БЫТИЕ КАК СОБЫТИЕ И КАК СО-БЫТИЕ

 

Мир – это не Природа, не Космос античности, и, тем более, не универсум классической науки. И то, и другое, и третье выступают как существующие «в себе» реальности, в которых нам известны лишь некоторые фрагменты. Мир моей жизни полностью открыт для меня, поскольку он состоит исключительно из того, на что я обращаю внимание. Он именно таков, каким я его вижу, потому что в моей жизни присутствует лишь то, что я допускаю в нее. Но что присутствует в моей жизни? Из чего она состоит?

Джиованни делла Каса: «Будем откровенны и признаем, что наша жизнь по большей части состоит из незначительностей (не львы, но мошки): мы идем, приходим, делаем то или другое… Лишь время от времени наша жизнь как бы сгущается, уплотняется, приобретает напряжение. Большое горе или огромное стремление призывают нас, тогда мы говорим, что с нами происходят события» [время событий: что это?]

Обратимся к Хайдеггеру. Имея в виду то, что мы сейчас назвали временем событий, Хайдеггер называет такое время экзистенциальным и характеризует такую экзистенциальность как экстатическую. Что это такое?

 

Слово «extasis» этимологически означает «вне себя». Это не совсем то, что обычно понимают под экстазом. В экзистенциальном экстазе постоянно пребывает животное. Животное находится в непрерывном экстазе, пребывает вне себя самого из-за постоянной внешней опасности. В его положении обратиться к самому себе означало бы отвлечься от происходящего вокруг, а подобное отвлечение обычно стоит животному жизни. Природа жестока, она не терпит невнимательности (Олень, пасущийся на полянке). Внимание к природе – это жизнь в действии. Животное в чистом виде – это человек действия (вот он-то и живет в экстатическом времени) действии.

Архаический человек живет как бы постоянно на сторожевом посту, внимание его полностью поглощено бытием, погружено в него. Античный человек, в основном, сохраняет ориентацию архаического человека. Как и тот, он живет вещами и существует, прежде всего, не для самого себя, а для Космоса физических тел. Греческая мысль отформована по матрицам предметного мира (См. «Афинская школа» Васильевой). Душа, идея – все у греков предметоподобно. Само слово «эйдос» означает «видимая фигура», «образ». Платоновские идеи мыслятся как материальные вещи, разве что только утонченные до почти полной прозрачности. Душа, дух у греков – это тонкая материя особого рода.

Античного грека со всех сторон вплотную обступают вещи, среди которых он живот рядом со своим братом животным и, подобно животному, живет вне себя (в экстазе). В отличие от грека современный европеец обращен к себе, можно даже сказать погружен в себя [безопасное окружение].

 

Когда, каким образом, внимание, изначально направленное к тому, что нас окружает, совершает невероятный поворот к самому себе и, погружаясь в собственное Я, отворачивается от окружающего мира? Ведь теоретизировать, значит, собственно говоря, не жить, именно потому, что это особая форма жизни – созерцательная жизнь.

Теория и крайняя ее форма – философия – интересуются жизнью иначе, чем интересуется ей жизненная практика. Теория – это специфическая (парадоксальная) форма проявления жизненного интереса. Парадоксальность ее в том, что он является активно занимаемой позицией пассивного «незаинтересованного наблюдателя». Занимая эту позицию человек как бы «отстраняет» вещь, удерживается ее от погружения в нее даже от прикосновения к ней.

 

Теоретизировать – это значит расположить предмет теоретизирования так, чтобы увидеть его вне перспективы жизненного интереса к нему, чтобы обнаружить его собственную «самость», найти нечто абсолютно собственное, принадлежащее предмету вне всякого пристрастного интереса к нему. Такое удержание требует строгой дисциплины ума и весьма значительных усилий! Но оно стало привычным «забвением бытия» для новоевропейского человека, утратившего непосредственный контакт с вещью [bios theoretikos].

 

Нужно перевернуть традиционные верования. Нет ничего более важного для восстановления понятия «человек», чем исправление традиционного взгляда, согласно которому созерцание идет впереди желания. Мы можем стремиться к чему-то только, если до того созерцали (видели) это. Созерцание (мышление) вещи становится условием ее бытия [Плотиновский конь или декартовская ясность].

