Свердловск 7 страница

В зрелом возрасте наблюдается преобладание имен собственных, их производных и родовых прозваний над прозвищами (Кона Петра, Сеня Валя, Позволь Людка). Прозвища, приобретенные в зрелом возрасте, встречаются редко (Бабочка, Зiкок (досл. «осиная нога»), Ракапоз (досл.«воронье гнездо»), Дулльöсь (досл. «слюнявый»)). Причинами их появления становятся постоянные, характерные (как правило, негативные, несущие оттенок пренебрежительности) качества человека.

Материалы доказывают, что варианты имени собственного и большинство прозвищ, приобретенных в школьные и студенческие годы, с годами утрачиваются. Молодежный сленг отличается яркой коннотативной окраской (Наталька-деталька, Павлик-наркоман, Сова чери - "соленая рыба", Одзвань - "вперед, дальше" и т.д.), но с годами он утрачивается. Если же варианты собственного имени или прозвища, возникшие в юном возрасте, сохранились и в более зрелом состоянии, то это явление говорит о постоянстве внешних характеристик субъекта или о постоянстве отношения к нему со стороны окружающих.

Заметим, что мужчины имеют меньше лексических вариантов собственных имен, чем женщины. Это связано с тем, что традиционно у последних на селе более широкий коммуникативный аспект. Мужчины, являясь носителем родового имени или прозвища, редко имеют много дериват. Вариативность женских имен увеличивается и за счет имени или прозвища мужа (Парам Полинка в зн. «Полинка, жена Парама»).

В коми-пермяцком языке распространенным вариантом собственного имени является дериват, образованный постановкой перед уточняемым антропонимом имени отца или матери (Кона Петра в зн. «Петр Конанович», Моння Анна в зн. «Анна, дочь Монни»). Вместо имени отца или матери может употребляться имя деда или прадеда.

Антропонимика коми-пермяков отражает самую разную информацию: связь лица с отцом, родом, семьей, характеристику человеческих качеств, информацию о роде занятий, происхождении из какой-либо местности, сословия. Любая информация способна проявиться в различных вариантах собственного имени, что мы попытались продемонстрировать в данной работе.

 

Литература

1. Кривощекова-Гантман А.С. Личные имена коми-пермяков /Ученые записки ПГПИ. Т. 66. - Пермь, 1969. С. 171–194.

2. Кривощекова-Гантман А.С. Собственные имена в преданиях коми-пермяков /Фольклор и литература Урала. - Пермь, 1971. С. 22–27.

 

 

М.А. Томилина

(ПГГПУ)

Сравнительная характеристика экзистенциальных
понятий в русском и коми-пермяцком языках.

Экзистенция как способ бытия человека предполагает отношение к определению конечной цели существования, предназначения человека и человечества в целом. В любом языке представлены результаты экзистенциального мышления, попыток раскрыть смысл человеческого существования. Человек постигает свою экзистенцию, смысловую насыщенность бытия прежде всего в условиях нахождения в пограничных и экстремальных состояниях (борьба, страдание, смерть, болезни, нужда и пр.), при обращении к прошлому или будущему, т.е. выходя за пределы осознания будничного течения жизни, поднимаясь над настоящим моментом времени бытия. Эта осмысленность целей жизни как система жизненных ориентиров получает свое отражение в национальной языковой картине мира.

Каждый народ отношение к жизни и смерти формирует, обращаясь к опыту своих предков, опираясь на собственное мироощущение. Это отношение отражается в различных формах этнической культуры - в музыке, живописи, скульптуре, литературе. В системе языка оно выражается в таких формах, как метафорическая оценка старости, нужды, болезней, выражение представлений о посмертном существовании человека. Особую роль в создании витальных (имеющих отношение к явлениям жизни) характеристик играют фразеологизмы. В их семантике наиболее полно представлено смысловое содержание концептов ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ, обобщенно выражен накопленный этносом опыт постижения смысложизненных категорий. Например, русское диалектное выражение (перм.) жизнь прогорела о старости, близости смерти указывает на стихийность протекания жизни, которой человек по большому счету не управляет. Выражение служит своеобразным средством снятия трагизма осознания конца жизни, подчеркивает естественную ее исчерпанность, уподобляя ее любым другим природным процессам. Коми-пермяцкое выражение оланыс пурсьö (букв. «жизнь кусается») о жизненных трудностях содержит аналогию жизни с неким агрессивным существом и указывает на то, что жизнь без агрессии, которая, если она не имеет исключительно разрушающего эффекта, а требует от человека активности, энергичных действий, невозможна.

