ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ПОЛИТИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

ГЛАВА 1. ГОСУДАРСТВО В ГРАЖДАНСКО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕРЕ

На протяжении последних десятилетий термин «глобализация» используется для характеристики процесса нарастания взаимозависимости государств – экономической, социально-культурной и политической, формирования единого и целостного мира. При этом сам термин еще не получил четкого определения и обозначаемые им явления недостаточно осмыслены.

Процесс глобализации носит объективный характер, вызываемый насущными потребностями мирового развития и транснационализации производства, капитала и коммуникаций, общезначимостью для человечества таких ориентиров, как рыночная экономика, политическая демократия, идейный плюрализм, открытое общество. Поэтому не имеют под собой оснований фантазии отечественных любителей конспирологии о том, что глобализация – со всеми ее положительными и отрицательными сторонами – результат заговора «мировой закулисы» - «американского империализма», спецслужб, масонов и т.д.

Геополитические сдвиги на значительной части пространства Евразии ликвидировали главную преграду на пути глобализации, препятствовавшую обретению ею универсального, поистине всемирного характера, - раскол мира на две враждебные системы, холодную войну между ними с периодическими обострениями, которые могли привести к глобальной катастрофе.

Наибольшие выгоды от создания единого рынка капиталов, товаров, рабочей силы, услуг и т.п. получили Соединенные Штаты, выступившие в конце ХХ и начале ХХ1 века в качестве ведущей силы глобализации. Однако переживающая подъем Азия будет во все большей степени влиять на процессы глобализации, «деамериканизируя» ее и делая более азиатской по форме и содержанию. Усиление влияния азиатского региона может оказаться наиболее значимым следствием динамичного развития его потребительских рынков, увеличения доли наукоемких производств, растущей способности к накоплению значительных валютных резервов, интенсивного вовлечения рабочей силы в международное разделение труда и трудовую миграцию

Смысл современного этапа глобализации состоит в переходе от взаимосвязанного существования национально-государственных общностей к взаимозависимому соразвитию. Глобализация во многом формирует общий контекст мировой политики и создает рамочные условия для внешнеполитической деятельности государств. С учетом масштабов влияния на современный мир она нередко оценивается как мегатренд или превалирующая тенденция мирового развития.

Производственные, торговые, финансовые и информационные связи государств стали настолько плотными, что процессы, протекающие под воздействием глобализации, могут быть существенно заторможены или даже прекращены лишь в случае экстраординарных обстоятельств – маловероятной мировой войны, грандиозной по масштабам пандемии, катастрофической по своим последствиям атаки террористов и т.п. Замедление процессов глобализации при определенных обстоятельствах может быть вызвано протекционистской политикой правительств.

После окончания холодной войны и прекращения конфронтации антагонистических общественных систем скорость вызываемых глобализацией перемен резко возросла. Увеличилась нагрузка на международные и национальные институты, адаптация которых отстает от темпов перемен. Выявились несоответствие нынешней модели глобализации, сформированной транснациональными корпорациями, потребностям мирового развития и настоятельная необходимость перехода к иной, которая отвечала бы интересам большей части человечества и основывалась на справедливых и гуманных началах. На повестке дня – радикальное реформирование мировой экономической и политической системы.

Мы разделяем мнение ряда специалистов в области глобализации о том, что суть процесса глобализации – в становлении такого социально-экономического пространства, которое позволит каждому человеку взаимодействовать с другими людьми, корпорациями и структурами, не прибегая к посредничеству государств. Прав У.Бек, рассматривая глобализацию в качестве предпосылки становления космополитического общества, которое он считает «светлым будущим» всего человечества1 .

В наибольшей степени мир оказался подверженным экономической, социальной и культурной глобализации, в меньшей степени – политической. Национальные политические системы обладают относительной автономностью функционирования и инерционностью самосохранения, поскольку зависят преимущественно от локальных условий и традиций, сложившейся политической культуры. Поэтому влияние глобализации на внутренние политические процессы менее интенсивно, чем на экономическое и социальное развитие. Оно проявляется скорее опосредованно – через информационную открытость внешнему миру («демонстрационный эффект»); меркантильные интересы элиты, вовлеченной в неформальные связи с международными деловыми кругами; влияние на внутреннюю политику международных кризисов и обострение борьбы за доступ к энергетическим и иным ресурсам2 .

Вместе с тем и в политической сфере глобализации происходят значительные перемены: интенсивно размываются границы между внутреннем и внешним в жизни социумов; происходит ускорение политического времени и сжатие политического пространства; кардинально изменяется политическое устройство современного мира ; формируется характерная для демократии иерархия основных элементов социума – личность-общество-государство; возникло массовое протестное движение против гегемонии корпоративного капитала – антиглобализм. Теряет смысл привычное разделение человечества на три мира и само понятие «Третий мир».

Обращает на себя внимание рост численности и влияния разнообразных участников мировой политики, преследующих свои цели и реализующих частные интересы. Кроме государств субъектами геополитического и геоэкономического пространства в настоящее время являются: внутригосударственные регионы, превратившиеся в эначимый фактор европейской политики; города, особенно крупные, задающие тон развитию в своих странах, регионах и в мире в целом; международные организации – межправительственные, создаваемые государствами на основе договоров, и неправительственные, объединяющие негосударственные институты и граждан многих государств; гибридные образования, соединяющие элементы государственных и негосударственных структур, - транснациональные корпорации со смешанным государственным и частным капиталом; трансграничный малый и средний бизнес, вовлеченный во взаимодействие за пределами национальных границ, что не может не влиять на их сознание и поведение; «глобальные» СМИ, ориентированные на аудиторию, разбросанную по всему миру, и оказывающие влияние на деятельность государств; частные военные кампании, выполняющие функции, ранее характерные для государств или межправительственных организаций (сопровождение грузов в зонах конфликтов, обучение военных, предоставление консультативных услуг в военном деле и даже непосредственное участие в боевых операциях . Международно-политическое пространство становится всё более гетерогенным, структурируется по сложным, многомерным алгоритмам.

Негосударственные акторы мировой политики нередко обладают ресурсами, сопоставимыми с государствами. Расширение ресурсных сфер укрепляет их позиции по сравнению с периодом биполярности, когда превалировала роль военно-политического потенциала 1.

Свойства негосударственных субъектов мировой политики приобретают международные террористические организации. Появление «Аль-Каиды», выступившей с альтернативным проектом мирового устройства, поставило государства, в том числе сильнейшее в военном отношении – США перед необходимостью пересмотра концепции национальной безопасности.

На ход и характер мировой политики влияют и микрополитические акторы - индивиды, прежде всего известные политические и общественные деятели, ученые, крупные игроки на мировых финансовых рынках, люди, обладающие моральным авторитетом. В информационную эру необходимым условием обретения статуса глобальной персон является трансляция их образов и идей средствами массовой информации.

