Новые реалии в англо-американской геополитике
В 60—70-е годы XX в. стало очевидным, что концепции X. Мак-киндера, А. Мэхэна, Н. Спайкмена потеряли свою актуальность. Политика сдерживания в зоне Римленда, по образному выражению президента Ассоциации американских географов (1989—1990) Саула Коэна, была похожа на запирание дверей конюшни, когда лошадь уже сбежала. Он имел в виду присутствие военно-морских сил СССР на Кубе, подводных лодок СССР с ядерным оружием на борту во всех океанах. Новые геополитические реалии объективно требовали отказа от жесткого противопоставления Суши и Моря, преодоления конфронтационной модели геополитического пространства и перехода от геополитики войны к геополитике мира. Тем не менее, в геополитическом моделировании по-прежнему заимствуются некоторые структурные единицы из модели Маккиндера, используются классические конструирующие элементы, хотя они существенно дробятся, особенно Римленд.
Полицентрическая модель мира
Модель геостратегических зон и соответствующих им геополитических регионов была представлена Саулом Коэном в книге «География и политика в разделенном мире» (1963). Он использовал так называемый подход развития, в котором подчеркивается рост значения региональной геополитической составляющей и независимости между политическими, социальными и экономическими процессами в различных географических шкалах, что спорно и требует пояснения. Он был одним из первых, кто обосновал распад биполярного порядка и возрастание роли региональных геополитических структур.
Предложенная Коэном модель полицентрична и иерархична. По своей значимости в модели выделяются пять уровней.
Первый уровень представлен «геостратегическими сферами»: Морская (Зависимый от торговли мир морских государств), Евразийская (Евразийский континентальный мир). Это как бы два полушария, которые в принципе выделял еще Маккиндер.
Второй уровень — геополитические регионы, входящие в первый иерархический уровень (сферы). В Морскую сферу входят четыре региона: Англо-Америка и Карибы, Западная Европа и Магриб, Внеконтинентальная (Оффшорная) Азия и Океания, Южная Америка и Африка южнее Сахары. В Евразийскую сферу входит два геополитических региона — Хартленд и Восточная Азия. На втором иерархическом уровне вне геостратегических сфер выделены еще три дополнительных образования: Южная Азия — независимый регион со своим геополитическим кодом; Средний Восток — разделительный, точнее — разделенный пояс; Центрально-Восточная Европа как регион — «ворота», способствующий потенциально связям между Западом и Континентальной (Евразийской) геостратегической сферой. О важном стратегическом положении этого региона известно давно. Еще Маккиндер считал независимость и стабильность этого региона решающим фактором евразийского и даже мирового равновесия. Региональные конфликты в Центрально-Восточной Европе обнажают противоречия в позициях мировых держав, обостряя отношения между ними. Таким образом, геополитические регионы — это крупные подразделения геополитических сфер и сравнительно однородные по экономическим, политическим и культурным признакам.
Третий уровень представлен национальными государствами и пятью великими державами: США, Россией, Японией, Китаем и группой государств — Европейским Союзом. В пределах великих держав Коэн выделил ключевые территории: в США — Атлантическое побережье — район Великих озер, в Европейском Союзе — «центральная ось развития» — акватория Северного моря, в Японии — конурбации Тихоокеанского пояса, в России — индустриально-аграрный треугольник Санкт-Петербург — Ростов-на-Дону — Кузбасс, в Китае — речные долины Центра и Северо-Востока. Рост и взаимодействие сверхдержав обеспечивают преемственность мировой геополитической системы.
Четвертый уровень — это несколько держав второго порядка, которые оформились в 1970-е годы и доминировали в рамках соответствующих регионов, но не обладали при этом глобальным влиянием (прежде всего, вследствие ограниченного участия во внерегио-нальных экономических и политических отношениях).
Пятый уровень — это субнациональные территории — «ворота» (фокусы связей), которые, по предположению Коэна, будут в будущем проводниками связей между государствами.
После гигантского геополитического слома в 1980—1990-х годах, связанного с распадом социалистического лагеря, мировая система вошла в состояние поиска нового равновесия. Это не означает отсутствия противоречий и даже «возмущений» — межнациональные конфликты и терроризм в бывшем СССР, кровопролитные войны в бывшей Югославии, ситуация вокруг Ирака, исламский фундаментализм, борьба религиозных общин в Кашмире, межэтнические столкновения в Африке и т.д. Однако эти сепаратистские и деструктивные процессы компенсируются интеграционными тенденциями. Носителями глобальной интеграции выступают ТНК, осуществляющие прямые зарубежные инвестиции, трансферт технологии, подетальную специализацию производства.
Практически все геополитические регионы охвачены процессами региональной интеграции, что ведет к расширению экономического и политического сотрудничества в их пределах. Геополитические регионы находятся на различных стадиях развития, поэтому их роли в межрегиональном взаимодействии не совпадают. Для анализа сбалансированности внутренних и внешних связей геополитических регионов Коэн предложил использовать понятие «энтропия» (от греч. en иthrope — превращение), заимствованное из физики. Оно характеризует степень близости изолированной системы к состоянию равновесия. Статистическая физика рассматривает энтропию как меру вероятности пребывания системы в данном состоянии. Повышение уровня энтропии свидетельствует об исчерпании внутренней энергии, или производительной способности.
