О соотношении гражданственности, патриотизма и национализма

Обойти данную тему в контексте нашего разговора просто не представляется возможным. И потому, что понятие "патриотизм" в перестроечные годы стало подаваться в продемократических средствах массовой информации как сугубо негативное. И потому, что само слово "патриотизм'4 отзывается в современной России настороженностью любого нерусского, подсознательно вызывая в нем чувство национального дискомфорта. Но в не меньшей степени и потому, что у русских, живущих в национальных субъектах нашей Федерации не вызывает никакого энтузиазма упоминание о патриотизме так называемых титульных народов. В большинстве своем, крайне малочисленных, однако, через своих представителей доминирующих в управленческих эшелонах, которые осуществляют политику, больно затрагивающую интересы нетитульного большинства. Да и в новой Европе трактовка национализма приобретает сугубо негативный характер.

Но в патриотизме ли здесь дело? Очевидно, что налицо подмена понятий. То, с чем мы все имеем дело, — обыкновенный национализм, причем, зачастую в крайних проявлениях, исторически имеющий глубокие корни и обретший в разных краях и весях своих идеологов и глашатаев. А патриотизм, к примеру, российский, русский, бурятский, татарский или калмыцкий вовсе ни при чем.

Кроме того, срабатывает и механизм психологической защиты. Идеологическое воспитание советского времени закрепило в массо­вом сознании, что национализм является чем-то неприличным и даже постыдным. В самом деле, открыто называть себя националистами до сего времени рисковали сравнительно немногие, либо убежденные его приверженцы, либо субъекты, рассчитывающие на дивиденды, небескорыстно вызывая на себя волну возмущения своих цивилизованных соотечественников. Для большинства же, признание в этом "пороке", даже если это действительно так, явно неприемлемо. Вот тогда-то, в подсознании обывателя и происходит вытеснение неудобного, вызывающего тревогу понятия и замещение его более благо­звучным, как патриотизм.

Вместе с тем, следует учитывать и психо-генетическую природу националистического. Если исходить из выводов К.Юнга, В.Розанова, Н.Лосского, Г.Лебона, Й.Мьеэна, Н.Бехтеревой, О.Крылова, несмотря на разность объектов их исследований и идеологические позиции, то суть национализма в своей первооснове мо­жет быть оценена, как глубоко дремлющий подсознательный инстинкт, обусловленный не только сохранением чистоты своего рода, но и неким утонченным чувством, идущим из глубины человеческой души. В научной интерпретации — некоего "биохимического голоса" идущего от памяти и воплощенного в таком, с одной стороны, нравственном, а с другой, "автономном психическом" (К.Юнг) качестве, как совесть (См.: 1). Отсюда, попытки "борьбы" с этим чувством не более, чем попытки борьбы с природой человека. Но известно, что с природой нельзя бороться. Ее нужно понимать. И понимая, управлять процессами. Нельзя не отметить, что ясности в данный вопрос наши средства массовой информации и политики не только не внесли, но и, цитируя своих лидеров и кумиров, опять же на обыденном уровне, основательно его запутали.

В противопоставлении патриотизма и национализма довольно часто ссылаются на высказывания Д.Лихачева, который, разделяя эти два понятия, подчеркивает, что патриотизм — "это даже не чувство, это важнейшая сторона личной и общественной культуры духа, когда человек и весь народ поднимаются над самими собой и ставят себе сверхличные цели" (2, с.468). Национализм же, по его мнению, "са­мое тяжелое из несчастий человеческого рода...". "Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и той части своего народа, которая не разделяет националистических взглядов".

Отсюда и выводы: во-первых, что национализм базируется на чувствах неуверенности и неполноценности, а во-вторых, что "сознательная любовь к своему народу не может сочетаться с ненавистью к другим народам" (См.: 3).

На первый, взгляд убедительно. Тем более, что говорит все это патриарх русской историографии и литературоведения. И по большому счету, если воспринимать сказанное в качестве некоего нравственного императива, кажется, что это действительно так. Но при внимательном рассмотрении возникают и определенные вопросы.

Даже в контексте русской традиционной трактовки национализма как отрицательного феномена (что не свойственно западной традиции), к примеру, если отдельный человек в определенных условиях способен "подняться над собой", то народ может лишь осознать себя самим собой, а значит выделить себя по известному принципу "свой— другие" (где же здесь зло?); подняться же над самим собой— значит, если не прибегать к позитивной аллегории, с большой вероятностью потерять этого "самого себя". Или, как это можно отрицать соединение любви и ненависти в одном субъекте? Человек — не электронная машина, не допускающая в своей программе столь значимого противоречия. Он куда более сложен и, в отличие от ЭВМ, моментально выдающей сигнал сбоя, от природы противоречив. А противоречия лежат в основе его побуждений и действий, причем, как в норме (предмет психологии), так и в патологии (предмет психиатрии).

Нечто подобное можно встретить и у великого А.С.Пушкина, Утверждавшего несовместимость гения и злодейства. Увы, совмещаются. Ведь не случайно существует понятие "гений зла".

В определенной степени данное противоречие корректируется уровнем культуры человека, смягчая или обостряя проявление данного противоречия, но не ликвидируя его вовсе, а лишь очерчивая правила хорошего тона, да и то в ситуациях преимущественно равновесных, когда стороны не нарушают неких правил приличия. А если они нарушаются одной из сторон или обоюдно!?

И к тому же, на характер противоречия оказывают воздействие множество факторов разной природы и силы действия: социальных, идеологических, политических, экономических, психологических и т.д. Не случайно, нигде в мире мы не сможем найти идеального ре­шения проблем, им порождаемых. В одном случае, напряжение вследствие намеренно, явно или тайно создаваемых привилегий титульной нации, как, к примеру, в прибалтийских государствах, в Ка­захстане или на Украине в Молдавии, Узбекистане и т.д.. В другом случае, вследствие нарушаемых пропорций и группового этно-национального эгоизма, как в любящих поучать весь мир и только три десятилетия назад пошедших по пути преодоления расовой сегрегации Соединенных Штатах, где, несмотря на жесткие нормативы, еще далековато до идиллии. Или в России, где никаких правил в данной области, похоже, еще долго не будет выработано.

На первый взгляд, теоретически, противоречие как бы безупречно, но возникающие на его основе задачи неразрешимы. Что-то вроде знаменитого гордиева узла, рубить который, однако, страшновато. Но вся штука в том, что Александр Македонский вовсе не рубил этот узел мечом, как это, вполне в традициях своего времени, присочинил описывавший его доблести греческий историк Каллисфен. А вот другой историк, Аристобул, повествуя об этом случае, отказывается от драматических приемов, избегает мифологизации: по его описанию, Александр не разрубил мечом узел, а просто вынул заклепку из хомута. "Его, как технически образованного человека, — замечает немецкий историк Ф. Шахермайр, — больше устраивал именно такой способ" (4, с. 177-178).

