ЛЕКЦИЯ 11. СТАБИЛИЗАЦИЯ СИСТЕМЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ (КОНЕЦ 60-Х – ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА 70-Х ГГ.). ХЕЛЬСИНСКИЙ ПРОЦЕСС. 1 страница

В Москве очевидность намерений США разрешить перевооружение Западной Германии и добиться ее включения в западную систему союзов не вызывали сомнений. Советское руководство продолжало считать этот путь пагубным для европейской стабильности и чреватым возобновлением германской угрозы. Кроме того, И.В. Сталин болезненно относился к присутствию в Европе американских войск, считал его дестабилизирующим и стремился найти способ устранить основу для его сохранения. Поскольку формально нерешенность проблемы Германии давала основание Соединенным Штатам держать свои войска в Европе, СССР был готов пойти на уступки в германском вопросе ради устранения из западной части Германии американских контингентов.

Таким образом, правительства стран-участниц принимали на себя обязательство следовать в вопросах развития угольно-сталелитейных производств указаниям не собственных глав кабинетов, а руководящих лиц нового международного органа. Франция соглашалась поставить под международный наднациональный контроль собственные угольные и стальные отрасли при условии, что так же поступят Германия и другие, присоединившиеся к ним страны. Это было беспрецедентно смелым политическим ходом, сопоставимым по последствиям с такой инициативой как «план Маршалла». Париж и Бонн должны были согласиться с ограничением собственного суверенитета ради интересов формирования общего европейского рынка угля и стали.

Положение Франции оставалось сложным. Она неудачно вела войну против коммунистов во Вьетнаме, тратя на нее около 1 млрд. долл. ежегодно и теряя каждый год до 30 тыс. жизней солдат. Бремя войны подрывало государственный бюджет и устои французской экономики и вызывало разногласия внутри общества. На этом фоне дебаты по вопросам безопасности проходили в Париже болезненно. Франция с трудом вырабатывала новую политику в отношении германской проблемы. Между тем, становились заметнее признаки экономического оживления в Германии, экономика которой развивалась успешнее экономики других европейских стран. Французское руководство понимало невозможность до бесконечности откладывать вопрос о прекращении оккупационного статуса ФРГ и в то же время отказывалось согласиться с полным восстановлением суверенитета Западной Германии прежде, чем будут созданы надежные международные правовые и политические гарантии против ее возвращения на путь реванша.

Проблема «возвращения» Германии в Европу. Корейская война, начавшаяся 25 июня 1950 г., ускорила поляризацию международных отношений и способствовала углублению раскола Европы и периферийных зон мира по биполярному принципу. Хотя мировая периферия занимала все большее место в глобальной политике, первоочередной задачей американской дипломатии оставалось закрепление доминирования в Европе. К началу нового десятилетия экономическое положение в Европе улучшилось. ВНП в странах Западной Европы в 1947 – 1948 гг. увеличивался на 12 % в год, а затем до конца 50-х годов рос в среднем на уровне 5 %. В Западной Германии он превышал средние показатели и колебался в пределах 7 – 7,5 %.

Образование двух германских государств. Лондонское совещание западных держав по Германии в 1948 г. дало толчок ускорению мероприятий по созданию конституции будущего независимого государства Западной Германии. 1 сентября 1948 г., после официального слияния трех западных оккупационных зон в одну, в Бонне из представителей западногерманской элиты был создан Парламентский совет с правами временного законодательного органа западногерманских земель. Его руководителем стал известный политик, юрист по образованию, 73-летний Конрад Аденауэр. Он имел репутацию умеренного франкофила и патриота «Европейской Германии». К. Аденауэр не любил воинственный и реваншистский прусский дух, считая его причиной бед Германии. При нацистах он дважды попадал в тюрьму. В 1945 г. после оккупации страны союзными войсками К. Аденауэр возглавил Христианско-демократический союз, ставший наиболее влиятельной политической партией страны.

