В какой степени метафора возможна, нужна, необходима в повседневном дискурсе?

Смотрим на коммуникативную составляющую повседневного дискурса. Коммуникативная рамка повседневном дискурсе – отправитель и получатель (мыслятся как частные лица, которые не связаны одной социальной ролью). Что касается темы сообщения в повседневном дискурсе, то это жизнь человека, взятая в непрерывности протекания мыслей, чувств.

Важна опора на ситуацию (предполагает конкретность, локализованность во времени и пространстве, спонтанность и тип контакта, который осуществляется через непосредственное общение, которое предполагает зрительное общение. Отсюда значение таких средств коммуникации, как мимика и т.д).

Каждая составляющая – не следует, что метафора в таком типе дискурса необходима. Препятствует фактор спонтанности: метафора предполагает определенную обдуманность, взгляд, который представляет собой результат обработки.

Могли бы исчерпать рассуждения о метафоры в повседневном дискурсе, если бы не было компонента, который относится к личности говорящего и который связан с его эмоциональным состоянием = непосредственным выражением чувств и эмоций.

Шарль Балли выделял этот аспект. Он писал, что наш язык выражает разум и чувства. Очень детально исследовал выражение эмоций и связанной с эмоцией оценки. Вся концепция Балли была направлена на анализ повседневного общения и выросла из него. Интерес представляет та разновидность языка, которая связана с языковой деятельностью говорящих. Он подчеркивал, что любая деятельность невозможна без эмоций. В дискурс эмоция не проникает. Напротив, в повседневном общении непосредственное выражение эмоций и чувств – важнейшее составляющее успешности. У нас не было возможности поговорить об эмоции и оценки. Как он определял эмоционально-оценочный компонент: это личная эмоциональная окраска, проявляющаяся в речи и доступная восприятию адресата.

Следуя представленности эмоций и оценки в повседневном дискурсе, Балли сделал ряд важных теоретических наблюдений:

· Показал, что эмоция и связанная с ней оценка выражается средствами всех языковых уровней. К их числу относит:

- междометие (прежде всего, специфична для повседневного дискурса)

- возможности, связанные с устным произнесением (интонация)

· Объединил все средства, эмоциональный коннотаторы, включая экспрессивный синтаксис, передачу эмоции лексическими средствами. Существенно то, что как будто говорил о разных языковых уровнях, но они объединяются.

Всегда можем идентифицировать эмоцию, обращаясь к лексическому уровню. Само по себе междометию может быть злобным, недифференцированным, но можем понять, какая это эмоция, найдя слово в языке, которое ее идентифицирует. Это сильно отличает эмоциональный компонент от стилистических смыслов.

· Балли предложил собственную классификацию разновидностей эмоциональной окраски

1.значение интенсивности (обращался и к тому, что мы называем нормой, и к тому, что относится к разным стилистическим смыслам). Он оперировал понятиями:

- количественная интенсивность

- качественная интенсивность

2. значение субъективной оценки – что очень близко к тому, о чем мы будет говорить. То, как связал понятие эмоции и оценки, созвучно взглядам на понятие эмоции и оценки в современной когнитивной лингвистике.

Как отдельную разновидность эмоциональности он выделял эстетическую окраску (обсуждает в главе «прекрасное и безобразное»).

Балли: эмоция и оценка, совместимые со всеми значениями стилистических смыслов, – характер эмоции и оценки различен.

Где в сфере эмоции и оценки мы находим метафору? (не повседневно-авторскую (не характерно для повседневного дискурса), а общеязыковую, связанную с определенным временем.

Балли специально посвятил много страниц своих сочинений обсуждению того, где может содержаться эмоциональный компонент лексического значения. Если обращаться к лексике, можно выделить три случая:

1. На лексическом уровне эмоция и оценка разводятся.

а) «По указке Петрова» и «по указанию Петрова»: есть оценочный компонент, но он или выходит за пределы предметного содержания или находится на самой его периферии.

б) Представлена эмоция, но нет оценки. Имеем дело по преимуществу с лексикой, которая связана с разговорностью. Слова «допрыгаться», «мастак», «верхатура», «благоверный». То, что представляет метафору и часто используется в обращениях – мамусенька, березонька, реченька.

2. Эмоция непосредственно связана с оценкой. Этот тот случай, когда мы имеем дело с общеязыковой метафорой, которая достаточно широко используется в повседневной речи и в художественном дискурсе.

Словесный портрет человека в зеркале метафоры, который основан на том, что человек концептуализируется как животное (лиса, медведь, слон). Эта общеязыковая метафора – 1 тип метафоры, к которой мы прибегаем в повседневном дискурсе. Получается, что в сфере, которая несет в себе эмоцию и оценку, выделяется метафорическая лексика, которая иногда обозначается как бранная. Назначение бранной лексики – оскорбить, унизить. Рассматривая бранную лексику, которая в русском языке составляет огромный пласт и активно используется в повседневном дискурсе, можем наблюдать движение от мотивированности данной лексики до ее полной десемантизации (бранное слово отражает отношение к референту, никак не связано с тем образом, который дает метафора). С одной стороны, такие метафоры, как щенок, дубина, балда, ведьма – указывает на злобность; аспид, изверг (смыслы «жестокость» и др). С другой стороны, такие метафоры, как «скот». Значения некоторых слов мы в сущности не так хорошо знаем: оболтус, обормот, охломон.

В случае «скот» или «оболтус» - можем как-то мотивировать метафору: указания на подлость, непорядочность. «Обормот», «зараза», «паразит», «холера», «сатана», «дьявол» - не сообщают никаких сведений об объекте, который является вспомогательным субъектом метафоры - они применимы ко всему, что вызывает недовольство, раздражение, злость. К последней группе, когда метафора теряет свое смысловое обоснование, применимо замечание Арутюновой: этот окончательный отрыв от референта превращает отрицательную оценку в ругательство; ругательство приравнивается к словесной пощечине, говорит о личности человека, о его социальной характеристике и образовательном цензе.

