Можно вычленить четыре основные концепции Законов природы.

1. Имманентная концепция. Закон есть нечто внутренне присущее самим объектам. Примером такого понимания может быть платоновская концепция закона. Платон рассматривает поведение тел как функцию их природы, которая понимается либо как геометрическая законосообразность, вытекающая из их пространственных форм (острые, режущие элементы огня), либо как интеллектуальная активность пребывающих в них душ (эйдосов).

2. Трансцендентная концепция. Закон есть нечто внешнее по отношению к объектам. Пример – Демокрит, для которого специфика движения каждого отдельного атома не связаны с его внутренней природой, а определяются внешними причинами (толчками и соударениями). Современная наука об атомах стоит скорее на стороне Платона, а не Демокрита, в отличие от динамики Ньютона, который склонялся к Демокриту, против Платона.

3. Закон как наблюдаемый порядок явлений. Эта концепция представлена в античной традиции Эпикуром или Лукрецием Каром; в современной философии к ней близки различные варианты позитивизма, акцентирующие внимание на необходимости точного описания явлений.

4. Конвенциальная концепция. Закон есть условное истолкование, конвенция (соглашение о господствующем в мире порядке). В истории философии к этой позиции были близки, пожалуй, только софисты, но в настоящее время она обретает все большую популярность (постпозитивизм, философия языка и др.).

 

1. Имманентная концепция закона предполагает, что порядок природы определяется характером реально существующих объектов, совокупность которых составляет основу этого порядка. Если установлено нечто общее в различных объектах, из этого необходимо следует и соответствующее тождество в их взаимосвязях. Иными словами, частичное совпадение природных объектов переходит в частичное совпадение взаимосвязей этих объектов с неким универсальным образцом («истинным объектом», который наиболее полно соответствует своей идее или природе).

Вот это совпадение и есть Закон Природы. И наоборот: Закон служит средством объяснения, принятого некоторым сообществом, характера [идеализированных] объектов, в совокупности образующих природу.

Ясно, что такая концепция исходит из существенной взаимозависимости объектов. Из этой концепции выводится несколько следствий:

1) Цель познания состоит не просто в описании, а именно в объяснении явлений: «Несмотря на наблюдаемые неточности, в сущности, это есть…»

2) Не следует ожидать точного совпадения природы с каким-либо законом во всех без исключения случаях, поскольку "образец" не совпадает с каждым отдельным случаем, а есть не более чем образец. Закон в таком понимании будет иметь не динамический, а только статистический смысл.

3) Поскольку законы зависят от индивидуального характера объектов, составляющих природу, а сами эти объекты подвержены изменениям, могут меняться и законы. Ergo: эволюционная концепция Вселенной должна рассматривать законы природы также как развивающиеся в соответствии с развитием объектной среды. Поэтому имманентная концепция несовместима с принципом актуализма,согласно которому Вселенная развивается по одним и тем же вечным законам, определяющим поведение любого объекта на сколь угодно отдаленный срок.

3а) Следствие из 3: Мы должны признать ограниченность наших возможностей познания будущего, поскольку неясно как долго будут действовать известные нам сегодня законны.

4) Концепция имманентного закона была бы приемлема только в случае, если бы удалось получить достоверную метафизическую теорию, согласно которой характер природных объектов определяются их внутренней природой (Т.е. мы должны обосновать или принять то, что ранее было рассмотрено как «доктрина Внутренних Отношений»).

 

2. Трансцендентная концепция закона основана на альтернативной метафизической «доктрине Внешних Отношений». В соответствии с этой концепцией, характер совокупность свойств каждого элемента рассматривается не как его собственная частная характеристика, а как нечто привходящее. Согласно данной концепции:

1) Объект не может быть понят в полной изоляции от любого другого объекта, поскольку его существование зависит не только от него самого.

2) Каждый объект вступает в отношения с другими объектами (Именно эти отношения и определяются Законами). Поэтому законы не вытекают из природы самих объектов, и, следовательно, знание законов ничего не говорит нам о самих объектах и, наоборот, из знания объектов мы не можем вывести закона их взаимодействия.