К глобальным личностям могут быть отнесены ученые Бертран Рассел, Андрей Сахаров; писатели Александр Солженицын, Генрих Бёлль;моральные авторитеты Альберт Швейцер, Мартин Лютер Кинг, мать Тереза; предприниматели-благотворители Альфред Нобель, Джордж Сорос и Билл Гейтс. К числу глобальных персон может быть отнесен и одиозный Усама Бен Ладен, ставший широко известным после актов мегатеррора в США 11 сентября 2001 г.

В условиях, когда нередко оказываются неэффективными традиционные институты, возрастает значение символических персон независимо от того, живы ли они в настоящее время, а также возможностей, которыми они располагают или олицетворяют (учреждение фондов, инициирование международных кампаний или движений).

Деятельность одних участников мировой политики направлена на решение созидательных задач, стабилизирует обстановку в мире. Некоторые политические акторы, прежде всего преступные и террористические организации, ставят перед собой деструктивные цели, дестабилизмируя существующее положение. Растущее многообразие субъектов политики, сложность взаимоотношений между ними, разнонаправленность их действий затрудняют анализ и прогнозирование глобальных процессов.

Фундаментальные изменения в международно-политическом пространстве глобализирующегося мира происходят на уровне государственно-центристской системы – Вестфальской. Обретение многими государствами независимости во второй половине ХХ века, прежде всего в результате ликвидации колониализма, самым существенным образом повлияло на мирополитическую систему, в рамках которой в течение трех с половиной веков взаимодействие государств строилось с учетом суверенитета и права договора. Превратившись из европейской в общемировую, глобальную, она пополнилась большим количеством государств, которые либо формально приняли ее правила и нормы, ориентируясь в повседневной жизни на родоплеменные и клановые отношения (например, Афганистан, Сомали, Судан), либо стали «несистемными», «проблемными» для мирового сообщества, создавая опасные прецеденты и бросая вызов Вестфальской системе (например, Северная Корея). Складывающаяся ситуация таит в себе угрозу будущности Вестфальской системы как политической основы современного мира.

Количество стран, попадающих под категорию «несостоявшихся», варьируется в зависимости от критериев. При жестких критериях к их числу может быть отнесено ограниченное число государств, при более мягких критериях – десятки, включая ряд государств постсоветского пространства.

Несостоявшиеся государства условно могут быть разделены на две группы – еще не достигшие организационно-институциональной зрелости, но способные самостоятельно или с помощью извне обрести ее, и государства, лишенные перспективы стать самостоятельными политическими единицами. Государства, злостно нарушающие нормы международного общения, именуются «государствами-изгоями» или «государствами-париями» независимо от того, сформировались ли они как самостоятельные политические акторы. Подведение того или иного государства под категорию «изгоя» зависит не столько от набора объективных характеристик, сколько от расклада сил в мире и того места, которое оно занимает во внешнеполитической стратегии наиболее влиятельных международных акторов.

За пределами Вестфальской системы находится и феномен непризнанных государств, т.е. образований, обладающих признаками государств, но не получивших международного признания или получивших его частично (Косово, Абхазия, Южная Осетия). Некоторыми непризнанными государствами даже предпринимаются попытки создания системы, фактически параллельной Вестфальской. Так, в 2001 г. Абхазией, Нагорно-Карабахской Республикой, Приднестровской Молдавской Республикой и Южной Осетией было образовано Содружество непризнанных государств (СНГ-2) со своей договорной основой.

Следует отметить, что и до начала интенсивной эрозии Вестфальской системы, а затем и ее вступления в предкризисное состояние она включала в себя «несистемные государства», но они не оказывали решающего влияния на ее функционирование. В период холодной войны на Вестфальскую систему «накладывалось» противостояние сверхдержав, которые во многом формировали поведение «невестфальских государств», особенно своих клиентов.

После окончания холодной войны вестфальской традиции невмешательства во внутренние дела других государств или, по крайней мере, ограничительного подхода к этой проблеме противостоит мощный глобальный тренд, вызванный возникновением множества проблемных ситуаций внутри государств (этнополитические конфликты, сепаратизм, миграционные процессы, распад государственных структур и т.д.). Такие ситуации становится все труднее удерживать во внутригосударственных рамках. Они приобретают внешнеполитическое измерение, затрагивая интересы других государств, влияя на состояние международной среды. Естественно встает деликатный вопрос о возможности внешнего воздействия на подобные внутриполитические ситуации в тех или иных странах, его целях, средствах и допустимых пределах.

Пренебрежение государственным суверенитетом может иметь своим последствием хаотизацию международной среды, воцарение права сильного. Кроме того, власти обычно жестко реагируют на вмешательство извне, мотивируя свои действия защитой суверенитета, а на самом деле стремясь сохранить свой статус.

Для современного политико-правового режима характерна коллизия между такими принципами, как, с одной стороны, право наций на самоопределение и с другой – сохранение целостности государств, права человека и незыблемость государственного суверенитета. Перед мировым сообществом стоит проблема нахождения оптимальных путей и методов разрешения таких противоречий в рамках международного права и через его укрепление и развитие.

Эрозии государственно-центричной системы способствует постепенное размывание прежнего четкого разделения политики на внутреннюю и внешнюю. Это проявляется, в частности, в переплетении и наложении сфер влияния и зон ответственности таких политических акторов, как внутригосударственные регионы и международные организации. В рамках классической Вестфальской системы внутригосударственные регионы могли оказывать влияние на внутриполитические процессы, а межгосударственные организации – на международные. В настоящее время внутригосударственные регионы параллельно с государствами, а нередко конкурируя с ними все чаще участвуют в мировой политике, а межгосударственные организации активно вовлекаются во внутриполитические проблемы государств, в частности в урегулирование конфликтов.

Устойчивый процесс непосредственного вовлечения внутригосударственных регионов в осуществление международной деятельности, активизация регионального уровня внешней политики государств – выраженная тенденция мирового развития. К внешнеполитической деятельности регионов относится их участие в международных организациях, развитие приграничного, межрегионального и трансрегионального сотрудничества. Наиболее благоприятные условия для осуществления международной деятельности субгосударственных единиц складываются прежде всего в рамках интеграционных группировок, особенно самой успешной из них – Европейского союза.

В условиях стремительно развивающейся урбанизации неуклонно возрастает влияние на мировую политику городов, особенно крупных и влиятельных в своих странах и в мире в целом. Сегодня Нью-Йорк, Лос-Анжелос, Лондон, Москва, Сингапур, Гонконг и др. во многом формируют стандарты глобализации.

Минуя посредничество государств, города всё более активно участвуют во внешнеполитических процессах, устанавливают прямые связи между собой и другими участниками международного общения, взаимодействуют с партнёрами за пределами национальной территории. «Дипломатия городов» является значимым фактором решения глобальных проблем, диалога культур и цивилизаций.