А что если и нам стать в позицию "технически образованных" и попытаться разобрать данное противоречие. В этом случае, прежде всего, окажется, что противопоставление патриотизма и национализма оказывается до известной степени искусственным, поскольку эти два феномена различны по своей природе. А вот их соединение вполне естественно, что было подмечено Н.О.Лосским, определившим патриотизм как "естественную любовь к родине, и национальное чувство, т.е. любовь к русскому народу как носителю важных духовных и исторических ценностей".

Патриотизм феномен нравственный и обращен к той сфере ценностного мира человека, который лежит в основе нравственной самоидентификации того или иного народа, формирования, по С Лихачеву, его "культуры духа". Кроме того, патриотизм формируется естественным путем и превращается в особую ценность по мере взросления личности (равно как и народа), и кристаллизации ее ценностных, а шире— жизненных— ориентации. Выполняя целый ряд позитивных функций, о которых уже говорилось выше, он не может быть ни опасным, ни негативным фактором, а лишь определяет параметры, в которых любой народ может быть самим собой.

Иное дело национализм. Он, по своей природе, уходит корнями в этно-национальную сферу. И если и обретает нравственное содержание, то в связи в ней. Ярко проявившийся в Европе на рубеже ХVII-ХIХ веков, в эпоху становления национальных государств и национально-буржуазных революций, он сыграл определенную положительную роль, став и объединяющей силой и союзником нарождавшейся западной демократии. Именно национализм, как замечает Э.Д.Смит, придал устойчивость и силу социальным процессам через идеологические конструкты типа "общей судьбы", но в особенности — через миф об "этнической избранности", как правило, обеспечивали этнической группе долгую жизнь (5, р.27-41). Кроме того, в то время только идеология национализма, выступая "от имени псевдонародной культуры... и беря свою символику из здоровой, простой трудовой жизни крестьян, народа..." (6, с. 130), могла солидаризировать богатых и бедных, капиталистов и неимущих. В этом смысле, по справедливому замечанию Н.Скворцова, идеология национализма не только выполняет именно государственную функцию, она политически эффективна и пользуется ответной поддержкой со стороны широких народных масс. Ибо национализм предлагает в данной привлекательной упаковке, "...ощущение безопасности и стабильности в тот период, когда жизненный мир потерял свою целостность, а люди оторваны от своих корней. Таким образом, функцией национализма являлось создание ощущения целостности и исторической непрерывности, связи со своим прошлым, преодоление отчуждения между человеком и обществом, которое несет с собой новый общественный порядок" (7, с. 156-157).

Однако в нашем столетии национализм в своих крайних выражениях приобрел преимущественно негативное значение, чаще становясь союзником (или орудием) агрессивных, тиранических режимов. Что почти не свойственно патриотизму, в силу своей оборонительной природы просто не способному служить в качестве обеспе­чения агрессии, хотя он временами и может, при идеологическом давлении, обеспечивать внутреннюю реакцию (к примеру, быть базой борьбы с "внутренним врагом").

В определенной степени национализм сохраняет свое позитивное значение, ибо, как показывает опыт, эпоха образования национальных государств еще не завершена. Но, во-первых, восточноевропейский национализм, выполняя свою позитивную функцию, тут же проявил и крайние формы и показал свой антигуманный лик, проявившись в давлении на нетитульные народы по этно-национальному признаку. Во-вторых, он проявился в условиях, когда, по справедливому замечанию многих исследователей и политиков, средства уничтожения стали гораздо более смертоносными, а войны несравненно более разорительными. В итоге националистические побудительные мотивы (как правило, не будучи стабильно и "безопасно" выраженными) стали намного более опасными как для народа, в среде которо­го они формируются, так и для всего человечества, в чем мы убеди­лись на примерах войн и вооруженных конфликтов в бывшей Юго­славии, Молдавии, в конфликте между Азербайджаном и Арменией, в Чечне. И человечество, озабоченное своей безопасностью вынуждено, насколько оно сегодня способно, избирать пути и способы адекватного реагирования. В принципе, можно согласиться с У.Лакером и другими исследователями в том, что "между идеями Гердера или демократическим национализмом Мадзини и Гарибальди и межна­циональными конфликтами в Восточной Европе наших дней нет ничего общего" (8, с.397).

Возвращаясь к природе национализма применительно к России, следует отметить, что сильнейший толчок его развитию дал процесс распада СССР, совпадающий по времени с "перестройкой". А образование новой России дало естественный толчок процессу формирования российской нации (нации россиян). И самым значимым признаком, указывающим на то, что "процесс пошел" является набирающая силу самоидентификация жителями России себя как "росси­ян", в отличие от других, то есть не россиян, а, следовательно, и рост национализма, причем во всем диапазоне его проявлений.

Последнее обстоятельство требует пояснения, суть которого сводится к характеристике процессов, исходя не столько из понятия народа (в данном случае русского), сколько из его роли как подавляюще массовой системообразующей основы новой нации, с учетом значения многовековой метисации, которая в основном привела к образованию нового этнотипа, превращению русских в россиян (как это было с превращением славянских массивов в IХ-ХII веках в народы славянской группы, а в случае России— в русских, народ славяно-угорской группы, со значительным вливанием тюркского элемента). На базе этого слияния и возникли, ближе к XIX веку, собственно россияне, как новый этнотип.

К этому следует добавить и довольно значительный процент россиян, происшедших от межнациональных браков (до одной трети в трех-четырех поколениях), и доминанту русской культуры, на базе которой формировалась национальная (нерусская) интеллигенция, и, наконец, знаковые имена русской славы разных лет, например: А.Суворов, М.Кутузов (тюркские корни), П.Багратион, В.Чабукиани (грузинские), К.Рокоссовский, И.Балинский (польские), Л.Ландау, Ю.Харитон (еврейские), С.Рихтер, Б.Раушенбах (немецкие) и т.д., естественно вписавшиеся как в единую ткань русской культуры, так и в этнотип.

В условиях становления российской государственности и общероссийской нации следует занять по отношению к российскому национализму позицию как к естественному феномену, сопутствующему процессу образования наций и немыслимому без такового, обращая, однако, внимание на его опасные крайности, и, тем самым, выйти за пределы сложившейся российской традиции трактовать этот феномен исключительно в публицистически-негативном духе.

Такого же рода процессы идут и в других независимых государствах в постсоветском пространстве. Сочетание процессов интеграции и размежевания, становления государственности и наций с присущими им атрибутами — проявлением национальных интересов, формированием национальных идей, конечно же, вызывает их столкновение и, как следствие, напряженность.