Во фразеологических образах смерти нередко используются древние аналогии. Так, состояние наступившей либо наступающей смерти может характеризоваться как путешествие на гору: чöвпан мыс вылö кайны(букв. «на гору в виде каравая подняться»), гöрд керöс вылö кайны, Демин мыс вылö кайны, букв. «на Деминский холм подняться», русское диалектное уйти на гору (на горушку) ‘умереть’. В народной космологии гора является локусом, соединяющим небо и землю, с ней у многих народов связаны представления о потустороннем мире. Восточные славяне верили, что после смерти человек должен карабкаться на высокую гору, чтобы достичь «того света». Аналогичные воззрения характерны и для коми-пермяков: «…2 тыс.лет назад предки коми-пермяков хоронили умерших на высоких местах, откуда открывался широкий обзор…. На округлом, как каравай холме хоронили умерших предки нынешних пешнигортцев…» [1: 288].

Как зона инобытия в народных культурах нередко воспринимается лес. Выражения Ванька ягö кайны «в Ванькин бор подняться», ср. близкие русские диалектные выражения уйти в лес, уйти в елки. В мифологии лес является потусторонним миром. Через лес проходит путь в царство мертвых. В сказках герой отправляется туда за чудесным предметом, встречая умерших предков, различных мифологических существ. Считается, что персонаж переживает при этом временную смерть. В составе коми-пермяцкого представления смерти уходом в лес содержится имя Иван, которое для коми-пермяков символизирует прежде всего русского мужчину, т.е. представителя чужого, а фактически иного мира. Впрочем, и в русской народной фразеологии смерть нередко соотносится с именем ИванИван Соснович, Иван Могильников, Ванька Елкин забрал о смерти.

Процесс расставания с жизнью характеризуется часто с уходом в виде пути, дороги перехода в другой мир, пространство. В своем сознании коми-пермяк представляет загробную жизнь второй половинкой земной жизни [4; 158]. Смерть как переход на новое место жительства отмечают выражения мöдöр югытö вуджны (букв. «перейти на тот свет»), креста деревняын керку босьтны (букв. «подняться в крестовую деревню», öт кокыс гу-яма дорас (букв одна нога на краю ямы). Смерть предстает здесь как путешествие. Недаром до настоящего времени сохраняется традиция готовить человека «в последний путь», т.е. заранее собирать вещи первой необходимости, которые могут понадобиться на новом месте.

return false">ссылка скрыта

Как часть космоса, место проживания богов и умерших людей, как место, где сконцентрированы начала жизни, предстает небо, о чем говорит к.-п. выражение усис небоись «упал с неба» ‘родился’. В русском языке это фразеосюжет отсутствует, здесь представлен лишь уход на небо – смерть (уйти на небо ‘умереть’).

Таинственность жизненных истоков подмечают выражения, где появление ребенка не связывается с участием родителей. Фразеологизм баня полок увтiсь адззисö (букв. «под полком бани нашли») подмечает особую роль бани в родильном обряде. Традиционно роды коми-пермяцких женщин принимались в банях, которые выступали в качестве переходного канала между мирами (при рождении ребенок из иного мира приходил в наш). В. Климов в книге «Корни бытия» описывает обряд «введения в жизнь», либо его называют «выведением из бани». Он заключается в том, что ребенка моют в бане нечетное количество раз [1: 245]. В русских говорах Пермского края также встречается устойчивое выражение с символическим осмыслением обозначением банного пространства как сакрального – в выражении обвенчаться круг бани (ожегом) в зн. «жить невенчанными». В этом выражении баня выступает как «нечистое» место, а фразеологизм передает отрицательное отношение к неофициальному браку.