Феномен дипломатии городов как неотъемлемый компонент мировой политики по существу представляет собой целую систему взаимодействия органов государственной и муниципальной власти, межправительственных и неправительственных организаций, коммерческих структур, институтов гражданского общества разных стран. Эта система может способствовать развитию городской среды обитания, инфраструктуры, социальной сферы с целью повышения благосостояния населения, укрепления толерантности, углубления взаимопонимания между странами и народами.

В глобализирующемся мире снижается значимость базовых геополитических характеристик государств, т.е. географического положения, величины территории, ландшафтов, количества населения и возрастает роль таких факторов силы, как экономический, научно-технический и информационный, образовательный, которые все более превращаются в инструменты геополитического влияния. Происходит «сдвиг» в направлении приоритетности качества «человеческого материала».

Эта тенденция эволюции ресурсного потенциала государств отражена и в Концепции внешней политики Российской Федерации: «На передний план в качестве главных факторов влияния государств на международную политику, наряду с военной мощью, выдвигаются экономические, научно-технические, экологические и информационные. Все большее значение приобретают: уровень защищенности интересов личности, общества и государства; духовное и интеллектуальное развитие населения; рост его благосостояния; сбалансированность образовательных, научных и производственных ресурсов, в целом уровень инвестиций в человека; эффективное использование механизмов регулирования мировых рынков товаров и услуг, диверсификация экономических связей; сравнительные преимущества государств в интеграционных процессах. Экономическая взаимозависимость государств становится одним из ключевых факторов поддержания международной стабильности. Создаются предпосылки для становления более кризисоустойчивой международной системы»1.

Сегодня в мире идет борьба за контроль не только над теми или иными территориями, но и транснациональными финансовыми, информационными и интеллектуальными потоками, ресурсами и путями их транспортировки, рынками сбыта. Экспансия становится все менее военной и все более экономической и культурной.

Истощение энергоресурсов развитых стран и базирующихся в них ТНК укрепляет позиции стран, добывающих сырье. Они могут использовать его как ресурс политики. Происходит политизация энергетической сферы, которая таит в себе значительный потенциал противоречий и конфликтов. Их разрешение потребует максимума гибкости и осмотрительности.

Глобализация способствует размыванию характерного для предшествующих столетий четкого деления государств на союзников и соперников. По различным вопросам одни и те же государства могут быть партнерами или соперниками. Согласно широко распространенному мнению, в ХХ1 веке формальные союзы будут все больше терять сравнительную ценность и уступать место альянсам, создаваемым на основе совпадения конкретных интересов.

Активную роль в гармонизации международных связей играют неправительственные организации. Нередко они выполняют те функции, которые до недавнего времени являлись прерогативой правительств.

Всё более значимым фактором мирового развития становится активизация интеграционных процессов, проявляющаяся прежде всего на региональном уровне. Наиболее успешным международно-политическим проектом региональной интеграции является создание и функционирование Евросоюза в качестве центра силы, способного реагировать на вызовы международной и европейской безопасности.

Вместе с тем последствия региональной интеграции на формирование глобальной целостности во многом неясны. Снятие конкуренции между государствами (или перевод её в кооперативное русло) может проложить путь к соперничеству между более крупными территориальными образованиями, консолидируя их и повышая дееспособность как международных акторов.

Децентрализация современного мира дала мощный импульс росту числа и интенсивности международных конфликтов. Конфликтообразование развивается по двум основным направлениям – «разморозки» застарелых политических разногласий и появления новых противостояний, порождаемых неравенством и неравномерностью развития, неадекватностью способов распределения общественных благ. Увеличению конфликтного потенциала способствовало и то обстоятельство, что стремительный распад государств в Европе и передел границ вызвали определённое замешательство в международных организациях, призванных предотвращать и урегулировать конфликты.

Согласно стратегическому прогнозу отечественных ученых (до 2030 г.), глобальные изменения совокупного потенциала конфликтности будут носить не столько количественный, сколько качественный характер, меняя формы и содержание вооружённого насилия. Наиболее опасными изменениями они считают:

- рост числа и активности негосударственных вооружённых формирований;

- их готовность прибегать использованию всё более крайних форм и средств насилия;

- дальнейшая фрагментация и транснационализация конфликтов;

- направленность насилия в первую очередь против гражданского населения.

При этом, как полагают авторы прогностического исследования, в прогнозируемый период вероятность вооружённых конфликтов и войн между ведущими державами (США, Россия, Китай) и их союзами будет снижаться, что не исключает возможности возникновения между ними серьёзных противоречий и косвенной вовлечённости в локальные конфликты на противоположных сторонах1.

Всё более отчётливо просматривается тенденция к исчезновению грани между угрозами национальной и международной безопасности. Нередко затруднено выявление источников угроз и их соотнесение с конкретными политическими акторами. Результатом этого процесса становится возрастание анархического начала в мировой политике, осложняется достижение предсказуемости и управляемости в международных отношениях.

С новым пониманием транснациональных процессов, места и роли государства в мировой политике связано и появление новой трактовки безопасности, в частности, возникновение концепций «общественной безопасности» (societal security) и «человеческой безопасности» (human security)[1]2 .Эти концепции привлекли к себе значительное внимание в странах Евросоюза, где говорят о «парадигматическом изменении», переходе от доминирования принципа национальной безопасности (national security) и соответственно «международной безопасности» (international security) к принципу транснациональной, субстанциональной и индивидуальной безопасности.

Усиливается воздействие на мировое развитие комплекса глобальных проблем, создающих угрозу для самого существования человечества и нуждающихся в неотложных коллективных усилиях для их решения (катастрофический разрыв в уровне жизни стран Севера и Юга, экологический кризис, глобальное потепление, нехватка ресурсов, распространение оружия массового уничтожения, астероидная опасность и др.)2.

Особое место в комплексе глобальных проблем занимает терроризм. В начале третьего тысячелетия из спорадических актов насилия он превратился в угрозу основам социального порядка многих членов мирового сообщества. Ее масштабы могут возрасти в случае обретения террористами биологического или ядерного оружия .

Современный транснациональный терроризм по существу ставит перед собой задачу ликвидации как основного политического института – государства, так и государственноцентричной системы мира в целом. Акты терроризма демонстрируют несостоятельность государства в защите своих граждан, т.е. делегитимизируют его, а превращение мира в исламский халифат, чего добиваются террористы, означало бы уничтожение государственноцентричной системы мира с государствами в качестве структурных единиц.

События 11 сентября 2001 г. показали, что даже беспрецедентная военная мощь Соединенных Штатов не конвертируема в арсенал средств, способных обеспечить национальную безопасность. В истории этой страны ни одно враждебное государство не наносило столь крупных потерь ее гражданскому населению, которые нанесла небольшая группа террористов, действовавшая за рамками традиционного баланса сил. Террористические акции коренным образом изменили представления американцев о своей защищенности и уязвимости.