На российском уровне — та же картина. С одной стороны, процесс образования общероссийской нации, а с другой — углубление самоидентификации народов нашей страны, имеющих свою исторически обретенную территорию, в особенности русских, что явно недооценивается политиками и идеологами.

В такой ситуации многие, прибегая к советам "просвещенных" западных экспертов, пытаются найти аналоги для России в процессах, свойственных нынешней Европе или Америке, постоянно, кстати, ощущающих сепаратистское напряжение. Чего стоят, к примеру, затянувшийся ольстерский конфликт, проблема басков, квебекская эпопея, да и постоянно дающий о себе знать и имеющий глубокие исторические корни территориальный сепаратизм в США (См.: 9).

Но вряд ли это справедливо. Ведь современной России временные аналоги подыскать очень сложно. С одной стороны, наша страна и общество проходят (хоть и не в первый раз) первые стадии формирования капиталистических отношений, со всеми присущими этому процессу "детскими болезнями". Во времени они аналогичны тем что происходили в Европе в XVI -XIX веках. Складывание же общества буржуазного типа с соответствующими ему процессами классо-образования и формирования социальной структуры, прерванными в 1917 году, у нас начинается и вовсе с нуля. Нельзя при этом не учитывать и весьма значительный научно-технический и культурный уровень развития страны к началу ''перестройки". С другой стороны образование национальных государств с присущими процессами образования наций в Европе, в основном, прошло в ХУШ-Х1Х веках растянувшись до начала XX века в странах юго-восточной Европы, в то время как Россия специфически вошла в подобные процессы в самом конце века ХХ-го, как бы зависнув на растяжках между эпохами и столетиями. Это очень похоже на Монголию, которая, в соответствии с замыслами идеологов коммунизма, пыталась совершить скачок из феодализма в социализм, минуя целый ряд стадий. Или на многие африканские страны, "втиснутые" в капитализм с уровня родо-племенных отношений. Во всех случаях такого рода скачки стремительны и поверхностны, порождают непростые социальные, экономические, политические, этнические и психические проблемы. В частности, известный франко-африканский психиатр Ф.Фанон в своей книге отмечает, что освоение культурных идеалов белых для многих черных заканчивается расстройством психики. Но малые страны и народы вынужденно приспосабливаются к условиям, в то время, как большие и великие поставлены перед необходимостью эмпирически, отвергая знахарские рецепты политических компиляторов, закономерно искать свой особый путь, дабы не потерять себя. Не "третий", а обеспечивающий самобытность и безопасность этнокультурной идентичности.

Нельзя назвать простыми в каждом случае и отношения людей, принадлежащих к формирующимся или уже сложившимся нациям, с одной стороны, и, как правило, частями организованных диаспор, с другой. Однако при более или менее нормальном развитии отношения типа "свои-другие" выстраиваются в два уровня. На первом как межнациональные отношения в рамках одного государства. А на втором уровне — в практике взаимоотношений между нациями, имеющими свою государственность и суверенитет. Совершенно естественный для многих стабильных национально-государственных систем, этот уровень только осваивается россиянами, которые еще недавно жили "в семье единой, новой вместе с теми, кого сегодня мы посттепенно начинаем осмысливать как других и даже чужих .

Понятно, что эти "другие" и "чужие" не случайно по-разному поминаются применительно к отмеченным уровням. Отношения между россиянами в нормальном варианте предполагаются лишь как отношения между своими, но "другими". А само сосуществование реализуется в трех классических формах: симбиотической (с характерной тенденцией к слиянию), ксенической (означающей устойчивое сосуществование различных народов как бы в своих нишах и взаимодополняющих друг друга) и, наконец, в химерической (вызванной временными обстоятельствами, а потому весьма конфликтной и неустойчивой).

Беда наша в том, что эти процессы, вследствие отсутствия какой-либо осмысленной национальной политики, основанной на долгосрочной стратегии, порождают слишком много неясностей, в которых национализм, переходя в крайние состояния, находит свою питательную среду.

Говоря о разнородности понятий "патриотизм" и "национа­лизм", следует обозначить их логические пары: "патриотизм — космополитизм", "национализм — интернационализм", "гражданственность — анархизм". В результате становится окончательно ясно, что одно вовсе не вытекает из другого.

Итак, логической парой патриотизма является космополитизм, довольно широко и своеобразно проявляющийся в современном мире и в России у представителей различных социальных слоев и возрастных групп, а в особенности в среде столичной интеллигенции. В крайности своей они противоречат и исключают друг друга. Но в массе житейских ситуаций, в сознании и ценностном мире отдельного человека вполне могут уживаться. В следующих главах, на основе результатов исследований, можно будет хорошо увидеть, как и в каком соотношении это возможно. Сейчас же отметим, что с космополитизмом сочетается, как правило, и "усеченный" патриотизм, показателем которого является связь человека с родным домом, населенным пунктом, регионом, но не со страной. Тем более, что в нынешней России понятие государства неоднозначно понятию Родины.

Логическая пара "национализм — интернационализм" лишний Раз показывает насколько искусственно совмещение национализма с патриотизмом. Ведь патриотом в разной степени может быть и националист и интернационалист, равно, как гражданин и анархист. Но в то же время гражданин и интернационалист совсем не обязательно должны быть патриотами. Точно так же, как космополит (как показывают исследования, вовсе не "безродный"), вполне может бы одновременно и гражданином, и анархистом, и даже националистом Все дело здесь в специфике формирования данных характеристик складывающейся из них структуры в каждом отдельном случае. А этоопределяется условиями формирования личности в детстве и юности в особенностях семейного и государственного воспитания.

В российской действительности, с учетом истории нашей страны, формирование подобных структур наиболее интересно с исследовательской точки зрения. И вряд ли можно ошибиться, сказав, что две характеристики, а именно патриотизм и анархизм, играют здесь наиболее существенную роль.

Складываясь в крайнем оформлении двух характеристик: государственность и безгосударственность, притом, что пространство между ними многие столетия оказывалось ничем не заполненным, а если прибегнуть к физической аналогии, было своего рода торричелливой пустотой, как ни странно, обеспечивающей притяжение этих двух несоединимых, взаимоисключающих характеристик, русская душа, русский дух, сам противоречивый, за века блуждания в потемках и минуты озарения выработал, по Н.А.Бердяеву, некую антиномичность (10, с.58), выраженную в единстве-противоречии свободы и воли, рабского, из под палки, порядка внешнего бытия и повседневного внутреннего жития "по совести". И потому дикий для любого европейца вопрос: "Как жить будем, по закону иль по совести?" - для нас, русских, да и остальных россиян воспринимается как нечто естественное, само собою разумеющееся. Потому-то в России непреодолимым препятствием для самых нелепых законодательных актов является дурное их исполнение. И конечно же, именно поэтому, на короткие мгновения, так разительно и непредсказуемо меняется лик россиян и самой России — от апатии и малоподвижности, к всплескам, сопровождающимся огромными выбросами энергии, к порывам, немыслимым для европейского ума. "Страстность и могучую силу воли, — замечает Н.Лосский в своей книге "Характер русского народа",- можно считать принадлежащими к числу основных свойств русского народа".

