Неорационалистическис, реалистические, операциональные и постпозитивистские концепции научного знания

Во второй половине XX в. философско-методологические иссле­дования стали широко проводиться как в русле прежних философс­ких течений (позитивизм, прагматизм, диалектический материализм), так и в новейших направлениях методологической мысли (неораци­онализм, методологический детерминизм, конструктивизм и др.).

Наряду с диалектическим материализмом существовали и иные философские течения, развивавшие прямо противоположно позити­визму методологические и теоретико-познавательные концепции, согласно традиции, идущей от создателей панонтологических систем XVII в. (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Лейбниц). Одной из первых фунда­ментальных работ этого плана была "Природа мышления" Б. Бланшара[31], автор которой с позиций объективного идеализма подвергал резкой критике позитивизм и в русле рационалистической тради­ции развивал оригинальные представления по вопросам сущности познания, отношения знания к объекту, теории истины и природы заблуждения. В основе его концепции лежит понятие внутренних отношений. Их природой определяется характер и результаты по­знавательной деятельности. Проявляясь в необходимых связях и закономерностях, внутренние отношения обусловливают причинную зависимость свойств исследуемых объектов, присущих им явлений и процессов. Б. Бланшар опровергает представление о том, что при­рода отношений произвольна, не связана с характером объектов. Отсюда его резкое неприятие конструктивно задаваемых логико-язы­ковых структур, которые по определению не ориентированы на по­нимание и выражение внутренних отношений, фактов их "жизни". Гносеологическую ущербность этих средств научного поиска Б. Блан­шар видит в том, что они выносят отношения за пределы исследуе­мых объектов, считая, что добавление или устранение того или иного отношения в системе отношений объекта познания ничего в нем не меняет. В данной концепции ведущая роль отводится предметному анализу, а точнее изучению внутренних отношений исследуемого объекта, детерминирующих его параметры и характер операциональ­ных аспектов научного поиска.

Представления, заложенные Б. Бланшаром, получили дальнейшее развитие в различных версиях реализма — критическом, метафизи­ческом, научном. Наиболее оригинальной и фундаментальной явля­ется концепция, изложенная в двухтомном исследовании Д.М. Арм­стронга "Универсалии и научный реализм". Примечательна исход­ная позиция автора в полемике с представителями инструментализма. Он считает, что критика отдельных идей и подходов инструмента­лизма малодоказательна. Лучший способ критики — разработка фундаментальной философской теории познания, ассимилирующей данные науки. В соответствии с этим Д.М. Армстронг ставит целью обосновать существование универсалий и их отношений. Он доказы­вает, что в основе каждого свойства объекта лежит определенное внут­реннее отношение, и что сами отношения составляют наиболее важ­ный вид универсалий. Отмечая несостоятельность номиналистичес­кого подхода к универсалиям, Д.М. Армстронг подчеркивает, что все подлинные универсалии не являются чем-то определяемым, генети­чески производным, а сами выполняют роль доминирующего начала, проявляясь в причинных отношениях. Подобие универсалий, их оп­ределенная иерархия обеспечивают в научном сознании возможность перехода от частей к целому и в общем плане — выражение в теоре­тической форме объективной системы соотношений универсалий. Соответственно производными от характера универсалий и их соот­ношений оказываются методы (способы, приемы) исследования.

На фоне затяжных дискуссий о принципах, структуре и методах научного познания обнадеживающе были восприняты постулаты операционализма, хронологически и идейно контактирующего со всеми наиболее влиятельными западными философско-методологи-ческими течениями с момента его возникновения (1927 г.). Содер­жание разработанного его основоположником, видным американс­ким физиком П. Бриджменом метода операционального анализа, являвшего собой систему представлений о генезисе и структуре на­учного знания, механизмах позитивной эвристики и критического осмысления творческого пути и полученного результата, было по­нятно и близко умонастроениям физиков 20-30-х гг. XX в. Оно непосредственно соприкасалось с гносеологической проблематикой логического позитивизма, лингвистического анализа, инструмента­лизма, прагматизма. Позитивное использование метода операциональ­ного анализа было одним из условий возникновения генетической эпистемологии Ж. Пиаже.