К настоящему времени разработано множество определений и классификаций терроризма, что является следствием его прежде всего политической, а не академической природы и происхождения 1. Тем не менее ни причины его возникновения, ни последствия не объяснены сколько-нибудь удовлетворительным образом. Отсутствуют правовые нормы, позволяющие минимизировать и террористическую опасность. В мировом сообществе нет согласия в вопросе определения формата и методов устранения терроризма. Возможны попытки использования борьбы с терроризмом для достижения узкокорыстных целей ведущих мировых держав и прежде всего США.

Представляется упрощённой трактовка терроризма как спонтанной, ассиметричной формы протеста обездоленной части населения прежде всего мусульманских стран в борьбе за свои права. В действительности терроризм опирается на щедрое финансирование и профессиональную организацию, располагает компетентным менеджментом, широко использует пиар. Он стремится к глобальному охвату и во имя достижения неограниченных целей готов к использованию средств самого разрушительного действия, вплоть до оружия массового уничтожения.

История терроризма, в том числе и современного, убедительно свидетельствует об отсутствии линейной зависимости между проблемой терроризма и бедностью, о наличии ряда других значимых факторов, генерирующих это явление, прежде всего религиозных и психологических.

Особую роль среди терророгенных факторов играет радикализация ислама, ориентированного на создание халифата и джихад как путь к достижению этой цели. Единственной альтернативой перерастанию напряженности в межрелигиозных отношениях в «столкновение цивилизаций», очевидно, может служить сосуществование различных верований, их стремление понять фундаментальные основы друг друга.

Перед властными структурами всех цивилизованных стран остро стоит проблема разработки и осуществления комплекса мер по борьбе с терроризмом, которые были бы адекватны масштабам угрозы и формам ее проявления. Во многих государствах для противодействия международному терроризму принимаются законодательные акты, отрабатываются методы контртеррористической деятельности, перераспределяются права, обязанности и полномочия специализированных служб, полиции и органов разведки, конкретизируются и ужесточаются санкции за проведение террористических актов и содействие террористам.

Существенную роль в снижении уровня террористической угрозы, исходящей от радикального ислама, может сыграть налаживание контактов с умеренными исламистами и побуждение их к размежеванию с радикалами. Нейтрализации исламизма должны служить усилия на идеологическом поле, направленные на его дискредитацию перед мусульманскими массами, особенно с участием умеренных исламистов. Успех антитеррористической борьбы в существенной степени будет зависеть от действенности мер по пресечению исламистской пропаганды.

Реалистичным ответом на угрозу со стороны терроризма явились бы усилия мирового сообщества по формированию международной среды, которая сокращала бы возможности террористической деятельности. Этой цели способствовало бы улучшение политико-эконоической ситуации в мире и на Ближнем Востоке. Важную роль в нейтрализации экстремистов могло бы сыграть взаимодействие с умеренным крылом ислама.

Полностью террористическая угроза, видимо, неустранима, но минимизировать ее степень до уровня, не допускающего широкомасштабных катастроф, – одна из наиболее актуальных задач мирового сообщества.

Внимание к террористической угрозе должно быть свободно от ее демонизации и искусственного придания ей особой важности, тем более статуса основной проблемы ХХ1 века. Зацикливание на этой проблеме способно направить мировое сообщество по ложному пути, ставя перед ним недостижимые, а, возможно, и ошибочные цели.

Против фетишизации террористической угрозы и возведения борьбы с неей в главную внешнеполитическую задачу Соединенных Штатов со всей определенностью высказывается один из наиболее известных политологов Запада Зб.Бжезинский: «Борьба с терроризмом не может являться центральным, системоорразующим приниципом американской политики безопасности в Евразии или внешнеполитического курса США в целом. Эта идея слишком узка по своей направленности, слишком расплывчата в определении противника и, что важнее всего, она бессильна повлиять на фундаментальные причины интенсивного политического брожения в простирающейся между Европой и Дальним Востоком ключевой зоне Евразии…»1 .

За время, последовавшее после катастрофических терактов в США 11 сентября 2001 г. маргинилизирована ультра-экстремистская группировка «Аль-Каида». Резкое ослабление её позиций эксперты аргументируют двумя причинами - контртеррористической деятельностью мирового сообщества и потерей первоначальной популярности в мусульманской среде вследствие радикализма лозунгов и действий1.

Авторы доклада Национального разведывательного совета США «Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир», исследовав джихадистские веб-сайты, пришли к выводу, что поддержка террористов в мусульманском мире имеет тенденцию к спаду, что вызвано массовой неудовлетворенностью жертвами среди гражданского населения, особенно среди единоверцев-мусульман, в результате действий террористов. Кроме того, констатируется в докладе, сами террористы нередко оценивают себя как силу, проигрывающую битву с материалистическими ценностями западного мира.

Тем не менее, полагают авторы доклада, даже при снижении привлекательности терроризма, маловероятно его исчезновение к 2025 году, поскольку он будет подпитываться беспорядками и социальными столкновениями, генерируемыми нехваткой ресурсов, плохим качеством управления, этническим соперничеством, деградацией окружающей среды и т.д. Наличие глобальных коммуникаций облегчит объединение радикалов вокруг общих дел и выведет их за рамки национальных границ. Распространение технологий и научных знаний может дать в руки террористических групп самые опасные возможности для реализации поставленных целей2 .

Успех контртеррористической деятельности будет в немалой степени зависеть от выработки внятного, чёткого определения современного терроризма, которое необходимо: 1) для выявления масштабов заложенной в нём угрозы; 2) опровержения версии об органической связи террора с исламом как одной из мировых религий; 3) предотвращения христианско-мусульманской розни.

Глобальные проблемы могут эффективно разрешаться лишь благодаря объединению интеллектуальных, материальных и финансовых ресурсов всего человечества, впервые в истории начинающего осознавать свою родовую сущность, приоритетность общечеловеческих интересов и ценностей Перспективы человечества во многом зависят от нахождения акторами мировой политики баланса собственных и общепланетарных интересов.

Можно ожидать усиления заинтересованности ведущих стран Запада в активизации сотрудничества с Россией для совместного решения глобальных проблем и обеспечения международной стабильности. Такая перспектива прогнозируется наиболее дальновидными представителями американской политической элиты. Этой точки зрения придерживается патриарх американской внешней политики Г.Киссинджер: «Россия и США стоят на пороге нового мирового порядка, при котором как опасности, так и возможности будут превосходить все то, с чем могло бы справиться в одиночку пусть даже самое могущественное государство. Распространение оружия массового уничтожения, радикальный исламизм, проблемы окружающей среды и глобализация экономики – все это требует сотрудничества»1.