Права З.В.Сикевич, когда пишет, что "свобода в нашем понимании-- понятие европейское, ограниченное некими правовыми рамками..., между тем как воля предполагает стихию, неупорядоченный взрыв "самореализации", прежде всего групповой, а не индивидуальной, никем и ничем неограниченное непокорство...", указывая на маргинальность носителей этих характеристик и душевных состояний, "но разве не маргинальна и сама "воля" в сравнении со «свободой"? (И, с. 8).

Использование трех обозначенных логических пар в социологическом исследовании, в сочетаниях полюсных характеристик по доминантам их проявления обещает весьма интересные результаты, особенно при проектировании социальных портретов как личностей, так и целых народов, и способно пролить свет на многие доселе невыясненные моменты,

К примеру, русские — патриоты, анархисты, интернационали­сты А, скажем, французы — преимущественно патриоты, националисты, граждане (12, с.87-91, 135-137).

Опыт цивилизованного развития, осознание своей ответственности за судьбу уже не только одного народа, а всей нашей планеты неизбежно приводит к мысли о необходимости надежного контроля за феноменами общественной жизни, могущими представлять всеобщую угрозу. Агрессивный национализм при сочетании разного рода факторов несколько раз за прошедшее столетие приводил человечество к трагедиям глобальных масштабов, варварски попирая законы развития, деформируя пространство и время. А ведь на уровне таких всеобщих категорий, как пространство и время мы встречаемся с функционированием некой всеобщности, в пределах нашей планеты определяемой понятием "ноосфера".

Обобщая исторический опыт, можно сделать вывод о том, что возможно, воздействуя силовым образом, искривить, деформировать пространство. Но можно, при известных условиях, и взломать его, вызвав всеобщую катастрофу. Можно, видимо, "поиграть" и со временем до известного (кому?) предела. Но время есть феномен, явно влияющий на все наши действия. Чем масштабней действие, тем ощутимей, вследствие его возможного несоответствия общей логике и законам функционирования, последствия для всех нас.

Если продуктом таковых действий является материализованная система (скажем, государство), которая по сути своей и по природе сдерживает функционирование ноосферы или придает ей в сколько-нибудь значимых, то есть важных для ее жизнедеятельности масштабах деформацию (это ли не искривление пространства вопреки логи­ке, законам и попытка обернуть время вспять?), то время начинает сокрушать эту систему, тем самым расчищая путь для нормального развития целого. Не случайно мы говорим: система не выдержала испытания временем. И, главным образом, потому, что возможно Движение только вперед, а назад, увы, пусть в самых экзотических Формах, нет.

Если обратиться к истории, то не так ли было, к примеру, с фашистской и советской империями. Не напоминание ли это о том, что эти конструкты от идеологии, материализованные подвижниками в действующих глобальных системах, довольно быстро оказались существенной помехой функционированию ноосферы, а потому и были устранены. Правда, какой ценой.

Но поскольку мы в общих чертах выяснили не только различие между патриотизмом и национализмом и, думается, доказали необязательность и не всеобщность публицистического варианта, выражаемого в связке "национал-патриотическое", уместно дополнить что гражданственность в современных условиях, пронизывая ценностную структуру, не только организует ее, но и делает невозможным сколько-нибудь значительный подъем крайнего национализма. Ибо гражданские права и обязанности во всей их полноте и есть правовая основа развития как личности, так и общества, организации сознания и поведения в соответствии с вектором демократического развития.

Конечно, не только государство должно много сделать для развития гражданственности своего народа. Но и сами люди, народ являются вершителями своей судьбы. Общее направление развития, пусть в самом общем виде, было проговорено в годы "'перестройки" и выбрано в 1992 году. А это значит, что фантастические или ориентированные в прошлое рецепты решения проблем неприемлемы. Россияне в большинстве всегда были патриотами своей страны. А теперь мы начинаем все больше осознавать себя гражданами новой России. Сплетаясь воедино, гражданственность и патриотизм могут быть и стимулом в решении проблем возрождения нашей прекрасной Роди­ны и заслоном националистическим соблазнам.

Гражданско-патриотическое воспитание молодежи (2 лекции)

