В Интерпретация как исходная основа процесса понимания.

Вся наша коммуникативная и познавательная деятельность, как известно, теснейшим образом связана с интерпретацией, или истолкованием, тех или иных знаков, символов, слов и пред­ложений разговорного и письменного языка, произведений ли­тературы и искусства и т. п. В повседневной жизни нам посто­янно приходится истолковывать жесты, слова и действия дру­гих людей, чтобы понять их. В науке ученый интерпретирует теории, логик и математик — исследуемые формальные си­стемы. Музыкант истолковывает исполняемое им произведе­ние, литературный критик — разбираемые сочинения, перевод­чик ■— переводимый текст, искусствовед — живописные полот­на и т. д. Эти примеры показывают, что интерпретация не ограничивается только областью языка, а охватывает широкие сферы коммуникации и деятельности людей в целом. Можно Даже сказать, что в принципе интерпретация возможна и без языка, но язык невозможен без интерпретации. Вот почему ин­терпретация составляет фундаментальную основу не только Нашего мышления, но и любой коммуникативной деятельности и взаимопонимания между людьми.

¹ Gadamer H.-G. Wahrheit und Methode.-Tubingen, 1974.—S. XVI.

Поскольку, однако, язык служит универсальным средствоЯ

выражения мысли, то он ближе и теснее связан с процессам»

интерпретации. Никакое другое средство коммуникации нЯ

превосходит его по своей универсальности, легкости и удобств»

в общении. Исторически язык возникает, как известно, в ходя

совместной трудовой деятельности людей, именно как средстве

общения и обмена мыслями. Потребность что-то сказать друЯ

другу реализуется в появлении речи, которая служит для выраЯ

жения мысли. Очевидно, что сами звуки речи или их комбинаЯ

ции представляют собой определенные физические процессы, Я

именно колебания воздуха, и поэтому могут рассматриваться

как сигналы, служащие для передачи информации. Равным обЯ

разом знаки и последовательности знаков в письменной речЯ

являются такими же материальными носителями информации!

Мы понимаем не звуки, буквы или даже не слова и предложе-1

ния сами по себе, а мысль, которую они выражают, тот смысл!

который в них содержится.

Раскрытие смысла выражений языка, а следовательно, их]
понимание как раз и требует обращения к интерпретации слои
и предложений языка, хотя в повседневной речи мы не заду4
мываемся над этим. Между тем понимание речи, как показал
Ф. Шлейермахер, связано с диалогом, в ходе которого говоря-!
щий с помощью слов и предложений выражает определенные
мысли, а слушатель, опираясь на их значение, раскрываем
смысл сказанного и тем самым достигает понимания. Однако!
интерпретация, как осознанный прием исследования, впервыа
начинает использоваться для понимания различных текстов]
содержание которых было неясно в силу их отдаленности п|
времени, мифологического содержания, условиям возникнове-1
ния и т. п. причинам, а поэтому требовало соответствующета
истолкования для понимания. В дальнейшем благодаря ДилЬ'1
тею интерпретация стала связываться с раскрытием смысла или
значения любых произведений человеческого духа, объективи-1
рованных в наглядной или чувственной форме. Практически
дело ограничилось произведениями художественной литерату]
ры и искусства, поскольку именно в них видели наиболее пол!
ное проявление духовной жизни. I

В настоящее время понятие интерпретации широко исполь­зуется также в таких абстрактных науках, как математика $ логика, семантика и общая лингвистика, теория систем и ин форматика, не говоря уже о семиотике, изучающей с единой

абстрактной точки зрения самые разнообразные знаковые си-схемы. Действительно, в семиотике как обычные, устные и письменные языки, так и искусственные, формализованные языки науки, и даже произведения литературы и искусства, му­зыка, кино и видеофильмы, картины и скульптура рассматри­ваются как знаковые структуры, обладающие своей специфи­ческой структурой. Поскольку знаки и знаковые структуры ин­тересуют нас потому, что за ними скрывается определенный смысл, постольку и возникает задача интерпретации и раскры­тия их смысла.

