Конструирование социальной проблемы
Конструирование социального неравенства
С точки зрения господствующей в социологии объективистской традиции, социальное неравенство (стратификация) – это объективная характеристика общества (социального пространства). Очень резкое социальное неравенство, одним из главных проявлений которого является поляризация богатства и бедности, считается само собой разумеющейся, очевидной социальной проблемой, которой в данной традиции также придается объективный статус.
Насколько очевиден такой подход? Социальное равенство или неравенство – это оценка результатов сравнения статусных позиций, во-первых, являющихся частями единого целого и находящихся в непосредственном взаимодействии, во-вторых, различающихся признаками, занимающими более или менее важное место в системе ценностей данной социальной общности. Если различие схватывает любые несовпадения, то социальное неравенство – это различия в существенном, важном для членов данного общества.
Сам по себе ряд социальных групп, выстроенных в порядке убывания или нарастания какого-либо качества, уже является результатом классификации, т.е. операции конструирования идеальной модели исследователем или политиком. Затем воспринимаемая социальная реальность сравнивается с моделью и оценивается, определяется на ее основе. В реальности группы с доходами «ниже Х» не располагаются рядом с группой, обладающей доходами «Х и более». Это сконструированные идеальные группы (группы на бумаге). Следующая операция конструирования – выстраивание групп в иерархическом порядке, предполагающем, что одни занимают «низшие», другие – «средние», а третьи – «высшие» позиции. В социальном пространстве объективно не существует ни «низа», ни «верха». Это исследователь, политик или граждане страны в целом определяют, что является «низом», а что – «верхом», исходя из разделяемых ими ценностей. Таким образом, социальная стратификация любого типа является интеллектуальной конструкцией, существующей не объективно, а в головах ее конструкторов, выстраивающих классификацию, обозначаемую как «социальное неравенство». Соответственно, и любой элемент в этой интеллектуальной конструкции не существует объективно. Например, «бедность» – это определение статуса на основе разделяемых конструкторами (обществоведами, социальными работниками, политиками или вообще публикой) представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Понятие «бедность» – это определение материального статуса тех или иных позиций как слишком низкого, нежелательного, недопустимого и т.д. Оно отражает разделяемые конструкторами ценности, представления и т.д. То же можно сказать и о прочих социальных проблемах (преступности, алкоголизме, курении, наркомании и т.д.). Все социальные проблемы – это проблемы научного или политического определения ситуации. Курение может определяться как нормальное и даже престижное потребление, а может и как большое зло, ведущее к раку, сердечно-сосудистым заболеваниям и т.д., а потому представляющее собой проблему.
Интеллектуальная конструкция в виде представлений о том, что из себя представляет социальная иерархия, превращается в объективную социальную конструкцию, когда она становится руководством к действию, ориентиром в социальном поведении рядовых жителей страны, государственных органов, различных социальных институтов. В этом случае идеальное определение приобретает форму реального (объективного) социального существования. Это проявляется в том, что находящиеся внизу социальной пирамиды испытывают моральные страдания от того, что они «живут не так, как нормальные люди», что они лишены права на управление, на долю национального богатства и т.д. Результатом является определенное электоральное поведение, участие в забастовках, митингах и т.д. В свою очередь иерархия, отразившаяся в сознании власть имущих, проявляется в виде налоговой системы, системы социальной защиты, пропаганде, обосновывающей «справедливость» данного неравенства, и т.д.
Таким образом, социальное неравенство – это изначально идеальная конструкция, могущая приобрести объективный статус элемента социальной структуры.
3. Критерии сравнения статусных позиций
Статусные позиции занимают разное место в социальном пространстве. Соответственно, индивиды и их группы («агенты», по терминологии П.Бурдье) помещены в некое место социального пространства, «которое может быть охарактеризовано через его релятивную позицию по отношению к другим местам (выше, ниже и т.п.) и через дистанцию, отделяющую это место от других» (Бурдье 1993: 36). И здесь возникает важный методологический вопрос: на основании каких критериев должно идти сравнение?