Истоки жизни могут быть связаны с растительным миром. Выражение адззисö капустаын (букв. «нашли в капусте») о рождении ребенка отражает наделение продуцирующей символикой капусты. Выражение в коми-пермяцком языке, скорее всего, является калькой с русского языка. В славянских культурах капуста стоит в ряду растений, наделяемых продуцирующей и брачной символикой (напр., за измену парень ссекает капусту на грядках у девушки, которая изменила; кочан капусты ставили после свадьбы на стол перед родителями нечестной невесты; растение также связано с появлением детей [5: 457, 4: 60].

Таким образом, народное осмысление экзистенции связано прежде всего с мифопоэтическим началом. Вопросы сущности жизни, целей человеческой жизни, ее истоков так или иначе отмечает народная фразеология, связанная с темами рождения, умирания, болезней, старости, горя, нужды. Поскольку неразрывна цикличность жизни и смерти, концепты ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ невозможно анализировать изолированно, отдельно друг от друга. Стоит также помнить о большой табуированности этих понятий, по этой причине в разных лингвокультурах само понятие смерти выражается эвфемизмами, различного рода иносказаниями.

Литература

1. Климов В.В. Корни бытия: Этнографические заметки о коми-пермяках. Кудымкар, 2007. 365 с.

2. Попова О.А. Коми-пермяцкий фразеологический словарь. Пермь, 2010. 343 с.

3. Попова О.А. Оппозиция «рождение – смерть» в коми-пермяцких фразеологизмах // Пермистика 13: вопросы пермского языкознания/ Сыктывкар, 2012. С. 156-162.

4. Славянские древности. Т. 2. М., 1999. 687 с.

5. Словарь русских народных говоров. Вып. 13. – Ленинград: Наука, 1977. 359 с.

 

 

Д.А. Ширинкина

(ПГГПУ)

Лексика производственной сферы 18 века в
терминологическом аспекте

 

В данной статье мы делаем попытку рассмотреть лексику производственной сферы делового языка 18 века в терминологическом аспекте.

18 век в истории российского государства – это время развития культуры, науки, различных отраслей производства. Время освоения новых территорий. Так, выяснилось, что Урал обладает огромными резервами, необходимыми для развития металлургической промышленности. По точному замечанию доктора исторических наук, специалиста по истории Прикамья, Георгия Николаевича Чагина: «На протяжении второй половины 18 века все более четко определялась производственная специализация Прикамья» [2: 283]. Постепенно строятся заводы, а также налаживается соляной промысел. В связи с необходимостью наименования новых предметов и технологий в русле этих производственных сфер складывается своя, не кодифицированная, стихийно сложившаяся, еще донаучная терминология. Сложилась традиция называть ее народной. Особенности этого понятия мы попробуем выявить на материале хозяйственной переписки 70-х годов XVIII века, составленной в Московской усадьбе князей Голицыных и направленной в их усольскую вотчину.

Исследуемая профессиональная лексика имеет ряд отличий от научной терминологии. Этот вопрос рассматривали такие ученые как В. П. Даниленко, Ю. В. Рождественский, Е. И. Голованова и др. Отличия были выявлены и молодым исследователем Пантелеевой Л.М. при изучении пермской лексики солеварения. Доводы исследователя представляются нам убедительными, поэтому мы решили проверить их на нашем материале.

1) Итак, рождение научно-технических терминов происходит искусственно: в ходе целенаправленного теоретического осмысления одной из сторон действительности. Термины народной речи появляются естественно. Языковые единицы этой группы создаются в народной среде, т.к. их появление вызвано практической необходимостью – общением в повседневной хозяйственно-бытовой, трудовой деятельности.

2) Любой термин стремится к моносемантичности, к конкретизации значения, а народной терминологии нередко свойственно полисемантичность.

