Онтологическая трактовка категорий.

ФИЛОСОФСКИЕ КАТЕГОРИИ

 

Вопрос о том, что такое категории достаточно сложен и до сих пор не имеет окончательного решения. Диапазон представлений о роли и значении философских категорий предельно широк: Так, например, Гегель, строит всю свою философскую концепцию на основании логического саморазвития категориальных структур. А Рассел, напротив, выражает убежденность в том, что сам термин "категория" является совершенно бесполезным "по причине его полной неясности".

 

Тем не менее, в большинстве существовавших и существующих философских систем этот термин употребляется достаточно широко. Обычное его употребление связано с группировкой предметов, явлений, лиц, обладающих какими-либо общими признаками, в разряды и группы или, наоборот, с выделением такого же рода разрядов и групп из некого ранее нерасчлененного единства. Даже в обыденной речи слово "категория" часто употребляется как синоним слов "группа", "разряд", или "род". Казалось бы, что тут неясного?

И все-таки в философии вокруг категорий вот уже более двух тысячелетий ведутся оживленные споры. Попробуем разобраться именно в философских определениях этого термина, заимствованного, кстати, из лексики судебного процесса. В древнегреческом судопроизводстве слово "категория" буквально означало "обвинение, осуждение" и выступало антонимом слова "апология" - "защита, оправдание". Как и когда происходит "дрейф" смысла рассматриваемого термина от "обвинения" к "разделению и соединению" и далее к "группе, разряду и роду"?

 

В истории философии учения о категориях концентрировались в основном вокруг онтологической, гносеологической и логической проблематики, хотя в самое последнее время наметилась тенденция к осмыслению категорий как преимущественно лингвистических конструкций. Узловыми точками в разработке этих учений являются философские системы Аристотеля, Канта и Гегеля.

 

Первая развернутая система философских категорий представлена в аристотелевском учении о бытии. Аристотель рассуждает о категориях, главным образом, в онтологическом плане, рассматривая их как основу внутренних различений бытия. Чтобы понять роль, которую играют категории в философской системе Аристотеля, необходимо, хотя бы вкратце напомнить взгляды его предшественников.

Гераклит полагал, что бытие - это множество индивидуальных чувственно воспринимаемых предметов, каждый из которых отличается от любого другого и даже от самого себя, поскольку, в каждый следующий момент он уже не тот, что прежде.

Мир Гераклита - "река, в которую нельзя войти дважды", бурный поток, в котором всякая вещь возникает на краткий миг и мелькнув исчезает, чтобы дать место новой. Для познающего мышления такой мир есть "ничто"; он постоянно течет, ускользает от мысли, которой просто не за что "зацепиться" в нем.

Парменид же считал, что бытие является некой нерасчлененной целостностью, содержащей в себе в "сплавленном", неразличимо слитом виде все индивидуальное.

Мир Парменида, "подобен цельной массе хорошо закругленного шара", это мир не становления но, подлинного бытия - предельно устойчивого, непоколебимого и абсолютно монолитного. Такое бытие недоступно чувственному восприятию, его можно только мыслить. Но как? Если мир Гераклита есть сумма единичностей, то парменидовский мир - это чистая и нераздельная всеобщность, мысль "соскальзывает" с такого "закругленного шара" не находя в нем никакой опоры.

Мы попадаем в, казалось бы, безвыходную ситуацию: единичное непознаваемо, поскольку оно преходяще, но непознаваемо и общее, поскольку оно нерасчлененно. В поисках выхода из этого тупика Аристотель предлагает найти нечто такое, в чем одновременно присутствовали бы и неизменная самотождественность истинно сущего (подлинного бытия), и отделенность, обособленность частного, "вот этого" бытия преходящих вещей.

Быть преходящим, возникать и исчезать может лишь то, что в равной степени способно и к существованию, и к несуществованию, что не является ни совершенным бытием, ни абсолютным ничто, а находится посередине, между небытием и бытием.