По этому вопросу в теории социальной стратификации прослеживаются два подхода. Один, наиболее развитый в социологии и идущий от М.Вебера, дифференцирует население по индикаторам социальной позиции (уровню доходов, престижу, власти, образованию), беря их количественные показатели как самодостаточные и не учитывая их источники. В этом случае каждый индивид, занимающий ту или иную статусную позицию, выступает как автономная единица. Традиция американского индивидуализма работает именно на такой подход. Есть люди, «сделавшие себя», и есть неудачники. Социальная стратификация (иерархически упорядоченное социальное неравенство) предстает в виде вершины, на которую взбираются альпинисты-одиночки. Из такой логики анализа естественно вырисовываются страты (слои), определяемые только с помощью количественных сравнений: высшая, средняя, низшая. Возможны и более дробные варианты: высшая – высшая, высшая – средняя, высшая – низшая, средняя – высшая и т.д. Они описывают участников «восхождения» по тому, как высоко они поднялись от дна. В рамках маркетинга такой подход вполне достаточен, однако для социологического анализа этого мало. Эта традиция изучения стратификации фактически исходит из вышеописанного понятия социального различия, схватывающего разные, изолированные проявления статусных позиций, в том числе и не связанных друг с другом. Это так называемый «градационный» подход.
Вторая традиция рассматривает социальную стратификацию через призму отношений элементов социальной структуры. В ее основе лежит понятие социального неравенства в вышеописанном смысле. Это сравнение тесно взаимосвязанных позиций в рамках единого социального поля по критериям, считающимся важными в системе ценностей данного общества. В рамках этой традиции и выполнена данная работа. Власть как индикатор статуса всегда означает власть над кем-то; слой, имеющий власть, предполагает наличие слоя, лишенного власти. Богатство и бедность выступают как результат дележа совместно произведенного «пирога», поскольку производство носит общественный характер (разумеется, это верно при условии, что бедность и богатство рассматриваются не в абсолютных, а в относительных категориях: богат тот, кто богаче, а беден – тот, кто беднее своих соседей, соотечественников). Социальная структура рассматривается не как результат дифференциации способностей индивидов, а как следствие того, что социальная структура устроена в форме пирамиды: у нее всегда есть верх и низ, чем выше – тем меньше мест, поэтому наверх смогут попасть лишь немногие. Если у пирамиды есть вершина, то в любом случае кто-то на ней устроится («Свято место пусто не бывает»); если есть дно, то кто-то все равно на него упадет.
Меритократическая парадигма исходит из того, что продвижение к вершине зависит от личных достоинств. Соответственно, чем выше позиция, тем достойнее люди, ее занимающие. Соответственно, восходители, так и оставшиеся внизу, могут пенять лишь на себя: не хватило ума, характера или здоровья. С точки зрения структурализма, место индивида в иерархии предопределяется в первую очередь структурными факторами, например неличностными ресурсами, находящимися в его распоряжении. На вершину можно взойти по самой трудной, отвесной стене, а можно – по более легкому склону, вероятно использование и вертолета. Поэтому достижение одной и той же позиции может потребовать совершенно разных личных качеств от индивидов, располагающих разными социальными ресурсами, среди которых важную роль играет и исходная стартовая позиция (сыну миллионера легко стать миллионером, а дочери президента – его советником).
Каждый статус характеризуется набором индикаторов. В ранних исследованиях социальной стратификации упор делался на субъективные методы ранжирования: респондентов просили проставить ранги тех или иных групп. Этот подход в дальнейшем подвергся массированной критике и сохранился лишь как вспомогательный (например, при изучении престижа профессий). Явное предпочтение теперь отдается объективным показателям.
Вполне соглашаясь с преимуществами последних, я все же хотел бы высказать некоторые сомнения в объективности «объективных» критериев. Они объективны лишь в той мере, в какой реально существуют используемые критерии (например, уровень доходов, объем власти и т.д.). Все это поддается наблюдению, измерению и объективному сравнению. Однако отбор критериев носит субъективный характер. Он осуществляется исходя из системы ценностей, господствующей в данном обществе и в группе, к которой принадлежит исследователь. Абсолютизация индикаторов, порожденных конкретно-исторической системой ценностей, – характерная черта мировоззрения эпохи модерна, тяготеющего к однолинейному пониманию развития мира (то, что нравится мне, нравится и остальным). Однако в контексте постмодернистского мировоззрения грань между ценностью и антиценностью теряет свой абсолютный характер, а под тонкой позолотой блага легко обнаруживается зло. Взгляд на мир через призму принципа конкретно-исторического характера ценностей, признание факта включенности социолога в ценностную систему своего общества ведет к тому, что пирамида социального неравенства теряет свой абсолютный характер: то, что кажется вершиной с одной колокольни, при взгляде с другой колокольни оказывается почти дном.
Большинство ценит деньги, доставляемые ими блага, поэтому во всех системах социальной стратификации ведущее или одно из ведущих мест занимает доход. Очень многие ценят власть, поэтому и она используется как один из ведущих критериев стратификации. Однако все эти объективные критерии субъективны с точки зрения придаваемой им роли. Социологи, являясь частью не просто определенного общества, а конкретной его социальной группы, выступая в качестве экспертов, выбирают критерии, предопределенные ценностями своей группы, и часто выдают их за критерии всего общества или даже за объективные. Чаще всего социологические исследования социальной стратификации несут ярко выраженный отпечаток субкультуры западного, прежде всего американского, нового среднего класса.