3) Научно-технические термины характеризуются большей специализацией

словообразовательных средств, чем термины народной речи. Структурная организация терминов народной речи определенной области знания или деятельности исключительно редко отмечается единством терминоэлементов в силу стихийности своего возникновения.

4) Единицы научно-технической терминологии в большинстве своем имеют фиксированную форму, а у народного термина развита фонетическая и грамматическая дублетность.

5) Термины языка науки и техники всегда имеют строго ограниченную сферу специальной деятельности и понятны только членам определенного социального коллектива, имеющим единый род занятий. Термины народной речи могут быть широко распространены за рамками профессиональных коллективов, т.к. народная терминология возникает чаще в хозяйственно-бытовой и трудовой сфере жизни населения.

6) Научные термины стремятся к преодолению международных границ, в то время как термины народной речи не способны выйти за рамки этноса.

Из вышеперечисленных признаков следует, что термин народной речи – это слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности, отличающееся от научно-технического термина характером функционирования. Рассмотрим особенности функционирования лексики производственной сферы 18 века [3: 191-196].

Из сборника анализируемых документов методом сплошной выборки были выписаны все лексемы производственной сферы. Всего 87 единиц, которые употребляются с различной частотностью. Из них 34 (исходя из вышеперечисленных критериев) являются т.н. народными терминами. Среди них можно выделить термины двух областей: солеварения (выварка, рассол, завар, ларь,магазейн, солеварение и др.) и тяжелой промышленности (кровельное железо, выплавленный чугун, пенечные канаты, горн, домна, молотовая фабрика и др.).

Терминологическое значение всегда предельно лаконично и конкретизировано. Стремление к моносемантичности можно наблюдать и в исследуемых текстах.

Так, например, лексема горн в словаре В. Даля имеет следующие дефиниции:

1) род печи с широким челом (шатром), с мехом, поддувалом или тягой, для калильных и частию плавильных работ;

2) собств. та часть рабочей печи, где огонь, для калки, плавки и пр.

Горн кузнечный, в котором калят или разваривают железо для ковки; он бывает, смотря по работам: выварной, укладный, клинный, косоправный и пр.

Горн кричный, большой, для выделки из чугунных криц железа. Г. доменный, а в меньшем виде, вагранный, чугуноплавильный. Г. извлекательный (добычный), где выплавляется серебро; Г. разделительный (очистительный), где серебро очищается [4].

В исследуемых текстах же слово горн выступает в одном значении: горн доменной, та часть рабочей печи, где огонь, для калки, плавки и пр.

Характерна и иллюстрация: «В случае разгорения действуемого в домне горна можно было переменить новым» [1: 16].

В исследуемых текстах данное понятие выступают в своем единственном значении. Многие общелитературные слова (завод, плавление, железо, канаты и др.) подобно этому, попадая в производственную сферу, сужают, конкретизируют свои значения и становятся терминами.

Еще одним важным источником терминов являются диалекты. Термины, диалектные по происхождению – это, как правило, отраслевые термины, которые восходят к промысловым профессиональным наименованиями. В Прикамье самым распространенным промыслом в XVIII в. было солеварение, и в этой отрасли сформировался ряд своих терминов: выварка, недоварка, варь, завар, солеварение и др.

Грамматическим фондом исследуемой терминологии являются имена существительные, образованные от глаголов с процессуальным значением (плавить – плавление, обжигать – обжиг, заваривать – завар, ковать – ковка и др.). Самый продуктивный способ их образования – суффиксальный. Примечательно, что рассматриваемым народным терминам уже свойственна специализация словообразовательных средств и единство терминоэлементов. Так, с помощью суффикса –к- со значением «предмет – результат действия», образуются следующие лексемы: выварка, недоварка, выковка.

Суффикс –ниj- образует существительные со значением действия: плавление, обжигание,солеварениеи др. Для народной терминологии характерны и образования с нулевой суффиксацией: завар, обжиг и др.

Народным терминам свойственна дублетность. Среди лексики производственной сферы встречается написание чугун, чюгун. Но она не существенна.

Отметим, что народные термины на грамматическом, словообразовательном уровнях ведут себя как научные кодифицированные термины.