Последние десятилетия ознаменовались массовым вовлечением в политические процессы населения ряда стран и регионов, радикально изменившим геополитический облик мира. Содержательное наполнение «глобального политического пробуждения» (Зб.Бжезинский) стало возможным благодаря превращению грамотности во всепланетное явление, распространению социальных сетей и прорывных коммуникационных технологий, обеспечивающих всеобщую доступность информации.

При всей специфике конкретные проявления «политического пробуждения» последнего времени (события «арабской весны», акции движения «оккупируй Уолл-стрит», потрясения в развитых странах Европы, выход на политическую арену среднего класса России) вызваны социальными контрастами, коррупцией, осознанием социальной несправедливости, массовыми нарушениями прав человека. Они свидетельствуют о стремлении людей к свободе, нежелании народов мириться с существующим положением.

Последствия этих событий пока труднопрогнозируемы и вовсе не гарантируют демократическое развитие. Масштабный политический активизм может по-разному отразиться на глобальной и региональной стабильности.

В условиях глобализации новые грани обретает вопрос о роли и перспективах демократии.

«Третья волна демократизации» (С.Хантингтон) существенно изменила соотношение между демократическими и авторитарными государствами в пользу первых. Хотя демократический подъем и завершился в начале века, за ним не последовал откат, как это произошло с двумя предыдущими волнами. Ни одна демократическая страна не изменила траекторию своего развития и не пополнила число авторитарных государств.

В последние десятилетия обнаружились недостатки внутренней организации существующих демократий и противоречивость протекающих в них процессов. Серьезные сбои дает функционирующая на Западе социально-либеральная модель демократии, главная проблема которой - падение интереса граждан к политическому участию и, следовательно, ограниченная легитимность власти. Проведение контртеррористической стратегии связано с определенным ограничением прав и свобод граждан, снижающим уровень демократии даже в странах с глубокими демократическими традициями. Тем не менее в развитой части мира сохранятся функционирующие либерально-демократические институты и влиятельное гражданское общество с сетевой организацией.

В странах, не обладающих демократическими традициями, развитие политических систем пошло по сложному и извилистому пути. Произошел сдвиг к авторитаризму в группе «транзитных государств», включая Россию, которой, видимо, предстоит пройти период авторитарной модернизации, прежде чем будет достигнут уровень консолидированной (самоуправляющейся) демократии.

В условиях обостряющегося соперничества государств за достойное место в мире России предстоит модернизировать не только экономический механизм, но и политический процесс, расширив ареал демократических институтов. Необходим поиск модели демократии, отвечающей специфике страны, а также средств и способов её реализации.

Перспективы российской демократии зависят от сроков и темпов формирования таких ее атрибутов, как законопослушность населения, обеспеченность гражданских прав и свобод, полноценное разделение властей, эффективная многопартийность, независимый и компетентный суд. В современной России эти атрибуты демократического строя либо отсутствуют, либо декоративны и отвечают прагматическим интересам элиты Они смогут стать реальностью лишь в будущем при условии социального структурирования общества и прежде всего консолидации среднего класса, по мере приобщения большинства граждан к ценностям демократии как наиболее совершенной формы политического устройства.

Интеграция России в сообщество цивилизованных государств расширяет возможности адаптации к российским условиям опыта функционирования гражданского общества в странах Запада. Это - и сфера коллективной, групповой собственности, и производственная кооперация, и деятельность органов местного самоуправления, политических партий, религиозных организаций, многочисленных новых социальных движений

В процессе глобализации укрепляется и расширяет влияние сеть межстрановых общественных организаций, воздействующих на структуры власти не только изнутри, но и извне (прежде всего экологисты, правозащитники, антиглобалисты). Деятельность этих организаций по существу открывает перспективу становления гражданского общества в масштабах планеты1. Они могут стать атрибутом демократического глобального управления, формируя интернациональное публичное пространство, сознание общности человечества. С «приходом» гражданского общества связаны надежды человечества на защиту от угроз и вызовов – нарушения прав человека, разрушения среды его обитания, предотвращения террористических акций и т.д.

Быстрый рост числа участников глобального гражданского общества, с одной стороны, отражает сложность и разнообразие проблем современного мира, а с другой – затрудняет взаимодействие между ними, порождая конкуренцию, продолжительные и малорезультативные дискуссии.

Исследователями высказывается мысль о том, что государство, чтобы продемонстрировать свою конкурентоспособность с другими институтами формирующегося глобального мега-общества, должно стать эффективной сервисной службой глобального гражданского общества2.

В целом можно предположить, что идет процесс освоения демократией новых пространств, подготовки предпосылок для следующей волны демократизации, которая распространится на страны «авторитарного капитализма» и отсталые государства. Значительное влияние на преодоление трудностей демократического транзита некоторых постсоциалистических государств оказывает их членство в Евросоюзе. Экономическое развитие и модернизация способствуют созданию условий для возникновения демократических институтов, повышая вероятность укрепления демократии.

Такого мнения придерживаются и авторитетные зарубежные эксперты.

Специальный помощник президента США по России профессор М.Макфол, оценивая расширение круга демократических стран как превалирующую тенденцию (прежде всего на постсоветском пространстве и в Азии, обращает внимание на тот факт, что в современном мире даже диктаторские режимы либо прибегают к имитации демократического правления, либо по крайней мере заявляют о приверженности ему. Практически единственный источник пропаганды антидемократических ценностей он видит в части радикальных исламистов, слабость и изолированность которых дает основания для вывода о том, что никогда ранее интеллектуальная оппозиция демократии не была так неэффективна. По его мнению, демократия как универсальная ценность пользуется подавляющей поддержкой населения всех регионов мира1.

Авторы ряда долгосрочных стратегических прогнозов придерживаются в целом оптимистической точки зрения на перспективы распространения и утверждения демократических ценностей, предвидя, однако, сложность и противоречивость этого процесса, множественность рисков. Так, доклад «Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир», подготовленного Национальным разведывательным советом США, содержит следующий прогноз: продвижение в направлении демократии будет медленным, сопряженным с возможным усилением вмешательства государств во все сферы жизни общества, что потенциально способно подорвать либеральную систему2. Отечественные эксперты в исследовании «Стратегический прогноз 2030» прогнозируют: «К 2030 г. мир переживёт новую волну демократизации, которая скорректирует пути развития постсоциалистических стран и обеспечит дальнейшее расширение ареала демократии»1.

Динамика демократизации имеет немаловажные позитивные последствия для международных отношений. После появления в начале Х1Х века демократические государства практически никогда не воевали друг против друга, что подтверждает восходящую еще к Адаму Смиту и И.Канту теорию демократического мира, основные идеи которой разработаны известным американским политологом М.Дойлом («закон Дойла»)2.

