довые коллективы от основ­ной деятельности...
Как видим, составители письма пытаются обвинить губернатора А. Г. Тулеева в предвзятом отношении к компании МИКОМ. Но кроме упреков в том, что тот «все пишет», занимается «бумагомарательством», и обших утверждений о том, что проверки отрывают коллективы от трудо­вой деятельности, никаких фактических доводов в пользу с позиции авто­ров в письме нет. Почему? Оказывается, не случайно. Вскоре после публи­кации «обращения» другая газета, «АиФ» (№ 43. 1999), в статье «Кузбасс покупает уголь на Кипре» рассказала о том, что в МИКОМе, именно благодаря А. Г. Тулееву, было раскрыто воровство в огромных размерах... Писать убедительно автору эпистолы помогает знания приемов, ме­тодов убеждающего информационного воздействия, овладение мастер­ством аргументации, знание психологии своего адресата.

 

в начало

 

К исповеди как жанру журналистики относятся публикации, предметом которых является внутренний мир авторов этих публи­каций. Основным методом, который применяется при подготовке таких публикаций, является самоанализ. Данный жанр журналис­тики имеет свои корни в литературе, религии, философии. Более двух столетий назад великий французский философ и писатель Жан-Жак Руссо начал свою очередную книгу словами: «Я пред­принимаю дело беспримерное и которое не найдет подражателя. Я хочу показать своим собратьям одного человека во всей правде его природы — и этим человеком буду я». Книга его называлась коротко: «Исповедь».

Писатель завещал опубликовать ее не раньше 1800 г. — не хо­тел, чтобы друзья и знакомые прочитали книгу при его жизни. Ибо до сих пор исповедь свою человек адресовал одному только Богу. Книгу же могли прочитать тысячи простых смертных. Не свя­тотатство ли обнажать перед ними, а не перед Создателем суть свою? И кто еще, кроме известного во всем мире «вольнодумца» Руссо, способен сделать подобное? Но прошло не очень много времени с тех пор, как философ создал свой труд, и у него на­шлись последователи, которые «исповедовались» не только в кни­гах, но и в обычных газетах, уже никак не предупреждая своего читателя о том, что у них не найдется очередных «подражателей». Исповедь стала обычным журналистским жанром.

Желание «исповедоваться» в прессе возникает у многих лю­дей[26][7]. И у самых что ни на есть «ординарных личностей», и у людей необычных, а порой — и у великих. Понять это можно. Вопрос в данном случае в другом: почему свои откровения наши современни­ки все чаще предпочитают публиковать в прессе?

Одно из объяснений состоит в том, что откровение перед Бо­гом приносит человеку одни последствия, а перед людьми — со­вершенно иные. Что может дать человеку религиозная исповедь? Верующие знают это хорошо. Религиозная исповедь всегда есть покаяние, т.е. добровольное признание в совершенных неблаго­видных поступках, в ошибках, в «грехах», которые заключаются в забвении норм и предписаний церковного вероучения. Человек, сверяющий свои поступки с божественными заповедями и заве­тами, может испытывать мучительные переживания, снять кото­рые и должна религиозная исповедь. Совершившие ее часто полу­чают глубокое душевное успокоение. Для них важно именно «от­пущение грехов», ощущение снизошедшей божественной благодати, нравственное очищение. Священник, принимающий исповедь, выступает при этом лишь как посредник между Богом и верующим.

Цели обращения человека со своим откровением к широкой публике (массовой аудитории) совсем иные. И журналист берет на себя роль посредника именно потому, что они часто совпадают с целями его деятельности. Это, собственно говоря, и породило так называемую «исповедальную журналистику».

Что же это за цели? Вот некоторые, наиболее часто представ­ленные в прессе:

1. Объяснить необычный поступок.

2. Показать пример преодоления беды.

3. Поделиться опытом успешной карьеры.

4. Сделать саморекламу.

Рассмотрим каждую из них по порядку подробнее.