В теории информации энтропия трактуется как мера неопределенности. Неопределенность — это ситуация, когда в системе возможны непредсказуемые события. Это неизбежный спутник сложных систем: чем сложнее система, тем большее значение приобретает фактор неопределенности в ее развитии. Все закрытые системы обречены на коллапс, так как собственные человеческие и физические ресурсы истощаются, а уровень энтропии стремительно растет. Однако в современном мире практически все геополитические регионы представляют собой открытые системы, связанные потоками энергии, перемещением товаров, капиталов, людей и идей. Обмен между странами и регионами автор считает ключевым в динамике мировой системы. Механизмом, обусловливающим обмен, является внутреннее развитие территории через ее политическую организацию, экономическую структуру и социальное устройство или через влияние внешних сил. Коэн специально оговаривает, что наряду с такими стандартными показателями мощи государства, как площадь территории, обладание плодородными почвами, водными и минеральными ресурсами, развитость транспортной и других видов коммуникационной сети, численность населения, уровень образования и военный арсенал, должны также учитываться уровень взаимосвязанности наций, идеологическая сила (уровень влияния идеологии), национальные цели, менталитет, цели и стратегия для поддержания своего международного влияния и способности к обновлению.
Для определения уровня энтропии территории Коэн предлагает использовать такие показатели, как уровень накопления, урожаи сельхозкультур, производительность труда, погашение задолженностей, сальдо платежного баланса, затраты на НИОКР, число патентов и ученых, снижение удельных затрат топлива и энергии.
Ориентировочно по уровню энтропии им выделено четыре категории регионов: 1) с низким уровнем энтропии — Англо-Америка и Карибские страны; Западная Европа и Магриб; Внеконтинентальная Азия и Океания; 2) со средним уровнем энтропии — Хартленд; Центрально-Восточная Европа; Средний Восток; 3) с высоким уровнем энтропии — Южная Азия; Восточная Азия; 4) с крайне высоким уровнем энтропии — Африка южнее Сахары; Южная Америка.
Геополитические регионы, в пределах которых находятся мировые сверхдержавы, а уровень энтропии характеризуется низкими и средними значениями, по Коэну, определяют равновесие и дальнейшее развитие мировой геополитической системы. Обладая существенными объемами потенциальной энергии, имеющими глобальное значение, они распространяют влияние за пределы собственных границ. Такого рода проникновение осуществляется через внешнюю торговлю. Важное значение имеет не столько соотношение экспорта и импорта, сколько удельный вес каждого из регионов во внешней торговле друг с другом, потоки зарубежных капиталовложений, дипломатические контакты. Эти регионы, находящиеся между собой, как правило, в энтропийном балансе, имеют перевес над остальными.
Примером страны с повышенным уровнем энтропии, по Коэну, является Индия, где велики этнолингвистическая раздробленность, противоречие между политической системой, построенной по демократической западной модели, и экономической системой, близкой к социалистическому типу, открытые и непримиримые столкновения между индуистами и мусульманами, несостоятельность ограничительной демографической политики.
Заслуживает внимания выделение Коэном типов переходных государств и поясов, которые могут вносить существенные изменения в жизнь больших наций. Это прежде всего пояса нестабильности (Средний Восток), маргинальные сферы, охватывающие Африку южнее Сахары и Южную Америку, которые могут дестабилизировать мировую систему локальными и региональными конфликтами.
Интересно также выделение «асимметричных» территорий, служащих источником возмущения для крупных региональных структур путем введения нежелательной энтропии: Куба, Израиль, бывшая Югославия, Ливия, Ирак, Иран и некоторые другие страны.
На протяжении длительного периода времени полоса разграничения «океанической» и «континентальной» геостратегических сфер (Римленд), являясь наиболее нестабильной, была фактором риска в мировой геополитической системе. В результате ее дробления, начавшегося в 1970-е годы, а также установления нового равновесного состояния в мире, как считает Коэн, после распада социалистической системы отдельные участки Римленда оформились в относительно самостоятельные геополитические единицы, Так, страны Южной Азии образовали самостоятельную, потенциальную геополитическую сферу; Вьетнам, Лаос и Камбоджа вошли в состав Восточной Азии; Ближний Восток сохранился как «разделенный пояс», концентрирующий множество проблем международного геополитического порядка,
Радикальные изменения произошли в Центрально-Восточно-Европейском секторе Римленда. Как считает Коэн, Центрально-Восточная Европа может со временем превратиться из «яблока Раздора» в путь-«ворота», призванные укрепить стабильность и ускорить становление связей в мировой системе, но главное — стимулировать взаимодействие между Западной Европой и Хартлендом, т.е. геополитическими регионами, относящимися к противоположным геостратегическим сферам. Центрально-Восточная Европа представляется в построениях Коэна уникальным образованием, так как это единственные «ворота», занимающие целый геополитический регион.