Анализ различных знаковых систем в рамках семиотики может проводиться на трех уровнях. Если система изучается с точки зрения ее формальной структуры, т. е. правил образова­ния и преобразования последовательностей знаков, то такой анализ называется синтаксическим. К синтаксическому анализу прибегают как при изучении формализованных, искусственных языков математики и логики, так и естественных языков при исследовании их грамматических структур. Такая же задача возникает при истолковании текстов в герменевтике, где грам­матический анализ служит предварительной ступенью их ин­терпретации и понимания.

В то время как при синтаксическом анализе интересуются лишь структурой знаковых систем, при семантическом исследо­вании главное внимание обращается на анализ смысла знако­вых систем. По сути дела, о знаковой системе как языке можно говорить только тогда, когда знаки и знаковые комплексы даны вместе с их смыслом или значением. Синтаксис можно срав­нить со скелетом языка и поэтому его изучение должно быть дополнено изучением семантики, ибо в противном случае язык не мог бы служить средством для выражения мыслей и быть использован для коммуникации и взаимопонимания между людьми.

При семантическом анализе выражениям языка приписы­вается, с одной стороны, некоторый денотат, обозначающий Или называющий определенный объект, а с другой — конкрет­ный смысл, присущий выражениям языка. Именно этот смысл Играет решающую роль в понимании, а не те объекты, которые обозначаются денотатом. Например, термины «равносторонний» И «равноугольный треугольник» имеют один и тот же денотат, Ио смысл их разный. Полное понимание языка требует знания

смысла всех слов, но не требует обязательного знания того, ка-] кие смыслы определяют один и тот же денотат¹.

Прагматический анализ ставит своей задачей изучение усло-i вий применения знаковых систем, и прежде всего искусствен-; ньгх языков науки на практике. Однако это не исключает ис! пользования ее методов и для анализа обычного, естественного языка, когда, например, приходится учитывать условия, при которых становится уместным использовать именно одни, а не' другие выражения речи и-т. п.

Семиотический подход к знаковым системам хотя и дает возможность выявить ряд их особенностей, в частности общие принципы их интерпретации, тем не менее является слишком абстрактным и общим, чтобы можно было применить его для истолкования конкретных текстов разнообразного содержания, а тем более произведений художественной литературы и ис4 кусства. Естественно поэтому, что он оказывается полезным ни находит наибольшее применение при анализе знаковых систем] абстрактных наук. Действительно, процесс интерпретации, на-^; пример, в математике сводится к приданию определенного смысла или значения исходным терминам и формулам (аксиомам) по точно установленным правилам, что обеспечивает однозначное понимание интерпретированной системы.

В отличие от этого интерпретация обычного языка, а тем! более литературно-художественных произведений, сопряжена cj немалыми трудностями, во-первых, в силу многозначности! слов естественного языка, во-вторых, зависимости их смысла] от контекста, в-третьих, личных особенностей, убеждений, мо-1 тивов и т. п. особенностей говорящих и пишущих, в-четвертых,! — влияния на них тех социально-культурных и исторических! условий, при которых происходит интерпретация.

Классическая герменевтика накопила огромный опыт по интерпретации текстов разнообразного содержания, который учитывает различные методы раскрытия их смысла. Наряду с грамматическими и историческими методами она отдает особое предпочтение субъективно-психологическим методам интер­претации. Главное для герменевтической интерпретации, как уже говорилось выше, состоит в том, чтобы с помощью особого процесса перевоплощения проникнуть в духовный мир автора произведения, и на основе этого по возможности адекватнс