Господствующие ценности – это еще не универсальные ценности. Поэтому и критерии ранжирования – это критерии господствующей системы ценностей. Между тем мир знает и иные ценностные иерархии. Для аскетов, представленных не только в религиозных течениях, деньги, власть – это пыль.
Таким образом, принятые в социологии критерии ранжирования субъективны по своему характеру и отражают господствующую систему ценностей (часто не разделяемую большинством, но составляющую ядро господствующей идеологии). В силу этого набор критериев ранжирования должен быть существенно расширен. Это запутывает систему стратификации, делает ее гораздо более туманной и не очень наглядной. В каждой структуре появляется своя пирамида, вершина которой не совпадает с вершинами других пирамид. Но ведь и реальное общество очень отдаленно напоминает учебные схемы. Перечень критериев ранжирования должен включать не только те, которые соответствуют ценностным системам, разделяемым людьми, добившимися власти, богатства или профессионального успеха.
Индикаторами социального статуса являются:
· · административная и политическая власть;
· · наличие и объем капитала как проявления отношений экономической власти;
· · объем находящегося в потреблении личного имущества (непроизводительного богатства);
· · объем и характер доходов;
· · моральное вознаграждение, престиж, влияние (духовная власть);
· · условия труда (вредность для здоровья, риск для жизни, степень комфортности рабочего места и т.д.);
· · перспективы, открываемые данной позицией для вертикальной восходящей социальной мобильности;
· · свободное время;
· · удовлетворенность своим статусом (можно мучиться на троне и наслаждаться жизнью в бочке).
На основе индикаторов социального статуса выстраивается система социальной стратификации, т.е. социальное неравенство, иерархически упорядоченное вдоль одной оси, выстроенной по одному из индикаторов социального статуса. Данный тип социального неравенства легче всего поддается эмпирической операционализации, описанию с помощью количественных методов. К.Хоуп (Hope) использует категорию «стратификационного пространства» как наглядную метафору. «Стратификационное пространство, – отмечает он, – можно представить как пространство, имеющее до N измерений (плоскостей), измеряемых по отношению к соответствующим осям» (Hope 1972: 3).
Поскольку статусная позиция измеряется с помощью целой группы шкал, то индикаторы статуса в каждой из них могут иметь разные количественные выражения и сочетаться в различных формах. Некоторые статусные позиции имеют максимальные показатели по всем шкалам: тут и богатство, и власть, и престиж, и комфорт, и максимум свободного времени. Ближе всего к этому – процветающая аристократия, опирающаяся на унаследованное богатство и статус. Есть та, и комфорт, и максимум свободного времени. Ближе всего к этому – процветающая аристократия, опирающаяся на унаследованное богатство и статус. Есть также позиции с минимальными показателями по всем шкалам. Однако большинство позиций характеризуется той или иной степенью рассогласованности статусных индикаторов: большой доход и низкий престиж, большая власть и нестабильность положения. Есть рассогласования и внутри каждого блока индикаторов (например, человек живет в общежитии, но имеет высокие доходы и автомобиль, а пенсионер проживает в роскошной квартире или доме, но денег едва хватает на скромное питание).
Герхард Ленски для характеристики этого феномена ввел понятия статусной кристаллизации и статусной рассогласованности (status inconsistencies). Эта идея была развита в работах Джорджа Хоманса. В период возрождения социологии в Восточной Европе и СССР она получила конкретизацию в теоретических и эмпирических исследованиях В.Весоловского (Wesolowski 1980) и многих социологов-эмпириков (см.: Саблина 1995, 1996).
Расширение перечня индикаторов социального статуса еще более размывает четкость структуралистского видения социальной иерархии. Сколько индикаторов – столько осей, вдоль которых строятся пирамиды. При этом все чаще возникают ситуации, в которых верх одной пирамиды (например, доход) оказывается в жесткой связке с дном другой (например, безопасность, социальные гарантии статуса), как это имеет место при оценке статуса предпринимателя в постсоветской России, часто сочетающей вероятность высокого дохода с высокой вероятностью пасть жертвой преступного мира. Двигаясь в сторону расширения круга индикаторов социального статуса, мы неизбежно идем от структурализма к тому, что может быть обозначено как постструктурализм: «малейшее изменение акцента, или, как принято говорить в постструктурализме, точки отсчета, системы координат, легко может привести к классификационному заблуждению» (Ильин И. 1998: 31).