Где еще естественна метафора в повседневном дискуре? Есть актуальные метафоры, которые на время приходят в язык. Потом уходят. Это связано с предметами быта, с одеждой, явлениями, который свойственны данному времени, потом они оказываются незначимыми, названия уходят из языка. Названия денег: бабки, капуста; 90-е годы – специальная профессия челноки (номинативная субстантивная метафора).

Стилевой смысл «деструктивность» принес нам много метафор обозначений обычных человеческих действий (приколы, отколоться, наехать, отпад, раскрутиться, кинуть). Общее в этих метафорах -восприятие человека как физического тела, лишение его тех свойств, которые приписывается ему как классу «человек». Некоторые метафоры остаются, но большинство уходит.

Метафоры существуют в семейном дискурсе как способ ласковых обозначений близких людей, предметов, которые знакомы (какая-то пепельница может называться кубышечкой). Метафора присутствует в специальных языках, свойственных программистам, летчикам и всем, кто связан с самолетостроением и т.д. Каждый профессиональный язык обязательно содержит какое-то число метафор субстантивных, которые имеют функции: свидетельство интимной, близкой связи, и всегда это обычно образная субстантивная метафора, которая наглядно представляет тот или иной предмет, с которым имеют дело люди этой профессии. Этим исчерпывается проникновение метафоры как тропа в повседневный дискурс.

 

Нам остается сказать о художественном дискурсе,где метафора уместна, необходима и где она имеет мощную когнитивную насыщенность и является мощным средством воздействия. Когда обращаемся к ней, то имеем дело, в первую очередь, с индивидуально авторской метафорой. Интересен вопрос о системности, внутренней связи метафор внутри одного художественного идиолекта. Возникает масса исследовательских техник и вопросов: что тематизируется, что концептуализируется через метафору? В каких терминах это происходит? Она случайна или есть словарь, который показывает, что есть общая смысловая линия, которая проходит через весь художественный идиолект?

Есть ключевые для человека, для поэтического дискурса понятия, которые так или иначе вовлекаются в метафоризацию в разных поэтических системах: время, пространство, жизнь, смерть, душа, любовь, разлука, поэт, социум, я-субъет.

Какой словарь привлекается для концептуализации? Словник, относящийся к поэтическому идиолекту М.Цветаевой. Обращает внимание то, что он объединен значением нарушения целостности: ущелье, овраг, пещера, щель, расщелина, выбоина, дыра, прорезь, прогал, прорубь, яма. Сталкиваемся со смыслами: «некая символическая травма» (в основе трагедии: целостное разделяется) и «то, что связано с архетипами, в частности, с выделенными Юнгом. То, как Юнг описывает встречу с самим собой». Это теснина, узкий вход, выход из этой болезненной узости.

Метонимия. Перенос имени с одного объекта или процесса по (логической) смежности (традиционное определение). Арутюнова: троп, или механизм речи, состоящий в регулярном или окказиональном переносе имени с одного класса объектов или единичного объекта на другой класс, ассоциирующийся с данным по смежности.

Когнитивное определение в чем-то продолжает эту линию, но перефокусирует смысл: есть когнитивный процесс, при котором одна концептуальная сущность обеспечивает ментальный доступ к другой концептуальной сущности. Это не просто перенос, а изменение акцента (я люблю Моцарта=я люблю музыку и такую музыку, как она представлена у Моцарта).

Различные типы метонимии показывают, насколько метонимия сработана в систему языка.

Основные метонимические модели, которые характеризуют системные явления в языке:

- содержащее и содержимое (дайте мне две тарелки, два стакана, имеется вода),

-материал – изделие (у вас есть серебро?),

-место – совокупность жителей (Москва встречает чемпионов),

-действие – результат.

Метонимия связана с соотношение целого-части или с соотношением частей. Часть части – связано с ситуацией: крайне неопределенное понятие по смежности (соприсутствие в одной ситуации одного и другого элементов ситуации). Понятие целого проясняется благодаря одной метонимии: приятное личико (доступ к человеку через название его части). Целое может представать перед нами как текст (через часть текста, название), к которому также возможен метонимический доступ.

Проблемы метонимии более интересны, чем метафоры: в исследовании метонимия сделали много в сфере когнитивных исследований. Метонимия представлена во всех моделях ситуаций, в которых задействовано отношение часть-часть (событийные, перцептивные, посессивные, каузативные модели). Язык настолько метонимичен, что мы часто не замечаем их (человек, закуривший сигарету, не думает о метонимии). Можно указать на частотность метонимии в повседневном дискурс, где все способствует использованию метонимии ситуативной, которая мотивирована коммуникативной составляющей; возможно обеспечение доступа к референции через название части целостной образности человека. Распространена и в художественном дискурсе (творческая, индивидуально-авторская метонимия). Якобсон назвал поэтический язык Пастернака царством метонимии. Время выступает как метонимическое название и деятеля, и испытывающего действия. У Пастернака в качестве метонимического названия основным оказывается время (время как метонимическое названия и агенса (деятеля), а пациенса (испытывающего действие), и субъекта эмоции, восприятия.

«Пасмурный день растерял катера» (Пастернак). На месте субъекта – название временного промежутка.

«Это кружится октябрь». Доступ к одному через другое. Очевидно, что речь идет о явлении, когда осень; ветер, с деревьев падают листья. Мы понимаем, что когда с деревьев падают листья, есть еще один субъект – время. Октябрь – метонимическое название всех явлений, свойственных данному периоду времени.