Проблема патриотизма играет особую роль в политической жизни современной России. Обусловлено это многими факторами, главными из которых являются последствия резкого перехода от одной общественно-политической системы к другой и соответственно от одной системы ценностей к другой. С учетом того, что патриотизм всегда занимал важное место в российской политической культуре, его недооценка в условиях трансформирующегося общества может иметь крайне негативные последствия. Во многом именно ценность патриотизма определяла и специфику российского национального характера, его менталитета и политической культуры.
Особенно большое значение проблема патриотизма имеет для политической культуры современной российской молодежи. Обусловлено это тем, что ее отношение к патриотизму формировалось в условиях радикальных реформ и последующего затяжного социокультурного кризиса, вызванного сменой парадигмы государственного целеполагания ценностных ориентации граждан.
Тоталитарная индоктринация, которой подвергалось советское общество на протяжении 70 лет оказала огромное влияние на современное его состояние и стала одной из причин его идеологического раскола, психологического настроя крупных социальных групп (в том числе и в отношении патриотизма).
Однако решения либеральных реформаторов по преобразованию социализма в капитализм, их революционный радикализм привели к тотальному отказу от прошлого, стремлению к «прогрессу ради прогресса», к «переменам ради перемен», желанию ускорить ход истории, обогнать время, резко изменить уклад жизни, «тип цивилизации», психологию и культуру человека, «одним махом», «в короткий срок» и «раз и навсегда» решить наболевшие проблемы, не считаясь с готовностью человека и общества к быстрым и коренным изменениям. Началась вестернизация образа жизни в целом и духовной жизни в частности1.
Непатриотичная позиция отечественных средств массовой информации (особенно центральных), ориентированная на «общечеловеческие ценности», привела к тому, что они внесли и продолжают вносить немалый вклад в дезинтеграцию российского общества, в прививание отвращения ко всему родному, отечественному. Виртуальные жизненные образцы, распространяемые электронными средствами массовой информации России, находились и находятся в столь вопиющем противоречии с реалиями российской жизни, словно они специально предназначены для окончательного разрушения традиционных нравственных устоев и национального уклада жизни, частично унаследованных молодежью.
Вестернизация опасна не столько тем, что навязывает россиянам новые моральные и жизненные образцы, сколько тем, что искусственно разрушает ^ складывавшуюся веками естественноисторическую социокультурную систему
России, в которой всегда важное место занимал патриотизм. Как справедливо отметил СВ. Лурье, разрушение традиционной социальности внутри российского общества - процесс, аналогичный нарушению биоценоза, — ведет к
«вымиранию», вследствие утраты традиционных социальных ниш, целых
1 Покосов В.В., Орлова И.Б. Пятилетка N 13: Взлеты и падения. М., 1996. С. 120.
4
подсистем этосов внутри русского этноса и других этносов России2. В итоге русский народ и другие народы России теряют свою национальную самобытность и способность к социокультурному самовоспроизведению. В конечном счете, это пагубно сказывается на всем российском обществе: теряя свою этнокультурную идентичность, составляющие его народы не только перестают «понимать» друг друга, но и теряют способность находить «общий язык».
В результате наложения двух парадигм государственного целеполагания в отношении к патриотизму (советской и либерально-космополитической) внутри российского общества сложилась очень сложная конфигурация политической культуры. В ней обозначились по крайней мере две ярко выраженные субкультуры, характеризующиеся как «традиционалистская» и «западническая». В каждой из этих субкультур наблюдались свои механизмы ретрансляции ценностей, социальных норм и политических установок. В то же время не менее половины общества существовало в рамках пограничных культурно-политических ценностей.
Исторический опыт свидетельствует, что распад традиционного социума начинается с разрыва социальных связей. Противоречивая ситуация в современном российском обществе, стремительные и отнюдь не всегда позитивные перемены в экономике, политической жизни, повседневной деятельности людей, радикальные изменения геополитического пространства «о. предопределяют острый кризис идентичности, как личностной, так и групповой,
неудовлетворенность ряда социальных и духовных потребностей индивидуума.
Приход В.В. Путина к власти в 2000 г. ознаменовал начало нового этапа в отношении различных политических сил России к патриотизму. Речь идет не столько о формировании концептуально завершенной и программно оформленной
2 Лурье СВ. Метаморфозы традиционного сознания: Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994. С. 75-76.
государственной политики, сколько об усилении роли данной ценности в программах политических партий и в информационном пространстве России.
К сожалению, сегодняшнее возвращение идей патриотизма в российскую политическую жизнь носит крайне неоднозначный характер. Государство с самого начала было одной из сторон в политическом процессе, который привел к расколу общества на враждующие лагери. Взять на себя миссию высшей посреднической инстанции в деле консолидации общества на базе патриотических ценностей оно пока не способно.
Важнейшее препятствие заключается в том, что сохраняющееся отчуждение общества от государства сопровождается тем, что группа своекорыстных политиков выдает свои эгоистические частные интересы - личные, клановые, групповые, социально-классовые, политически-партийные и т.д. - за интересы всего общества и использует имеющиеся в ее распоряжении средства для легитимации своего правления. Важную роль в решении этой задачи занимает идеологизированная пропаганда официального, «казенного» патриотизма.
С одной стороны, такая пропаганда приносит положительный эффект, оказывая воздействие на значительную часть российского общества, особенно на молодое поколение. С другой стороны, внедрение государственно-идеологической системы взглядов и норм, в основе которой лежит определенный образ родины (общества, его прошлого, настоящего и будущего) вкупе с определенными моральными образцами любви к родине и верного ей служения, может быть успешным и долгосрочным только в том случае, если граждане будут осознавать, что российское государство стоит на страже их интересов как во внутренней, так и внешней политике. К сожалению, значительная часть российского общества, находящая за чертой бедности, не может адекватно воспринимать такой казенный патриотизм, рассматривая его как средство манипуляции общественным сознанием.
Кроме того, в последние годы патриотизм превратился в предмет политологических спекуляций и политической борьбы. Каждая политическая партия устами своих лидеров или идеологов стремится доказать, что именно ее образ общества, его прошлого, настоящего и будущего, ее понимание патриотизма соответствуют «истинной» любви к родине, в то время как другие политические партии, имеющие другой образ общества, его прошлого, настоящего и будущего, по сути, - носители «ложной» любви к родине. Это также не способствует созданию единого прочного патриотического фундамента для представителей различных социальных групп России.
Данные обстоятельства актуализируют необходимость научного осмысления отношения к патриотизму различных социальных групп в российском обществе и особенно изучения места и роли патриотизма в политической культуре современной молодежи.
Степень изученности проблемы
В начале 1990-х гг. сторонники либерального подхода к патриотизму, обосновывая свою позицию, отмечали, что главная задача - это возвращение России в семью западноевропейской цивилизации на основе формирования индивидуалистических ценностей3. Однако последующая практика показала, что игнорирование патриотического воспитания вовсе не означает успешного внедрения в политическую культуру молодежи базовых демократических ценностей.
Корректировка политического вектора в отношении патриотизма назрела давно. Начало ей было положено приходом Президента Путина. Однако анализ происходящих изменений в этой области свидетельствуют, что они во многом носят демонстративно-декларативный, казенный характер и нацелены на манипулирование массовым сознанием для обеспечения победы на выборах.

 

Среди многих понятий, которые античный мир оставил нам в наследство, понятию "гражданин" по праву принадлежит одно из самых значительных мест в нашей жизни. А целые века последующие за этим интереснейшим периодом человеческой истории можно смело назвать процессом постижения смысла данного понятия и освоения всего связанного с ним комплекса отношений. В античном мире словом "гражданин" (греч. polites; лат. civis), называлось лицо, наделенное совокупностью политических и иных прав и обязанностей в соответствии с греческими и римскими законами. Понятно, что таковыми могли быть лишь свободные люди. Но при этом, существовали и ограничения по социальному положению и полу, вероисповеданию и т.д.

Применительно к личности и социальным группам в их повседневной жизни, данное понятие находит выражение, прежде всего, в терминах "гражданское сознание" и "гражданское поведение" в первом случае, имеется в виду некая особая форма индивидуального группового и массового сознания, специфически, в виде понятий и образов, закрепленная в определенных стереотипах, воздействующих на образ мысли человека (сообщества людей — граждан государства) и на характер принимаемых им решений. Во втором же, речь идет об устойчивых стереотипах поведения, увязанных с понятием гражданства и проистекающих из характера гражданского сознания.

Гражданское сознание и поведение формируются в процессе социализации. Более того, они являются производными от воспитания и образования, которые, в свою очередь, также зависят от множества факторов: уровня развития государства и общества и господствующих экономических и политических отношений, от специфики функционирующих социальных общностей и институтов, от степени влияния лидирующих групп, взаимосвязи с мировым сообществом и т.д.

Таким образом, наиболее существенной и определяющей является связь "личность-государство". Хотя есть и еще один компонент, существенно влияющий на характер данной связи, а именно общество". Однако, это понятие играет весьма специфическую роль. Оно не равнорасположено в воображаемом континууме "личность — общество— государство". К тому же у общества, строго говоря, нет граждан, а есть только члены, которые, хотя и руководствуются в своем гражданском сознании и поведении существующими законами и нормами, но в значительно большей степени действуют на основе моральных и идеологических норм, традиций и представлений, имеющих, к тому же, преимущественно групповой характер.