Отдельных же «стран-районов и точек-ворот» в мире автор насчитывает более 20. «Ворота» локализованы, как правило, вдоль границ геостратегических сфер, регионов. Для них характерны малые размеры территории и населения, открытый доступ к внешним пространствам (по морю и/или суше). В социальном отношении — это самобытные культурно-исторические центры, особые этнолингвистические единицы; некоторые из них обладают давними торгово-посредническими традициями и предпринимательским потенциалом. Обладая бедными или узкоспециализированными природными ресурсами, «ворота» находятся в зависимости от внешних источников сырья и рынков сбыта готовой продукции. Как отмечает Коэн, наиболее целесообразно здесь развивать сферу услуг (финансовые услуги, торговлю, туризм) либо располагать головные предприятия для сборки готовых изделий на экспорт. В военном отношении «ворота» не представляют угрозы для соседних держав, однако имеют для них важное стратегическое значение. Основная функция «ворот» — стабилизация мировой геополитической системы, элементы которой становятся все более взаимозависимыми. Они призваны стимулировать глобальное экономическое, социальное и политическое взаимодействие. По идее автора, оформляясь как самостоятельные геополитические единицы, «ворота» во многих случаях трансформируются из полосы конфликтов в зону компромиссного развития, коэволюции смежных регионов и сфер, а значит — международного сотрудничества.
Концепции современного мондиализма
В англо-американской геополитике мондиализм представляет собой доминирующее течение, которое достаточно разнородно. Наиболее известны несколько версий американского мирового господства.
Концепция униполярного мира А. Страуса Исполнительный директор «Ассоциации за объединение демократий» (1985—1991), координатор от США в Комитете НАТО по Восточной Европе и России американский политолог Аир Страус — автор концепции «униполярного мира». По его мнению, логика развития мирового геополитическо-.го пространства состоит в движении от многополярности к биполяр-ности, а затем к однополярности. Глобальное униполе, согласно Страусу, представляет собой баланс сил государств, которые не рассматривают друг друга в качестве антагонистов, у них отсутствует намерение решать спорные вопросы военным путем.
Глобальное униполе имеет трехцентровое пространственное строение. В него входят три центра силы — США, Европейский Союз и Япония. При этом трехсторонняя система военного и экономического союза сконцентрирована вокруг США. Лидерство США, как отмечает Страус, носит характер первенства среди равных и друзей, а не господства одной державы над сопротивляющимися подчиненными партнерами. Западное униполе наращивало идентичность, способности и структуры в течение всего периода смены мировоззрения от многополярности к биполярности и униполярности. Очень важный момент в рассуждениях Страуса — практическое отождествление современных самых мощных демократий с униполем. Он пишет, что на протяжении XX в. демократии превратились в самую мощную силу в мире, перестав быть хрупким меньшинством, какое они составляли в начале века.
Затем западное униполе прошло через испытания. После образования НАТО в 1949 г. Великобритания, Франция и США стали рассматривать мощь друг друга как дополнение собственной и уже не составляли планов на случай войны друг с другом. Германия и Япония были возрождены в рамках крепнущего униполя, реализуемого, главным образом, через НАТО и в меньшей степени через ОЭСР.
ОЭСР — Организация экономического сотрудничества и развития (OECD) включает в себя более двух десятков экономически высокоразвитых стран мира. Ее главные цели: вклад в развитие мировой экономики; координация политики государств-членов и согласование помощи развивающимся странам.
Страус отмечает, что для подрыва Британской империи США многое сделали в период военного альянса 1941 — 1945 гг. Такое отношение США сохранялось и во время «холодной войны». Оно достигло предельной точки во время Суэцкого кризиса.
По его мнению, восточные монархии ушли от полного идеологического разрыва с Западом, восприняв идеи постепенной эволюции в направлении современного либерального государства. Тем не менее, идеи антизападной направленности упорно сохраняются. Даже в обеих мировых войнах автор видит поляризацию между Западом и Востоком. В период «холодной войны» устройство мира напоминало земляной орех. А. Страус считает, что для дальнейшего выживания мировой цивилизации очень важно, чтобы Россия вошла в состав униполя. Тогда огромные резервы униполя сохранят коллективное глобальное лидерство на долгие времена. Если же Россия не войдет в униполе, то позиция глобального лидерства (очевидно, США) сохранится на долгие времена. При этом униполярность Запада будет основной структурой глобального могущества, но уже без России, т.е. без достаточной широкой базы, чтобы обеспечить стабильность мира. Что касается Китая, то его вхождение в униполе в лучшем случае видится автором в весьма долгосрочной перспективе. Исходя из реальной политики России, мировое сообщество относит Россию к странам-консерваторам, все более склоняющимся к национализму и поэтому усиленно пропагандирующим идею многополярного мира. Безусловно, это полностью противоречит представлениям о том, что Россия — стратегический союзник США. Тем более, что в реальной своей политике Россия все больше стремится к укреплению своих отношений с Китаем и Ираном, достаточно активно продает оружие стратегическим противникам США, считает Страус. Критика униполярности может свестись к тому, что остается не совсем ясным, куда отнести огромную периферию мира с ее региональными центрами (Индия, Бразилия), скрыто или явно претендующими стать если не глобальными, то региональными центрами.