 

Все возникающее, прежде чем актуально осуществиться, существовало как потенциально возможное. Возможное нельзя считать в полном смысле существующим, однако, оно не есть и совершенное ничто. Не существуя реально, оно, в то же время, "некоторым образом" и существует. Возможное, таким образом, предстает перед нами как единство двух противоположных альтернатив развития: к бытию или к небытию.

Развития к бытию есть переход от "бытия вообще" к индивидуализированному, особенному "вот этому" конкретному бытию

отдельной вещи. В процессе развития на монолите чистого бытия "прорисовываются" первые разграничительные линии, членящие его на все более четко выделяемые фрагменты, каждый из которых постепенно обретает черты, которые начинают отличать его от всех других. Процесс выделения предмета из неразличимой массы всеобщего продолжается до тех пор, пока предмет не станет хорошо узнаваемым, действительно индивидуализированным предметом, который Аристотель называет сущностью.

 

Сущность, это предел деления сущего - "атом бытия", - отдельная вещь, хотя и существующая самостоятельно, но все-таки сохраняющая генетическую связь с бытием общего, из которого она выросла, и в котором она остается укорененной как в своей основе. У самых истоков этого индивидуализированного, "атомарного бытия" мы и находим категории - те первые разграничительные линии, с которых начинается выделение отдельных сущностей из нерасчлененного единства сущего.

Таким образом, главное онтологическое значение категорий состоит в том, чтобы обеспечить определенность сущностей. Бытие как таковое представляет собой чистую возможность всех вещей. Реальная действительность состоит из множества отдельных (выделившихся из исходной всеобщности) вещей. Это множество отдельных вещей и есть форма, в которой бытие предстает перед нами, скрывая свое внутреннее единство под внешним многообразием.

Для каждой отдельной вещи бытие как таковое само по себе не составляет ее сущности. Оно представляет собой лишь общий субстрат, из которого вырастают и развиваются единичные вещи. Категории же можно уподобить неким линиям внутреннего напряжения, по которым начинается первичная "кристаллизация" структур конкретного бытия из исходного аморфного "расплава".

 

Как самые фундаментальные различия внутри бытия как такового Аристотель называет категории "первыми родами сущего". Таких исходных родов - категорий - в его системе насчитывается десять:

1)сущность, 2) качество, 3) количество, 4) отношение, 5) место, 6) время, 7) положение, 8) обладание, 9) действие, 10) страдание.

 

В становлении, из множества потенциальных вариантов возможного бытия осуществляется один единственный и в результате возникает конкретная вещь.

Вещь эта отличается от всех других своим качеством и количеством (величиной), местом и временем своего существования, положением в пространстве, характером отношения ко всем остальным вещам; она отличается тем, что обладает определенными особенностями, является активно действующей или страдающей (испытывающей воздействие).

Так возникает объект, который можно отличить от всех других. Благодаря этому отличию он получает свое собственное имя. Вот здесь, сейчас бытие предстает перед нами как Сократ, вон там - как дом, там - как конь, а там подальше - как дерево. Однако каждый из таких объектов возник не просто так, не появился вдруг, прямо из ничего. Он есть "то, чем стало бытие" в его индивидуальном проявлении - "вот это, конкретное бытие" или, как говорит Аристотель, - сущность.

 

Сущность - самая последняя в "диайрезисе" (расчленении) бытия и вместе с тем наиболее сложная категория, ею как неделимой далее единицей, заканчивается разделение бытия на роды и виды. Однако, хотя сущность и выступает как индивидуализированное бытие, ее единичность не является абсолютной единичностью изолированного объекта "подвешенного" в пустоте. Она включена в группы подобных ей сущностей, которые возникли в результате сходных "разделений" бытия и образовали "роды" предметов, сосуществующих в одном времени или в одинаковом положении, обладающих одинаковыми качествами или одинаковых по величине (количеству). Именно благодаря причастности к этим категориальным "родам" каждая сущность, будучи отдельной и самостоятельной, не отрывается окончательно от бытия как такового, а остается укорененной в этом всеобщем субстрате как единичное порождение всеобщего.