 

Анализ лексики производственной сферы в терминологическом аспекте показал следующее: во-первых, семантическое поле исследуемых слов при определенных условиях сужается, слово конкретизируется и употребляется только в одном значении (горн, завод, плавление, выковка); во-вторых, основными источниками, на данном этапе развития, становятся слова общелитературного происхождения(термин рождается путем преобразования семантики общелитературного слова) (завод, горн) и диалекты (варь, солеварение); в-третьих, все выделенные термины являются отглагольными именами существительными, образованные по продуктивным суффиксальным словообразовательным моделям.

Таким образом, исследуемая терминология производственной сферы (номинации железоделательной и медеплавильной промышленности, солеварения) представляет собой достаточно подробное отражение различных сторон производства. Общелитературное слово в зависимости от ситуации и условий функционирования может выступать в роли термина. Народные термины производственной сферы, хотя еще и отличаются от научных, но в тоже время являются своеобразной базой для их формирования.

 

Литература

1. Белова Л.А. А про то барону Строганову ведомо было… Памятники деловой переписки XVIII – XIX вв./ Л.А. Белова, Н.В. Логунова, Л.Л. Мазитова. Усолье, Усольский историко-архитектурный музей «Палаты Строгановых», 2006. 200 с.

2. Города – заводы. Пермь, 2011. 584 с.

3. Пантелеева Л.М. К истории становления и развития пермской лексики солеварения// Речевое пространство Северного Прикамья в синхронии и диахронии: монография/ Н.В. Логунова, Л.Л. Мазитова, Л.М. Пантелеева, М.В. Толстикова. Соликамск: СГПИ, 2011. 262 с.

4. Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля. Републикация на основе 2 издания 1880-1882г [Электронный ресурс] – Режим доступа: http://vidahl.agava.ru/ (Дата обращения: 18.11.2013)

 

 

Д.В. Дементьева

(ПГГПУ)

Устойчивые формулы с лексемой «лес»
в лирическом фольклоре Прикамья.

 

Каждая национальная культура имеет свою систему излюбленных устойчивых мотивов и образов, характеризующих её эстетическое своеобразие. Для русского фольклора особое значение имеют образы природы, которые хранят память о мифологическом ее восприятии. Один из частотных фольклорных символов – лес, который как часть природы всегда был чем-то неизведанным и загадочным: он то тёмный, то таинственный, то дремучий. Лес не только всегда был естественной основой жизнедеятельности людей. В славянской мифологии и фольклоре лес осмыслялся как локус, наделенный признаками удаленности, непроходимости, необъятности, сближаемый с тем светом и понимаемый как место обитания хозяина леса и других мифологических существ, а также как пространство небытия (наряду с морем и горами) [2: 99].

Слово лес можно определить как ключевой фольклорный символ, отмеченный в самых разных жанрах и являющийся основой ряда устойчивых фольклорных формул (под формулой вслед на Г. И. Мальцевым мы понимаем «разнотипные константы лирической традиции» [1], заложенные в традиции элементы традиционного образного фонда фольклорной речи). Одна из наиболее частотных формул – сочетание темный лес, обозначающая пространство инобытия. Именно в темный лес в заговорах изгоняются болезни («Уроки, призоры, подите на темный лес, на текучие болота, где солнце не всходит, где трава не живет, где петух не поет»). Формула близка к общеупотребительному выражению тёмный лес о чем-либо трудном, непонятном, незнакомом [3]. По сути в таком же значении эта формула, указывающая на полную дезориентацию героя, может использоваться в лирической частушке:

 

Темный лес, темный лес, ничего не видно.

Меня милый изменил, до чего ж обидно.

Одна из частотных фольклорных формул – уход в лес. Обычно с ней связана идея уединенности от житейской суеты после эмоционального потрясения:

 

Девица ли ты, девчонка, ох, семнадцати да лет,

Спохотелося девчоночке, ой, с молодцом, ой да спожить.

Сполюбила девка молодца, ой, двадцати, ой, да двух лет,

Такого раскорошего, ой, здесь на свете да нет.