3) учение о внешнем полагании законов вытекает, с одной стороны, из деизма, предполагающего, что Законы предписаны природе Богом и должны в точности выполняться, а с другой, - из картезианского понятия протяженной субстанции, которая "не нуждается ни в чем другом для своего существования".

 

Вот вам «три источника, три составные части новоевропейской рациональности»: а) понятийный аппарат картезианского деизма; б) субстанциальный материализм; и в) концепция закона как внешнего, по отношению к объекту. Вместе с редукцией физических отношений к системе взаимосвязанных пространственных перемещений, эти три постулата и послужили основанием той упрощенной картины Природы, на основании которой Декарт, Галилей и Ньютон начинают строить классическую науку как математизированное естествознание.

 

Хотя, справедливости ради, и для более обстоятельной характеристики рассмотренных концепций закона следует отметить следующее. Вера в некие универсальные законы, которым подчиняется все существующее, имела самоле широкое распространение (в том числе и за пределами науки) задолго до Декарта. Возьмем, к примеру, мировые религии, охватывающие своим влиянием сотни миллионов людей: ислам, буддизм и христианство.

Мы увидим, что мусульмане верят в неизменный закон, который установлен Аллахом и неотвратимо определяет судьбу каждого отдельного человека. По существу, закон ислама есть, не что иное, как трансцендентный закон, признание которого склоняет человека к чувству предопределенности, к фатализму.

Буддисты стремятся избежать мусульманского фатализма, полагаясь на безличный, вырастающий из самого порядка вещей, Закон, открытый в учении Будды и представляющий имманентную концепцию, порождающую чувство отстраненности, спокойствия и невозмутимости.

Что же касается христианского понимания Закона, - оно представляет определенный компромисс между трансцендентной и имманентной концепциями, благодаря присутствию в его составе изрядной доли платоновского трансцендентализма.

 

3. Позитивистская концепция закона, согласно которой закон есть не более чем наблюдаемый устойчивый порядок явлений. Такой закон ничего не говорит нам ни о сущности явлений, ни об их причинах. В нем выражено не объяснение того или иного порядка, а только лишь его описание, без дальнейших рассуждений о том, откуда он взялся и каковы его смысл и цель.

 

Позитивистская концепция выглядит привлекательной и простой и, в отличие от двух предшествующих минимально нуждается в метафизических обоснованиях (вроде доктрины Внутренних отношений или Деизма). Закон природы понимается здесь некая тождественность, сохраняющаяся в ряде сравниваемых между собой наблюдений. Он относится исключительно к наблюдаемым явлениям. А это значит, что задача познания мира заключается в формулировании простых предложений, совокупность которых могла бы выразить содержание наблюдаемых регулярностей, и ничего более (доктрина середины Х1Х века).

Закон есть не более, чем утверждение о регулярности повторения фактов. Учение это восходит к Эпикуру с его обращением к обыденному опыту, далекому от метафизики и математики. Наблюдай и наблюдай, пока, наконец, сама собой не вырисуется некоторая регулярность. Она-то и есть Закон.

 

4. Конвенционалистская концепция закона. Эта концепция формируется позже других. Хотя предпосылки ее можно обнаружить во взглядах софистов, в частности в известном тезисе Протагора («Человек есть мера всех вещей…»), широкое распространение она получает лишь в середине ХХ века. Ее все возрастающая популярность обусловлена рядом факторов, обнаружившихся к этому времени как внутри самой науки, так и за ее пределами.

 

1) Изменяются представления о мире (объекте познания). Классическая физики была наукой о бесконечной вселенной, которая, однако, понималась как замкнутая в себе и ограниченная как в своих проявлениях, так и в способах ее познания («повсюду одна и та же»). Современные исследования в области термодинамики неравновесных систем (Илья Пригожин) склоняют, скорее, к пониманию Вселенной как открытой системы. А изменения открытой системы допускают не только бесконечный перебор потенциально возможных комбинаций, но и возникновение принципиально новых ситуаций или, иными словами, происходит переосмысление происходящего не как явлений, а как событий.

При таком подходе уже вряд ли можно говорить об исчерпывающем познании любого объекта или об универсальном методе, гарантирующем одно единственно правильное решение той или иной проблемы.

