ТЕМА 2. СТАНОВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОЙ ФИЗИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА

Классический идеал науки

Классический идеал науки сформировался в Средние века. В это время под влиянием иудео-христианства понятие природы переосмысляется относительно идеи живого Бога-творца. Разберем наиболее значимые изменения в мировоззрении.

Бифуркация природы. Возникает представление о природе сотворённой и природе творящей. Сотворённая природа замыслена и создана Богом. Творец Библии подобен проектировщику-инженеру. Он замышляет, творит и удостоверяется, что творение соответствует проекту. Природа есть объект, но пока не человеческой деятельности, а объект замышления и деятельности Творца. Для античности такая дихотомия не была понятна, там природа была бытием, внутри которого велось рассуждение.

Энергия. Идея природы творящей приводит к тому, что в ней начинают видеть энергию. Бог не только создал, но и стал присутствовать в природе (всё происходит по воле Бога: камень падает вниз, теплый воздух поднимается вверх). Получается, что Бог разлит в природе, присутствует в ней как активный живой организм.

Назначение природы. Согласно Библии, природа сотворена для человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, [и над зверями,] и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле»^[3]. Это также разительно отличалось от античного миропонимания, где человек не был замыкающим смыслом.

Подобие человека. Эти установки, плюс то, что человек создан по образу и подобию Бога помогает формированию интересного замысла. Т.к. человек создан по образу и подобию Бога, то он может проникнуть в замысел Бога и воспользоваться природной энергией. Если он сообразно Божьему промыслу будет проникать в природу, ему будет дана сила над этой энергией. Расцветает алхимия, сопровождаемая мистическими обрядами. Возникает фигура естественного мага (Пико делла Мирандолла, 1463–1494), который действует, с одной стороны, согласно математическим формулам, а с другой стороны, согласно Божьему замыслу, что позволяет ему делать чудеса (превращать свинец в золото). Общий эзотерический замысел был таков: проникнуть в Божий замысел и на основе этого создавать сообразно божественной воле.

В эпоху позднего Возрождения этот замысел был переосмыслен следующим образом. Часть мыслителей обратилась исключительно к научному знанию и решила отказаться от религии в исследовании природы. Постепенно возникает идея не только описать природу, но и обосновать ее опытно. В античность правильным знанием считалось то, которое получено согласно законам мышления, а в эпоху Возрождения нужно ещё удостовериться, что знание соответствует природе. Так формулируется идея новой науки. Еще Р. Бэкон (около 1214–1292) пропагандируя науку, разграничивал области научного знания и религиозной веры, считая, что религия не должна вмешиваться в дела науки.

Галилей (1564–1642)^[4] в книге «О механике» формулирует идею научного эксперимента. Желая усовершенствовать артиллерийскую стрельбу (обратите внимание на социальный заказ, развивающий науку!), он изучал траекторию полёта артиллерийского снаряда. Галилей стремился совместить исследовательскую позицию и практическую (техническую). Для классической античности это было бы странно, т.к. для Платона и Аристотеля занятие наукой это – одно, а техникой – совершенно другое. Считалось, что наука ведёт человека к миру идей, Сущего и тем самым человек спасается, а техника наоборот уводит, т.к. человек погрязает в материале). Техника и наука в античности развивались достаточно автономно и посылка была такая, что нужно подниматься к идее, заниматься чистыми вещами, а не техникой.

Галилей был убежден, что все тела падают с одинаковой скоростью независимо от веса. Он решает проверить это опытным путем, что само по себе уже было необычным. Он забирается на Пизанскую башню и начинает оттуда бросать шары с одинаковым объемом и разной массой, чтобы доказать, что они падают с одинаковой скоростью. Опыт не удается, да и оппоненты говорят, что Галилей не правильно доказывает: «Чем тело легче, тем оно медленнее падает. Возьмём мел, как он будет падать, а если его размельчить в порошок».