Одной из целей этих договоров было недопущение возникновения в регионе конкурирующих блоков и группировок. Вот почему перекрестные договоры «второй» и «третьей» волн предусматривали не только взаимную помощь против всякого третьего государства, не только Германии, как это предусматривали договоры СССР с Чехословакией, Польшей, Югославией, Венгрией, Румынией и Болгарией, и запрещали любому подписавшему договор государству вступать в союз, который мог бы быть истолкован как направленный против другого государства. В целом в начале 1949 г. в Восточной Европе сложилась мощная договорная система двусторонних союзов, замкнутая на СССР. В результате дальнейшего ухудшения отношений с Белградом 27 сентября 1949 г. СССР денонсировал договор 1945 г. с Югославией.

Подписание Дунайской конвенции. Конфронтация в Западном Берлине сказалась на подготовительной работе по заключению Дунайской конвенции на конференции в Белграде 30 июля – 18 августа 1948 г. В ней приняли участие СССР, США, Великобритания, Франция, Югославия, Венгрия, Румыния, Болгария и Чехословакия, а также Украинская ССР, получившая после 1940 г. выход к Дунаю. В качестве наблюдателя на конференции присутствовала делегация Австрии.

К идеологическому обоснованию холодной войны (1946 – 1948 гг.). Две «длинные телеграммы» послов и Фултонская речь Черчилля. «Масла в огонь» советско-американских отношений подлила выдержанная в духе прежних идеологических стереотипов речь Сталина в Большом театре от 9 февраля 1946 г. о капитализме как источнике войн. В американской администрации эта речь была воспринята как отказ от союза с Западом и призыв вернуться к идеологической вражде и революционной экспансии предшествовавшего периода. Во время встречи с советскими руководителями СВАГ В.Л. Соколовским и В.С. Семеновым за вечерним кофе новый посол США в СССР У.Б. Смит заявил, что известные советские руководители во время предвыборной кампании снова выдвигают на первый план идеологические мотивы противоречий, советский народ призывается к усилению вооруженной мощи СССР и повышенной бдительности. Он сообщил мнение президента Трумэна, который «вовсе не возражает против стремления СССР обеспечить свою безопасность, и противоречия возникают только в связи с теми методами, которые при этом употребляются с советской стороны»[52].

ЛЕКЦИЯ 9. ЗАВЕРШЕНИЕ ПОВОРОТА К ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ И СОЗДАНИЮ БИПОЛЯРНОЙ СИСТЕМЫ.

Знаменитая «длинная телеграмма» Джорджа Кеннана, написанная временным поверенным в делах США в СССР 22 февраля по горячим следам сталинской речи, подвела развернутую аналитическую базу под жесткую оценку внутренней и внешней политики СССР и советско-американских отношений. «Длинная телеграмма» (около 8 тыс. слов) отвечала ожиданиям тех слоев политической элиты и американского общества, которые были уверены в «неисправимости» враждебного советского строя. Кеннан снимал с США всякую моральную ответственность за прогрессирующий развал антифашистского союза и обострение всей международной обстановки, целиком перекладывая ее на СССР. В концептуальном плане выводы Кеннана довершали формулирование антитезы рузвельтовскому подходу к СССР: имманентная агрессивность советской системы (вместо рационального поведения великой державы), «неисправимость» советского поведения (вместо эластичности мотивов СССР) и как следствие – ставка на «слом» или «размягчение» этой системы под действием превосходящей силы (вместо ее постепенной интеграции в мировое сообщество). В этом смысле «длинная телеграмма» означала не меньшую антикоммунистическую реидеологизацию политики США в отношении СССР, чем сталинская речь в Большом театре – в отношении советской политики. Обе стороны двигались в одном и том же направлении отрицания легитимности друг друга и признания непримиримой враждебности двух систем.

Сам Джордж Кеннан следующим образом обосновывал свое решение дать авторскую оценку сталинской политики: «Кажется, именно после визита в Москву госсекретаря Бирнса я почувствовал, что мое терпение кончилось, и я решил снова, как это не раз делал прежде, взяться за перо, чтобы изложить свои взгляды на этот вопрос. Я начал писать новый доклад, посвященный некоторым специфическим аспектам советско-американских отношений, который так и остался незаконченным. (Возможно, закончить его мне помешала большая телеграмма, о которой я расскажу особо). Этому моему неоконченному труду так и не нашлось никакого применения. Отрывок из него я включил в приложение к данной книге под названием «США и Россия». Это сочинение представляет собой первую (насколько мне известно) попытку составить свод полезных правил для всех тех, кто имеет дело со сталинским режимом. Я предварил эти правила анализом механизма принятия решений в СССР и объяснил, что на советских участников переговоров можно, по моему убеждению, повлиять, только указав, какое значение то или иное предложение может иметь для интересов их режима. Затем я изложил сами эти правила, исходя, повторяю, из особенностей сталинского режима, как единственного российского режима, с которым я лично имел дело. Полный текст можно найти в приложении. Вот к чему сводились эти основные положения.