Внутри мондиализма самостоятельное направление представляют собой концепции, которые обосновывали природу американской мировой гегемонии. Глобальное доминирование США объяснялось различными факторами, которые на разных этапах рассматривались как решающие.
Теория конвергенции
Эта концепция разработана 3. Бжезинским в период холодной войны. В ее рамках предполагалось создание новой «промежуточной» цивилизации смешанного типа на основе сближения атлантической и континентальной моделей, путем преодоления идеологических противоречий марксизма и либерализма. В работе Бжезинского «План игры. Геостратегическая структура ведения борьбы между США и СССР» (1986) обосновывался конкретный план сближения геополитических систем СССР и США. По мнению Бжезинского, Советский Союз должен перейти к умеренной социал-демократической версии социализма с элементами рынка и частной собственности, отказаться от принципов классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Одновременно Западу предлагалось ограничить свободу рынка, ввести государственное регулирование и смягчить социальные антагонизмы. Объединить две сближающиеся системы должны были ценности и традиции Просвещения — идеи гуманизма, демократии и свободы.
Концепция «конца истории»
Она возникла в начале 1990-х и получила название по одноименной статье американского политолога Френсиса Фукуямы. Ее базовый постулат — новая геополитическая структура мира будет основана на ценностях свободного рынка и демократии.
Фукуяма исходит из того, что у либеральной демократии «нет альтернативы». Это стало возможным в результате поражения СССР в «холодной войне». Если прежде распространению западных ценностей в мире мешала советская идеология, то после ее очевидного поражения ничто не может стать на пути вестернизации мира. Идеологическая эволюция завершена, можно говорить об универсальности западной либеральной демократии. «Конец истории» в данном случае совпадает с переходом общества к постиндустриальной стадии, где определяющую роль играет наука и техника. В мире нет конфликтов глобального масштаба, закончилось противостояние двух мировых политико-экономических систем. Нет культурной конфронтации, происходит разрушение национальных рамок культуры, экономики; проблемы из сферы политической переносятся в сферу экономической. Наступает конец периода внешних изменений, понимаемых как прогресс.
Вопреки прогнозам Фукуямы история продолжается, только она становится все более драматичной. Мир охвачен целой сетью конфликтов низкой интенсивности, которых с каждым годом становится все больше. Бурное развитие национализма и религиозного фундаментализма в разных концах планеты сопровождается ростом антиамериканских и антизападных настроений. Оптимистические прогнозы Фукуямы на практике оказались либеральной утопией: экспансия западных ценностей в мире осуществляется посредством бомбардировок (так было в Югославии, Афганистане, Ираке).
Доктрина «американской гегемонии нового типа»
Это современная версия мирового господства США, она появилась на рубеже нового века. Ее автор — Збигнев Бжезинский. В своей работе «Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы» (1998) он представил современную версию атлантизма — концепцию «американской гегемонии нового типа». Бжезинский выявляет как явные, так и тайные цели и механизмы американской гегемонии, представляя геополитическое пространство в виде шахматной доски, где поведение «фигур» определяется их потенциалом.
Главный императив глобальной политики в XXI в. не сводится к дилемме «атлантизм — континентализм», достижению власти на суше или власти на море. По его мнению, «геополитика продвинулась от регионального мышления к глобальному, при этом превосходство над всем Евразийским пространством служит центральной основой для глобального главенства». Согласно Бжезинскому, современная американская гегемония знаменует собой новый тип мирового господства, ранее не встречавшийся в истории. Среди отличительных признаков новой гегемонии он выделяет следующие:
= впервые в истории действительно мировой державой является одно государство;
= гегемоном выступает неевразийское государство, превосходящее все другие в мировом масштабе;
= решающим фактором гегемонии неевразийской державы (т.е. США) является контроль за центральной (осевой) частью мира — Евразией.
Бжезинский разработал скоординированную американскую геостратегию в отношении Евразии, которая, как на шахматной доске, продумана на несколько ходов вперед с учетов возможных ответных ходов. Эта геостратегия, рассчитанная на длительное время, включает систему диспозиций (политических практик), сориентированных на краткосрочную (следующие пять или около пяти лет), среднесрочную (до 20 лет или около 20 лет) и долгосрочную (свыше 20 лет) перспективы. Кроме того, эти стадии он рассматривает не в изоляции друг от друга, а как части единой системы: первая стадия должна плавно и последовательно перейти во вторую, а вторая стадия должна затем перейти, соответственно, в третью.