В этой ситуации другой человек бы отказался от этой идеи, но Галилей стоял на своем, поскольку он был ещё платоником, а для него это было своего рода идеей. С одной стороны он хотел проверить, что знание соответствует природе, с другой стороны, для него нет ничего выше идей, а природа – она приложится. И тут Галилей, чтобы спасти всё это построение (целую теорию создал!), обращается к Аристотелю, которого он до этого опровергал и вспоминает, что Аристотель говорил про сопротивление среды, что его нужно учитывать при падении тела. Галилей тогда говорит, что когда тело падает, оно раздвигает частицы среды, кроме того, оно само в среде находится, поэтому на тело действуют три силы: сила веса, которая тянет его вниз, сила выталкивающая (если это в газе происходит, то на тело влияет сила равная весу вытесненного газа) и сила трения. Галилей предполагает, что есть некий идеальный случай падения тела, который имеет место в отсутствие среды. Чтобы оно падало равномерно нужно предположить, что среды нет. Так он вводит понятие падения тела в пустоте, что уже представляет из себя теоретическую конструкцию. Это не то, что мы в природе наблюдаем. Вакуума тогда и в понятии не существовало и приборов таких не было. Поэтому он сталкивается с задачей доказать это опытным путем. Тогда Галилей делает следующий шаг: он говорит, что если бы тело медленно падало, то силой трения можно было бы пренебречь. И эту последнюю задачу Г. решает как техник. Он доказывает, что движение тела по наклонной плоскости есть частный случай падения. Для воспроизведения этого явления он отполировал поверхности шара и наклонной доски; принял расстояние S₁ за первую секунду, расстояние S₂ – за вторую и разделил S₁ и S₂ и получил T₁² на Т₂². Это и был первый эксперимент из которого можно сделать важные выводы для классического идеала науки.

Во-первых, совершенно очевидно, что эксперимент совершенно не простое наблюдение за природой. Наблюдение за свободным падением было только первая стадия. Эксперимент уже предполагает априорное наличие научной теории.

Во-вторых, в эксперименте проверяется не соответствие теории наблюдаемому явлению, а соответствие теории идеализированному случаю. Теория Галилея описывает не эмпирическое падение, а падение тела в пустоте, которое не реально наблюдается.

В-третьих, условием этого является создание искусственных контролируемых технических условий, которые позволяют реальные явления преобразовать в идеализированный вариант. Условие проверки теории на соответствие этому идеализированному случаю является создание специальной технической установки, которая помогает преобразовать реальную эмпирическую действительность в какую-то особую. Тело, падающее на наклонной плоскости – это, опять же, искусственный случай, которого нет в природе; даже не просто искусственный, а созданный по теории. Для познания объекта приходится чем-то пренебречь второстепенным, выделив в явлении главное – аналитическую идею. «Главное назначается исследователем по гениальному произволу. Так, из предмета Земли как астрономического тела может быть выделена «идея шара»; можно счесть его материальной точкой... действительно начинается нам представляться чем-то вроде брака…В пренебрежении остаются все 100 % реальности!»^[5].

После эксперимента стало ясно, что существуют три уровня действительности: 1) идеализированная, которая описывается теорией (падение в пустоте); 2) природные условия, которые рассматриваются как искажающие этот процесс; 3) технические параметры, которые помогают элиминировать эти природные условия.

Итак, есть эмпирическая природа (т.е. природа наблюдаемая), есть естественнонаучные теории, который прошли экспериментальную проверку. Что описывают теории? Не эмпирическую природу, а природу, написанную на языке математики (Галилей), т.е. падение в пустоте, несжимаемую жидкость и т.д. Однако выйти на эту природу можно после постановки эксперимента. Природа на языке математики – это не эмпирическая природа, а наша идеализированная конструкция, которая позволяет «оседлать» природу и превращать её в материал человеческой деятельности.

Хотя Галилей сам подвел к тому, что природа написана на языке математики, сам он ещё понимал различие той природы и этой. Позднее совсем перестали их различать, стали считать, что природа – это, прежде всего второе. И сегодня природой мы считаем природой то, что описывается в естественных науках, в инженерии.

Происходит идеализацияиматематизация науки. Как доказываются законы классической механики? Делаются искусственные опыты, эксперименты, создаются ситуации, которых нет в реальности, разные умозрительные ансамбли. Гладкая поверхность, гладкое тело – «можно полагать, что оно будет долго двигаться», «давайте предположим, что оно не будет испытывать сопротивления». Т.е. человек создает идеальные условия. Это конструирование, создание идеального объекта, когда в ходе интеллектуальной работы мы приписываем объекту какие-то качества. Теория предполагает конструирование идеального объекта. В этом заключается естественнонаучное познание (сначала объяснение на основе истолкования, а затем – «понимание»). Исследователь реализует своё субъективное пристрастное отношение к изучаемому объекту. Сложные идеальные объекты сводятся к более простым.