Не ведите себя с ними (русскими) дружелюбно.

Не говорите с ними об общности целей, которых в действительности не существует.

Не делайте необоснованных жестов доброй воли.

Не обращайтесь к русским ни с какими запросами иначе, как дав понять, что вы на практике выразите недовольство, если просьба не будет удовлетворена.

Ставьте вопросы на нормальном уровне и требуйте, чтобы русские несли полную ответственность за свои действия на этом уровне.

Не поощряйте обмена мнениями с русскими на высшем уровне, если инициатива не исходит с их стороны, по крайней мере, на 50 процентов.

Не бойтесь использовать «тяжелое вооружение» даже по проблемам, казалось бы, меньшей важности.

Не бойтесь публичного обсуждения серьезных разногласий.

Все наши правительственные, а также частные отношения с Россией, на которые может повлиять правительство, следует координировать с нашей политикой в целом.

Следует укреплять, расширять и поддерживать уровень нашего представительства в России».

Об обстоятельствах написания «длинной телеграммы» Дж. Кеннан пишет следующее: «В середине февраля 1946 года я простудился и заболел, причем болезнь протекала с высокой температурой и сопровождалась воспалением верхнечелюстных пазух и зубной болью. К этому следует добавить осложнение от применения лекарств. Посол снова отсутствовал – он уже готовился покинуть свой пост, а я опять замещал его. В таких условиях, конечно, я очень тяготился своими повседневными обязанностями. Как раз в это время пришла одна официальная бумага, снова вызвавшая у меня отчаяние, но на этот раз причиной тому было не советское правительство, а наше собственное. Из Вашингтона поступила телеграмма с сообщением, что русские отказываются следовать рекомендациям Всемирного банка и Международного валютного фонда. Телеграмма, очевидно, была инспирирована нашим министерством финансов. У меня сложилось впечатление, что никто в Вашингтоне не был так наивен в своих надеждах на сотрудничество с Россией, как наши финансисты. Теперь они, похоже, поняли свое заблуждение, и послание из Вашингтона просто отразило жалобу, с которой, вероятно, обратилось в Белый дом наше министерство финансов. Чем больше я раздумывал над этим посланием, тем больше понимал, что это именно то, что мне нужно. Полтора года я пытался разъяснить разным людям, в чем состоит феномен московского режима, с которым мы здесь, в американском посольстве, сталкивались постоянно. До сих пор я обращался в Вашингтон, будто к каменной стене. Теперь вдруг они заинтересовались моим мнением по этому вопросу. Учитывая то обстоятельство, что я замещал посла, подобное обращение ко мне было естественным, но его обстоятельства, безусловно, являлись необычными. Я понимал, что для ответа на поставленный вопрос недостаточно просто изложить мои познания о взгляде советских властей на Всемирный банк и Международный валютный фонд. В Вашингтоне должны были узнать всю правду об этом вопросе. Поэтому я, поскольку мне трудно было в то время писать самому, обратился к моей опытной и многострадальной секретарше мисс Хессман и составил телеграмму из восьми тысяч слов для отправки в Вашингтон. Подобно речи протестантского проповедника в XVIII веке, эта телеграмма делилась на пять частей: основные черты советской послевоенной политики; корни этой политики; официальные аспекты ее проведения; неофициальные аспекты ее проведения (через различные политические организации и подставных лиц); значение всего этого для американской политики. Свое злоупотребление каналом телеграфной связи я оправдывал ссылками на то, что в телеграмме из Вашингтона поставлены вопросы столь сложные, запутанные и деликатные, что на них невозможно ответить кратко, не рискуя впасть в чрезмерное упрощение. Текст этого документа воспроизводится в приложении, и я не буду пытаться привести здесь его краткое изложение. Я сам теперь перечитываю это свое послание с изумлением, поскольку оно очень напоминает появившиеся позже сочинения разных комиссий конгресса, озабоченных предостережением наших граждан против коммунистического заговора. Этот факт также требует объяснений, но об этом будет сказано ниже. Не будет преувеличением сказать, что этот мой трактат вызвал тогда в Вашингтоне сенсацию. Наконец-то мое обращение к нашему правительству вызвало резонанс, который длился несколько месяцев. Президент, я полагаю, прочел мою телеграмму. Военно-морской министр мистер Форрестол, даже ознакомил с ней сотни наших высших и старших офицеров. Из Госдепартамента также пришел положительный ответ. Моему одиночеству в официальном мире был положен конец, по крайней мере, на два-три года»[53].