 

2) Меняются представления о познающем субъекте. В классической механике субъект рассматривается как незаинтересованный наблюдатель. Теперь он выступает как активный участник событий, которого интересует не столько сам факт события, сколько та роль, которую оно играет в его собственной судьбе. В отличие от зрителя, участник уже не может воспринимать происходящее отстраненно, «с точки зрения вечности». Поэтому познающий не может ограничиться простой констатацией фактов, он непосредственно затронут происходящим, поскольку оно происходит с ним, «достает» его, ставит под вопрос его счастье, а то и саму жизнь. И в решении этого вопроса вряд ли можно полагаться на холодную и трезвую рациональность методологических процедур

Еще Кьеркегор и особенно Фрейд прекрасно показали, что ни один психический опыт, насколько это касается нас, не может быть определен как «более рациональный», чем другой. И наука, в этом смысле, нисколько не «рациональнее», чем здравый смысл, а миф или ритуал может служить сохранению жизни и отдельного человека, и социокультурного организма не менее эффективно, чем научная теория.

Как говорит Пол Фейерабенд, «Действовать в конкретной жизненной ситуации, исходя из универсальных стандартных предписаний, - это и значит действовать неразумно!

 

3) Исторические, социокультурные и лингвистические исследования показали, что многообразие сосуществующих в пространстве и сменяющих друг друга во времени культур невозможно упорядочить в виде восходящего или нисходящего ряда. Из бесконечного многообразия культурно-исторических человеческих миров невозможно вывести идею единого универсального закона, годного «для всех времен и народов».

Более того, сама идея Универсума жизненных миров в принципе неосуществима из-за историчности опыта, на который она опирается. Идея исторического Универсума несовместимы, во-первых, с бесконечностью исторического прошлого, и, во-вторых, с открытостью исторического будущего [«История заканчивается сегодня»].

 

Поэтому для современной рациональности более характерной является не идея Завершенного Порядка, а идея Конструктивного Хаоса. Из этого Хаоса рождаются многообразные человеческие миры. И каждый из этих миров живет в соответствии с законом, область определения которого ограничена историческим типом культуры. Закон этот выступает как конвенция, принятая данным сообществом и действующая в пространственных и временных границах этого сообщества. Причем действие этого закона носит, скорее, не каузальный, а окказиональный характер.

 

Идея Конструктивного Хаоса ставит под вопрос само понятие причинности, на которое опирались традиционные концепции закона. Идея причины всегда была связана с понятием «того же самого», которое было необходимо для того, чтобы придать причине операциональное значение. Иными словами, для того, чтобы понятие причины «работало», должно выполняться условие: «Одна и та же причина производит одно и то же действие». Это значит, что, если у нас есть две одинаковым образом организованные системы, они будут «вести себя» одинаково.

Физика имеет дело с абстрактными объектами, которые рассматриваются как полностью тождественные. Их различия обычно игнорируются как «несущественные» (физическое тело). Но ведь и историк или социолог, если они рассуждают о своих предметах в каузальной терминологии, тоже говорят о сходных системах, как о тождественных, хотя абсолютно тождественных исторических ситуаций не бывает. Но существуют ли абсолютно тождественные физические объекты?

 

Точность слов, как и точность чисел конечна. Любое словесное или числовое обозначение «огрубляет» действительность уже тем, что одно слово или число используется для обозначения разных объектов. Они тождественны не потому, что они абсолютно идентичны друг другу, а потому, что мы! относим их к одному классу, обозначаемому одним именем.

 

Более того, какова бы ни была точность определения состояния объекта, спустя некоторое время это определение уже не будет полностью адекватным. Иными словами, объект, рассматриваемый во времени не может быть полностью тождественным даже самому себе. Конечно, применив определенные концептуальные средства, можно «продлить» время, в течение которого мы можем считать объект «тем же самым» - за счет «смягчения» критериев его идентификации. Но это неизбежно приведет к расширению класса систем, которые мы рассматриваем как «те же самые».

 

Таким образом, мы приходим к выводу: то, что мы называем естественным порядком, является, скорее, нашим представлением о порядке, которое мы проецируем на мир, получая в результате ту или иную «картину природы». Образ природы, созданный в рамках классической парадигмы, является не более чем одной из таких возможных «конструкций».