В краткосрочной перспективе Америка заинтересована укрепить и сохранить существующий геополитический плюрализм на карте Евразии. Согласно геостратегии Бжезинского, на практике это означает, что Соединенные Штаты добиваются реорганизации межгосударственных отношений во всей Евразии, чтобы в результате на континенте было не одно ведущее государство, а много средних, относительно стабильных и умеренно сильных, но обязательно более слабых по сравнению с Соединенными Штатами как по отдельности, так и вместе. Особое значение в этом отношении имеет Украина. Бжезинский считает, что эта задача может быть выполнена, если удастся предотвратить появление враждебной Америке коалиции, которая попыталась бы бросить вызов ведущей роли США.
В среднесрочной перспективе американская геостратегия предполагает акцент на появлении все более важных и в стратегическом плане совместимых партнеров, которые под руководством США могли бы помочь в создании трансевразийской системы безопасности, объединяющей большее число стран.
В долгосрочной перспективе все вышесказанное должно постепенно привести к образованию мирового Центра обеспечения «по-настоящему совместной политической ответственности».
Отношения между Россией и США Бжезинский описывает в терминах «зрелого стратегического партнерства», которое сводится к тому, что:
Америка никогда не намеревалась делить власть на земном шаре с Россией, да и не могла делать этого, даже, если бы и хотела. Новая Россия была просто слишком слабой, слишком разоренной 75-ю годами правления коммунистов и слишком отсталой социально, чтобы быть реальным партнером Америки в мире.
Решительно отбросив таким образом любые предположения о возможном «стратегическом партнерстве» между Россией и США, он акцентирует внимание на стратегических задачах Америки.
Ближайшая задача американской геостратегии заключается в том, чтобы удостовериться, что ни одно государство или группа государств не обладают потенциалом, необходимым для того, чтобы изгнать Соединенные Штаты из Евразии или в значительной степени снизить их решающую роль в качестве мирового арбитра. Для достижения этой цели он конструирует сложную архитектуру американской геополитической гегемонии. Ее механизм основан на системе тайных союзов и коалиций, цель которых состоит в том, чтобы сохранить господство Америки и не допустить создания антиамериканских континентальных блоков. Он откровенно заявляет, что США заинтересованы в сохранении существующего геополитического плюрализма на карте Евразии. Эта задача предполагает систематические усилия, направленные на то, чтобы предотвратить появление враждебной коалиции евразийских государств, способных «бросить вызов ведущей роли Америки».
Однако, по мнению Бжезинского, глобальная гегемония США очевидна не для всех, она может быть оспорена рядом геополитических акторов, которые тяготятся доминированием одной сверхдержавы.
Наиболее опасным сценарием он считает создание антиамериканской коалиции с участием Китая, России и Ирана, которых будет объединять не идеология, а взаимодополняющие обиды. Чтобы не допустить осуществления столь неблагоприятного сценария, он рекомендует использовать старую тактику «разделяй и властвуй». Она включает метод сепаратных переговоров с каждым из континентальных государств, разжигание между ними взаимных обид и обещание при условии сотрудничества с США каких-то мифических дивидентов в виде «двухстороннего стратегического партнерства».
Не менее угрожающим для гегемонии США является возможность заключения союза Китая и Японии. Он объединит мощь двух динамично развивающихся стран, цивилизационно близких друг другу, опирающихся на конфуцианские ценности в качестве некой формы «азиатчины». Предотвращение этого сценария связано с укреплением японо-американских отношений. По мнению Бжезинского,
... Япония, если она повернет свое лицо к миру и отвернется от Азии — должна быть значительно поощрена и получить особый статус, чтобы были удовлетворены ее собственные национальные интересы.
Платой за это может стать заключение американо-японского соглашения о свободной торговле, в результате которого будет создано особое американо-японское торговое пространство. Такой план обеспечит геополитическую опору для длительного присутствия США на Дальнем Востоке. Все серьезные инициативы США последних лет направлены на нейтрализацию любых континентальных альянсов России, Китая, Японии, Индии. Американская дипломатия, по Бжезинскому, умело использует экономические и политические рычаги для проведения сепаратных переговоров с каждой из крупных восточных держав, не допуская опасных сближений евразийских соседей. В его мондиалистской концепции «рах Americana» опирается на тактику двух- и трехсторонних соглашений в области безопасности. Это, прежде всего, расширенное НАТО, подписавшее особую хартию с Россией, а затем — с Китаем. Помимо этого, он считает необходимым пролонгацию особого двухстороннего договора о безопасности США с Японией и проведение трехсторонних консультаций между США, Японией и Китаем.
Наименьшая опасность для гегемонии США, по Бжезинскому, исходит от Европы, и то в том случае, если процесс интеграции зайдет в тупик. В этой ситуации возможна перегруппировка сил и образование франко-российского или германо-российского союза. Но в настоящее время такая принципиальная переориентация европейской политики маловероятна. Более того, он всерьез рассчитывает на то, что именно европейская геополитическая ориентация России поможет нейтрализовать ее опасные самостоятельные инициативы в международных отношениях. Бжезинский полагает, что такая тактика может быть успешной, по крайней мере, на 30 лет «на период существования одного поколения».