_{Черч А}. В^^^^^лог^-М,. И_ЗД-во иностр. лиг. I960- С. 19

передать его смысл, а следовательно, понять его. Поскольку же рее произведения, созданные человеком, несут в себе печать ₆го духовной деятельности и обладают определенным смыслом, _т0 выявить его и понять можно с помощью субъективного ме­тода. Именно на этом основании Дильтей и его последователи противопоставляли гуманитарное знание естественно-научному. Специфические особенности при интерпретации гуманитар­ного и естественно-научного знания, несомненно, существуют, тем не менее этот процесс в целом происходит по общей схеме, которая в естествознании известна под именем гипотетико-дедуктивного метода. В самом деле, чтобы понять, например, факты, полученные в ходе наблюдения или эксперимента, их необходимо соответствующим образом интерпретировать. В этих целях выдвигаются некоторые идеи, предположения и ги­потезы, с помощью которых им придается определенный смысл, и поэтому они становятся понятными. Таким образом, естественно-научные факты становятся осмысленными потому, что они включаются в некоторую систему теоретических пред­ставлений, которые, в свою очередь, представляют собой ре­зультат духовной, познавательной деятельности. Конечно, ис­толкование и понимание фактов в науке есть процесс весьма трудный, сложный и творческий, связанный с выдвижением гипотез, их проверкой, модификацией и уточнением первона­чальных предположений, где существенную роль играет догад­ка, интуиция, опыт, и даже удача. Поэтому гипотетико-дедуктивный метод служит здесь лишь общей схемой действий, своего рода стратегией научного поиска. Важно, однако, то, что такой метод, по сути дела, используется и при интерпрета­ции различных текстов и литературных произведений. В самом Деле, имея дело с текстом, в особенности относящимся к прошлым или малознакомым событиям, интерпретатор должен Догадаться о значении отдельных его частей. Поэтому он вы­нужден выдвигать некоторые гипотезы, относящиеся к отдель­ным фрагментам или тексту в целом. Чтобы проверить их, он выводит следствия, которые сопоставляет с имеющимися фак­тами и другими свидетельствами в тексте. Если некоторая гипо­теза согласуется со всей совокупностью данных, то тем самым Признается, что она дает адекватную интерпретацию тексту.

Несмотря на противопоставление социально-гуманитарного Познания естественно-научному, В. Дильтей, например, при­знавал, что всякая интерпретация начинается именно с выдви-

жения весьма общей гипотезы, которая в ходе ее истолкования постепенно суживается и уточняется. В настоящее время есты немало ученых, которые считают, что гапотетико-дедукгивньгда метод может быть использован также в социально-гуманитарных) науках. Некоторые из них, как например шведский философ] Д. Фоллесдал, утверждают, что сам герменевтический метод по| существу сводится к применению гипотетико-дедуктивного MeJ тода к специфическому материалу, с которым имеют дело со-] циально-гуманитарные науки¹.

Различие между естественно-научной и гуманитарной ин­терпретацией заключается прежде и больше всего в характере объекта интерпретации. В то время как объектом истолкования гуманитарных наук являются произведения, созданные челове­ком, в которых воплотились его цели, мысли, воля и чувства, естествознание изучает процессы, где отсутствуют какие бы то ни было цели и мотивы. Именно на эту сторону дела обращает внимание Дильтей и его последователи. Однако они чрезмерно подчеркивают и преувеличивают субъективную сторону интер-i претации, сводя ее, по сути дела, к выявлению прежде всего психологических и других духовных особенностей автора про-; изведения, игнорируя при этом объективные факторы, которые повлияли и вызвали появление самого произведения.

Интерпретация и основанное на ней понимание должны учи­тывать, с одной стороны, все объективные данные, относя-] щиеся к тексту или произведению. С другой стороны, никакая интерпретация, даже в естественных науках, а тем более в гу-1 манитарных, не может подходить к своему объекту без каких-) либо идей, теоретических представлений, ценностных ориенти­ров, т. е. без того, что связано с деятельностью познающего субъекта. В противном случае невозможно никакое понимание вообще. В самом деле, когда человек, знакомый с курсом фи­зики, наблюдает за показаниями амперметра, то истолковы-, вает отклонение стрелки как изменение силы тока в электри-| ческой цепи. Для человека, не знающего физики, все это вы-] глядит как простое перемещение стрелки и остается непонят-j ным, почему это происходит. Этот простой пример показывает,] что никакая интерпретация не может сводиться к анализу объ-i екта самого по себе. Она всегда связана с деятельностью субъ­екта, его идеями, знаниями и целями.