Куда же с горя денуся, ой, спойду я в темный да лес.

Гуляла ли я во в лесочке, ой, да без дороженьки.

Ой, взгляну я под ноженьку, дорожка да лежит,

По этой по дороженьке да сивой конь бежит,

Колёса новы катят, карета, ой да стоит.

Как во этой карете, ой, да доброй молодец сидит,

Машет мне, помашет рученькой, машет правою да рукой. (Зап. в Кочевском районе).

 

Формула «Уход в лес» открывает текст песни и имеет особые смысловые расшифровки; контакт с лесом здесь позволяет избавиться героине от глубокого отчаяния. Аналогично во многих частушечных текстах девушка уходит в лес, таким образом избавляясь от своих страданий:

 

Пойду в лес, под елку сяду, стану слушать соловья.

Соловей поет к разлуке, наревусь девчонка я.

Еще одна активная лирическая формула – «Шум леса».Ее семантика во многом задана тем, что, согласно мифологическим представлениям, природа знает судьбы людей, способна их предсказывать. Интересно, что в некоторых славянских языках слово лес (болгарском, сербском) обозначается словом шума; в русском языке сочетание зеленый шум используется не только для обозначения шелеста листы, но как иносказательная характеристика первой весенней зелени. Шум леса активно используется как устойчивый художественный мотив и как самостоятельный образ в русской литературе - в известном стихотворении Н. А. Некрасова «Зеленый Шум», в текстах М. М. Пришвина (писатель сочетанием «Зеленый шум» назвал свой сборник лирических миниатюр о природе). Шум леса здесь символически выражает идею неумолкающего голоса вечной природы.

В трагическом по содержанию рассказе В. Г. Короленко «Лес шумит» повествуется о тяжелой жизни, о возмущении крепостных крестьян, что постоянно соотносится с описанием дремучего бора, шум которого уподобляется «тихой песне без слов», неясному воспоминанию о прошедшем. Шум леса здесь, как и в ряде фольклорных текстов, соотносится с негативными состояниями. В песне на стихи С. Щипачева «За рекой шумел далёкий лес…» молодой буденновец, уходя на войну, словно в последний раз целует свою любимую девушку, будто зная, что назад он уже не вернётся:

 

«За рекой шумел далекий лес, рожь качалась, колос созревал,

Молодой буденновский боец у межи девчонку целовал».

В финале песни молодой боец погибает; формула, таким образом, усиливает идею автора песни о противоестественности войны и масштабности утраты, которую тяжело переживает, «оплакивает» и сама природа.

Пожалуй, наиболее полно символический смысл сочетание лес шумит получает в стихотворении А. Кольцова «Хуторок», которое впоследствии стало популярной народной песней. В основе стихотворения лежит драматическая ситуация с гибелью героев - традиционная драма любви и ненависти. Мотив шумящего леса представлен в зачине стихотворения, то есть в наиболее сильной текстовой позиции: «За рекой, на горе, лес зелёный шумит, под горой, за рекой, хуторочек стоит». Свои печальные мысли о родине, о русской душе, ее парадоксальности автор песни выражает через родной лесной образ.

Таким образом, в фольклорном словоупотреблении лес символизирует бессознательное начало в человеке. Чаще всего с ним связывается представление тех состояний человека, которые он не может контролировать. Как один из образов горя, слово-символ лес реализует свою условную семантику в составе устойчивых формул.

Литература

 

1. Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской необрядовой лирики. Л., 1989. - 165 стр.

2. Славянские древности. Этнолингвистический словарь под редакцией Н. И. Толстого. Том 1. А—Г. — М.: Международные отношения, 1995. - 488 стр.

3. Словарь фразеологии. - http://www.onlinedics.ru/slovar/frazeolog.html

К.М. Ибрагимова

(ПГГПУ)

Инициативные и реактивные реплики
в диалогической речи ребенка раннего возраста

Первичной формой существования устной речи является диалог. Диалог - это процесс общения, обычно языкового, между двумя или более лицами [2]. Так как каждый участник диалога включается в процесс реплицирования, то основным формально-организующим признаком диалога является чередование реплик.

