СУБСТАНЦИЯ КАК САМА СЕБЯ ПОЗНАЮЩАЯ БЕСКОНЕЧНОСТЬ

 

Если продолжать разговор о наиболее значимых атрибутах субстанции, то для Спинозы таким атрибутом является бесконечность. Бесконечная субстанция, строго говоря, не допускает, чтобы наряду с ней существовали, какие бы то ни было, иные субстанции: ни находящиеся выше нее, ни равноправные с ней, ни даже, находящиеся ниже. Именно такой подход позволяет Спинозе легко и непринужденно снять психофизическую проблему Декарта.

Не существует двух равноправных субстанций (протяженной и мыслящей), которые, в свою очередь, были бы производны от третьей (высшей) субстанции – Бога. Все существующее (независимо от того, относится ли оно к сфере материи или духа), - это только модусы единой бесконечной субстанции, которая дана нашему сознанию как множество отдельных вещей, каждая из которых есть только лишь способ явленности субстанции – модус.

 

Но ведь таких модусов бесконечно много. Поскольку же двух бесконечностей быть не может, субстанция должна быть тождественна бесконечности своих собственных проявлений–модусов. Когда мы имеем в виде бесконечность целостности, мы называем субстанцию Богом, когда же бесконечность модификаций – Природой. В системе Спинозы Бог и Природа – синонимы, два имени, обозначающие одно и то же – субстанцию.

 

Итак, субстанция едина, и в то же время тождественна бесконечному многообразию своих собственных конечных проявлений – модусов. Теперь необходимо решить самый сложный вопрос: показать, каким образом происходит разделение бесконечности на индивиды. Варианты решения:

 

1. Самый простой и самый древний. Действительным бытием обладает только субстанция. Все ее «производные» (акциденции, атрибуты, модусы) самостоятельным бытием не обладают, а представляют собой лишь присущие человеку «способы» постижения субстанции и существуют только в мышлении. При таком подходе модусы лишаются онтологического статуса и рассматриваются как чистые видимости, которые возникают либо как результат неадекватности нашего восприятия, либо как следствие ошибочности наших суждений, либо как фикция нашего воображения. (Это позиция Парменида, Платона и др.)

2. Модусы рассматриваются как бытие «низшего ранга» по отношению к субстанции. Они обладают определенным онтологическим статусом, но получают его от субстанции, благодаря ее продуктивной (порождающей) активности. Эта позиция представлена в весьма многочисленных учениях об иерархичности бытия (вариации «градуализма», неоплатоники, Фома Аквинский и др. Следы этой концепции заметны еще у Декарта и Лейбница).

3. Реальное бытие признается только за индивидами (единичными вещами). Субстанция представляет собой не что иное, как некую абстрактную основу, удерживающую вместе совокупность свойств и качеств каждой отдельной вещи. Понятие субстанции сближается здесь с понятием субстрата, не существующего вне и помимо единичных вещей (эта концепция представлена у Аристотеля, средневековых номиналистов, а в философии Нового Времени ее развивает Локк).

4. Спиноза. Субстанция тождественна бесконечности модусов и представляет собой единство, которое, тем не менее, является бесконечно дифференцированным и постоянно порождающим ограниченные и конечные модификации самого себя. Что значит сей сон, и чем принципиально отличается концепция Спинозы?

 

В концепции Спинозы онтологическая проблема бытия субстанции решается через гносеологическую проблему познания мира (или Бога, что в системе Спинозы одно и то же).

Спиноза представляет мышление (интеллект) как познавательную активность, результатом которой является знание. Мышление (познание) есть способ бытия интеллекта, а его совершенство заключается в совершенстве знания. Иными словами, чем больше интеллект знает, тем выше уровень полноты его бытия. Но что же является предметом этого знания? О чем оно?

 

Совершенное знание не может быть знанием того или иного частного (индивидуализированного) объекта. Конечное знание той или иной конечной области не может мыслиться как совершенное, ибо в этом случае должно существовать знание, которое выходит за границы конкретной конечной области, а стало быть, является более совершенным знанием. Немыслимо также и бесконечное знание конечного. Ведь такое знание необходимо включает в себя знание конечности своего объекта, а значит и знание своей собственной конечности. Подлинно совершенное знание может мыслиться только как бесконечное знание бесконечного объекта.

 

Таким образом, объект совершенного знания необходимо должен быть бесконечным. Только такой объект удовлетворяет подлинной природе мышления, как бесконечной познавательной активности. Но такой объект может быть только один, ибо, если бы их существовало хотя бы два, каждый из них был бы ограничен другим (contr. Декарт [и Лейбниц?]). По той же причине, такой объект не может иметь свое начало за пределами самого себя, ибо такое начало также ограничивало бы его. Ergo: необходимым условием реализации бесконечной активности интеллекта является его бытие в виде бесконечной субстанции, которая выступает как тождество Бога и Природы и является причиной себя самой (causa sui).