Во многом это обстоятельство определяет специфику ''гражданского общества" как совокупности неполитических отношений: экономических, социальных, нравственных, религиозных, национальных и т.д., в рамках которых осуществляется самопроявление свободных граждан и добровольно сформировавшихся ассоциаций и организаций, огражденных соответствующими законами от прямого вмешательства и произвольной регламентации их деятельности со стороны государственной власти.

Вероятно, следует заметить, что зачатки гражданского общества прослеживаются в истории России еще в раннем средневековье в деятельности таких институтов, как народное вече, сходы, соборы и т.д. То же самое можно видеть и в истории многих других государств (например, возникновение и утверждение Магдебургского права, под действие которого попала часть русских земель — Новгород, Псков, также часть Малой и Белой Руси). Однако, вследствие специфики-развития России, все эти формы угасли, в то время как на Западе стали базой развития гражданского общества, демократии в цеЛОМ-.

Таким образом, применительно к российской ветви развития некого общества можно выделить несколько важнейших этапов каждый из которых можно было бы назвать нереализованным шансом развития в сторону демократии и гражданского общества. Первый _ - как уже говорилось, в раннем средневековье, когда наметились тенденции установления прочных связей с Западом, нашедшие отражение в политике киевских князей, особенно Владимира Мономаха и Ярослава Мудрого. Однако изменившаяся геополитическая ситуация, усиление противостояния католической и православной церквей, активная военная экспансия Запада в сторону России, но что самое главное, татаро-монгольское нашествие, подвели черту под этим периодом и способствовали снятию самой возможности развития в сторону гражданского общества.

Павел проявил самое непримиримое отношение к правам и свободам, подтвержденное стремлением реально бороться с ними огнем и мечом, причем куда решительней, чем его мать. Как пишет историк Н.Шильдер, "однажды Павел Петрович читал газеты (о событиях во Франции — авт.) в кабинете императрицы и был вне себя: "Что они все там толкуют! — воскликнул он. — Я тотчас бы все прекратил пушками".

Екатерина ответила сыну: «Vous etes une bete feroce (Ты жесто­кая тварь. — фр.)> или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями? Если ты так будешь царствовать, то не долго продлится твое царствование" (3, с.248).

Многое из того, что происходит в нашем государстве и обществе указывает на то, что мы вышли к подъему. Заметны тенденции к осмыслению народами нашей страны себя в качестве россиян, в особенности, у молодежи. Растут показатели патриотического сознания и поведения. Требование патриотизма как одной из основных состав­ляющих государственной политики — уже не голос одиночек. Оно проявляется и в массах народа — и "в низах", и "в верхах".

Ниже мы еще остановимся на этой теме, а в контексте рассуждения отметим, что успешный, понимайцивилизованный, путь выхода из кризиса возможен лишь при сочетании развития патриотических тенденций с гражданским развитием населения страны, со способствованием неразрывному развитию гражданского общества и правового государства.

Не рассматривая специально в данной работе тему становления гражданского общества, хотелось бы заметить, что в настоящее время мы имеем его лишь в зародыше, который охватывает весьма незначительные слои населения и тяготеет преимущественно к столицам — Москве и Петербургу. В массе своей население лишь испытывает определенную и очень плохо осознанную потребность в неких гражданских инициативах, не выходящую, однако, у большинства из лабиринтов формирующегося гражданского сознания. У старших поко­лений — преимущественно в консервативных формах, более соответствующих понятиям ушедшей эпохи, а у молодого поколения в более реальных, отвечающих сегодняшним требованиям.

Но подходим ли мы сегодня под этот канон? Вряд ли: другое время, иные задачи. И здесь снова необходимо вернуться к соотношению гражданского и патриотического.

С развитием общества, как уже говорилось выше, гражданское степенно становится приоритетным по отношению к патриотическому- но вовсе не заменяет и не отменяет последнего. Да и не способно этого сделать. И главным образом, потому, что патриотизм, как чувство более глубокое по своей природе, формируется в человеке -значительно раньше гражданских представлений. Но что самое главное, он по своему характеру консервативен и выполняет функции, о которых уже говорилось в первой главе.

Гражданственность же более динамична и означает, помимо формальной принадлежности к государству и вытекающими из этого следствиями, не только отношение к правам и обязанностям. Это нравственно-правовое отношение органически связанное с векторными тенденциями развития человечества. И если исторически подтверждено, что таковыми являются демократия, права человека, правовое государство, гражданское общество, рынок, — то это и есть глубинные критерии гражданственности. Вот поэтому-то возможна оценка декабристов, как провозвестников свободы, с упреждением исполнивших свой гражданский долг. Поэтому, в целом, гражданским отношением можно считать решение большинства народа России, отвернувшегося от замаранного кровью и окончательно доказавшего свою нереформируемость советского режима. Именно здесь, а не в формальном выполнении предписаний, живая душа гражданст­венности. Но каковы же функции гражданственности?

Первую из них можно назвать мобилизующем, то есть формирующей у людей активное отношение к действительности. В ее рамках и под ее прикрытием осуществляется формирование и развитие того, что называется гражданским обществом.

Вторая функция — направляющая, связанная с целеполаганием и придающая устойчивость действиям личности, гражданских объединений.

Наконец, третья функция — регулирующая, то есть определяющая характер реакций на внешнее воздействие (скажем, на естественное взаимопроникновение или силовую экспансию) и воздейс­вующая на характер вновь складывающихся связей и отношений. Причем вплоть до отвержения и слома отживших отношений и систем, в том числе и государственной.

Все три функции своеобразно проявляются в ценностном мире личности, в зависимости от специфики ее воспитания и развития, особенностей среды и т.д. А само взаимодействие гражданского и патриотического носит ярко выраженный волновой характер: в эпоху великих переломов гражданское всегда доминирует над патриотическим. Более того, учитывая, что в революционные эпох борьба, и подчас ожесточенная, носит отчетливо выраженный классовый характер, знамя патриотизма зачастую оказывается руках сходящих с арены социальных слоев и политических групп. В этом случае консервативный характер патриотизма резко усиливается и приобретает выраженный реакционный оттенок. Ярким примером является знаменитая Вандея во Франции, понятие, ставшее нарицательным. В предреволюционные годы в России патриотические лозунги не сходили с уст черносотенцев, которым откровенно симпатизировала одряхлевшая монархия. Патриотическая идея ярко проявлялась в белом движении в годы гражданской войны в России, явлении во многом уникальном, безысходно трагическом и, в отличие от предыдущих примеров, безусловно позитивном, сконцентрировавшем в себе тех, кого в большинстве можно назвать честью и совестью нации.