В связи с этим будет нелишне коснуться некоторых дискус­сий, которые нередко возникают среди литературоведов, кри­тиков и переводчиков по поводу интерпретации художествен­ных произведений. Среди них есть немало людей, которые за­щищают тезис о том, что литературная интерпретация должна иметь дело исключительно с текстом произведения и не вно­сить в него ничего постороннего. Нетрудно заметить, что такой подход никогда не может быть реализован фактически хотя бы потому, что интерпретация всегда связана с приданием смысла произведению или в крайнем случае усвоению его смысла. По­скольку же интерпретатором выступает не какой-то абстракт­ный индивид, а конкретный человек, живущий в конкретных условиях места и времени, постольку интерпретация не может быть свободной от его взглядов, мыслей, чувств, склонностей, и даже предубеждений. Кроме того, если было бы возможно совершенно идентичное понимание авторского замысла всеми читателями, то это мало чем обогатило бы их. С подобного ро­да взглядами приходится, однако, встречаться не только среди историков и переводчиков, но и теоретиков литературы и ис­кусства. Так, например, Д. Хирш в книге «Правильность в ин­терпретации» утверждает, что именно намерения автора произ­ведения должны стать нормой, с точки зрения которых следует оценивать правильность любой интерпретации. Если будут тща­тельно собраны объективные свидетельства как о самом произ­ведении, так и внешних обстоятельствах его появления, тогда его смысл или значение будут признаны всеми, кто ознакомит­ся с ними. В связи с этим он считает необходимым четко раз­личать вербальное значение текста, с одной стороны, и его оценку и роль для нас — с другой. Более того, он полагает, что не­скончаемое смешение вербального значения текста и его осмыс­ленности для нас служит одним из препятствий, мешающих пра­вильной интерпретации¹. Правда, он признает, что раскрытие роли произведения для наших современников составляет важ­ную задачу исследования, но эта задача относится не к интер­претации, а к литературной критике. Интерпретация же со­ставляет цель герменевтики, которая должна выявить смысл ав­торского намерения и понять его, так как в противном случае Исчезает возможность объективной интерпретации и становит­ся невозможной филологическая наука. Однако, если интер-

 

¹ Follesdal D. Hermeneutics and hypothetico-deductive method//Dialectica. V. 33,' № 3/4.-P. 320.

Hirsh E. D. Jr. Validity in Interpretation.—New Haven, 1967.—P. 246.

претация ставит своей целью понимание литературного произ­ведения, то она не может не отразить позиции истолкователя, особенностей исторической эпохи, господствующих в обществе взглядов, нравственных норм и ценностных установок. Вряд ли поэтому можно согласиться со взглядами, встречающимися в нашем литературоведении, которые чрезмерно преувеличивают роль текста в художественном произведении. «Все, что есть gjj произведении, — пишет Н.В. Фридман, — заключено в самом произведении»¹. Но само произведение, как мы уже знаем, представляет собой в точном смысле слова лишь знаковую си-| стему, которая приобретает смысл только тогда, когда она col ответствующим образом интерпретируется, и сознание интер­претатора вступает в своеобразное, косвенное взаимодействие с сознанием автора. При таком подходе понимание произведения не ограничивается тем, как понимал его сам автор. Как спра­ведливо подчеркивал М. М. Бахтин: «Понимание может и должно быть лучшим... Понимание восполняет текст: оно ак­тивно и носит творческий характер. Творческое понимание продолжает творчество, умножает художественное богатство

человечества»².

В какой бы форме ни осуществлялась интерпретация, она теснейшим образом связана с пониманием, ибо служит его исходной основой. Тем не менее для теоретического анализа их временно рассматривают в отдельности, и поэтому вслед за ин­терпретацией мы обсудим также важнейшие особенности по-!

нимания.