Вместе с тем демократические государства нередко развязывали войны против «недемократических», как поступили Франция в Алжире, Соединенные Штаты во Вьетнаме и Ираке. Они нередко вступали в альянсы с диктаторскими режимами, нацеленными против других недемократических государств. Достаточно распространённая практика -демократия во внутренней политике и применение силы во внешней.

Принудительная демократизация ряда государств оказалась не только контрпродуктивной, но и нанесла ощутимый урон имиджу США за рубежом и авторитету президентской власти внутри страны. Она выявила очевидное обстоятельство: невозможно навязать демократические свободы тому народу, который к ним не стремится.

Дальнейший рост числа демократических государств способен существенно снизить уровень конфликтогенности в мировой политике и степень вероятности возникновения войн . Демократический миропорядок, видимо, может возникнуть на основе взаимодействия различных моделей демократии и формирования глобального гражданского общества.

В общемировом масштабе воздействие глобализационных процессов на демократию противоречиво и проявляется прежде всего в следующем:

1) формирование единых пространств – экономических, правовых, информационных, в которых доминируют высокоразвитые демократические страны, благоприятствует распространению и утверждению демократических принципов и идеалов;

2) действие связанных с глобализацией факторов (обострение противоречий между «Севером» и «Югом», миграционное давление, превращение терроризма в транснациональное явление и т.д.) преимущественно негативно влияет на процессы демократизации. Меры, призванные обеспечить стабильность и управляемость мирового сообщества, безопасность ведущих стран мира, могут существенно ограничить демократию даже там, где ее институты наиболее эффективны.

Продвижение к демократии в условиях глобализации будет продолжительным и чревато неизбежными коллизиями. Культурная самобытность государств третьего мира отторгает западную модель демократии, пока не имеющую альтернатив.

Согласно прогнозу Национального разведывательного совета США, «в течение следующих пятнадцати-двадцати лет больше развивающихся стран могут тяготеть к пекинской государственно-центричной модели скорее, чем к традиционной западной модели рынка и демократической политической системы, чтобы повысить шанс быстрого развития и обеспечить политическую стабильность»1.

Образование взаимосвязанного и взаимозависимого мира, формирование мегаобщества ставит перед человечеством задачу управления глобальным развитием, которое охватывало бы все пространство планеты и распространялось на все уровни организации – от локального до всемирного. В истекшем десятилетии понятие «глобальное управление»(global governance) вошло в понятийный ряд основополагающих документов ООН.

Глобальное управление может быть определено как комплекс формальных и неформальных институтов, механизмов, взаимоотношений между государствами, рынками, организациями (правительственными и неправительственными), через который формулируется коллективный интерес на глобальном уровне, устанавливаются права и обязанности, учитываются различия1.

Как идея и как практика глобальное управление сформировалось прежде всего в рамках англо-саксонской традиции. В последние десятилетия к участию в нём шире привлекаются Россия, Китай, Индия, крупные государства Латинской Америки и Африки.

В российской аналитической традиции различаются понятия «Глобальное управление» ( “global governance” ) и глобальное регулирование ( “world governance” ), понимаемое не как часть управления, а скорее как самостоятельный тип развития системы международных отношений. Отмечается, что управление предполагает принуждение, а регулирование лишено такого оттенка и означает, с одной стороны, желание воздействовать, а с другой – само воздействие. Регулирование отождествляется со стремлением уменьшить неуправляемость глобальных процессов, придать им некую упорядоченность2 .

Мировое сообщество заинтересовано в координации усилий для решения глобальных проблем, особенно представляющих прямую угрозу для сохранения жизни на Земле, – распространения ядерного оружия и потери устойчивости биосферой. Изучаются пути и способы преодоления диспропорций в уровне и качестве жизни Севера и Юга, усугубляющие нестабильность в мире. Осмысливается проблема предотвращения актов террора и создания необходимых для этого международных механизмов. Оцениваются меры экономического и даже силового воздействия, которые следует применить по отношению к государствам, массово нарушающим права человека или угрожающим безопасности соседей. Обсуждаются возможные совместные акции в отношении территорий, где органы власти практически отсутствуют или неэффективны. Идет интенсивный поиск организационных форм и методов глобального управления, урегулирования конфликтных ситуаций.

Объектом управления на глобальном уровне становятся многие проблемы, ранее решавшиеся прежде всего государствами. В настоящее время к числу таких проблем, нередко определяемых как глобальные общественные блага (ГлОБ)1, относятся например, предотвращение появления и распространения инфекционных болезней, борьба с изменением климата, поддержание международной финансовой стабильности, укрепление международной торговой системы, достижение мира и безопасности, накопление знаний.

Характер и масштабы проблем, с которыми сталкивается человечество, таковы, что для их решения необходимо объединение всех имеющихся в распоряжении разных стран и народов материальных и интеллектуальных ресурсов, учет и уважение хотя бы наиболее жизненно важных интересов друг друга. При этом невозможно отменить экономическую, технологическую и информационную конкуренцию, порождающую различные противоречия и коллизии.

Большинство аналитиков сходится в признании наиболее эффективной формой глобального управления взаимодействие ведущих мировых держав в принятии совместных решений по ключевым проблемам мирового развития (наподобие нового «концерта наций» ХХ1 века). Представляется, что в перспективе нескольких десятилетий именно «Группа двадцати», включающая кроме участников «восьмёрки» новые центры силы, обладает наибольшим потенциалом для стабилизации обстановки в мире, нейтрализации негативных последствий глобализации и максимизации позитивных, обеспечения выживания человечества.

Мировой экономический кризис ускорил формирование системы глобального управления, в которую могут войти Группа двадцати, международные институты и ООН. Возможное функциональное назначение этих составляющих может состоять в следующем. Группа двадцати будет осуществлять политическое лидерство. Важнейшим международным институтам предстоит действовать в определенных сферах, руководствуясь при этом собственными правилами (в экономической области это прежде всего ВТО, МВФ и ВБРР). ООН выступит в качестве инстанции, несущей всю полноту ответственности на глобальном уровне. Её легитимность напрямую будет зависеть от способности модернизироваться, обеспечить реформирование Совета Безопасности.

В практике глобального управления значительное место может занять использования «мягкой силы». Широкое применение финансовых, научно-технологических, культурно-образовательных и пропагандистских инструментов потребует создания развитой институциональной базы.

Прогнозируемы попытки различных социальных сил использовать механизмы глобального управления для достижения собственных целей. К их числу могут быть отнесены политические элиты развитых стран, особенно США, ЕС и Японии, наиболее тесно связанны с транснациональным капиталом и образующие каркас глобальной политико-экономической элиты.

Для эффективного функционирования формирующейся системы глобального управления значим принцип субсидиарности, прочно укорененный в Евросоюзе. Согласно этому принципу задачи должны решаться на возможно более удаленном от центра уровне. Это позволит избавить международную систему глобального управления от перегрузки вопросами, которые могут решаться на национальном, региональном и местном уровнях.