Наименьшей структурной единицей диалога выступает реплика. Реплику, открывающую диалогическое единство, называют: «инициативной» (Т.Г.Винокур), «относительно самостоятельной репликой» (И.П. Святогор и П.С. Пустовалов), «обращением» (Г.М. Кучинский), «стимулом» (В.Г. Гак), «стимулирующей репликой» (В.В. Нурцеладзе). Ответная реплика, обусловленная инициативной, называется «репликой – реакцией» (В.Г. Гак, Д.Х. Баранник), «реагирующей репликой» (В.В. Нурцеладзе), «реактивной репликой» (Т.Г. Винокур) [3].

В диалоге стимулирующая и реагирующая реплики связаны между собой определенными отношениями, которые выражаются в диалогическом единстве «вопрос – ответ». Если функция стимулирующей реплики – это запрос информации, то связанная с ней реагирующая реплика выполняет функцию ответа[3]. Например:

Р: Чё зюк нету?

В: Звук?

Р: Нет

В: Будет звук. (3 г 6 мес)

 

В данном случае стимулирующей репликой является вопрос: «Чё зюк нету?».Реагирующая реплика – ответ «Нет».

Цельданной статьи – выявить особенности реплицирования ребенка в возрасте от 1,5 до 3, 5 лет в коммуникативной ситуации «ребенок-взрослый».

Для исследования нами были записаны 15 диалогов с участием одной девочки Людмилы К. в возрасте полутора, двух и трех лет. В диалогах было обнаружено 87 реплик, принадлежащих Людмиле К.

Соотношение «инициативных» и «реактивных реплик» [1] в диалогической речи Людмилы К. представлено в Таблице 1.

 

Таблица 1. Соотношение инициативных и реактивных реплик

Возраст Реплики 1,5 2,0 3,5
Инициативные   1 (2,7%) 11 (30,5%)  
Реактивные 13 (100%) 37 (97,3%)   25 (69,5%)  
Всего

В таблице 1 показано, что в 1, 5 года способность ребенка вести диалог ещё не сформирована, и его диалогическая речь состоит только из реактивных реплик, количество которых сравнительно невелико. В 2 года резко возрастает число ответных реплик. В 3 года на общем фоне сокращения реактивных реплик начинает расти число инициативных реплик; соотношение инициативных и реактивных реплик характеризуется как 1:3.

Рассмотрим инициативные реплики, которые появляются в речи Людмилы К. к трем годам. К ним относятся следующие типы:

1.Просьба: Дай мине седечку (про сердечко на кофте)

3.Приглашение к совместной деятельности:

Л: Давай со мной попыгаем.

В: Давай.

Л: А давай вот сонуску сделаем, давай?

2.Привлечение внимания

В: Алина, дашь поиграть в гонку?

А: В какую гонку?

Л: Пиет-пиет! (подходит к старшей сестре с игрушкой, говорит за неё)

В: (Алине) Ну давай во что-нибудь.

Л: Пиет!(повторяет реплику, приглашает поиграть с ней)

В: Привет!

В данном диалоге реплики приветствия Людмилы К. вклиниваются в диалог взрослого со старшей сестрой.

4. Сообщение о своем невербальном поведении: Я пасла высмую сопеки.

5. Оценка своего состояния: Я не могу щёночку делать (про солнышко из мозаики)

6.Вопрос: А когда Китина пиедет?

Типы реактивных реплик представлены в таблице 2.

Таблица 2. Типы реактивных реплик

Возраст Реплики   1,5 года   2,0 года   3,5 года
Повтор 13(100%) 9 (24,3%)  
Подхват   8 (21,6%)  
Прецедентный текст   1(2,7%) 1(4%)
Переспрос   1(2,7%) 3(12%)
Уточняющий вопрос     5 (20%)
Согласие   8 (21,6%) 4 (16%)
Несогласие   3 (8,1%) 2(8%)
Сообщение   7 (18,9%) 10(40%)
Всего