Библейские свидетельства. Патриархальный идеал могущества
Совокупное могущество рода
Совокупное могущество рода — это прежде всего численность мужчин. И уже только потом — «верблюды».
Понятие «верблюд» берется в кавычки по той причине, что здесь разумеется вовсе не зоологическая данность, но род алгебраической переменной, на место которой могут быть поставлены быки, овцы, пальмовые деревья, словом, все, что ассоциируется с источником материального достатка… Лишь позднее на месте этих конвертируемых во все блага начал окажутся сундуки с золотом. Что же касается мужчин, то их назначение состоит в том, чтобы приумножать и защищать богатство своего рода. А еще — заботиться о том, чтобы никто из посторонних не смог бы возвыситься до черты, за которой начинается иррадиация угрозы. Мужчины — залог могущества древних племен.
Заметим, что и многоженство восточных народов во многом берет свое происхождение именно в этой парадигме древнего сознания. Поэтому поначалу даже увод в плен чужестранца осуществляется вовсе не для его последующей эксплуатации.
О самоценности мужчин, умножающих общую численность рода, свидетельствуют древнейшие памятники человеческой культуры.
Так, Библия говорит, что Аврааму было обещано бесчисленное, «как песок земной»[104] потомство.
Бесчисленное же, «как звезды небесные», потомство обещано Исааку.[105]
Множество «народов и царей из чресел его»[106] заповедано Иакову…
Между тем книги Ветхого завета — это не плод свободного творчества каких-то вольных сказителей. Это своеобразный документ, сохранивший для нас сведения по истории народов Ближнего Востока и Средиземноморья, этнографические подробности их быта, описание обычаев, законов и, разумеется, особенности людского менталитета. Впрочем, можно относиться совсем по-другому и видеть в Священном писании отражение самого духа живого Слова нашего Создателя. Но и в этом случае нужно считаться с тем непреложным обстоятельством, что любой священнописатель способен излагать Божие откровение лишь каким-то своим языком, привычным ему самому и понятным его непосредственному окружению. Словом, скорее всего, Бог Авраама, Исаака, Иакова говорил о могуществе и славе, священнописатель же, который через долгую череду поколений запечатлевал изустно передаваемые легенды, облекает Его Слово в привычные ему и его соплеменникам образы.
При этом и понятие мужчины тоже являет собой род алгебраической переменной, ибо на ее месте может оказаться как собственное потомство, так и захваченное в плен поголовье способных к труду и ношению оружия иноплеменников. Кстати, собственное потомство любого родоначальника зачинается не только от законных жен, но и от рабынь-наложниц, поэтому вовсе не исключено, что численность жен и наложниц царя Соломона[107] — это тоже дань стандартам мышления древнего священнописателя.
Увод чужих мужчин — это не только умножение собственного могущества, но еще и уменьшение могущества конкурента. Кстати, ослаблению последнего способствует и пленение чужих женщин (семьсот наложниц царя Соломона) и лишение детородной силы остающихся. Последний мотив вполне отчетливо звучит в клинописи ассирийских царей.
В красивой возвышенной форме об этом говорит В. Брюсов