Но возможна и иная перспектива: мы желаем вещь, стремимся к ней вовсе не потому, что видели ее ранее, созерцали (помыслили) ее, напротив, мы можем увидеть (помыслить) ее только потому, что в глубине души пожелали ее, и только вследствие этого начинаем искать и находим ее с помощью наших чувств (мышления). Это и есть концепция интенционального бытия (Шопенгауэр – Ницше).

 

Прежде чем увидеть то, что нас окружает, мы представляем собой изначальное скопление желаний, стремлений и иллюзий. Мы приходим в мир не равнодушными регистраторами впечатлений. У нас всегда (с самого рождения)уже есть какая-то шкала вожделений и отвращений. Значит, вряд ли можно говорить, в самом начале нашего Я, лежат впечатления, приходящие к нам от вещей.

 

Человек есть особый онтологический фактор или особая онтологическая сфера, значение которой либо вообще недооценивалось всей традиционной философией, либо она рассматривалась просто как «первая в общем ряду». Но человеческое бытие радикально отлично от всякого другого, и этот отличие ставит человека в особое положение по сравнению с другими онтическими сферами.

 

СО-БЫТИЕ

Если существую Я мыслящий, то существует и мир, в котором я мыслю. Стало быть, основной истиной является мое сосуществование с миром. Существовать – это, прежде всего, со-существовать (со-бытие).

 

Бытие есть то, что роднит нас с другими. Только бытие может соединять, ибо небытие не может быть разделено. Но бытие не может рассматриваться как некая вещь, объединяющая всех, кто ей совместно владеет. Поэтому нельзя сказать, что бытие является объединяющим, общим наподобие общей собственности. Бытие не кооператив и не колхоз. Бытие вообще не всеобщность, - оно, скорее, совместность. Бытие совместно. Что сие значит?

 

Люди различных культур могут считать само собой разумеющимися различные "реальности" (то, что реально для тибетского монаха, может не быть реальным для американского бизнесмена). Но, в то же время, для каждого из них это именно реальность, фундаментальным свойством которой является независимость от нашей воли. И тибетский монах, и американский бизнесмен не могут по своему произволу «отделаться» от своих реальностей Они живут в них и именно в них, Тогда «знание реальности» можно определить как убежденность в том, что феномены нашего жизненного мира являются реальными. Именно такой (несколько упрощенный) смысл связывает с терминами «реальность» и «знание» обычный рядовой человек.

 

Лишь немногие заняты теоретическими интерпретациями своих жизненных миров, но каждый живет в том или ином реальном мире. Теоретические определения реальности, будь они научными, философскими или даже мифологическими, никогда не исчерпывают полностью всего содержания того, что является "реальным" для членов сообщества. Поэтому нас не слишком интересует, каким образом эта реальность представляется интеллектуалам в различных теоретических перспективах.

 

Наиболее интересным является вопрос о том, что люди "знают" как "реальность" в их повседневной, или дотеоретической жизни. Поэтому, прежде всего, мы должны обратиться к повседневной реальности в ее осмыслении «массовым сознанием» рядовых членов сообщества.

 

Повседневная жизнь представляет собой реальность, которая для живущих в ней людей имеет субъективную значимость в качестве цельного мира. При этом нам не так уж важно, каковы причины, происхождения этих «миров», динамика их изменений и т.д. Нас интересует, прежде всего, не бытие сообщества, а сообщество бытия. Или, иными словами, общность существования, (экзистенции), а не сущность (эссенция) общности.

 

Но жить со-единенным с кем-то общностью бытия, вовсе не означает просто "находится рядом" с ним. Логика этого «со-бытия», [Mit-Sein], представляет собой уникальное единство одновременно внутреннего и внешнего.

Ведь в этой общности бытия осуществляется встречный процесс определения человеком внешней реальности и одновременно определение этой реальностью человека. [Свободно принимаемое решение в условиях определенных жизненных обстоятельств; но само решение, будучи принято, тут же превращается в обстоятельство].