Затем второй шаг, после того, как была сконструирована идеализированная математическая природа, нужно дать объяснение миру в целом, исходя из этих ограниченных результатов. Это обычный индуктивный ход: от повторяющегося частного – к общему. Но проблема в том, что в этом общем не все может экспериментально подтверждаться. Наука становится областью мета научных, не экспериментальных рассуждений.

Так, математики оперируют мнимой единицей i, являющейся квадратным корнем из минус единицы (sqrt (-1) = i). Этого числа нет в натуральном ряду чисел (1, 2, 3 и т.д.). Экспериментально можно доказать мнимую единицу только на примере существования дырки от бублика. В даосизме стенки и дно облекают и ограничивают пустоту, без которой нет и самого сосуда. По этой логике, дырка от бублика есть настоящая причина бублика, не будь ее не было бы ни бублика, ни всего остального. В. Хлебников писал: «Я знал, что √-1 нисколько не менее вещественно, чем 1; там, где есть 1, 2, 3, 4, там есть и -1, -2, -3, и √-1, и √-2, и √‑3. Где есть один человек и другой, естественный ряд чисел людей, там, конечно, есть и -человека, и -2 людей, и -3 людей и n-людей = √-n людей...» («Скуфья скифа», 1916; /10:541/); «Мы взяли √-1 и сели в нем за стол» (1916; /V:145/).

Есть запах цветов медуницы

Среди незабудок

В том, что я,

Мой отвлеченный строгий рассудок,

Есть корень из нет-единицы,

Точку раздела тая,

К тому, что было,

И тому, что будет,

Кол. (1922; /14:131/)

Для поэта мнимая единица – это знак «того света». Несмотря на всю неэмпиричность таких рассуждений, важные разделы математики, как, например, теория аналитических функций, основаны на мнимой единице. Без помощи этого раздела математики невозможно обосновать различные сложные теории и решать сложные математические проблемы. Таким образом, никто не может подвергать сомнению существование этого числа, однако это невозможно подтвердить экспериментально. Существует много таких теоретических конструктов, которые не поддаются экспериментальной проверке (принцип неопределенности Гейзенберга, идеальный газ, кварки, точка сингулярности и т.д.)

По мере подмены реальной природы и природой математизированной происходила экспансия этих представлений на все области человеческого познания. Например, в начале XX целое направление отечественной психологии полагало, что человек целиком есть продукт социальной среды, поэтому если поместить его в правильные условия, человека можно как угодно переделать. Основатель этой культурно-исторической психологии Л.С. Выготский (1896–1934) перестроил советскую психологию на основе методологии марксизма. Предел этой методологии заключался в овладении психикой человека и создании нового человека.

Где-то получалось овладевать природой, а где-то это не работало. Не работало в отношении человека, в отношении истории. Там, где экспансия этих естественнонаучных представлений не проходила, считали, что это просто неудачный подход или слишком сложный объект. Параллельно этому ещё появлялись разные люди, которые не хотели разделять платоновско-аристотелевскую парадигму общезначимого порядка, где государство – это идеальный социальный кормчий. Крепло требование автономии и многообразия культур. Оказалось, что все-таки невозможно к целому ряду явлений применить естественнонаучная позицию. Так к 19 в. сформировалась среда для гуманитарного подхода.

Основания	Гуманитарные науки	Естественные науки
Объект	Общественное сознание – идеальный, изменчивый объект	Физическая природа – материальный, устойчивый объект
Метод	1. Логический слой оснований 2. Теоретический слой оснований	1. Логический слой оснований 2. Теоретический слой оснований 3. Эмпирический слой оснований
Признаки	Историчность, субъективность	Математичность, объективность, однозначность и строгость языка
Функции	Истолкование, понимание	Объяснение, докозательство
Ценности	Существенны	Малозаметны
Идеология	Нагружены	Нейтральны
Примеры	Философия, история, социология, политология	Физика, химия, биология[6]

Наряду с математизацией и идеализации науки, усиливается ее технократизация. Триумф механики в XVII–XIX веках привел к тому, что ее стали рассматривать как идеал, образец научности. Во всем слышится шум машины: человек – машина (Ламетри), общество – социотехническая система; даже гравитация чревата зубчатыми колесами.