■ Понимание как комплексная проблема познания. Слово «понимание» в обычной речи означает усвоение смысла чего-либо, например, слова или предложения, поступка или поведе­ния, цели или мотивации. В процессе лингвистической или герменевтической интерпретации понимание текста также свя­зывают, прежде всего, с выявлением того смысла, который вложил в него автор. Очевидно, что при таком подходе смысл остается чем-то раз и навсегда данным, неизменным, и его остается лишь раскрыть и усвоить. Не отрицая возможности такого подхода к пониманию в процессе повседневного пове­дения людей, их речевого общения, и даже в ходе обучения и

образования, следует, однако, подчеркнуть, что он является неадекватным в более сложных случаях. Кроме того, если по­нимание сводится к усвоению готового смысла, то тем самым исключается возможность раскрытия более глубокого его уров­ня, а следовательно, лучшего понимания продуктов духовной деятельности людей. Всё это показывает, что традиционный взгляд на понимание как усвоение и воспроизведение смысла нуждается в уточнении и обобщении. Такое обобщение может быть сделано на основе семантического подхода к интерпрета­ции, согласно которому смысл или значение можно придавать знаковой системе. Отсюда следует, что понимание зависит не только от того смысла, который придал системе автор произве­дения, но и его интерпретатор. Стремясь понять, например, историческую хронику, художественное произведение или иной текст, интерпретатор не просто открывает готовый их смысл, но привносит нечто от себя, так как подходит к ним с опреде­ленных позиций личного опыта, духовного и нравственного климата своей эпохи, своих идеалов и убеждений. Поэтому вряд ли в этих случаях правомерно говорить о единственно правильном понимании.

Взгляд на понимание как процесс, связанный с раскрытием все более глубокого смысла продуктов духовной деятельности человека, помогает выявить его творческий, конкретно-исторический и активный характер. Непреходящая ценность великих художественных произведений заключается именно в том, что каждое поколение находит в них созвучие, сходство и общность тех мыслей, которые волновали их предшественни­ков. В этой связи заслуживают особого внимания те ин­тересные соображения, которые развивает М.М. Бахтин. Ссы­лаясь на высказывания В.Г. Белинского, что каждая эпоха от­крывает в великих произведениях то, чего в них не было, он замечает, что «ни сам Шекспир, ни его современники не знали того «великого Шекспира», какого мы знаем теперь»¹. Но озна­чает ли это, — спрашивает он, — что мы модернизируем или Искажаем его? С подобными упреками мы нередко встречаемся ^ПРИ обсуждении проблем интерпретации и понимания, когда Защитники тезиса о единственно правильной интерпретации Предлагают отказаться, например, от конкретно-исторического

 

¹ Фридман Н. В, Романтизм в творчестве А. С. Пушкина. — М.: Просвещение,

1980.- С. 6.

² Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979.—С. 346.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — С.331.

подхода к произведениям литературы, чтобы уберечь авторский; текст от модернизации. С попытками модернизации необходи^ мо, конечно, бороться, но они не имеют никакого отношения щ подлинно творческой интерпретации. М.М. Бахтин видит цен-, ность и значение таких интерпретаций в том, что они раскры­вают такой потенциальный смысл в произведении, который не мог заметить ни сам автор, ни его современники.

Зависимость понимания текста от конкретно-исторических условий его интерпретации отнюдь не превращает его в чисто психологический и субъективный процесс, хотя личные bocJ приятия и опыт интерпретатора играют здесь далеко не по-| следнюю роль. Если бы понимание сводилось целиком к субъ­ективному восприятию смысла, тогда была бы невозможна ни­какая коммуникация между людьми и взаимный обмен продук­тами духовной деятельности. В действительности же и в про­цессе речевой деятельности, и при истолковании текстов люди придают примерно одинаковый смысл словам и предложениям языка или текста. Именно в силу такого - интерсубъективного характера смысла и становится возможным понимание.

Соотношение субъективного и объективного, психологиче­ского и логического, интуитивного и рационального по-разному представлены на разных уровнях и типах понимания. Мы не собираемся здесь вдаваться в сколь-нибудь полную и исчерпы­вающую классификацию видов и типов понимания, а отметим лишь, что они отличаются прежде всего по анализу отношения «знак» и «смысл».

К первому типу понимания можно отнести то, которое воз­никает в процессе языковой коммуникации. В его основе ле-1жит, как уже говорилось, диалог. Поскольку оба собеседника располагают приблизительно одним и тем же полем семантиче­ских значений слов, постольку они в целом понимают друг друга. Напротив, всякое расхождение в значениях слов ведет, к непониманию, которое является, конечно, частичным, так как оба собеседника располагают примерно одним и тем же слон варным фондом языка.