 

Логика со-бытия соответствует тому, что можно проиллюстрировать на примере неорганизованной совокупности людей (пассажиры одного купе, например). Между ними нет никаких устойчивых отношений, но они, тем не менее, составляют некую крайне аморфную общность; она очень неустойчива, так как готова в любой момент и образовать связанную "группу", и рассыпаться на отдельные единицы. Подобная аморфность и неустойчивость связанности, "приостановленность" общения и определяет "со-бытие" как отношение без отношения, т.е. одновременно и открытости к отношению, и отсутствие такового.

 

Эта открытость связи-несвязанности является не чем иным, как обращенностью «единиц», составляющих такую «общность-необщность» друг к другу.

Но быть "обращенным к..." - значит пребывать на той границе, где внутреннее и внешнее даны одновременно, и где, в то же время, ни внутреннее, ни внешнее не даны, как таковые, не даны в чистом виде. Это еще даже не пребывание "лицом к лицу", Это, если воспользоваться примером с купе, еще не разглядывание, не обмен репликами, не знакомство или наоборот – замыкание в себе, хотя это уже готовность и к тому, и к другому, и к третьему.

 

Обращенность существует до любой идентификации (Причем, поскольку коллективная идентичность не есть сумма индивидуальных идентичностей, под «единицами» здесь могут пониматься не только индивиды, но и группы (социальные и национальные образования и др).

 

Обращенность - это и есть бытие "Я" (Мы) поскольку Я является таковым, лишь будучи "обращенным", "открытым" к своим пределам. Это не означает, что в нем нет ничего "собственного", что его "самость" в основе своей поражена "расщепленностью", "шизоидностью". Это означает, скорее, что Я дано самому себе как обращенность, что вне обращенности оно (Я) не существует, т.е. не обладает никакой изначально присущей ему внутренней сущностью.[2]

 

Этот способ человеческого бытия, (бытия Я) всегда дан в модальности "обращенности к...". Это означает, что нет всеобщего бытия, общей субстанции присущей всем единой сущности и идентичности. Открытости ничто не предпослано: это, собственно, и означает открытость, а Я выступает не как некая предзаданная сущность, а как констелляция открытостей. Медитация – это отстранение от обращенности и уход вовнутрь собственного Я, которое тут же исчезает, благодаря этому акту.

Поэтому бытие Я есть бытие в качестве отношения, тождественного самому существованию. Бытие является здесь бытием-вместе, никогда не будучи бытием всеобщим.

Что бы человек ни делал (или не делал), во всем он реализует эту обращенность. Ее необходимость неотделима от раскрытости того, что зовут свободой, равенством, справедливостью, братством и т.п. Дело, однако, не может ограничиваться только лишь самой по себе обращенностью, которая не ведет ни к реальной общности, ни к окончательному распаду, поскольку это не зависит ни от самой по себе обращенности, ни от самого по себе сопротивления ей. Во что выльется такая обращенность в каждом конкретном случае – определяет акт нашей свободы, которая выступает как свобода выбора реальности, в которой мы окажемся.

 

Реальностей много! Поэтому:

Необходимость со-бытия не является необходимостью физического закона, и тот, кто хочет открыть эту необходимость, сам должен, открыться ей. Если этого не произойдет, любой дискурс сообщества ставится под угрозу. Поза закрытости возникает из уверенности, в самотождественности человеческого разума. Именно из нее вырастает вера в то, что, коммуницируя с самим собой, можно представить в себе всю со-человечность (Гегель, Маркс etc.). Например, построить в тиши кабинета увлекательнейшую социальную программу и попытаться осчастливить ей все человечество, не спрашивая его мнения по поводу такого «счастья».

 

Таким образом, существуют две стратегии:

 

1.Традиционная философия. Человек рассматривает себя как предмет познания. Познаваемое в опыте, он считает своим подлинны бытием. То, что он обнаруживает в явлении, он полагает как свою сущность. Эта сущность (сознание) может быть представлена по разному: как форма инобытия абсолютного духа (Гегель), как функция социальных условий (Маркс), или как способ обнаружения бессознательного (Фрейд) и т.д. Во всяком случае, под подлинным бытием здесь понимается нечто иное, чем человек, и сущность этого иного отражается в явлении человека как сознания.