 

Этимология древнегреческого слова "oysia" - сущность - восходит к его обыденному значению - "нажитое имущество, приобретенное состояние, собственность". Но что приобретает вещь в процессе своего становления? Определенность. Будучи чистой потенцией, бытие как таковое лишено определенности, оно и не может быть определенным, выступает как фундаментальное начало всех начал - универсальный субстрат всевозможных вещей.

Сущность, являясь единичной вещью, вместе с тем, объединяет в себе множество абстрактных определений. Она существует одновременно с другими сущностями и в этом отношении оказывается тождественной им, хотя может отличаться по всем другим параметрам. Она может быть тождественна другим сущностям по величине или по положению, но отличается от них в каких-то других отношениях. Она едина, но вместе с

тем все ее признаки как бы "распределены" по целому ряду категориальных структур, в каждой из которых она "представлена" какой-то одной своей стороной. Но как единая конкретная вещь, она всегда выступает как неповторимое и уникальное сочетание многообразия присущих ей общих характеристик. Это-то многообразие определений и составляет богатство сущности, ее "собственность", - совокупность присущих именно ей "неотчуждаемых свойств".

 

Теперь нам, может быть, станет ясно, почему, рассуждая о метафизических проблемах бытия и познания, Аристотель использует терминологию судебного процесса. Подобно тому, как судебное обвинение связано с разоблачением, раскрытием подлинной сути событий, категориальный анализ связан с раскрытием, обнаружением истины бытия, с отделением ее от всего мнимого и иллюзорного. Таким образом, онтологическое учение о категориях, разработанное великим древнегреческим философом, становится основой его гносеологии (теории познания).

 

Бытие (сущее) проявляется в десяти основных значениях - категориях, поэтому категории, составляя основные роды бытия, выступают одновременно и как основные роды понятий о бытии. Следовательно, знание о бытии должно быть структурировано теми же категориями, что и само познаваемое, т.е. бытие. Отсюда следуют три важных гносеологических установки.

Во-первых, познание различных вещей может и должно руководствоваться универсальными принципами и единой методологией. Поскольку, как бы ни различались между собой единичные сущности, все они причастны к единому бытию, и каждая из них по своему прошла один и тот же путь "диайрезиса" от всеобщего бытия до единичной, самостоятельно существующей вещи.

Во-вторых, путь познания - это путь восхождения от индивидуальных свойств вещи к ее обобщенным "родовым" характеристикам и далее к бытию как таковому. Идя по этому пути мы как бы прослеживаем в обратном порядке последовательные ступени генезиса "вот этой" конкретной вещи. Мы как бы "возвращаемся" к истокам вещи, которые берут начало в нерасчлененной всеобщности чистого бытия.

В-третьих, для того чтобы получить исчерпывающее знание о вещи или событии, необходимо исследовать их с разных сторон, под углом зрения всех категорий. Применяя категории, мы получаем возможность объединять мыслимые объекты в группы и классы; мы можем любой объект подвести под одну из категорий или представить в виде некоторого сращения нескольких.

 

Нетрудно заметить, что в своей совокупности перечисленные установки выражают основополагающие принципы классической европейской науки. Обыденное познание имеет дело исключительно с единичным, ограничиваясь чувственными образами отдельных вещей. Категориальные структуры, на которые опирается наука, позволяют ей организовать исследование таким образом, чтобы рассматривать множества сходных в том или ином отношении объектов как единые роды и рассуждать о них как о единых объектах. Так, восходя по ступеням категориальных обобщений, мы от чувственного восприятия отдельных предметов поднимаемся до понимания законов возможности и невозможности их существования. Задача частных наук состоит при этом в том, чтобы раскрыть всеобщие определенности единичных сущностей и их ближайших родов. Вопросы же о сущем, о первоначалах и первопричинах вещей выходят за пределы науки и составляют сферу философского знания, предметом которого является то самое всеобщее бытие возможного, из которого как из универсального субстрата всякий раз "прорастают" реально осуществленные, действительные миры и судьбы.