Однако со временем основной постулат данного метода об опре­деляющем значении познавательных операций для генезиса поня тий ("понятие синонимично соответствующему классу операций") и всей системы научного знания в значительной мере утратил свою притягательность. Стало очевидным, что он отражает закономерности генезиса лишь одного из видов научных понятий, а именно, операци­ональных. Обнаружились практические и принципиальные затруд­нения при попытках его последовательного проведения как в самой физике, так и в других дисциплинах. Прежде всего, в семиотике, должной, по замыслу П. Бриджмена, объяснить и в конечном счете устранить возникшие трудности. Основное препятствие было связано с объяснением генезиса самих операций, поскольку элиминирова­лось эвристическое воздействие на этот процесс накопленного ранее знания, существующего в форме понятий (многие из которых не оп­ределены и не могут быть определены операционально). Способом модификации малопродуктивных и изобретения новых операций, по мнению П. Бриджмена, является метод проб и ошибок, что факти­чески не объясняет, а воспроизводит проблему генезиса операций. В итоге попытка создать всеобъемлющую концепцию научного зна­ния на основе, казалось бы, не оставляющего места для сомнений в его истинности гносеологического принципа, дала лишь дополни­тельные стимулы для дальнейших методологических исследований.

Одна из наиболее масштабных философско-методологических систем, ассимилирующая проблематику рационалистических направ­лений и операционалистской концепции, была разработана француз­ским философом Г. Башляром. Многогранность этой системы и факты творческой эволюции ее автора дали основание квалифици­ровать его как представителя нескольких течений: его объявляли сторонником диалектического материализма, постпозитивизма, кри­тического реализма. Однако это, прежде всего, один из основополож­ников неорационализма, в своем творчестве подвергший критике большинство современных ему философских течений (позитивизм, прагматизм, реализм, феноменологию, экзистенциализм) и обосновав­ший с позиций рационализма ряд фундаментальных принципов анализа научного познания: историзма, диалектизации, эквивалент­ности описаний, дополнительности, тотального синтеза, конструктив­ности. Рациональная активность субъекта, проявляющаяся в его це­ленаправленном воздействии на объект в ходе наблюдения, экспери­мента и технического конструирования, согласно Г. Башляру, не только находит подтверждение в ходе упомянутых познавательных действий, но еще в большей степени творит объект воздействия, струк турируя его по своим законам. По содержанию — это законы тех­нического творчества, генезис которых Г. Башляр не анализирует, постулируя их как что-то непосредственно данное, хотя и имеющее исторический характер. Они не отражают чего-либо существующего в природе. Их назначение — регулировать процессы создания ис­кусственной реальности, преодолевая сопротивление материи. Пос­леднего тезиса явно недостаточно для объяснения всего богатства взаимосвязей процессов познания природы и создания искусствен­ных объектов. Понятно лишь одно, что ведущее значение не только в структуре метода, но и в научном познании в целом приобретает операциональная сторона. Однако в отличие от представителей тра­диционного операционализма делаются попытки осмыслить ее гене­тические связи с предметным теоретическим знанием.

Одной из таких попыток явилась концепция "методологического детерминизма" Ж. Ульмо — последователя Г. Башляра и основопо­ложника "операционального реализма", — постулирующая зависи­мость объективных причинных связей от связей исследовательских операций и методов, посредством которых субъект конструирует объект познания, используя в качестве инструментов рациональные формы имеющегося знания (законы, модели, абстракции, формализмы и т.д.).

В русле позитивизма в 50-60-е гг. XX в. наблюдалось становле­ние принципиально нового методологического направления, возник­шего во многом из критики традиционного позитивизма и назван­ного постпозитивизмом (К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, П. Фейера-бенд, Л. Лаудан и др.). Это содержательно широкое и идейно неоднородное направление, ранних представителей которого (К. Поп­пер) относят одновременно к другому влиятельному направлению — критическому рационализму (неорационализму). Наиболее значи­мое влияние в научном и философском мире имели концепция "трех миров" и принцип фальсификации К. Поппера, концепция научных революций Т. Куна, исследовательских программ И. Лакатоса, науч­ной традиции П. Фейерабенда.

