Модели глобализации Арджуна Аппадураи и Малькольма Уотерса

 

Новый тип моделей глобализации сформировался в конце 1980-х – середине 1990-х гг. на основе принципиально иного осмысления пространственной референции понятия «глобализация». Начало этому типу моделей положил в 1990 г. Аржун Аппадураи в статье «Разъединение и различие в глобальной культур-экономике», идеи которой затем развил в вышедшей в 1996 г. книге «Современность в полный рост: Культурные измерения глобализации». Аппадураи радикализировал противопоставление теории глобализации и мир-системной теории, акцентируя примат культурного – символического и феноменологического. Глобализацию он рассматривает как детерриториализацию – утрату привязки социальных процессов к физическому пространству. В ходе глобализации формируется «глобальный культурный поток», который распадается на пять культурно-символических пространств-потоков (landscapes): этнопространство (ethnoscape) образуется потоком туристов, иммигрантов, беженцев, гастарбайтеров; технопространство (technoscape) – потоком технологий; финанспространство (finanscape) – потоком капиталов; медиапространство (mediascape) – потоком образов; идеопространство (ideoscape) – потоком идеологем. Эти текучие, нестабильные пространства являются «строительными блоками» тех «воображаемых миров», в которых люди взаимодействуют, и взаимодействие это носит характер символических обменов.

В рамках концепции «воображаемых миров», конституируемых глобальными потоками, дихотомия «локальное / глобальное» трактуется феноменологически. Это – два типа «структуры чувствования, которая продуцируется определенными формами интернациональной деятельности и которая производит определенные материальные эффекты». Локальное как артикуляция этно-культурной идентичности, религиозный фундаментализм, общинная солидарность не предшествует исторически глобальному, а производится / конструируется из тех же потоков образов, которые конституируют глобальное. Современное локальное столь же детерриториализовано, как и глобальное.

В теоретической модели Аппадураи первоначальная дихотомия «локальное/глобальное» замещается по сути дихотомией «территориальное / детерриториализованное», а глобальность и локальность выступают как две составляющие глобализации, аналогичные структурной гомогенности и социальной гетерогенности в модели Робертсона.

Та же логика замещения дихотомии «локальное / глобальное» дихотомией «территориальное / детерриториализованное» обнаруживается в работе Малькольма Уотерса «Глобализация» (1995). Глобализация трактуется как совокупность тенденций, ведущих к детерриториализации социального, обусловленной экспансией символических обменов. Фундамент теории глобализации, согласно Уотерсу, это – концепция отношения между социальной организацией и территориальностью. Отношение это в каждый исторический момент детерминируется одним из трех типов обмена: материальным (экономическим), политическим, символическим. Материальные обмены имеют тенденцию к локализации социальных отношений: производство товаров предполагает концентрацию в одном месте рабочей силы, капитала, сырья; взаимодействие в режиме «лицом к лицу» при управлении процессом труда и при оказании услуг. Политические обмены имеют тенденцию к интернационализации – территориальной экспансии социальных отношений: осуществление власти предполагает контроль над подчиненным населением, занимающим данную территорию, и гарантии суверенности этого контроля, получаемые посредством взаимодействия с инстанциями власти за пределами данной территории. Символические обмены имеют тенденцию к освобождению социальных отношений от пространственной референции: процесс создания и трансляции интеллектуальных и эстетических символов может относительно легко перемещаться и осуществляться между территориально удаленными индивидами / группами.

Поэтому глобализация общества – процесс, определяемый преобладанием культуры над экономикой и политикой. Экономика и политика глобализуются в той мере, в какой «пронизаны» символическими обменами.

Уотерс констатирует, что в наибольшей степени подвержены глобализации те «измерения» экономики, в которых преобладает «символическое опосредствование» отношений – финансовый рынок и потребление, движимое принципами консьюмеризма. Гораздо менее глобализованы товарное производство и рынок труда.

Политика в большей мере глобализуется в тех ее «измерениях», где проблематизируются ценности, а не материальные интересы. Осознание в качестве глобальных проблем прав человека, экологии, сохранения мира, справедливого распределения мировых ресурсов привело к частичной делегитимации национального государства и росту числа международных организаций, влияние которых, правда, не достаточно для устранения национально-государственного суверенитета как организующего принципа политической сферы.

Анализ глобализации в сфере культуры Уотерс ведет, опираясь на концепцию Аппадураи, но несколько видоизменив классификацию пространств-потоков и сориентировав ее на концепцию симулякров Бодрийяра. «Измерениями» культуры в теории Уотерса являются: сакропространство (sacriscape), образуемое потоком симулякров религиозности; этнопространство (ethnoscape), образуемое потоком симулякров этнической идентичности; эконопространство (econoscape), образуемое потоком симулякров стоимости и капитала; медиапространство (mediascape), образуемое потоком симулякров информации; досуг-пространство (leisurescape), образуемое потоком симулякров развлечений и впечатлений, например туристических.