 

Из публикации «Исповедь мальчика для битья» (Журналист. №8. 1995)
Автор публикации (фрагмент ее представлен ниже. — А. Т.) Вадим Летов, профессиональный журналист, более двадцати пяти лет проработавший собко­ром «Огонька» и других московских изданий, исколесивший всю огромную страну и любящий и знающий ее, вдруг решил... эмигрировать из России. Почему? Ответ на этот вопрос, объяснить свой необычный поступок, на взгляд авто­ра, очень важен для всех. И он решил произнести его публично. Журналист ока­зался ненужным в своем отечестве. А более того — гонимым. Местные «республи­канские князьки» (будь то секретари обкомов, крайкомов КПСС, будь то ель-цинские губернаторы и пр.), никогда не любившие независимых московских журналистов, наконец-то, после развала СССР получили возможность проучить «заезжих щелкоперов». Подобное произошло и с Летовым. После того как местная власть не смогла договориться с ним о благоприят­ном освещении здешних событий в московском издании, ему вполне красноре­чиво «намекнули» на то, чтобы он убирался из республики, пока цел:
Вот картина, что напрочь не оставляет меня. Я лежу в дорожной грязи под портре­том Горбачева и не могу под­няться. Я лишь катаюсь с бока на бок, фыркая грязью. А мимо идут люди, но взгляд их му­тен и равнодушен. Подать мне руку в помощь некому, и это для меня самое страшное. Нет, не дурной похмельный сон. И вообще у меня ни в одном глазу. Волонтеры На­родного фронта Молдовы учи­ли меня «не возникать». Пор­трет Горбачева, навешенный на зубцы кишиневского горпарка, при более близком рас­смотрении отредактирован был весьма странно. На под­бородок с дорисованной фло­мастером ленинской острой бородкой нависали клыки Дракулы, а на месте знамени­того родимого пятна, стыдли­во опущенного полиграфис­том, по-паучьи расползлась свастика... Палачи немногос­ловны, жанр интервью не для них. Кожаны методично катали меня по луже, что бревно, ускользнувшее из плота. Нет, то были вовсе не читатели и даже не цензоры из народо-фронтовской «Цары», что пе­риодически обещали мне, «проводнику имперской поли­тики», поросячью участь. Просто иллюстраторы. Мимо споро полубежали к парла­менту республики демонст­ранты, они несли и такой плакат «Иван! Чемодан! Ма­гадан!». Горби и я, лежащий в грязи, были прекрасной ил­люстрацией дня... Хватит, стыдно. Надо при­знать, что я — бомж, бомж по воле глупо продуманного вре­мени. И картина — я в грязи под портретом наипервейше­го перестройщика, и люди, без­лико смотрящие на муки мои, муки обращения человека в ничтожество - меня не поки­дает ни наяву, ни во снах. Кар­тина эта стала символом бы­тия. Вопрошаю, да бесполез­но, Вопрошаю не один, но от этого не легче.
Это объяснение адресовано журналистскому сообществу России. Именно его понимания ждет автор исповеди, именно оно для него, как для профессионала, главнейшее в данной жизненной ситауции. Следующая публикация преследует иную цель. Подобного рода ис­поведи часто публикует журнал «Ридерс дайджест».
Из публикации «Почему мой сын не говорит?» (Ридерс дайджест. № 1. 1998)
Однажды мы с Джоном зашли ко мне на работу заб­рать почту. Когда мы прохо­дили мимо питьевого фонтан­чика, он показал на него ру­кой, давая понять, что он хочет пить. Это был удобный слу­чай помочь ему осознать, что вода в фонтанчике и вода в озерах и прудах — одно и то же. «Во-а», — сказал я, желая, чтобы он повторял это слово. Джон снова показал рукой на фонтанчик. «Во-а», — повто­рил я. Джон показал на фон­танчик еще более нетерпели­во. «Во-а, Джон». Расстроившись, он запла­кал. Я взял его на руки и дал ему напиться. А потом сам расплакался... Много душевных и физи­ческих мучений пришлось пе­режить семье, чтобы не упасть духом. И в конце концов Джон сказал первое слово.
Об опыте успешной карьеры говорится в исповеди известного аме­риканского актера Чака Норриса.
Из публикации «Чем больше жизнь бьет, тем лучше» (Профиль. №4. 1998)
Чтобы чего-то добиться в жизни, надо уметь бросить ей вызов. Надо, чтобы азарт борь­бы подхлестывал тебя и зас­тавлял целенаправленно идти к победе. А каждая победа дает возможность двигаться даль­ше. Это не означает, что у меня не бывает неудач. Они пресле­дуют меня постоянно. В Америке каждый видит мои успе­хи, но никто не видит моих поражений. Я скрываю их, и не потому, что хочу выглядеть суперменом. Просто люди, от которых зависит твоя судьба, относятся к тебе так, как ты себя подашь. Поэтому карье­ра требует хитрости и умения «держать лицо»...