Дж. Кеннан предостерегал американское руководство от продолжения «рузвельтовской» политики доверительного партнерства с СССР и призывал скорее избавиться от иллюзий и завышенных ожиданий в отношении возможности сотрудничать и договариваться с Москвой на общепринятой дипломатической основе. В телеграмме твердо заявлялось: советское руководство уважает только силу, и поэтому диалог с ним надо вести в невызывающей, но твердой манере, давая понимать, что США не пойдут ни на какие уступки без гарантированной взаимности со стороны Москвы. Характеризуя взгляды советского руководства, автор телеграммы писал: «...мы имеем... дело с политической силой, фанатично приверженной мнению, что с США не может быть достигнут постоянный modus vivendi» (договоренность, которой стороны придерживаются в отсутствие формального договора).

Ключевое положение телеграммы заключалось в выводе об органическом экспансионизме, присущем советским руководителям, который побуждает и при любых обстоятельствах будет побуждать их к внешней экспансии, распространению сферы своего влияния на все новые районы мира. Соответственно, единственным адекватным ответом на подобные устремления СССР Дж. Кеннан считал «сдерживание» Москвы, то есть удержание Советского Союза жестко в рамках тех зон влияния, которые он уже сумел приобрести, и бескомпромиссное противодействие любым попыткам СССР выйти за их пределы посредством противопоставления советским поползновениям «несгибаемой силы в любой точке Земного шара».

Наряду с одобрениями послания Кеннана (разосланного в сотни адресов в столице и зарубежных миссиях США) звучали отдельные голоса несогласных. Так, глава военной администрации США в Германии генерал Л. Клей воспринял «длинную телеграмму» (по сообщению в госдепартамент политического советника США в этой стране Р. Мэрфи) как «крайний алармизм» и результат происков англичан, пытающихся, в частности, переложить вину за осложнение работы союзного механизма в Германии с себя на советскую сторону, тогда как советские представители в Германии, по словам Клея, «скрупулезно соблюдают основные принципы Потсдамских соглашений» и сохраняют дружественное отношение к своим американским коллегам.

Но в целом основные выводы «длинной телеграммы» стремительно становились новой ортодоксией в официальном Вашингтоне. В печати эта телеграмма появилась намного позже. В июле 1947 г. текст Кеннана за подписью «мистер Икс» был опубликован в ведущем американском журнале «Foreign Affairs» и стал предметом полемики в широких слоях политической общественности США. Еще ранее текст выступления Кеннана в Стэндфордском университете в октябре 1946 г. попал в распоряжение Генконсульства СССР в Сан-Франциско и был переслан в Москву. В этом выступлении Кеннан смягчил некоторые свои оценки в отношении СССР. В частности, он утверждал, что США не должны действовать не компромиссно в тех случаях, когда нет прямой угрозы их интересам. В качестве примера он ссылался на позицию США в отношении Польши. «У нас нет интереса к Польше и, если бы мы не породили фальшивых надежд и фальшивого исхода», это бы избавило от взаимного непонимания. Отвечая на вопросы слушателей, Кеннан заявил о фактической невозможности войны между США и СССР. Это была бы «схватка между акулой и тигром». По мнению Кеннана, СССР сохраняет внутреннее единство, в нем не существует конфликтов между правительством и армией, для русского народа характерна традиционная, многовековая способность объединять свою землю. Русские живо интересуются Западом, но готовы каждый раз доказывать, что «Россия имеет что-то большее». «Я не рекомендую недооценивать их. Коммунистическое правительство намного сильнее, чем придают этому значение. Лидеры являются старыми, закаленными подпольем людьми, которые прошли тюрьмы … за свою веру».