В сегодняшних условиях растущей проницаемости политических, экономических и социальных границ и барьеров весомый вклад в управление глобализацией могут внести неправительственные акторы в виде трансграничных сетей и коалиций бизнеса и гражданского общества, обладающих значительным потенциалом воздействия на национальное и международное развитие.

Естественно, управление глобализацией несовместимо с курсом на доминирование одной державы или группы государств, игнорированием мирового общественного мнения в отношении принимаемых, принятых и подлежащих исполнению решений. Крупнейшими государствами должны учитываться интересы малых стран.

Для решения задач, стоящих перед институтами управления, необходимо доверие как основа партнёрских отношений между акторами мировой политики. Оно невозможно без изменений в мышлении и прежде всего преодоления ментальности «холодной войны», сохранившейся и на Западе и

в России.

В перспективе, на продвинутой стадии становления глобального общества перед человечеством, видимо, встанет вопрос о формировании власти в планетарном масштабе и преобразовании межгосударственных отношений во внутриобщественные.

Таким образом, перед мировым сообществом стоит задача преодолеть отставание «политической глобализации» от экономической, институционально обеспечить управление глобализирующимся человечеством1. Решение этой задачи требует укрепления коллективных начал в мировой политике, многосторонних комплексных подходов к принятию решений, уважения различных моделей развития, повышения роли международного права.

 

 

2.ТРАНСФОРМАЦИЯ СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА

 

Среди вопросов, касающихся влияния глобализации на институциональную основу современного мира, одним из наиболее обсуждаемых является вопрос о возможности сосуществования в ХХ1 столетии глобальной экономической и социальной среды и ее национально-государственной формы, т.е. по существу о роли и судьбе государства как политического актора. Во многих исследованиях проводится мысль об эрозии этого института в том виде, в котором он складывался, начиная с ХУ в. и достиг наивысшего развития в Х1Х в., о постепенном вытеснении его другими структурами и институтами, об отсутствии у него перспектив1.

Сторонники такой точки зрения полагают, что интеграционные процессы ведут к девальвации роли государства, росту влияния межгосударственных и неправительственных организаций, усилению взаимозависимости всех субъектов мировой политики и, в конечном счете, – к формированию глобального самоуправляющегося сообщества, функционирующего по единым правилам и регулируемого едиными законами. Они апеллируют к таким реалиям, как интенсификация трансграничных экономических, политических, социальных и культурных связей; все большая проницаемость границ для людей и капиталов; преодоление прежних четких различий между внутренней и внешней политикой; выход регионов на международный уровень.

Заслуживает внимания точка зрения А.-М.Слотер о сетевой природе организации глобальных политических пространств, «растворяющих» в себе государства. Согласно А.-М.Слотер, государства, взаимодействуя друг с другой, создают различные сети (networks) и в конечно счете передают им часть своей субъектности (власть, ресурсы). Эти сети изменяют природу государств, которые перестают функционировать как самостоятельные и внутренне целостные субъекты1 . Для характеристики последствий этого процесса используется термин “disaggregated state” (дезинтегрированное государство).

Этой же аргументацией обосновывается тезис о «размывании суверенитета» государств и «десуверенизации». По мнению сторонников тезиса, в ХХ1 веке часть государственного суверенитета перейдет к надгосударственным организациям, роль которых будет возрастать. В правовой науке и теории международных отношений дискутируется вопрос об «эрозии» и даже «крушении» так называемого Вестфальского порядка (1648 г.), который положил конец Тридцатилетней войне в Западной Европе и открыл путь к становлению системы территориально организованных суверенных государств.

Тезис о том, что государство как главный международный актор и носитель суверенитета уступает место наднациональным структурам, характерен для глобалистского подхода к мировой политике, основывающегося на идеях неолиберализма. Его со всей определенностью формулирует один из создателей теории комплексной взаимозависимости Р.Кеохэйн: «…Государство, оставаясь наиболее важным типом актора в мировой политике, уже не играет столь доминирующую роль, как это было в прошлом: возросло значение транснациональных отношений в противовес межгосударственным. Транснациональные формы коммуникации – от вещания на коротких волнах и спутников связи до Интернета – ослабили контроль государства над информационным потоком. Прямые иностранные инвестиции означают активное присутствие транснациональных корпораций во всех уголках мира. Исключительное понимание суверенитета как контроля над населением на четко обозначенной территории поставлено под сомнение возможностями оказывать воздействие на государство извне для решения широкого круга проблем - от прав человека до охраны окружающей среды»1. Известные специалисты в области глобалистики О`Брайен и У.Бек даже делают вывод о неминуемом отмирании государства, поскольку, по их мнению, происходит формирование «глобального интернационального целого»2. По мнению Р.Робертсона, сегодня в качестве центра мирового развития выступают не государства, а наднациональные (международные организации) и территориальные общности (регионы)3.

Возрастающая значимость для мирового сообщества правил, норм и установок поведения субъектов на глобальном уровне привела Дж.Розенау и К.Омае к выводу о том, что принцип суверенитета все меньше соответствует потребностям современности 4. Дж.Розенау выделил пять основных причин эрозии государственноцентричной миросистемы: 1) появление новых технологий постиндустриальной эры, прежде всего микроэлектронных; 2) возникновение глобальных проблем, решение которых невозможно силами одного государства; 3)ослабление способности государств решать свои внутренние проблемы; 4) формирование новых, более мощных «субмощностей» внутри национальных сообществ; 5) рост знаний, квалификации и ментальной самостоятельности граждан, делающих их менее зависимыми от государственной власти5. Действие этих факторов, по его мнению, трансформировало миросистему во внутренней нестабильный комплекс политико-экономических общностей (традиционные государства, микрорегионы, макрорегионы с большей или меньшей формальной властью, города как центры управления, транснациональные корпорации и т.д.).

Важный аспект устарелости Версальской системы и принципа государственного суверенитета исследователи видят в превращении некоторых государств в международные рассадники терроризма и наркомании, производителей и поставщиков оружия массового поражения, что создаёт угрозу безопасности других государств и вынуждает для её обеспечения применять силовые методы, прибегать к интервенциям. Именно такова логика рассуждений председателя Совета по международным отношениям США Р.Хааса: «…Суверенитет – понятие скорее условное, даже договорное, чем абсолютное. Если некое государство спонсирует терроризм, создаёт оружие массового уничтожения или осуществляет геноцид, оно расплачивается за это обычными выгодами суверенитета и подставляет себя для нападения, устранения и оккупации»1.