Если сначала в качестве эталона выступила механика, то с начала Нового времени – весь комплекс физического знания. Ориентация на физический идеал в химии была ярко выражена, например, П. Бертло, в биологии – М. Шлейденом. Г. Гельмгольц утверждал, что «конечная цель» всего естествознания – «раствориться в механике». Попытки построения «социальной механики», «социальной физики» и т.п. были многочисленны. Возник позитивизм, направление, отрицающее ценность неэмпирического познания.

Физический идеал научного знания имеет высокую эвристичность, однако также верно, что реализация этого идеала часто тормозит развитие других наук – математики, биологи, гуманитарных наук.

Пришло понимание, что естествознание далеко от вопросов нравственности. Если жизнь – это всего-навсего сложное сочетание случайных химических реакций, и не существует осмысленной иерархии живых систем, то какой смысл следовать моральным ограничениям? Природа принадлежит человеку, её можно эксплуатировать. Еще для античности вмешиваться в дела природы – вещь невозможная. Естественнонаучная революция произошла, когда стали считать, что между естественными процессами и процессами, которые мы сконструировали, нет разницы. Природу, поэтому, нужно пытать (Ф. Бэкон^[7]). Древние считали, что пытать её нельзя, что вмешиваться в её процессы недопустимо. Ценность научного познания в античности была эзотерической, ее называли Благо. Ценность научного познания в Новое время экзотерична, благо то, что помогает преобразовывать человеку внешнюю среду.

Мы рассказали о практическиом методе получения знаний, который опирается на эксперимент, наблюдение, измерение. Рациональный (теоретический) метод получения знания был развит в работах Декарта (1596-1650), Лапласа (1749-1827). Он базируется на системе постулатов, аксиом, интуиции, использовании математического аппарата. Теоретические методы – это анализ, синтез, классификация.

Неклассический идеал науки

Галилей выделил два уровня в опыте: видимость и сущность. Тем самым в естествознании был утвержден важнейший принцип: мир не таков, каким мы его непосредственно наблюдаем. Через эксперимент необходимо искать подлинную сущность вещей, скрытую за их внешней видимостью (как будто бы в эксперименте используются иные органы чувств). Однако чем дальше мы углубляемся во вторичную семиотическую реальность, тем дальше мы от субъекта. Галилей нам сообщает о том, что если тело предоставлено самому себе, то оно может двигаться бесконечно. Где мы можем увидеть такое тело?

Сегодня поэтому наблюдается некоторый возврат к аристотелевской физике с ее пониманием предметности материи. Физика Аристотеля больше отвечает нашему опыту, в отличие, скажем, от физики Галилея. За всю историю науки нового времени людей постоянно обнадеживали новейшими открытиями о возможности избежать смерти физического тела, о замедлении времени. Но, реально, в нашем человеческом опыте, все, что рождается, всегда рано или поздно умирает, а время не ускоришь и не повернешь вспять. Какие изменения произошли в науке? Наиболее заметными признаками неклассической науки является её экологизация, информатизация, компьютеризация, усложнение отношений субъекта и объекта познания (В.С. Стёпин). Рассмотрим другие признаки современной науки.

Поворот к субъекту. В естественных и гуманитарных науках все больше и больше говорится о человеческом факторе, согласно которому законы природы существуют так, чтобы появилось сознание. Сознание человека в природе качестве цели. Так, антропный принцип в космологии означает, что физические параметры устроены под активного наблюдателя, для того, чтобы создать ему определенное поле деятельности (вспомним Протагора: человек есть мера всех вещей). Реальность приходит в мозг не из наблюдаемого пространства и времени. Протоны и электроны не содержат в себе причины действий. За мирозданием стоит активный наблюдатель.

Нарративы. В индустриальном обществе повествовательность служит границей, отделяющей естественные науки от гуманитарных. Чем больше в поле зрения физических наук попадает сложных объектов, тем больше наука принимает нарративный характер. Появляется целая плеяда ученых, прибегающих помимо уравнений к нарративу при изложении физических моделей (Эйнштейн, Бор, Гейзенберг). Постиндустриальная культура возвращает нарратив как средство передачи космологии, синергетики, теории множественности вселенных, антропного принципа и др. моделей.