В любом случае Дж. Кеннан сумел уловить сдвиги в настроениях американской политической элиты, перестававшей видеть в СССР партнера по переустройству мира. Он первым сформулировал ключевую идею изменившегося с момента Потсдамской конференции мышления администрации Гарри Трумэна: не провоцировать СССР, но демонстрировать ему твердость США, отстаивать собственное американское видение, даже если оно противоречит мнению и интересам Москвы.

После «длинной телеграммы» Дж. Кеннан был с крупным повышением переведен на работу в Вашингтон, где он на несколько лет стал одним из самых влиятельных советников президента США с правом докладывать свои оценки непосредственно президенту Г. Трумэну. Взгляды Кеннана стали во многом определять подходы американской дипломатии к отношениям с Советским Союзом. В марте 1945 г. Советскому Союзу доверяло 55 % опрошенных американцев, в марте 1946 – только 33 %.

Особенно бурно на события реагировало общественное мнение Великобритании, зоной влияния которой долгие годы был южный Иран. Теперь же, когда британские войска оттуда ушли, а советские – остались, британские политики чувствовали себя обманутыми. В разгар иранского кризиса, 5 марта 1946 г., вышедший в отставку в 1945 г. бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, выступая в Вестминстерском колледже в г. Фултоне (штат Миссури, США), произнес знаменитую обличительную речь против СССР. У. Черчилль обвинил Москву в создании «железного занавеса», разделяющего мир на две части, и выступил с призывом укреплять «англосаксонское партнерство» США и Британии в интересах противодействия коммунистической угрозе. Во время выступления британского политика в зале находился президент США Г. Трумэн, который не стал развивать мысли, заявленные У. Черчиллем, но и не выразил несогласия с ними. В мире «фултонская речь» была воспринята как манифест «холодной войны», начало которой, образно говоря, провозгласил отставной британский премьер.

Речь У. Черчилля получила широкий международный резонанс еще и потому, что на нее непосредственно откликнулся И.В. Сталин. Для Сталина тревожные симптомы ужесточения политики англосаксов накапливались с конца февраля: «длинная телеграмма» Кеннана (перехваченная, по свидетельству советских разведчиков, в Вашингтоне сразу по нескольким каналам), жесткая речь Бирнса от 28 февраля, первое использование Совета Безопасности ООН англо-американцами для изоляции СССР по иранскому вопросу. На этом фоне фултонская речь с ее призывом к сплочению англоязычного мира перед лицом новой тоталитарной угрозы всерьез возрождала кошмарный призрак англо-американской коалиции против СССР, которая еще недавно казалась в Москве маловероятной. Соединение американской военно-экономической мощи с глобальной стратегической инфраструктурой Британской империи не предвещали СССР ничего хорошего.

Сталин 14 марта 1946 г. в специальном интервью резко высказался по поводу этого выступления, заявив, что по сути дела оно означает призыв к войне. Печать подхватила высказывания Сталина и проблема «войны» между СССР и Западом стала настойчивым мотивом советских пропагандистских установок. Иранский кризис был разрешен в ходе советско-иранского диалога к апрелю 1946 г.: были достигнуты договоренности о создании на выгодных для СССР условиях советско-иранского нефтяного общества и о расширении представительства делегатов от Иранского Азербайджана в иранском меджлисе. К 9 мая 1946 г. советские войска были выведены из Ирана и вскоре восстания в Иранском Азербайджане и Иранском Курдистане были подавлены.

По завершению иранского кризиса в Вашингтоне посчитали, что Москву заставила пойти на уступки принципиальная позиция США и Британии по Ирану. И.В. Сталин сделал вывод о том, что против СССР складывается британско-американский союз. Атмосфера взаимного недоверия сгущалась.