В своей концепции "трех миров" К. Поппер постулирует незави­симое существование, во-первых, мира физических объектов (физи­ческих состояний); во-вторых, мира мыслительных (ментальных) состояний сознания; в-третьих, мира объективного содержания мыш­ления, представленного преимущественно продуктами научного твор­чества. "Третий мир" — это результат взаимодействия первых двух миров, содержание которого фиксируется в языке и обретает незави­симый от них объективный статус. Однажды возникнув в этом вы­соком качестве, оно в соответствии с интерналистским пониманием движущих сил развития науки, которого придерживается К. Поп-пер, оказывает решающее воздействие на деятельность ученых по приращению знания. Эта деятельность во многом замыкается на третий мир как свой естественный контекст.

Научное познание, согласно К. Попперу, есть непрерывный про­цесс замены менее удовлетворительных теорий более удовлетвори­тельными. Критериями удовлетворительности теории при этом вы­ступают правила и реализуемые по этим правилам процедуры ве­рификации и фальсификации. Верификация — это подтверждение научных теорий данными наблюдений и экспериментов. С каждым новым подтверждением теории становятся все более правдоподоб­ными. Фальсификация — это придание научным теориям (и гипо­тезам) такой логической формы, которая допускает их опровержение на основе данных наблюдений и экспериментов, с последующей реа­лизацией процедуры опровержения. Если теория опровергается опыт­ными данными, от нее необходимо отказаться. Целостное представле­ние о процессе развития научного знания, согласно К. Попперу, вклю­чает несколько основных элементов процессуального характера: постановка проблемы; выдвижение гипотез; оценка степени их фальсифицируемости; выбор предпочтительной гипотезы по критерию количества потенциальных фальсификаторов (опровергающих опыт­ных данных) — выбираются наиболее "рискованные" гипотезы; вы­ведение из выбранной гипотезы эмпирически проверяемых следствий и проведение необходимых наблюдений и экспериментов; отбрасы­вание гипотезы в случае ее фальсификации; временная поддержка гипотезы, если она не фальсифицируется; отбор в совокупности по­лученных опытных данных тех следствий гипотезы, которые имеют принципиально новый характер; решение о прекращении эмпири­ческих проверок; решение о принятии теории, разработанной на ос­нове гипотезы, успешно прошедшей процедуру фальсификации (за­мене ею ранее существовавшей теории).

Согласно К. Попперу, история научного познания представляет собой последовательность процессов выдвижения рискованных гипотез (смелых предположений) и их проверок (опровержений), т.е. история "перманентных революций", движущими силами которых выступают внутринаучные факторы. Образ революции для характе­ристики процессов развития научного знания впоследствии стал очень популярным, особенно после публикации книги Т. Куна "Структура научных революций".

Согласно философско-методологической концепции Т. Куна раз­витие научного знания может быть представлено как процесс пооче­редной смены периодов "нормальной науки" и "научных револю ций". Нормальная наука характерна тем, что деятельность ученых по приращению знания осуществляется по логически и содержа­тельно устоявшейся схеме — "парадигме" или "дисциплинарной матрице". В своем доминирующем смысле парадигма —- это способ (образец, модель) постановки и решения задач на основе существую­щей теории. В условиях нормальной науки работает парадигма, в основе которой лежат принятые научным сообществом общие по­ложения ("метафизические части парадигм" и "символические обоб­щения"), ценностные установки относительно определенных форм знания (например, количественные предсказания оцениваются выше качественных) и образцы решения задач. Деятельность ученого в периоды нормальной науки уподобляется решению "задач-голово­ломок" — необходимо найти решение научной проблемы как моди­фикацию известных общих законов с учетом конкретных условий, в которых находится исследуемый объект. Такого рода деятельность не предполагает масштабных фальсификаций.