Определенное исключение составляют разве что национально-освободительные движения, которые скрепляются патриотизмом и национализмом и носят в основном прогрессивный характер. Однако велика опасность скатывания их на путь нарушения прав человека, что произошло во всех без исключения государствах в постсоветском пространстве.

Гражданами и патриотами не рождаются, ими становятся. Эта, в общем-то, всем известная истина, вместе с тем, остается во многом нераскрытой, а зачастую и вовсе неправильно понятой. И происходит это скорее потому, что из контекста развития личности произвольно вырываются отдельные периоды, равно как случайно определяется роль и значение различных факторов, будь то кризис общества, развал системы воспитания или отрицательное воздействие некоторых средств массовой информации, которые сегодня не ругает только ленивый. Но в этих случаях, наверняка, невозможно дать исчерпывающую оценку всему процессу, к тому же, если научный подход подменяется публицистическим.

Следует проследить формирование гражданственности и патриотизма в контексте самого процесса формирования личности ребёнка, подростка, молодого человека в соответствии с его основными ста этапами, учитывая, что ценностные ориентации и представления -складываются « по кирпичику», постепенно накапливая количественный материал, который своеобразно, в соответствии с индивидуальными особенностями человека и воздействиями среды "взрывается" в определенный момент, давая новое качество и порождая вереницы взаимосвязанных следствий; ясно, что сам этот про­цесс — суть базовое основание всей дальнейшей жизни и деятельности личности.

Проблематика формирования гражданственности и патриотизма теснейшим образом связана и во многом подобна процессу политической социализации детей и молодежи, хотя и имеет специфику по предмету, который в первом случае гораздо шире и объемней.

Основываясь на анализе литературы по данному вопросу и на данных исследований, авторы рассматривают процесс политической социализации в основном сквозь призму формирования патриотизма и гражданственности, основываясь на сформулированных выше характеристиках этапов и законов формирования и развития личности. А потому существенное внимание уделяется позитивному характеру развития, особенно в детском возрасте, и формированию у ребенка такого базового основания, как чувство любви и уважения. Ибо, еще раз отметим, в основе патриотизма лежит чувство любви. А в основе гражданственности — исходящее из уважения отношение к своим (и других людей) правам и обязанностям. На первый взгляд, начальные два периода жизни человека — внутриутробный и от рождения до, приблизительно, двух лет— не имеют прямого отношения к теме нашего разговора. Но только на первый взгляд. На самом же деле, позитивный характер жизни маленького человека в этот период обеспечивает базу возможного фор­мирования его гражданских и патриотических представлений. Но только в том смысле, что лишь позитивный по сути своей процесс в начальном этапе жизни дает возможность складывания целостной структуры ценностных ориентации, поскольку ценность в ее идеальном значении есть феномен положительный.

Кроме того, ценностный мир человека представляет собой весьма сложную систему, имеющую в каждом конкретном случае определенную структуру и стремящуюся к максимальной полноте. Уже давно замечено педагогами и является ныне бесспорным фактом, что нарушение принципа позитивного развития личности ребенка с первых дней жизни взрывает логику формирования его ценностей, деформирует их структуру и либо обедняет ее, либо придает ей в дальнейшем определенную антисоциальную направленность. Если же обратиться к реалиям нашей жизни, то, с достаточным основанием, в половине случаев по частностям, а в трети случаев определенно процесс развития личности ребенка в самом раннем возрасте следует оценить как неблагоприятный именно в силу невыполнения их родителями своих элементарных отцовских и материнских обязанностей.

Здесь важно понять, что, входя в мир, ребенок должен видеть его широко открытыми глазами, радуясь каждому новому образу, звуку, не зная в отношении к себе ни зла, ни небрежения. Ведь его самая маленькая родина— комната, в которой он проводит первые месяцы своей жизни, постоянно общающаяся с ним мать и все, что сопровождает это общение: звуки, голоса, их тональность и содержание, качество пищи, чистота воздуха и т.д.

Но особенно важен период от 9 до 13 лет — этап формирования политических взглядов и представлений, когда, по мнению Ж.Пиаже, основанном на многолетних опросах, начинается выход ребенка за пределы своего непосредственного, личного опыта. Дети начинают различать и выделять руководителей государства, основные его ин­ституты, понимать основные функции некоторых из них. Формируется доверие к институтам власти, хотя и в очень наивной форме (2), которое, однако, утрачивается через некоторое время, ибо верх берет критический настрой, так свойственный ранней юности, а властно заявляющие о себе проблемы жизненного самоутверждения отодвигают многие абстракции на второй план (3).

Позднее это доверие как бы стабилизируется и в значительной степени зависит от соответствующего отношения родителей или авторитетных взрослых, а также и от личного опыта подростка, который либо копирует и принимает политические установки и симпатии родителей (в ситуации семейного согласия), либо их отвергает (при перманентном внутрисемейном конфликте).

Но только на следующем этапе, в отрезке от 14-15 до 17-18 лет, гражданские и патриотические ценности обретают в сознании молодых людей достаточную определенность, а сам молодой человек получает способность относительно самостоятельно оценивать себя в качестве патриота и гражданина. Важную роль играет тот факт, что молодые люди с 14 лет обретают, хотя и не в полном объеме, гражданские права и отчасти становятся субъектами таковых. У части из них в этом возрастном периоде проявляется стремление к социальной активности, которая реализуется в общественных организациях и разного рода инициативах. Поэтому социальную активность в этот период можно оценить как важнейший фактор, воздействующий на формирование гражданственности и патриотизма, закрепляющий ценностный багаж, накопленный в детстве и отрочестве. Хотя этот же фактор, при известных условиях, может оказывать и обратное воздействие.

В советское время такого рода стремления реализовывались в массовых детской и молодежной организациях и, с одной стороны, были жестко зарегулированы, а с другой, позволяли выразить себя в этих рамках довольно большому числу молодых людей.