Сравнительно недавно исследователи выяснили, что у Кеннана был советский двойник, написавший свою «длинную телеграмму» в Москву относительно политики США и развития советско-американских отношений. «Материалы посла СССР в США Н.Н. Новикова для выступлений о внешней политике США», так называется датированный 27 сентября 1946 г. документ. Он выдержан в духе советской марксистской ортодоксии и начинается со слов «внешняя политика США, отражающая империалистические тенденции американского монополистического капитала, характеризуется в послевоенный период стремлением к мировому господству». В первом разделе дана оценка международной обстановки, в которой осуществляется внешняя политика США. Автор отмечает ослабление Британской империи и других европейских стран. Такая обстановка открывает перед американским монополистическим капиталом перспективу громадных поставок товаров и импорта капитала в эти страны, что позволило бы ему внедриться в их народное хозяйство.

С другой стороны, не оправдались расчеты на ослабление СССР, который продолжает оставаться экономически независимым от внешнего мира и восстанавливает свое народное хозяйство собственными силами. СССР имеет значительно более прочные международные позиции, чем в предвоенный период. В таких бывших вражеских странах, как Болгария, Финляндия, Венгрия и Румыния, в результате их переустройства на демократических началах созданы режимы, ставящие себе задачей укрепление и поддержание дружественных отношений с Советским Союзом. В освобожденных Красной Армией или при ее помощи славянских странах – Польше, Чехословакии, Югославии – также созданы и крепнут демократические режимы. Такая обстановка в восточной и юго-восточной Европе, по мнению Н. Новикова, не может не рассматриваться американскими империалистами как препятствие на пути экспансионистской внешней политики США.

Советский посол считал, что после смерти Ф. Рузвельта к власти в США пришли самые реакционные круги Демократической партии. Ссылаясь на рост военных расходов (около 40 % от всего бюджета), огромную численность американской армии, наличие разветвленной сети военных баз, посол делает вывод о том, что в реализации планов установления мирового господства США решающая роль предназначается их вооруженным силам. «Основные линии негласного соглашения между США и Англией по поводу раздела мира состоят, как это показывают факты, в том, что они договорились о включении Соединенными Штатами в сферу своего влияния на Дальнем Востоке Японии и Китая, в то время как США со своей стороны согласились не препятствовать Англии в разрешении индийской проблемы, а также укреплению ее влияния в Сиаме и Индонезии».

Далее, он отмечает, что Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы основательнее проникнуть в средиземноморский бассейн и на Ближний Восток, привлекающий их своими природными ресурсами, в первую очередь нефтью. Американский капитал за последние годы весьма интенсивно внедряется в экономику ближневосточных стран, в особенности в нефтепромышленность. Американские нефтяные концессии в настоящее время имеются во всех ближневосточных странах, располагающих источниками нефти (Ирак, Бахрейн, Кувейт, Египет, Саудовская Аравия). Американский капитал, появившийся впервые в нефтяной промышленности Ближнего Востока лишь в 1927 году, контролирует сейчас около 42 % всех разведанных нефтяных запасов Ближнего Востока (без Ирана). Из общего количества разведанных запасов в 26,8 млрд. баррелей свыше 11 млрд. баррелей приходится на долю концессий США. Ожесточенный характер конкуренции между ними является главным фактором, препятствующим Англии и Соединенным Штатам добиться договоренности о разделе сфер влияния на Ближнем Востоке, которая может иметь место лишь за счет прямых британских интересов в этом районе.

Укрепление позиции США на Ближнем Востоке и создание условий для базирования американского Военно-морского флота в одном или нескольких пунктах Средиземного моря (Триест, Палестина, Греция, Турция) будет означать, поэтому, возникновение новой угрозы для безопасности южных районов Советского Союза.

Затем посол коснулся речи Черчилля в Фултоне, призывающей к заключению англо-американского военного союза с целью установления совместного господства над миром. Несмотря на присутствие при этом Трумэна, США не идут сейчас на заключение военного союза с Англией. Вполне возможно, что именно Ближний Восток станет тем центром англо-американских противоречий, где будут взорваны достигнутые ныне соглашения между США и Англией.