Из отечественных исследователей вопрос о роли и судьбе государства как политического актора, состоянии государств и государственно-центричной Вестфальской системы активно разрабатывает Ю.В.Шишков. Анализ генезиса и перспектив этих институтов приводит его к следующим выводам: «Сегодня государство уже не может так же эффективно как прежде решать внутригосударственные проблемы, защищать национальные институты от нежелательных внешних воздействий. Оно тем более не в состоянии регулировать те экономические, социальные и культурные процессы, которые выплеснулись за пределы национальных границ, в значительной мере обрели самостоятельность и становятся неуправляемыми. Кроме того, возникли демографические, экологические и многие другие глобальные проблемы, с которыми не в состоянии справиться в одиночку ни одно государство. Человечество явно выросло из детских штанишек национального государства. …Вестфальские принципы стали явным анахронизмом. Вместо того, чтобы фанатично цепляться за них, нужно по возможности быстрее выработать новые нормы международного права, учитывающие современный уровень взаимозависимости стран и резко возросшую их уязвимость»1.

Изложенная позиция известных аналитиков по вопросу о судьбе государства и суверенитета как его важнейшего атрибута имеет под собой серьезные основания и отражает глубинные процессы становления новой политической структуры мира. В глобализации объективно заложена тенденция девальвации роли государства и ограничения национального суверенитета. Тем не менее на современном этапе глобализации перед лицом многочисленных угроз национальной безопасности она представляется упрощенной, не учитывающей назревшую потребность человечества в корректировке функций государства как важнейшего института политической системы.

Обратимся к существу проблемы.

Прежде государственные институты определяли параметры национальной экономической политики: контролировали состояние финансов, предписывали условия производства, регулировали направление товарных потоков, устанавливали правила внешнеторговой деятельности и т.д. Глобализация финансовой, производственной и торговой сфер существенно ослабила возможности участия национальных государственных институтов в деятельности такого рода.

В условиях свободной международной миграции капитала государству все труднее выступать в роли гаранта валютно-финансовой стабильности. В связи с использованием национальных валют во внутри и внешнеэкономической политике правительства постоянно оказываются перед выбором между независимой кредитно-денежной политикой внутри страны и потребностью в обеспечении внешних связей. Они не могут одновременно обеспечивать фиксированный валютный курс и в то же время сохранять открытость экономики для обеспечения международной мобильности капитала.

Реалии финансово-экономического кризиса выявили ограниченность «стратегического маневра» национальных правительств в противодействии постоянной и все чаще дающей о себе знать угрозе «бегства капитала». Кампании используют свободу вывоза капиталов в оффшоры, что ослабляет финансовую базу регулирования экономики и социальной сферы – бюджет, формируемый за счет налогов на бизнес и населения.

В современных условиях постепенно рутинизируется важнейшая в прошлом военно-оборонная функция государства. Последняя межгосударственная война с целью захвата чужой территории – агрессия Ирака против Кувейта (1990 г.) закончилась фиаско для нападавшей стороны. Во многих цивилизованных регионах мира армия из средства защиты территории от нападения и завоевания территорий других государств все больше превращается в декорум суверенности. Это однако не относится к великим державам, располагающим оружием массового уничтожения и составляющим основу баланса сил в глобальном масштабе.

После террористических актов 11 сентября 2001 г. стала очевидной неспособность даже самой могущественной державы гарантировать выполнение одной из главных функций государства – обеспечение безопасности граждан.

Прерогативой государства всегда считался более или менее жесткий пограничный контроль над перемещением людей и товаров. Сейчас возможности такого контроля хотя и сохранились, но не являются столь полными, как прежде.

Раньше государственные институты оказывали решающее влияние на формирование духовной атмосферы в сфере своей юрисдикции. Сейчас их прерогативы в этой области существенно ограничены ввиду возникновения и функционирования мирового коммуникационного сообщества. Общество нередко оказывается абсолютно незащищенным от негативного воздействия информационных потоков.

Тенденцию к снижению роли центральных правительств усиливает такой фактор, как функционирование» структур гражданского общества. Интересы и потребности граждан реализуются через такие институты, как партии, социальные движения, профессиональные и творческие объединения, территориальные и национальные сообщества, семья, церковь и прочие.

Сужение сферы властного влияния государства связано и с деятельностью международных неправительственных организаций – профессиональных, правозащитных, экологических, гуманитарных, религиозных. Благодаря информационным технологиям они способны мобилизовывать граждан и правительства на решение проблем, связанных с обеспечением прав человека, охраной окружающей среды и т.д., тем самым воздействуя на внутриполитические ситуации и выработку государственного курса. Функционирование международных неправительственных организаций, являющихся элементами глобального гражданского общества, лишает государство части властных полномочий.

Ослабевает контроль национального государства над населением. Это находит выражение в правовой сфере, где международное право получает приоритет над национальным. С вступлением в Совет Европы в 1996 г. и подписанием Европейской конвенции по правам человека Россия была вынуждена привести свое внутреннее законодательство в соответствие с международными нормами. Европейский суд по правам человека является высшей надгосударственной инстанцией, которая рассматривает иски граждан к «своим» государствам.

Прежде государственная власть располагала полной свободой при определении внешнеполитических решений. Сейчас эта свобода становится относительной ввиду необходимости действий, скоординированных на международном уровне с многочисленными субъектами мировой политики – межправительственными и неправительственными организациями, транснациональными корпорациями, нередко превосходящими государства по своим ресурсам.

Еще несколько десятилетий назад суверенные права международно-признанных государств считались нерушимыми, а посягательство на них – нелегитимным и подлежащим осуждению. Ныне понятие национального суверенитета все чаще провозглашается устаревшим, а его нарушение допустимым, прежде всего во имя обеспечения прав человека. Так. У.Бек отмечает: « При переходе от национального государства к космополитическому мировому порядку происходит далеко идущее изменение в соотношении приоритетов международного права и прав человека. Принцип «международное право выше прав человека», действовавший в условиях «первой модернити», когда доминировали национальные государства, замещается принципом «права человека выше международного права», которому подчинены глобальные отношения во «второй модернити»1.

Все это ведет к расширению практики гуманитарных интервенций, как сегодня принято называть акты вмешательства одних государств во внутренние дела других, предпринимаемые с целью или под предлогом защиты прав человека. Возрастает стремление наиболее могущественных государств оказывать воздействие на внутриполитическую ситуацию в отдельных странах с целью унификации их общественного устройства по западному образцу. Наглядной иллюстрацией тому служит недавний курс Соединенных Штатов на принудительную демократизацию расширенного Ближнего Востока.

Увеличение разрыва между суверенитетом де-юре и суверенитетом де-факто проявляется в передаче государствами своих полномочий не только межгосударственным образованиям, но и «вниз» - региональным и муниципальным структурам.

В наиболее продвинутой форме процесс делегирования части государственного суверенитета происходит в Европейском Союзе, но тенденции подобного рода наблюдаются и на других континентах. Государства-члены ЕС передали в его ведение полномочия в областях, которые традиционно рассматриваются в качестве основы государственного суверенитета – безопасности, внешней и монетарной политики.