Иное дело сегодня. Массовых молодежных организаций не су­ществует. Хотя было бы ошибочным считать, что молодежи не нуж­ны свои организации. За их создание высказались еще в 1995-97 гг. от 78 до 82% опрошенных сотрудниками НИИКСИ СПбГУ молодых людей по всей России. И с тех пор эти цифры почти не меняются, что говорит об устойчивости данной потребности. При этом 78,5% испытывают потребность в создании неполитических, а 41,7%— политических молодежных организаций. Более того, 69,9% хотели бы видеть в Государственной Думе молодежную фракцию. Однако реальность такова, что множество лидеров (а только в Петербурге зареги­стрировано к 1999 г. более 450 молодежных и детских организаций), провозглашающих без устали о своем стремлении защищать интересы молодежи и дружно трущихся вокруг государственной кормушки, в действительности, (за редким исключением) никого не представля­ют, ибо в их "организациях" в лучшем случае состоит десяток-другой единомышленников. Поэтому среди большинства молодых людей преобладают пассивные формы проявления социальной активности (чаще всего, слежение за политической информацией или обсуждение актуальных вопросов в кругу друзей или с родителями). Объектом же симпатий или жесткой критики в этих случаях становятся политические лидеры, особенно руководители государства, олицетворяющие власть. В феномене недоверия к власти (у более чем 80% опрошенных нами по России молодых людей) отражается понимание молодым человеком меры неспособности этой власти и ее лидеров отвечать различным запросам, но в особенности делать ими что-то для решения уже осознаваемых молодыми своих ближайших жизненных задач. Иными словами, уже не рассказанная родителями сказка о богатырях или народных умельцах и даже не слово воспитателя определяют отношение молодого человека. Решающей становится оценка молодыми людьми степени заинтересованности государства в решении их конкретных жизненных проблем. И следует отметить, что в целом, политика государства по отношению к молодежи не только не является заинтересованной. Она прямо тормозит социальное развитие молодежи, создает огромные препятствия для ее продуктивного развития. Вот почему, по данным исследований, патриотизм современной молодежи и ее гражданственность довольно явно противостоят государственности.

А если учесть, что на волнах социальных переломов власть и ее представители чаще всего предстают через широко публикуемые в средствах массой информации факты, а также через передаваемые в устном народном творчестве анекдоты, шутки, частушки и т.д. в весьма непривлекательном и даже отталкивающем виде, то потому образ такой власти может стать препятствием и для формирования и развития у подростков и молодых людей гражданских и патриотических ценностей.

Однако, насколько мы имеем возможность наблюдать, глубинные ценностные структуры, как патриотического, так и этнического свойства начинают "бунтовать", оказывать противодействие проникновению на российское культурное пространство вала западного и прежде всего американского массового "искусства". И не случайно, только 6% опрошенных молодых россиян высказали мысль, что у России нет врагов. Углубленный анализ показал, что большинством понятие "враг" осмысливается не в военном его значении, а именно в социально-культурном, этническом, как угроза самобытности. А большая часть такого сопротивления приходится на "глубинку" (до 80%), а не на крупнейшие, в значительной мере космополитизированные (что тоже закономерно), города страны (35-42%).

Как нужны в такой ситуации хорошие умные книги, фильмы, которые помогли бы сориентироваться в ситуации, найти ответы на трудные жизненные вопросы.

Процесс разрушения патриотической составляющей ценностного мира молодежи вовсю проявился на пике застоя, отчасти выразившись в так называемом "'преклонении перед Западом" (тенденцию эту уловили партийные идеологи сразу после окончания войны). А по сути, — в признании (полном или частичном) многих неоспоримых преимуществ западного образа жизни (вспомним хотя бы популяр­ные анекдоты тех времен) и в чувстве глубокого стыда за свою однобоко развитую и столь же отсталую, все более опускающуюся в бездну, по удачному определению композитора и певца Ю.Шевчука, «родину-уродину», — чувствах, переходящих в устойчивый комплекс неполноценности.

А результат не замедлил сказаться. В ответах на вопрос, который мы задавали молодым людям в конце 80-х, начале 90-х гг. : "Какой человек является для Вас сегодня идеалом?" - ответ: "Живущий судьбами своей страны" - собрал всего 3-4% ответов школьников, 1,5-2% учащихся ПТУ, 9-12% студентов вузов и 27-30% курсантов военно-учебных заведений. Сегодня тоже не много, но в среднем — уже 26% (подробный анализ вопроса "аполитичности" молодежи в новых условиях дают уральские исследователи Ю.Вишневский и В.Шапко, выделяя как негативные, так и позитивные аспекты этого явления. См.: 4, гл.11). Хотя большинство молодежи испытывает достаточно серьезный интерес к политике, проявилась и растущая неприязнь как к демократам (ныне называющих себя либералами), лихо оперировавших в своих агитках понятиями "совок", 4'эта страна", так и к ура-патриотам с их патологической злобой ко всему и вся.

Все издержки вакуума в воспитании мы ощущаем сейчас, и еще долго будем ощущать, ибо была взломана, как естественно, так и целенаправленно, логика развития личности практически на всех этапах ее развития в детстве и в юности. И не только в гражданском и патриотическом смысле. Были грубо нарушены и законы процесса формирования и развития личности, о которых уже говорилось выше. А за такие просчеты всегда приходится очень дорого платить. А размеры невозвратных социальных потерь оказываются сравнимы лишь со страшной войной. И вина за эти потери целиком ложится на государство.

Вместе с тем, набирающий силу процесс выхода страны из кризиса, ведущий к ослаблению компрадорских сил, к проявлению национальных интересов, неизбежно активизирует и граждански-патриотическую составляющую личности молодого россиянина, являющуюся и базовой основой и стержнем его личностной конструкции как человека социального. Не следует забывать, что с началом перестройки и в первые годы жизни новой России именно молодежьоказалась лидирующей группой

Ценности. Воспитательное воздействие имеет не голый нормативный, а нормативно-ценностный характер. В самом общем виде ценности, их наполняющие, представлены в четырех больших блоках:

Это социальные ценности, равенство, справедливость, демократия. Это нравственно-культурные ценности, добро, красота, творчество и т.п.

Это индивидуально-значимые ценности, свобода, достоинство, уникальность.

Это ценности рационально-познавательные, знание, истина, интеллект. Но все вместе они как бы скреплены общим стержнем, придающим им определенную логику и структуру — ценностями гражданскими и патриотическими, через которые на все эти четыре блока и распространяются общенациональные приоритеты.

Конкретизация же их происходит через противоречие современного российского бытия, а именно: между конгломератом постепенно приобретающих вид системы объективных требований к каждому молодому человеку, с одной стороны, и его реальными и потенциальными возможностями и способностями соответствовать этим требованиям, с другой стороны.

Вкратце, данное противоречие можно представить в следую­щих составляющих:

1. Потребность формирующегося государства в активных гражданах и еще относительно слабое осознание молодыми людьми себя в таком качестве.

2. Недостаточное (чаще фрагментарное) развитие у значительной части молодежи реальной готовности к жизни в современных условиях при наличествующей у большинства идеальной готовности.

3. Неровно развитые инструментальные качества и навыки.

4. Неосвоенность технологий результативного поведения.

5. Относительно слабая выраженность "внутреннего нравственного сторожа", оберегающего личность от деформаций или деградации в сложных жизненных ситуациях.

Во многом на этих задачах и должна сконцентрироваться фор­мирующаяся система воспитания — на уровне прямого действия непосредственно, а на уровне действия косвенного — создавая необходимый благоприятный фон и идеологию.