Однако по мере накопления новых фактов, которые невозможно объяснить на основе имеющейся теории (такие случаи Т. Кун назы­вает аномалиями), в научной дисциплине складывается кризисная ситуация. Она, согласно Т. Куну, разрешается научной революцией, представляющей собой процесс смены парадигмы. Этот процесс за­нимает значительный временной период, если его рассматривать не только в эвристическом аспекте, анализируя творчество изобретате­лей новой парадигмы, но проследить события, связанные с ассимиля­цией новой парадигмы научным сообществом. Научное сообщество (понятие которого впервые ввел сам Т. Кун) оказывается расколо­тым в своем отношении к новой парадигме. Одна часть его членов в силу устоявшихся стереотипов мышления не в состоянии ее при­нять. При этом непонимание и неприятие новой парадигмы может заходить настолько далеко, что они не замечают аномалий и не вклю­чаются в ведущиеся научные дискуссии по поводу их возможного объяснения. Другая часть научного сообщества (это сами авторы новой парадигмы, наиболее чуткие к новациям молодые исследо­ватели, а также малоискушенные в тонкостях научной работы диле­танты) начинает работать по новой парадигме. Доминирующей она становится, как правило, только тогда, когда первая часть научного сообщества отойдет от активной научной работы, вымрет творчески и физически.

Анализируя генезис новой парадигмы, Т. Кун отводит ключевое значение социальным и психологическим факторам. В наибольшей степени этот процесс стимулируется социально-психологической ат­мосферой в обществе, личными предпочтениями исследователей, чьи творческие интересы вышли на уровень осмысления парадигмальных аспектов научной работы. В частности, их верой в то, что новая парадигма будет продуктивнее старой. Сам автор концепции науч­ных революций квалифицировал эти факторы как, по-видимости, слу­чайные и произвольные, что дало основание для обвинений его в иррационализме, поскольку кроме того Т. Кун отстаивал тезис об от­сутствии преемственности в содержании парадигм и даже их несопо­ставимости. Но главное в том, что он фактически обошел вниманием центральный вопрос — как возникает новое знание фундаментально­го уровня и связанный с ним вопрос о критериях выбора между кон­курирующими теориями (старой и новой или несколькими новыми).

Эти вопросы были подвержены тщательному и продуктивному по своим результатам анализу в творчестве И. Лакатоса. Ключевым элементом его концепции, синтезирующим их содержание, стало введенное И. Лакатосом понятие исследовательской программы. "В соответствии с моей концепцией, — поясняет он, — фундамен­тальной единицей оценки должна быть не изолированная теория или совокупность теорий, а "исследовательская программа". После­дняя включает в себя конвенциально принятое (и поэтому "неопро­вержимое", согласно заранее избранному решению) "жесткое ядро" и "позитивную эвристику", которая определяет проблемы для иссле­дования, выделяет защитный пояс вспомогательных гипотез, предви­дит аномалии и победоносно превращает их в подтверждающие при­меры — все это в соответствии с заранее разработанным планом. Ученый видит аномалии, но, поскольку его исследовательская про­грамма выдерживает их натиск, он может свободно игнорировать их. Не аномалии, а позитивная эвристика его программы — вот что в первую очередь диктует ему выбор проблем. И лишь тогда, когда активная сила позитивной эвристики ослабевает, аномалиям может быть уделено большее внимание. В результате методология исследо­вательских программ может объяснить высокую степень автоном­ности теоретической науки, чего не может сделать несвязанная цепь предположений и опровержений наивного фальсификационизма"[32].

В соответствии с содержанием и функциями элементов исследо­вательской программы процесс приращения предметного знания получает рациональное объяснение не только в рамках нормальной науки, но и за ее пределами. Смена научных теорий и парадигм может происходить в рамках одной исследовательской программы, не затрагивая ее жесткого ядра. При наличии нескольких конкури­рующих программ (подобно существованию конкурирующих тео­рий в рамках одной программы) встает вопрос о критериях их выбора конкретным исследователем или группой ученых, который также решается на рациональных основанях путем выработки представ­лений о прогрессивном и регрессивном сдвиге проблем в русле конк­ретной программы. "Исследовательская программа, — подчеркивает И. Лакатос, — считается прогрессирующей тогда, когда ее теорети­ческий рост предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она с некоторым успехом может предсказывать новые факты ("прогрес­сивный сдвиг проблем"); программа регрессирует, если ее теорети­ческий рост отстает от ее эмпирического роста, то есть когда она дает только запоздалые объяснения либо случайных открытий, либо фак­тов, предвосхищаемых и открываемых конкурирующей программой ("регрессивный сдвиг проблем")"[33].