Идеалом здесь становится уравновешенное бытие, в котором отсутствует внутреннее напряжение. Бытие как совершенство (завершенность), в котором всякое напряжение уравновешено (снято). Представляется такой философии вполне достижимым: достижение Абсолюта (Гегель), установление социальной справедливости (Маркс), уравновешенность сознания и бессознательного, благодаря устранению комплексов и перевода их из подсознания в сознание (Фрейд) и т.п.

 

Представление об идеальном (естественном) бытии человека обращается против его спонтанного самобытия как чего-то экстравагантного, болезненного, потерянного. Истинное бытие рассматривается как соответствующее изначальной естественной сущности. Человек здесь с самого начала рассматривается как не то, чем он должен быть; история – как путь к себе. Задача человека - стать собой, т.е. тем, чем он должен быть!

 

2. Нетрадиционная философия. Вторая возможность находит себя в напряжении пограничных ситуаций, которые рассматриваются как совершенно неустранимые. Бытие человека есть открытость, благодаря которой человек постоянно приводит себя в состояние неустойчивости, которое является состоянием абсолютной возможности. В неустойчивости он слышит призыв к свободе, исходя их которой он лишь посредством себя становится тем, чем он может быть, но еще не есть. Здесь стать самим собой означает – стать тем, чем ты можешь быть!

 

Опасность состоит в абсолютизации одного из подходов. В первом случае это ведет к установлению ложной веры в возможность окончательного установления правильного устройства мира, во втором к безнадежному воззрению на все человеческое существование.

 

Но совершенно стабильное состояние невозможно. Каждый существующий порядок основан на актах насилия. Поэтому бытие, всегда в себе незавершенное, всегда для кого-то невыносимо. Полного покоя не бывает: ситуация постоянно меняется, силы, на концентрации которых основывается власть, слабеют или растут. Поэтому удовлетворяющее всех длительное состояние невозможно. Как же устанавливается и меняется этот порядок?

 

В отличие от других живых существ у человека нет специфической для него окружающей среды. Не существует человеческого мира в том смысле, в каком можно говорить о мирах тигров или дельфинов. Все животные, кроме людей, живут в закрытых мирах, структуры которых предопределены биологическим «оснащением» отдельных видов животных. В этом отношении глубоко справедливы слова евангелиста Луки, которые можно понимать как признание принципиальной «бездомности» человека: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные - гнезда; а Сын Человеческий не имеет где приклонить голову» (Лука, 9, 48).

Взаимосвязь человека с его окружающей средой характеризуется открытостью миру. Человек взаимодействует не только с природной средой, но и с особым социально-культурным порядком. Не существует человеческой природы в смысле некого биологически фиксированного субстрата. Специфическая форма проявления человеческой природы определяется социокультурными образованиями и соответствует их многочисленным разновидностям.

 

Но среди множества реальностей существует одна, представляющая собой реальность par exellence. Это – реальность повседневной жизни. Ее привилегированное положение дает ей право называться высшей реальностью.

 

Реальность повседневной жизни есть упорядоченная реальность. Ее феномены уже систематизированы в образцах, которые кажутся независимыми от моего понимания. Реальность повседневной жизни оказывается уже объективированной, т.е. конституированной порядком объектов, которые уже обозначены как объекты до моего появления на «сцене». Язык, используемый в повседневной жизни, постоянно предоставляет мне необходимые объективации и устанавливает порядок, в рамках которого приобретают смысл и значение, и эти объективации, и сама повседневная жизнь.

По сравнению с реальностью повседневной жизни другие реальности оказываются конечными областями значений, анклавами в рамках высшей реальности.

 

Реальность повседневной жизни представляется мне как интерсубъективный мир, который я разделяю с другими людьми. Именно благодаря интерсубъективности повседневная жизнь резко отличается от других осознаваемых мной реальностей. (Я один в мире снов) Я знаю также, что моя естественная установка по отношению к этому миру соответствует естественной установке других людей, что они тоже понимают объективации, с помощью которых этот мир упорядочен, и в свою очередь также организуют этот мир вокруг "здесь-и-теперь" их бытия.