Новая эпистемология. Если в классической теории познания ведущими принципами являлись: отсутствие авторитетов, – методическое сомнение, то в неклассической, напротив: принятие авторитета, доверие. Этот идеал науки характеризуется плюралистичностью точек зрения, отказом от фундаментализма и обращением к познавательного опыту других традиций и направлений. Неклассическая эпистемология чужда дихотомии истинно – ложно. В рамках неклассической науки развивается идея дискретности, несоизмеримости парадигм (Т. Кун), эпистемологический анархизм П. Фейерабенда, принцип фальсификационизма К. Поппера, «исследовательские программы» И. Лакатоша, относительность научных истин У. Куайна, концепция социальных эстафет М.А. Розова.

Х.Г. Гадамер уличает всю науку в том, что она с аристотелевских времен ориентирована на результат. Сам Гадамер тщательно разработал процесс познания и понимания, показав историцизм в понимании истины и роста научного знания и значение воображения в понимании реальности.

Традиционных позитивистских критериев оценки адекватности знания – истинно – ложно недостаточно при рассмотрении истории познания. Получается парадокс: Аристотель создал свою теорию движения, она подтверждалась практикой и опытом, но сейчас то мы знаем, что она ложная. Г. Галилей развил основы механики и показал, что теория движения Аристотеля ложна. Галилей сформулировал свою механику (свободное падение тела) По его расчётам получалось, что скорость свободного падения равнялась 5 м в секунду. В процессе падения скорость свободно падающего тела возрастает на 5 м в секунду. Следующие изыскания установили что скорость свободного падения тела = 9,8 м в сек. (в 2 раза больше) Значит, Галилеевские принципы и результаты тоже следует признать ложными.

Классическая механика Ньютона была создана в конце XVII века и в течение 200 лет считалась образцом научности. И. Кант даже объявил механику Ньютона априорными, врождёнными истинами. Создание теории относительности, развитие квантовой физике продемонстрировало ограниченность принципов классической механики.

В начале девятнадцатого века (1808 г.) Джон Дальтон, развивая свою атомистическую теорию, утверждал, что атомы неделимы. Однако к концу девятнадцатого – началу двадцатого века было доказано, что атомистическая теория Дальтона больше не может считаться верной.

На протяжении XVII-XVIII столетий законы ньютоновой механики имели огромное влияние на умы ученых, поскольку они приложимы к макроскопическим материальным объектам. Но и начале XX в. с открытием элементарных частиц стало ясно, что механика Ньютона непригодна для описания движения этих частиц. Тогда для объяснения этих явлений была разработана квантовая механика. Эти теории пoлны предположений и постоянно меняются. Нетрудно догадаться, что будущие научные теории ожидает та же судьба, что и теории прошлого и настоящего: они тоже будут меняться. Говоря о проблеме познания, Максвелл указывал: «Наше познание любого рода может быть сравнено с тем, как слепой постигает форму твердых тел, поглаживая их концом трости и дополняя затем в воображении неисследованные части поверхности согласно своим представлениям о непрерывности и правдоподобии… Мы можем провести любое количество линий на поверхности, расположить их в виде сетки, но у нас все равно останется неисследованная поверхность, площадь которой равно площади всего тела»^[8].

Сейчас существует такое понятие как удвоение информации. В сороковые годы XX в. оно равнялось 45 годам, в пятидесятые – 20, в восьмидесятые – 10, к началу XXI века будет 5 лет. Т.е. информации становится больше за 5 лет. Может ли такими темпами расти истинное знание? Значит ли, что наше знание во многом является ложным? Этот парадокс обнаруживает недостаточность понятий «истинно-ложно». Чтобы оценивать историю познания нужны какие-то другие понятия, не истинно – ложно, а что-то иное. Поскольку если придерживаться этой дихотомии, то вся история познания предстаёт как цепь заблуждений, ложных верований.

Марксизм принимал понятия абсолютной и относительной истины. Тогда история познания предстаёт не как цепь заблуждений, а как цепь относительных истин. Карл Поппер говорил о степени правдоподобности (в каждом высказывании есть что-то истинное и что-то ложное).

