Принцип «непротивления злу силою» Л.Н.Толстого.

Основные принципы этики ненасилия были сформулированы Л.H. Толстым. Осуждая насилие во всех его формах, он дает следующие рекомендации практической этики:

а) перестать самому совершать насилие, а также и готовиться к нему;

б) не принимать участия в каком бы то ни было насилии, делаемом другими людьми;

в) не одобрять никакого насилия.

Л.Н. Толстой убедительно опровергает распространенное мнение, будто насилие может быть использовано во благо, что насилием можно победить несправедливость. Но как огонь не тушит огня, также и зло не может потушить зла. Чтобы насилием победить несправедливость, «праведное» насилие должно быть мощнее того «плохого» насилия, которое подлежит искоренению; в конечном счете, сумма зла в мире только увеличивается. Следовательно, насилие во имя блага (добра) - это полный абсурд; насилие и нравственность - это вещи несовместные.

Суть толстовского подхода к морали состоит в том, что «нравственность обнаруживает свою категоричность только в форме запретов и таким абсолютным запретом является непротивление злу силой, отказ от насилия». По Толстому, этот запрет имеет божественное оправдание. Этика ненасилия есть отношение человека к окружающему миру, вытекающее из признания существования Бога, то есть абсолютного начала жизни. Адекватное отношение человека к миру выражается в нравственном ограничении своей деятельности, то есть в том, что он отказывается действовать так, как если бы сам был Богом. Это значит следовать воле Бога, то есть нравственному закону: «Не как Я хочу, но как ТЫ» (Мф. 26 : 39). Это значит перестать насиловать, то есть «делать то, чего не хочет тот, над кем совершается насилие». Это значит практиковать Любовь в человеческих отношениях и в отношениях человека с природой, словом, поставить себя на службу другому - Человеку и Природе.

Надо сказать, что Л.Н. Толстой обладал обширными естественнонаучными познаниями и очень серьезно относился к «энергии жизни». Превосходное знание восточной философии сформировало в нем «сознание единства со всем» (Л.Н. Толстой). Не случайно то умиление, которое испытывают герои его произведений от созерцания природы. Мы не всегда отдаем себе отчет в том, насколько творчество Л.Н. Толстого пантеистично, философично и экологично. Экологический пантеизм Л.Н. Толстого - это та духовная высота, которую еще предстоит взять современной научно-философской мысли. Правда, эту высоту пытался взять Альберт Швейцер. По крайней мере, его этика благоговения перед жизнью вполне конгениальна этике ненасилия Л.Н. Толстого.

«Идея благоговения перед жизнью, - подчеркивал Альберт Швейцер, - возникает как реалистический ответ на реалистический вопрос о том, как человек и мир соотносятся друг с другом. О мире человек знает только то, что все существующее, как и он сам, является проявлением воли к жизни». Усвоив эту элементарную истину, человек уже не может относиться к миру иначе, как в соответствии с принципом благоговения перед жизнью. Любого, кто прошел через болезни и страдания, или испытал страх перед потерей близкого ему человека, непреодолимо влечет к благоговению перед жизнью.

Благоговение перед жизнью не существует и не может существовать отдельно от живой этики: оно является ее квинтэссенцией. Живая этика - это этика ненасилия, распространенная на всю природу. Это этика Любви, «расширенной до всемирных пределов», по выражению Альберта Швейцера. Для человека по - настоящему морального любая жизнь священна и достойна уважения или любви. «Он делает различия только в каждом конкретном случае, под давлением необходимости». Это этика сострадания, которая порождается мышлением.

Следует заметить, что сегодня этика благоговения перед жизнью имеет солидное естественнонаучное обоснование. Например, Эдвард Уилсон в своей концепции биофилии человека рассматривает склонность к благоговению перед жизнью как некое предзаданное свойство человека, передающееся наследственным путем. «Пришло время, - пишет Э. Уилсон, - продумать новые и более сильные моральные основания, чтобы увидеть самые корни мотивации того, почему при наших обстоятельствах и в силу наших причин мы лелеем и охраняем жизнь. Такие корни усматриваются в биофильной природе человека, восходящей к взаимному альтруизму живых существ. Биофильные свойства человека формируют глубинные основы экологической, или «охранительной» этики. Если у Швейцера этика благоговения перед жизнью является результатом расширенного сознания человека, то у Уилсона она получает сугубо эволюционную биологическую интерпретацию, что представляется нам натуралистической ошибкой. «Только путем глубокого проникновения в физические основы морального суждения и только путем постижения эволюционного смысла этого процесса, - пишут Чарлз Ламсден и Эдвард Уилсон, - люди получают возможность управлять собственной жизнью».

Мы не отрицаем необходимости подключения биологического знания к решению морально-этических проблем, но эколого-этический кодекс не может быть только продуктом органической эволюции, как утверждают социобиологи Ламсден и Уилсон. Экологическая этика является результатом сложного взаимодействия, сопряженной эволюции биологических и социальных факторов. Она формируется в неразрывной связи с развитием ценностного сознания под определяющим влиянием идеи Бога как нравственного абсолюта