 

Однако, общность этого порядка проистекает вовсе не из того, что социальный порядок является частью «природы вещей». Эта общность возникает отнюдь не по «законам природы». Социальный порядок существует лишь как продукт человеческой деятельности. Никакой другой онтологический статус ему нельзя приписать без того, чтобы не запутать понимание его эмпирических проявлений. Существуют соответствующие концептуальные механизмы поддержания порядка.

Механизмы поддержания порядка: мифология, религия, философия (наука).

 

Мифология: концепция реальности, опирается на идею континуальности бытия, предполагающую непрерывное проникновение священных сил в мир повседневного опыта. Вся реальность мифологического мира представляется как сотканная из одной ткани.

 

Мифология как концептуальный механизм ближе всего стоит к наивному уровню символического универсума - уровню, на котором меньше всего ощутима необходимость теоретического поддержания мирового порядка. Данный универсум просто полагается как объективная реальность, без дальнейших объяснений и уточнений.

Мифология близка наивному уровню еще и тем, что, хотя и имеются специалисты (профессионалы) по мифологической традиции, их знание еще недалеко ушло от общеизвестного, обыденного знания.

 

Религия: Мифологическое мышление «работает» в рамках единого мира, общего и для богов, и для людей. Религия воспринимает сакральный и земной миры как строго разделенные и стремится найти посредника между ними. С точки зрения религиозного сознания, повседневная жизнь в меньшей степени проникнута священными силами, чем это представлялось мифологическому сознанию. В религии впервые происходит отделение повседневной (профанной) жизни от «жизни подлинной».

В отличие от мифологии религиозные концептуализации бытия переходят в ведение элит специалистов. Идеологическим основанием таких концептуализаций становится теология, представляющая теоретическое осмысление религиозных догматов. Система теологического знания все более отдаляется от обыденных представлений, а приобщение к ней становится все более сложным делом. В результате, формируется «двухуровневая» конструкция концептуализации мирового порядка, выражающаяся в сосуществовании наивной мифологии в массах и утонченного богословия теоретической элиты.

Появление постоянного персонала по легитимации поддержания мирового порядка дает поводы для социального конфликта, разыгрывающегося между «экспертами» и «практиками» (начиная от брахманов и кшатриев). Классическая философия и наука становятся крайней ступенью развития этой тенденции.

 

Наука не только завершает удаление священного из мира повседневной жизни, но также удаляет из этого мира само поддерживающее универсум знание. Повседневная жизнь лишается как священной легитимации, так и теоретического разумения, которое могло бы соединить ее с символическим универсумом в желанную целостность. Проще говоря, "профан", т.е. не являющийся специалистом член общества, уже не ведает, как концептуально поддерживается его мир. Он наивно полагает, что где-то есть «эксперты высоколобые», составляющие своеобразную «наемную сферу социального обслуживания».

 

Современность Общество, в котором расходящиеся миры становятся общедоступны как на рынке, содержит в себе особые сочетания субъективной реальности и идентичности. Растет общее сознание релятивности всех миров, включая и свой собственный, который теперь осознается, скорее, как один из миров, а не как Мир.

 

КОНЕЦ

 

Для "охраны" монополистических притязаний «специалистов», создаются соответствующие институты. Иначе говоря, учение полагается "тайным", а, в сущности, экзотерический запас знания институционально определятся в эзотерических терминах (реклама "избранных").

 

Государство, обеспечивая массовый порядок, может делать это только до тех пор, пока оно сохраняет способность одновременно служить и защитой человека от этого порядка.

 

Человек воспринимает себя не как существо идентичное своему телу, а напротив, как имеющее это тело в своем распоряжении.

 

Индивид не рождается членом общества. Поэтому в жизни каждого индивида существует временная последовательность вхождения его в социум. Онтогенетический процесс вхождения называется социализацией.

 

Первичная социализация - это та первая социализация, которой индивид подвергается в детстве. Вторичная - это каждый последующий процесс, позволяющий уже социализированному индивиду входить в новые сектора объективного мира его сообщества.

Первичная социализация является наиболее важной. и выступает основой любой вторичной социализации.