Возникает вопрос, прогрессирует ли человеческое познание, умнее ли мы наших предков, знаем ли мы о мире больше чем они, глубже, точнее, или нет. Обыденному сознанию представляется, что да, конечно, больше. Человеческое познание действительно прогрессирует; более поздние теории дают нам более точную информацию, более адекватную картину реальности, чем предшествующие. В процессе развития человеческого познания мы постепенно освобождаемся от иллюзий, ошибок, искажений и увеличиваем сумму истинного знания. В этом смысле наука более поздняя знает о мире больше, чем предшествующие поколения учёных и людей.

Однако есть мыслители, которые отвергают прогресс науки. Самый известный представитель этой позиции – это американский историк и философ науки Томас Кун, книга которого «Структура научных революций», вышедшая в 1962 году, произвела фурор и на протяжении лет 30 оживлённо обсуждалась во всём мире. Как раз он развил представление о том, что в науке нет прогресса. Развитие науки дискретно. Если люди, обосновывающие научный прогресс полагают, что наука развивается непрерывно: вот, был Архимед, Евклид и до сего времени всё положительное, верное, истинное передавалось предыдущим поколения, а все заблуждения отсеивались; то у Куна – нет. Его объяснение такое: появляется новая фундаментальная научная теория, и она отбрасывает всё предшествующее; она начинает развиваться, выдвигает методы исследования, строит свою картину мира и той области реальности, которую она изучает, даёт импульс к созданию новых изобретений, механизмов, инженерных конструкций. В рамках одной парадигмы (фундаментальной теории) можно говорить о прогрессе. Но рано или поздно, парадигма устаревает, перестаёт давать импульсы к новым изобретениям, входит а противоречие с жизненными практиками. Происходит научная революция, т.е. одна фундаментальная теория заменяется другой. Это революция, которая была совершена Коперником в XVI веке, которая была совершена Лавуазье в химии в XVIII веке, которая была осуществлена в начале XX века при создании теории относительности и квантовой механики. Революция, принося с собой новую фундаментальную теорию, зачёркивает всё то знание, которое было добыто до него: факты, эксперименты, методы исследования. Наука начинает строиться как бы на новом месте и нельзя сказать, что представители последующей стадии развития науки знают больше или лучше, или глубже, чем представители предшествующей стадии. Просто они знают ДРУГОЕ. Те знают своё, а эти – своё и нельзя сказать, что кто-то знает больше чем другие. Это альтернативная точка зрения, которая сейчас конкурирует с концепцией поступательного развития науки.

В соответствии с классическими представлениями о науке она не должна содержать «никакой примеси заблуждений». Сейчас истинность не рассматривается как необходимый атрибут всех познавательных результатов, претендующих на научность. Она сохраняется как центральный регулятив научно-познавательной деятельности.

Для классических представлений о науке характерен постоянный поиск «начал познания», «надежного фундамента», на который могла бы опираться вся система научных знаний. Однако в современной методологии науки развивается представление о гипотетическом характере научного знания, когда опыт не является больше фундаментом познания, а выполняет в основном критическую функцию.

На смену фундаменталистской обоснованности как ведущей ценности в классических представлениях о научном познании все больше выдвигается такая ценность, как эффективность в решении проблем.

Утверждение активной роли субъекта в познавательном процессе приводит к тому, что гуманитарный идеал научности все чаще рассматривается как переходная ступень к некоторым новым представлениям о науке, выходящим за пределы классических, а иногда даже как образец научного знания.

Для классических представлений о науке характерно стремление выделить «эталон научности», к которому должны «подтянуться» все другие области познания. Однако такие редукционистские стремления критикуются в современной методологии науки, для которой характерна плюралистическая тенденция в истолковании науки, утверждение равноценности различных стандартов научности, их несводимость к какому-то одному стандарту.

В целом, можно констатировать, что наука охвачена большесистемным (глобалистским) мышлением. Развивается новый тип рациональности, сильно отличающийся от рационализма прошлых эпох (Парменид, Зенон, схоласты, Декарт, Гегель, Б.Рассел). Неклассическая наука отражает общее состояние современной культуры, которая характеризуется отсутствием общего мыслительного пространства, обращением к опыту неевропейских культур, признанием ценности вненаучных форм мировоззрения.

Наука ограничена рамками культуры. В классической науке выводы должны определяться только самой изучаемой реальностью. Для современной методологии науки характерно принятие и развитие тезиса о социальной обусловленностинаучного познания. Наука сегодня – это социальный институт и сфера властной деятельности. Она перестала быть олицетворением интеллектуальной безупречности, чистого стремления к истине из-за главенствующего влияния корпоративных интересов на распространение информации, или даже запрет на те знания, которые затрагивают политические и финансовые интересы.