 

Оригинальность спинозовского подхода к проблеме субстанции состоит в следующем: Практически вся предшествующая традиция опиралась на (явное или неявное) предположение о том, что способ реализации познавательной активности определяется, в конечном итоге, природой познаваемого объекта. Поэтому сначала строилась онтологическая конструкция познаваемого (субстанции), а затем формировалась соответствующая ей гносеологическая концепция. Вопрос ставился примерно так: «Каким образом должна быть организована познавательная активность, чтобы обеспечить познание данного нам «вот такого» познаваемого объекта».

Спиноза подходит к вопросу совершенно иначе. У него онтологические построения, касающиеся природы субстанции, вытекают из гносеологических размышлений о том, каким должен быть объект познания, чтобы он отвечал определенным образом организованной познавательной деятельности. Не гносеология «подстраивается» под заранее сформированную онтологическую конструкцию, а, наоборот, онтологическая конструкция выкраивается по заранее принятой гносеологической мерке. Короче, у Спинозы теория познания следует не за, а впереди его онтологии. Отсюда следует, что гносеология, которую предлагает Спиноза, есть не столько теория человеческого познания, сколько теория самопознания субстанции, т.е. теория метода, которым субстанция (Бог-Природа) познает самое себя.

 

Применительно же к человеку, Спиноза раскрывает не само содержание достоверного человеческого познания, а выдвигает условия, при которых только и возможна достоверность. В результате божественное познание выступает как идеальная модель для человеческого интеллекта, как образец, по которому должна строится человеческая наука

 

Проблема субстанции решается Спинозой, следующим образом. Имеется бесконечный интеллект или познающее мышление, и имеется его объект, который по необходимости также должен быть бесконечным. Бесконечное может мыслиться только как неограниченное, потому что двух бесконечностей быть не может, иначе они ограничивали бы друг друга. Следовательно, интеллект должен быть тождественен своему объекту или, иначе говоря, объектом интеллекта должен быть он сам. В этой модели существует лишь одна субстанция, которая бесконечно познает свою собственную бесконечность. (Впоследствии эта конструкция была воспринята и развита Гегелем).

 

СУБСТАНЦИЯ – СУБЪЕКТ

Говоря о сущности спинозовского понимания субстанции, Гегель замечает, что субстанция Спинозы представляет собой тотальность акциденций, в которых открывается ее содержание. Однако все это содержание, в свою очередь, есть не что иное, как сама эта манифестация. Абсолютная субстанция Спинозы не есть еще абсолютный дух. Спиноза смешивает Бога с Природой, дух с материей.

 

Человеку вообще нелегко отказаться от убеждения, что совокупность чувственно достоверных конечных вещей, которую мы называем миром, обладает действительной реальностью. Нам очень трудно признать небытие предметного мира, гораздо труднее, чем признать небытие чистого духа. Но Гегеля не пугают трудности. Он предлагает двигаться еще дальше. Единственно правильное опровержение системы Спинозы, говорит Гегель, - состоит в том, чтобы развить и завершить понятие субстанции, поднять его на такой высокий уровень абстракции, на котором уже не остается совершенно никаких следов осязаемости, телесности. На этом уровне субстанция полностью освобождается от всякой связи с субстратом и превращается в чистый субъект. Что значит сей сон?

 

Подобно многим предшественникам, Гегель признает единство и единственность субстанции, абсолютную безусловность ее бытия, независимость этого бытия от чего бы то ни было иного… Но в качестве главного атрибута он предлагает не единство (как Платон), не самостоятельность (как Декарт), не целостность (как Лейбниц) и даже не бесконечность (как Спиноза). В гегелевской интерпретации субстанции ее главным атрибутом выступает творческая мощь.

Бытие субстанции обнаруживает себя благодаря ее деятельной активности. В свою очередь, эта деятельная активность проявляется в постоянно осуществляемом переводе собственного содержания из области возможного в область действительного и, наоборот, – из действительного в возможное. Творческая мощь субстанции превращает потенциально возможное в актуально существующее – действительное. Но та же мощь выступает одновременно и разрушительной силой, вновь возвращая все осуществленное туда, откуда оно однажды было вызвано к жизни – в сферу возможного. В этом круговращении бытия, которое представляет собой постоянное превращение возможного в действительное и обратно, созидание и разрушение оказываются тождественными.

 

Творчество созидает – разрушение уничтожает. Но ведь и обратное утверждение не менее справедливо! Творчество уничтожает, а разрушение творит. Уничтожение любой вещи есть создание другой, и наоборот, возникновение чего бы то ни было, всегда есть уничтожение чего-то иного. Сама по себе эта мысль не нова (вспомните хотя бы аристотелевскую концепцию генезиса). Но Гегель вносит в нее существенно новый момент.