Затем Н. Новиков остановился на особенностях политики США в отношении СССР. По его мнению, жесткая политика в отношении СССР, является основным тормозом на пути к сотрудничеству великих держав. «Она состоит, главным образом, в том, что в послевоенный период США не проводят более политики укрепления сотрудничества Большой Тройки (или Четверки) и, наоборот, стремятся к тому, чтобы подорвать единство этих держав. Цель, которая при этом ставится, состоит в том, чтобы навязать Советскому Союзу волю других государств. К этому именно клонится осуществляемая с благословения США попытка некоторых держав подорвать или вовсе упразднить принцип вето в Совете Безопасности Объединенных Наций. Это дало бы Соединенным Штатам возможность создания узких группировок и блоков среди великих держав, направленных, в первую очередь, против Советского Союза, и тем самым расколоть единый фронт Объединенных Наций. Отказ от вето великих держав превратил бы Организацию Объединенных Наций в англосаксонскую вотчину, в которой руководящую роль имели бы Соединенные Штаты».

Нынешняя политика американского правительства в отношении СССР направлена также на то, чтобы ограничить или вытеснить влияние Советского Союза из соседних стран. С этой целью они проводят мероприятия, которые выражаются, «с одной стороны, в поддержке реакционных сил в бывших вражеских или союзных странах, соседних с СССР, с целью создания препятствий процессам демократизации этих стран, а с другой стороны, в том, чтобы обеспечить позиции для проникновения американского капитала в их экономику. Такая политика делает ставку на то, чтобы ослабить и разложить стоящие здесь у власти демократические правительства, дружественные СССР, и в дальнейшем – заменить их новыми правительствами, которые выполняли бы послушно политику, диктуемую из США.

С особым беспокойством Н. Новиков обращал внимание на политику США в отношении Германии, которая, по его мнению, направлена на возрождение империалистической Германии и последующее использование ее в антисоветских целях.

Наконец, советский посол отмечал «исключительно враждебный дух» нынешнего отношения правящих кругов США к СССР и еще более разнузданный тон большинства органов американской прессы. «Показательными являются многочисленные статьи Уолтера Липмана, в которых он почти без всякой маскировки призывает США нанести
удар по Советскому Союзу в наиболее уязвимых местах юга и юго-востока СССР». «Основная цель этой антисоветской кампании американского «общественного мнения» состоит в том, чтобы оказать на Советский Союз политический нажим и вынудить его пойти на уступки. Другой, не менее важной целью кампании является стремление создать атмосферу военного психоза среди широких масс, усталых от войны, которая облегчила бы Правительству провести мероприятия по сохранению в США высокого военного потенциала».

В завершение, Н. Новиков делает вывод о том, что США готовятся к войне против СССР, «который является в глазах американских империалистов главным препятствием на пути США к мировому господству».

Итак, если сопоставить «длинные телеграммы» двух послов, не трудно сделать вывод о том, что они являлись как бы «зеркальным отражением» представлений ответственных чиновников о намерениях противоположных стран.

Идеологический и геополитический компоненты холодной войны. Идеологическое и политическое обоснование раскола Европы и всего мира на две враждующие системы не заставило себя долго ждать. Противостояние коммунистической и либерально-демократической идеологий, отступившее на задний план в годы войны, продолжилось по ее окончании в открытой форме. Сталинское руководство, оценивая победу над фашизмом под классовым углом зрения, предполагало развивать наступление на позиции капитализма.

К лету 1946 г. советским руководством были приняты ключевые решения, определившие национальные приоритеты на годы вперед – пятилетка восстановления народного хозяйства, огромные военно-технические программы в области ПВО и ракетной техники наряду с форсированным продолжением атомного проекта. Причем все это предстояло осуществить, опираясь только на собственные силы и ресурсы. Западные союзники продолжали блокировать расширение репараций с Германии, и хотя переговоры с США о кредите еще продолжались, американцы выдвигали на них все более неприемлемые политические условия. После напряженной внутрибюрократической борьбы Советское правительство отказалось от участия в Бреттон-Вудсской системе, опасаясь зависимости от Запада и увеличения прозрачности своей экономики. В результате экономические стимулы к сотрудничеству с Западом резко ослабевали, давая больший простор накапливавшейся политико-идеологической враждебности.