В экономическом вопросе ученые часто ведут себя как обычные люди и пользуются всеми методами для обоснования значимости и перспективности своей работы, не гнушаясь и фальсификациями, плагиатом, фабрикациями. Особое место занимает процесс фильтрации знаний, или сознательной выборки тех фактов, которые подтверждают доминирующую парадигму. Р. Томпсон и М. Кремо в книге «Запрещённая история человечества» объяснили как действует процесс отбора знаний на примере умалчивания археологических находок присутствия человека на земле сотни миллионов лет назад.

Итог. Мы рассмотрели науку как специфический вид познавательной практики, существующей наряду с мифом, религией и философией. С точки зрения результата, предпочтительнее та практика, которая наиболее приближена к человеку, которая лучше оказывает помощь в решении фундаментальных проблем бытия. Практика имеет смысл настолько, насколько с её помощью решаются глубинные вопросы человека. Таков подход многих традиционных культуры, а также Сократа и Платона. Другая позиция, уже ближе к современной – Галилей (1564-1642), которого интересовала способность решить точно и ясно какую-то определённую научную задачу.

Для научного познания такой внешний вопрос, как «для чего?» может не представлять интереса. Наука со временем начинает существовать как безусловный культурный феномен. Так, постепенно, рациональные конструкты, некоторая конечная человеческая практика превращаются в абсолютного кумира. Однако ни одна конечная человеческая практика не может подменить реальность, к которой нельзя относится как к треугольнику, идеальной конструкции. Реальность требует личного самопредания, субъективного отношения. В радикальном изложении, эта идея превращает конструкции, которые мы вырабатываем с помощью рационального мышления в принципиально не отличающиеся от конструкций обыденного опыта или от мыслительных конструкций дикаря.

Наука не существует вне языка, она во многом сформирована языковыми штампами. Человеческий язык – это язык макромира. И с помощью этого языка мы желаем «схватить» микромир и мегамир. «Электрон оставляет след в камере Вильсона», «очарованный кварк»^[9], «Большая печка Вселенных» – так мы интерпретируем физическое явление в некоторой довольно относительной модели. Мы имеем дело с приближёнными образами, метафорами. Сама реальность находится за пределами опыта. Теоретическое познание тогда представляется как разновидность символического моделирования, и наше отношение к нему и полагание на него должны быть соответствующими. Вне теоретической модели нам не удается «схватить» предмет. В то же время эта модель является своего рода семиотической проекцией. Живя в мире семиотических конструкций, наше ориентирование в них задается этими же концептами. В реальности мы ищем то, что задаётся этими моделями, а если что-то не получается, то списываем это на исследователя, который не смог обеспечить переход от абстрактной конструкции к конкретной реальности.

Иной подход состоит в том, что исследователь учитывает свою гносеологическую ситуацию; применяя разные методы вместе с тем осознает, что действительность выше наших человеческих конструкций, а способы контакта с действительность шире, чем сами эти конструкции. Как живые существа мы имеем многообразные формы опыта взаимодействия с объективной реальностью. На вопрос «Что важнее личность, с многообразием её форм опыта или некоторое ограниченное знание, пусть и методологически выверенное?». Античный когнитивизм впервые рационально эксплицировал для себя первичную ценность методологически выверенного знания и мы являемся наследниками этого аксиологического поворота.

План семинарского занятия по теме № 1.

1. Религия, философия, наука как формы познания. Особенность научного мировоззрения.

2. Сущность, время и география доклассического идеала научности.

3. Особенности становления классической науки. Разделение наук на естественные и гуманитарные.

4. Характеристика неклассической науки

Задания

1. Проведите обсуждение в парах: какие науки являются более важными – естественные или гуманитарные?

2. Используйте свои знания истории и ответьте, было ли развито научное мировоззрение в Древней Руси? Когда появляется наука как социальный институт в России и при каких обстоятельствах?

3. Напишите сочинение «Как я вижу науку будущего».

4. Учитывая поступательный рост научных знаний, каким должно быть образование: «всё знать, всё уметь», «немного обо всём и всё по узкой специальности», «знать только то, что приносит твой доход», – Ваша модель?