Всякий вновь возникающий объект появляется в результате разрушения иного объекта. Но это значит, что новый, рождающийся объект выступает наследником старого. А старый, в свою очередь, еще до своего разрушения, носил в себе зародыш нового. Всякий новый объект есть действительность того, что уже существовало в старом как возможность или, как выражает эту мысль Гегель: «Ничто от некоторого нечто есть некое определенное ничто». Таким образом, оказывается, что творчество, о котором говорит Гегель, осуществляется по закону строгой необходимости [парадокс!].

 

Выход. Закон необходимости является абсолютно всеобъемлющим и непреложным. Нет ничего, что могло бы находится вне сферы его действия. Поэтому субстанция, творческая мощь которой реализуется исключительно в соответствии с этим универсальным законом, так же как и закон должна охватывать собой все существующее (и существующее как возможное, и существующее как действительное). Субстанция есть целостность, вне которой нет ничего. Все единичные вещи никоим образом не могут рассматриваться как ее части, Они есть не более чем внешние формы ее обнаружения, не сущности, но явления, видимости.

 

Поскольку субстанция охватывает собой все существующее без исключения, и вне ее нет абсолютно ничего, именно она должна рассматриваться как безусловная первопричина всякого «частного» бытия, а все вещи – как ее действия или результаты таких действий. Вот вам и выход.

 

Как творческое начало субстанция должна быть свободной. Но это творчество должно подчиняться закону необходимости, что является отрицанием свободы. Однако, охватывая собой все, субстанция выступает единственной причиной всех происходящих событий. Ничто не «принуждает» ее действовать тем или иным образом, кроме нее самой. Значит субстанция… свободна! Ведь, согласно Гегелю, быть свободным, это и означает «осуществлять самого себя и ставить цели самому себе» без какого бы то ни было внешнего принуждения.

 

И, тем не менее, парадокс «творчества по необходимости» не устраняется, а лишь перемещается вовнутрь понятия свободы, которое само становится парадоксальным. Свобода в гегелевском понимании, с одной стороны, противоположна всякому принуждению, но с другой, - она, в то же время, противоположна и всякому произволу, потому что «свободная воля имеет необходимое содержание» или, иными словами, свобода есть «раскрытая необходимость». Что это такое?

 

Вспомним, что гегелевское творчество-разрушение есть не что иное, как превращение возможного в действительное. Это значит, что реально возникнуть может только то, что уже существовало как потенциально возможное. В этих условиях действительно свободен лишь тот, кто желает только возможного, причем такого, о котором он твердо знает, что оно возможно. Свобода при этом плотно увязывается со знанием возможного, причем с таким именно знанием, существование которого есть «раскрытие» или реализация необходимости. Таким образом, мерой свободы творческого духа оказывается знание собственных творческих возможностей (т.е. знание внутреннего запаса еще нереализованных потенций и закона очередности их «реализаций»). Если это так, а Гегель полагает, что это именно так, из этого следует, что «истина необходимости есть свобода», а истина субстанции – понятие».

Возвышение необходимости на степень свободы совпадает здесь с возвышением субстанции на степень субъекта. Субстанция выступает как необходимая, абсолютно безусловная сущность, которая существует только потому. Что она существует. Все, что она творит, она находит в собственном содержании; законы творчества – ее собственные законы. Именно поэтому она и есть, как говорит Гегель, «чистая самость» или субъект.

 

Понятие есть одновременно и предмет мысли и его форма. Поэтому для сознания формирование нового знания о предмете выступает одновременно и как формирование самого предмета знания – понятия. Поскольку же понятие есть мысль, составляющая какую-то часть сознания, формирование нового понятия есть мысль, составляющая какую-то часть сознания, формирование нового понятия есть, следовательно, и изменение самого сознания. Можно сказать, что для Гегеля достижение нового знания есть не что иное, как продуцирование новой формы сознания. «То, что сперва казалось предметом, - говорит Гегель, - низводится сознанием до знания о нем… это есть новый предмет, вместе с которым выступает и новая форма существования сознания…».

Достижение нового знания – это, по существу, лишь средство для продуцирования истинной формы сознания, которое только само будучи истинным, способно созерцать истину, то есть самое себя во всей полноте и абсолютной завершенности. Возвышение к истинному сознанию, это и есть возвышение субстанции к субъекту, к абсолютному духу.

 

Итак, в итоге более чем двухтысячелетней дискуссии о природе субстанции, классическая философия приходит к тому, что субстанция оказалась разорванной пополам по «насечке», сделанной Декартом. Развитие линии Локк-Дидро-Маркс – уводит нас вниз к концепции наделенного способностью к самодвижению субстрата. Линия Лейбниц-Спиноза Гегель – ведет ввысь, к концепции изолированного в самом себе субъекта. По одну сторону этого разрыва оказывается движущаяся «сама собой» материя, по другую – само себя мыслящее мышление.

В результате возникает соблазн вообще отказаться от изрядно поднадоевших споров о «материализме» и «идеализме» и попытаться создать новую «бессубстанциальную» философию.