Следует заметить, что многие сюжеты книги достаточно спорны, а аргументы автора весьма сомнительны. По крайней мере, осуществлять гегемонию в современном мире практически невозможно, тем более в условиях нарастающей динамики угроз и вызовов. Это наглядно показали события 11 сентября 2001 г., провал военных кампаний США в Ираке и Афганистане. Для того чтобы выступать в роли мирового судьи и полицейского, США нужны веские моральные основания. Напротив, мир захлестнули антиамериканские настроения. Сегодня стало понятно всем, что под вывеской борьбы с международным терроризмом и под предлогом «насаждения демократии» на практике США осуществляют геополитический передел мира в свою пользу.
Теория столкновения цивилизаций
Директор Института стратегических исследований при Гарвардском университете (США) Сэмюэл Хантингтон выдвинул и обосновал гипотезу мировых конфликтов между различными цивилизациями. Опираясь на культурно-психологический подход к геополитике, он представил систему международных отношений как процесс последовательного разрешения сменявших друг друга конфликтов. Первоначально это были преимущественно династические конфликты между монархами и сюзеренами вплоть до Вестфальского мира 1648 г., завершившего Тридцатилетнюю войну в Европе между Габсбургским блоком и антигабсбургской коалицией в пользу последней.
Со времени Вестфальского мира и на протяжении нескольких столетий главными действующими лицами глобальных геополитических процессов были национальные государства. Процесс складывания национального самосознания вывел на историческую сцену нации, и конфликт между нациями после Великой французской революции 1789—1794 гг. стал определять вектор международной политики. В XX в., после Октябрьской революции 1917 г., конфликт между идеологиями приобрел роль решающего фактора структурирования геополитического пространства. После окончания холодной войны линии раскола между различными цивилизациями стали главными линиями геополитических фронтов. По мнению Хантингтона, всемирная история являла собой историю цивилизаций.
«Цивилизации» как понятие включают в себя ценности, институты и способы мышления, которым сменяющие друг друга поколения придают первостепенное значение. Роль цивилизаций в силу роста их самобытности в мировой истории будет приобретать все большее значение, и судьбы мира все в большей мере будут определяться взаимодействием семи или восьми цивилизаций — западной, конфуцианской, японской, исламской, индуистской, славяно-православной, латиноамериканской и, возможно, африканской.
Обоснование этой точки зрения сводится в основном к следующему:
» после «холодной войны» деление на первый, второй и третий миры устарело;
» противостояние холодной войны в форме противоречия между двумя суперсилами закончилось победой одной из них — США;
» будущие мировые кровопролитные конфликты — это конфликты между цивилизациями.
Ученый приводит следующие аргументы в защиту своей концепции:
◆ Различия между цивилизациями являются базовыми, они складывались на протяжении столетий, а то и тысячелетий и скоро не исчезнут.
◆ Процессы модернизации и глобализации ослабляют национальные государства с позиции их единства, сплоченности. И в подавляющем большинстве стран вперед выдвинулись религии, зачастую в виде фундаменталистских движений, особенно в исламской цивилизации.
◆ Рост самосознания цивилизаций усиливается двоякой ролью Запада. Запад находится сейчас в зените могущества, а среди незападных цивилизаций усиливается стремление «возврата к корням». Это разнонаправленные тенденции, способные порождать серьезные противоречия, связанные с антизападными силами в определенных цивилизациях и субцивилизациях. «Экспансия Запада» кончилась и начался «бунт против Запада», считает автор гипотезы. Незападные общества далеки оттого, чтобы быть простыми объектами истории западного типа. Они все больше превращаются в мотор и творца как собственной, так и западной истории.
◆ Цивилизационные (культурные) различия гораздо более консервативны, меньше способны к изменениям, чем политические и экономические. Русские не станут эстонцами, а азербайджанцы — армянами. Еще более универсальны религиозные различия. Можно быть полуарабом, полуфранцузом и даже одновременно гражданином двух стран, но невозможно быть полукатоликом или полумусульманином.
◆ Усиливается экономический регионализм как в Европе, так и в Азии и Северной Америке. Значение региональных экономических группировок (больших пространств, объединяющих несколько государств в единый экономический или политический блок), вероятно, будет расти в будущем на базе общности цивилизаций и субцивилизаций. Хантингтон уверяет, что государства-нации будут играть по-прежнему главную роль в международных делах, но решающие мировые политические конфликты будут происходить между нациями и группами, принадлежащими разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций будет доминировать в мировой политике.
Хантингтон считает, что уже сейчас многие конфликты носят цивилизационный характер. Причем они проявляются на микро- и макроуровнях. На микроуровне группы, находящиеся на границах цивилизаций и приходящие в соприкосновение, часто вступают в яростную борьбу, стремясь установить контроль над территорией (территория бывшей Югославии, левое Приднестровье, Курдистан, война красных кхмеров с социалистическим Вьетнамом за контроль над бассейном реки Меконг и т.п.). На макроуровне государства, принадлежащие к различным цивилизациям, стремятся утвердить свои особые ценности в зонах конфликтов (Турция поддерживает Азербайджан в его конфликте с Арменией, в бывшей Югославии мусульманские страны поддерживают боснийцев и косоваров, а Германия — Хорватию).