Второй тип понимания связан с переводом с одного языка на другой, например, с иностранного на родной, когда мы встречаемся уже с более сложным процессом интерпретации. В этом случае приходится иметь дело с передачей и сохранением смысла, выраженного на чужом языке, с помощью слов и

лредложений родного языка. Трудность здесь состоит не столь­
ко в том, чтобы раскрыть смысл текста, сколько найти адек­
ватные средства для его выражения на своем языке. Историче­
ски именно в практике перевода формировались и совершен­
ствовались некоторые методы герменевтики, относящиеся к
выяснению соотношения слова и смысла, роли контекста и под­
текста, принципа герменевтического круга о непрерывном сопостав­
лении частей и целого в ходе понимания и т.д. ;

К третьему типу понимания относится интерпретация произведений художественной литературы и искусства, в особенности имеющих непреходящее эстетическое значение. Именно этим много занимались создатели классической герменев­тики Ф. Шлейермахер и частично В. Дильтей. По существу та­кой интерпретацией и пониманием произведений литературы и искусства ограничивалось применение классических методов герменевтики, а попытки Дильтея положить их в основу мето­дологии гуманитарных наук вряд ли можно считать вполне удавшимися. Это объясняется прежде всего тем, что понимание при этом сводились к психологическим и субъективным прие­мам интерпретации. Отсюда становится ясным, что более вы­сокие типы понимания требуют других средств исследования. В связи с этим целесообразно выделить два основных уровня по­нимания, с которыми приходится встречаться при анализе тек­стов разнообразного содержания, а также поступков и действий людей в различных ситуациях.

Первый уровень понимания сводится к интуитивному по­стижению смысла. Герменевтический подход в начале своего становления рассматривал понимание как процесс сопережива­ния в сознании интерпретатора мыслей, чувств, целей и моти­ваций автора текста или произведения на основе объективации результатов его духовной деятельности. Воображение, перево­площение и трансформация, о которых постоянно говорится в герменевтике, означают не что иное, как обращение к интуи­ции и личному опыту для раскрытия смысла произведения или поведения людей с целью их понимания. В подавляющем большинстве случаев для понимания речи, действий людей в Повседневной жизни, отчасти также и художественного позна­ния интуитивное постижение их смысла вполне достаточно для Многих целей. Сопереживание, интуиция, воображение и т.п. Психологические факторы, несомненно, важны для понимания

 

произведений литературы и искусства, но даже для них, не го.' воря уже о методологии социально-гуманитарного знания, rjiyj бокое понимание требует учета объективных условий обществен.: ной жизни и рационально-теоретического их анализа. Однако В. Дильтей стремился построить методологию гуманитарного] знания исключительно на психологической концепции пони­мания. «Всякая попытка создать опытную науку о духе без пси­хологии, — писал он, — никоим образом не может повести к положительным результатам»¹. В своей последней работе, по! священной истории философии, он, по сути дела, сводит изу­чение этой истории к исследованию психологии философов. Такой подход не мог не вызвать критических возражений даже со стороны ученых, в целом сочувствовавших его антипозити­вистской философии. Так, например, известный английский философ и историк Р. Дж. Коллингвуд, критикуя его взгляды на историю, справедливо писал: «Утверждать, что история ста­новится понятной только тогда, когда она осмысляется в кате­гориях психологии, означает признание невозможности исто­рического знания»².

Таким образом, процесс понимания в широком контексте представляет собой комплексную проблему, решение которой требует привлечения различных средств и методов исследовЛ ния. Не последняя роль принадлежит здесь логико-методологическшЛ семиотическим и, в частности, семантическим методам интер! претации. Понимание связано также с аксиологической, цем ностной характеристикой продуктов духовной деятельности, 1 нормативными установками, которые в науке воплощаются 1 парадигмах исследования и выступают как образцы, которым следуют сообщества ученых разного профиля.