 

Гастон Башляр, один из создателей концепции «новой рациональности», охарактеризовал лежащую в основе классической парадигмы идею универсального детерминизма как «чудовищную, безумную идею». А президент Международного союза теоретической и прикладной механики сэр Джеймс Лайтхилл в 1986 г. принес извинения «за то, что мы ввели в заблуждение образованную публику, ибо опирались на такие идеи по поводу детерминизма систем…, которые показали после 1960 г. свою несостоятельность».

 

Общим выводом из разочарования в классическом детерминизме становится убеждение в невозможности исключить субъективно-личностные компоненты из содержания нашего знания. Отсюда совершенно по-новому начинает выглядеть традиционная проблема – проблема статуса человека в системе мироздания.

 

Античный мир занимался драмой Космоса, как некого единого «Суперорганизма». В перспективе традиционной физики, по ту сторону феноменального мира следует искать вневременную по сути своей истину, отрицающую как необратимость, так и событийность. Современный мир делает центром внимания внутреннюю драму человеческой души.

 

КОНЕЦ

 

 

Такие понятия как закон сохранения энергии, движения, массы, или же как единство законов природы, вечность материи, движения, суть выражения человеческой потребности в постоянстве, в устойчивости жизни, а следовательно, и в устойчивости мира: они суть выражение потребности человека в чем-то безусловном, неизменном, вечном - абсолютном.

Поэтому чувство "бытия" утрачивается в эпохи подавления или угасания имагитивного абсолюта. Падение или снижение духовных ценностей раскрывает "бездны" и "вакуумы".

 

Каковы же неизменные предикаты "бытия?" Какие предикаты позволяют идентифицировать атом, узнать его в другой точке, гарантировать его себетождественность? Можно отождествить атом, находившийся в одной точке, с атомом, появившимся в другой точке, если переход из одной точки в другую был однозначно определен, закономерен. Генезис атомистики совпал с генезисом убеждения в детерминированности движения, в существовании того или иного закона, связывающего одно пространственное положение атома с другим, позволяющим предвидеть дальнейшее движение атома.

 

Детерминизм, представлявшийся неизбежным следствием рационалистической модели динамики, сводится ныне к свойству, проявляющемуся лишь в отдельных случаях. Представляется очевидным, что с точки зрения идеала детерминизма, само понятие истории лишено смысла (Кроме, пожалуй, гегелевской концепции). Движения небесных тел не имеют истории, поэтому мы можем вычислить затмение, независимо от того, было ли оно в прошлом или предстоит в будущем.

Всякая динамическая траектория является по определению детерминистской и обратимой: она определяет будущее и прошлое в качестве эквивалентных и одинаково выводимых из настоящего состояний.

 

Хаотическая система ставит под вопрос само понятие причинности. Идея причины всегда была более или менее связана с понятием "того же самого", необходимого, чтобы придать причине операциональное значение. "Одна и та же причина в сходных обстоятельствах производит один и тот же эффект". Это значит, что "если мы одинаково организуем две сходные системы, то мы получим одно и то же поведение систем". Даже историки, когда они вводят каузальную связь, берут на себя риск полагать, что если (бы) условия были немного иными... ситуация, которую они анализируют, не была бы существенно изменена. Точность слов, как и чисел конечна (Principia matematika). Любое описание, словесное или числовое определяет ситуацию не потому, что она идентична себе самой, а потому, что она принадлежит к классу ситуаций, подпадающих под это описание.

Какова бы ни была точность определения состояния, имеется определенное время развития, после которого это описание уже не будет адекватным (кроме случая гегелевской диалектики, которая есть попытка продлить существование классической концепции в динамическом мире). Конечно, вы можете пытаться "видеть дальше", продлить время, в течение которого мы сможем предсказать траекторию, увеличив точность определения и уменьшив тем самым класс систем, которые мы рассматриваем как "те же самые".

В перспективе традиционной физики по ту сторону феноменального мира следует искать вневременную по сути истину, отрицающую как необратимость, так и событийность.