По Хантингтону, наиболее вероятными являются следующие разломы. Главный разлом — это разлом между Западом (Атлантическая цивилизация и Япония, которая после 1945 г. тесно связана с Западом) и остальными цивилизациями. Другие серьезные линии противостояния: Запад — исламская цивилизация; западное христианство — православное христианство.
Внутри Запада военные конфликты маловероятны. На склоне XX в. Запад как цивилизация вышел из фазы своего развития, которую можно обозначить как фазу «воюющих стран», и начал движение к другой фазе — «универсального государства». Эта фаза еще не завершилась. Государства Запада объединяются в два полууниверсальных государства в Европе и Северной Америке. Тем не менее, это две целостности и их составные части связаны между собой сложной сетью формальных и неформальных институциональных связей. Как известно, универсальными государствами предшествующих цивилизаций были империи. Поскольку политической формой рассматриваемой цивилизации является демократия, формирующееся универсальное государство оказывается не империей, а сочетанием конфедераций, федераций, международных режимов и организаций. Вопросы политической безопасности всемирного масштаба, считает Хантингтон, эффективно решаются геополитическим «директоратом» в составе США, Великобритании и Франции, а мировые экономические вопросы — экономическим «директоратом» в составе США, Германии и Японии.
Безусловно, те проблемы, о которых пишет Хантингтон, имеют место и влияют на мировую геополитическую обстановку. Но такой культурологический взгляд на систему международной безопасности представляется несколько узким. Культурные, цивилизационные противоречия, под которыми понимаются противоречия этнические и религиозные, имеют огромное значение, но не являются главным, как утверждает Хантингтон, источником современных конфликтов. Если следовать логике Хантингтона, противостоящие стороны в конфликтах будут сражаться за цивилизационные связи и верность цивилизации. На самом деле они предпочтут борьбу за свои геополитические интересы и свою долю в так называемом переделе мирового продукта. Конфликтующие стороны будут поддерживать своих «братьев по цивилизации» до тех пор, пока не затрагиваются их собственные коренные геополитические и геоэкономические интересы.
Гипотеза Хантингтона отражает частный, хотя и фундаментальный, случаЙ геополитических конфликтов. цивилизационная геополитика замыкается на противостоянии цивилизаций и не развивает идеи геополитики диалога цивилизаций, взаимодействия каждой с прилегающими и отдаленными цивилизациями.
«Истоки российской геополитической традиции»
1. Факторы формирования
В формировании российской геополитики лежала перманентная борьба между стремлением к свободе и инстинктом национального самосохранения и единства.
Перманентный[латин. permanens] - непрерывный, постоянно продолжающийся
Российская геополитическая традиция складывалась под влиянием разнородных факторов.
На формирование геополитических представлений существенное влияние оказали географическое месторасположение России и величина территории.
В течение многих столетий Россия стремились укрепить свое положение, обеспечить будущее путем оптимизации территориальной самодостаточности — шла борьба за выход к торговым путям и, прежде всего к морям, к удобным проливам, долинам судоходных рек, к районам с крупными залежами полезных ископаемых и т.п.
Следует учитывать влияние природно-климатического фактора.
Территория Русского государства находится в зоне сплошных лесов, заболоченных земель, тундры, степных пространств со сравнительно небольшим количеством плодородных земель. Климат России резко континентальный. В нашей стране находится полюс холода. Характерной чертой климата всегда был недостаток осадков, к тому же выпадавших в основном в течение двух-трех месяцев, что в хлебородных районах приводило к засухе, поражавшей страну примерно раз в три года. Ранние заморозки и снежный покров чрезмерно сужали период, пригодный для сельскохозяйственных работ.
Находясь в жестком цейтноте, русский крестьянин должен был в течение 25 рабочих дней реально вложить в землю такой объем труда, который, находясь в более благоприятных условиях, европейскому крестьянину трудно было даже представить. Практически это означало, что русскому крестьянину приходилось трудиться почти без сна и отдыха, днем и ночью, используя труд всех членов семьи — детей и стариков, женщин на мужских работах и т.д. Для сравнения: в Западной Европе в Средневековье, в Новое время удобный для сельскохозяйственных работ период длится 8—9 месяцев и крестьянину не требовалось такого напряжения сил.
Географический фактор оказал серьезное влияние на социальную организацию. Суровый климат располагал именно к коллективному ведению сельского хозяйства. В России сложились крепкие общинные традиции, которые стали препятствием для развития частной собственности крестьян на землю даже после отмены крепостного права.
В течение столетий сложились представления об общине как высшей ценности. Только подчинение индивида интересам общины позволяловыжить наибольшему числу людей, а русскому народу сохраниться в качестве этноса.