В ином, более адекватном реальному положению дел, образе пред­стало осмысление истории науки. И. Лакатос обращает внимание на то, что конкуренция исследовательских программ — это длитель­ный процесс, в течение которого ученые достаточно спокойно рабо­тают в русле избранной программы, а иногда и в русле обеих конку­рирующих программ одновременно, до тех пор пока одна из про­грамм не вытеснит другую. Факты долговременного сосуществования исследовательских программ и их эволюции лежат в основе объяс­нений множества противоречивых событий в истории науки, кото­рая в свою очередь выступает "пробным камнем" любой методоло­гический концепции.

В противоположность И. Лакатосу, раздвинувшему границы кон­тактности конкурирующих знаний, один из наиболее радикальных критиков неопозитивизма П. Фейерабенд придерживался прямо противоположной ориентации. Он категорически отрицал правомер­ность принципа совместимости новых теорий со старыми и принцип инвариантности значений одинаковых терминов, входящих в раз­личные теории, считая, что действие первого приводит к элиминации новой теории и в итоге к застою в развитию научного знания, а вто­рой нивелирует влияние теоретических знаний на процессы эмпи­рического исследования, в частности, достоверно установленные факты "теоретической нагруженности" наблюдений и экспериментов.

Однако далее П. Фейребенд развивает малообоснованные поло­жения о принципиальной равноправности любых систем знания, направляющих работу исследователя на эмпирическом уровне. Он вводит принцип пролиферации (размножения) научных теорий, в соответствии с которым для опровержения теории недостаточно противоречащего факта, а необходима новая теория, в роли которой может выступать любая идея, и принцип контриндукции, требую­щий введения гипотез, несовместимых с общепризнанными теориями и фактами. Это послужило основанием для квалификации его кон­цепции как "методологического анархизма". Сам же П. Фейерабенд пошел еще дальше, эволюционировав от постулата о равноправно­сти методологий к утверждению о ее ненужности для конкретного ученого, который должен исследовать реальные объекты (явления, процессы), не поддаваясь давлению каких-либо парадигм, норм и стандартов, поскольку они чаще всего действуют на него не как "ме­тафизическая сила", а как сила материального воздействия (ученый вынужден приспосабливаться к ним, не принимая их по существу). Практически единственной системой предпосылочного знания, име­ющей определенное методологическое значение, он считал познава­тельную традицию, понятие которой сам впервые ввел в научный обиход, достаточно тонко подметив разницу в работе по осмыслению методологических проблем, осуществляемую усилиями человека, принадлежащего к данной традиции, и внешнего ей человека. Через содержание данного понятия, согласно П. Фейерабенду, осуществля­ется воздействие на познавательные процессы (в том числе и в на­уке) многообразных социокультурных, политических и практичес­ких факторов.

В вопросах философии науки представители неорационализма, ре­ализма и операционализма придерживались "умеренно оптимисти­ческой" позиции, отдавая явное предпочтение науке в возможности духовного освоения реальности перед другими духовно-практичес­кими формами (здравым смыслом, культурной традицией, укоренив­шимися практическими стереотипами, религиозными верованиями и др.). Тем не менее достаточно отчетливо наблюдается тенденция к понижению когнитивного статуса науки: сначала под действием внутринаучных факторов (размывание границ между независимой от ис­следователя реальностью и конструктивно заданными объектами и отношениями, повышение гносеологического статуса операциональ­ных аспектов познания в целом и как следствие культивирование релятивизма в понимании истины), далее при нарастающем давлении внешних по отношению к науке факторов (внимание со стороны со­циума к науке стало все более зависеть от эффективности ее практических приложений, существенно понизилась интенсивность социальной восприимчивости ее содержания по сравнению с содержательными характеристиками других форм духовно-практического освоения реальности). Наконец, в концепции "методологического анархизма" П. Фейерабенда была поставлена под сомнение сама мысль об особом эпистемологическом статусе науки (в добывании практически цен­ного знания ее возможности не превосходят возможности повсед­невно-обыденного опыта, культовых предписаний, любой другой культурной традиции). Такая позиция не стала в философии науки XX в. доминирующей. Однако нельзя не замечать энтузиазма, с кото­рым ее начали культивировать в конце минувшего столетия мало­искушенные в эпистемологической проблематике представители "гума­нистических" течений в философии и прежде всего постмодернизма.