Таким образом, предлагается объяснительная перспектива, противоположная привычной примордиалистской: субстрат этнических чувств не расматривается как основа для объяснения этнических взрывов (эксплозий). Скорее предполагается, что сами структуры этнических чувств являются сложным продуктом локального воображения (опосредованного чрезвычайным многообразием глобальных каскадов, пронизывающих локальности).

Эпизоды этнического насилия могут рассматриваться как имплозивные в двух смыслах: в структурном смысле они представляют собой свертывание в локальную политику давлений и пульсаций со все более широких политических арен, а в историческом смысле, локальное политическое воображение, подверженное воздействию масштабных процессов, проходящих сквозь время и определяющих интерпретацию будничных событий, постепенно создает репертуар этнических чувств. Последние на первый взгляд могут казаться «примордиальными», но на самом деле они являются продуктами долговременных процессов действия, коммуникации и интерпретации. Когда же вспышки этнического насилия наконец происходят, намного легче заметить их эксплозивное измерение, их распространение, быстро охватывающее другие сектора жизни. Однако это измерение не должно заслонять измерение создания исходных условий для такого взрыва, и которое не следует трактовать как дремлющую в глубине аффективную иррациональность.

Итак, сегодняшние широкомасштабные и часто насильственные движения требуют нового понимания соотношений между историей и деятельностью, аффектом и политикой, транснациональными и локальными факторами. Для этого необходимо перейти от диалектики внутреннего/внешнего, навязываемой примордиалистским способом мышления, к диалектике имплозии/эксплозиии как ключу к специфической динамике этничностей эпохи модерна.

Рассматриваемые в этой перспективе современные этнические движения (культурализмы) напрямую связаны с кризисом нации-государства: государства утрачивают былую монополию на идею нации. «Воплощенный в репертуарах все более мобильных групп населения – беженцев, туристов, гастарбайтеров, транснациональных интеллектуалов, ученых и нелегалов, – националистический джинн все в меньшей мере сдерживается идеями пространственной границы и территориального суверенитета». Налицо настоящая революция в основаниях национализма.

После окончания холодной войны могло показаться, что мир стал однополярным, на деле же он стал полицентричным. Неправомерно рассматривать государства и культуры так, будто они представляют собой что-то обособленное: необходимо учитывать уже высокую и все возрастающую степень взаимопроникновения.

 

15.Серед об’єктивних законів розвитку економічних систем і організаційно-економічних структур, які (закони) виражають внутрішньо необхідні сталі і суттєві зв’язки між складовими елементами систем чи організацій є закон синергії, згідно з яким економічний потенціал системи чи організації посилюється внаслідок взаємодії їх елементів, а також закон поетапного розвитку, відповідно до якого функціонування будь-якої системи чи організації проходить послідовні фази, коли через конфлікт і розв’язання суперечності здійснюється перехід у більш високу форму (рівень) розвитку. Цим фазам відповідають певні етапи розвитку економічних систем і організацій: становлення, розвиток і занепад (фаза розв’язання конфлікту і переходу у більш високу форму розвитку).

Живий класик економічної науки Дж. К. Гелбрейт завжди підкреслює, що в економічній системі, як і в біологічній, сума її складових є набагато більшою, ніж окремо взяті її складові елементи. З нашої точки зору стосовно великих економічних систем і організацій слід говорити не лише про внутрішню їх синергетику, але також і про зовнішню. Вступаючи в зв’язки і взаємодію економіко-організаційні системи типу глобальних корпорацій, як мега-організаційних систем не можуть не породжувати зовнішню синергію. Вони не можуть не підпорядкуватись також закону поетапного розвитку.

Для систем і організації цього класу особливо важливим є закон зростаючого інформаційного насичення, згідно з яким, засвоюючи і перетворюючи все більші масиви інформації, системи і структури посилюють свою само організованість.

Живучи в матеріальному світі, одержуючи і перетворюючи ресурси та інформацію, ми не завжди задумуємося про глибокі зв’яз­ки, що існують між фізичними законами матеріального світу і загальними законами розвитку енергетичних і інформаційних систем як матеріальної основи глобальних суспільно-політичних систем.

Соціальні системи, як і матеріальні системи, підпорядковуються таким же основним принципам існування і розвитку, що включають моменти їхнього зародження і зникнення. Тому кризи суспільно-політичних систем є об’єктивними властивостями стану систем.

Економічні системи, включаючи матеріальні та інформаційні об’єкти, характеризуються певним співвідношенням в них міри хаосу і порядку, переходи стану системи до збільшення в них порядку носять повільний еволюційний характер, а процеси переходу системи від абсолютного порядку до хаосу протікають швидко, революційно, причому переходи від абсолютного хаосу до ідеального порядку і навпаки від ідеального порядку до абсолютного хаосу у всіх системах відбуваються циклічно. Період переходу системи від одного стану системи, який визначається абсолютним хаосом до іншого наступного такого стану відповідає циклу системи.

Без знання основних законів, що визначають стан суспільно-політичних систем, процес їхнього реформування буде проходити методом проб і помилок, що може привести до глибоких кризових явищ у системі. Історичний досвід інших держав навряд чи можна використати в цій ситуації, тому що він стосувався різних матеріальних систем і різного конкретного часового простору.