Община как ценность есть конкретизация высшей для человека ценности — Человечества, поскольку с точки зрения чисто биологической, эта ценность действительно выше, чем ценность Особи (Индивида), ибо в природе важно обеспечить выживание вида любой ценой, в первую очередь за счет особи (что, собственно говоря, и происходит). Выживание особи за счет вида — биологический нонсенс. Община конкретизирует для человека такие ценности, как Общество и Справедливость. Община постепенно формировала такие черты национального характера, как героизм, милосердие, бескорыстие, совестливость, почтительность. В прошлые времена был уважаем только тот человек, который собственным трудом и талантом достигал материального благополучия, и народ порицал того, кто благоустраивался бесчестным способом.
Даже православие было принято в России потому, что оно больше других религий соответствовало складывавшемуся хозяйственному укладу и духовным запросам. Российская цивилизация, насчитывающая более 1000 лет, строилась на иных основаниях, нежели Запад. Взгляды русских философов и писателей XIX в., оказавшие сильное влияние на весь мир, порождены были православным сознанием с его приоритетом нравственных категорий перед беспредельным рационализмом европейской цивилизации.
Колоссальные просторы России оказали существенное влияние на формирование экстенсивного характера всего развития страны. Так, часть наиболее работоспособных, энергичных крестьян, не желая мириться с малоземельем, уходила (во второй половине XIX — начале XX вв. при поддержке правительства) на Север, Дон, Волгу, Яик (Урал), Северный Кавказ, Сибирь и Дальний Восток. В результате увеличение производства сельскохозяйственной продукции достигалось вводом в оборот новых земель, в Европе народы были вынуждены повышать производительность труда, его культуру, наращивать знания, развивать ремесла, то есть проводить курс на интенсификацию.
На российские геополитические идеи оказал влияние такой фактор, как внешняя угроза. Поскольку россияне расселились на обширных пространствах Европы и Азии, заняв важные стратегические позиции между такими разными цивилизациями, как христианский Запад и преимущественно мусульманский Восток, и к тому же обладали огромными запасами полезных ископаемых, они стали объектом постоянного давления извне.
В XVI в. Русское централизованное государство воевало с Речью Посполитой, Ливонским орденом и Швецией 43 года, в XVII в. — 48 лет. Молодая Российская империя в XVIII в. провела в войнах с Турцией, Швецией, Польшей, Пруссией 56 лет. В XIX в. она воевала с наполеоновской Францией и королевской Великобританией, с Ираном и Турцией. В первую половину XX в. из 50 лет на войны с участием вооруженных сил России (СССР) пришлось 24 года. Россия (СССР) неоднократно спасала европейскую цивилизацию от уничтожения: так было в годы монгольского нашествия в XIII в., в период Отечественной войны с Наполеоном 1812 г., во время Второй мировой войны (1939—1945), когда СССР противостоял планам установления на планете фашистского господства тысячелетнего рейха.
В большинстве войн, в силу объективных обстоятельств своего географического расположения Россия была вынуждена принимать на себя первый, самый сильный удар врага и нести самые тяжелые издержки военных конфликтов. Значительные силы требовались чтобы восстановить разрушенное, возродиться духом, не стать колониальным придатком более сильных соседей.
Безопасность страны была одним из главных геополитических императивов России. Историк С.М. Соловьев писал:
Россия есть громадное континентальное пространство, не защищенное природными границами, открытое с востока, юга и запада. Основанное в такой стране, русское государство изначала осуждалось на постоянную тяжелую изнурительную борьбу с жителями степей... Бедный, разбросанный на огромных пространствах народ должен был постоянно с неимоверным трудом собирать свои силы, отдавать последнюю тяжело добытую копейку... чтобы сохранить главное благо — народную независимость...
Ни у одной европейской страны не было такой длинной и уязвимой границы, нуждающейся для охраны в многочисленных гарнизонах. Россия была вынуждена всегда иметь мощную армию, а со временем создать и достаточно сильный флот. Иногда Россия вступала в войны по своей инициативе. В войнах с соседними государствами Россия преследовала вполне психологически понятную цель — не иметь у своих рубежей потенциально сильных противников. Но агрессивность в отношении соседей часто диктовалась неумолимыми тенденциями внутреннего развития, стремлением увеличить площадь земельных угодий и людские ресурсы. Этим объясняется отсутствие в Российской империи тенденций геноцида в отношении присоединяемых народов (что наблюдается в некоторых бывших советских республиках по отношению к русским). Старые и новые земли становились единым жизненным пространством, без их разделения на свою и чужую землю.
А.И. Герцен писал — Каждый русский сознает себя частью всей державы, сознает родство свое со всем народонаселением. От того-то, где бы русский ни жил на огромных пространствах между Балтикой и Тихим океаном, он прислушивается, когда враги переходят русскую границу, и готов идти на помощь Москве так, как шел в 1612 и 1812 годах.
Эти качества русского народа хорошо сознавались государственными деятелями других стран. Первый рейхсканцлер германской империи О. Бисмарк говорил:
Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских... Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезаемого кусочка ртути. Это неразрушимое государство русской нации, сильное своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей....