Конструктор и идеальные объекты теории

Конструктором мы договорились называть некоторое множество объектов, для которых заданы определенные способы их преобразования и с помощью которых мы можем создавать, хотя бы на уровне проектов, те или иные конструкции с заданными свойствами. Всем известны детские конструкторы типа кубиков, из которых можно собирать различные строения, или набора металлических деталей для сборки разнообразных машин. В нашей повседневной жизни мы постоянно что-то конструируем, перебирая различные возможные варианты. Допустим, вы переехали на новую квартиру и расставляете мебель. В поисках наилучшего способа размещения, вы тоже работаете в некотором конструкторе. Здесь нет четкого набора сформулированных правил, но очевидно, что нельзя перегородить столом дверь или шкафом закрыть окно, нельзя поставить диван так, чтобы не открывались дверцы шкафа, и т.д. Дело вообще не в правилах, если под правилами иметь в виду четкие словесные формулировки. Способы работы в рамках конструктора могут быть заданы и в виде постоянно воспроизводимых образцов, т.е. на уровне социальных эстафет.

Любое изобретение предполагает поиск и перебор каких-то вариантов, т.е. работу в рамках определенных конструкторов. Они при этом, разумеется, отличаются друг от друга. Создатель авиационных двигателей работает не в том конструкторе, в котором работает архитектор, хотя не исключено и их частичное пересечение. Репрезентаторы, на базе которых строится теоретическое знание, тоже изобретаются, т.е. конструируются, а, следовательно, предполагают наличие соответствующего конструктора. Следует, однако, сделать существенное дополнение. Изобретатель вовсе не обязательно должен перебирать какие-то комбинации из реальных деталей. Чаще всего он сидит за кульманом или за письменным столом, а, может быть, выгуливает собаку или даже спит. Все это, в принципе, не мешает его работе, ибо он работает в рамках особого конструктора, который мы и называем теоретическим. Это не означает, что изобретатель в принципе не работает с какими-то материальными объектами, важно, что он может работать и без них.

Теоретический конструктор обладает одной существенной особенностью: в его рамках мы предполагаем, что реализация заданных образцов или правил всегда возможна и всегда приводит к одному и тому же результату, иначе говоря, мы не учитываем и не оговариваем множества различных привходящих обстоятельств, которые подстерегают нас при работе с эмпирическими объектами… Возникает естественный вопрос: с чем же мы работаем, с чем оперируем в рамках теоретического конструктора? Очевидно, что не с реальными объектами, с которыми всегда может что-то не получиться. Часто говорят в таких случаях о действиях с так называемыми идеальными или идеализированными объектами. Вот определение мысленного эксперимента, данное в Философском энциклопеди­ческом словаре: «Относясь к области теоретического знания, он представляет собой систему мысленных процедур, проводимых над идеализированными объектами»[10]. Есть, оказывается, особые мысленные процедуры, которые даже образуют систему. Может быть, и есть, но как их обнаружить и зафиксировать имеющимися у нас средствами? Это, к сожалению, отсылает нас в мир ментальных состояний, который, как нам представляется, совершенно недоступен в настоящее время объективному исследованию.

Можно, однако, полностью обойтись без подобных представлений. Строго говоря, никаких идеальных объектов не существует. С нашей точки зрения, тайна работы в теоретическом конструкторе кроется в актах коммуникации. Вот забивает человек гвоздь, и нет у нас никакого сомнения, что он при этом работает с такими материальными объектами, как доска, гвоздь, молоток. Очевидно также, что он много раз видел, как забивают гвозди, и действует, воспроизводя имеющиеся у него образцы. И вот возникает ситуация, когда нужно объяснить другому, как забивается гвоздь. «Приставьте гвоздь острием перпендикулярно к нужному месту на доске, – говорит этот человек, – ударьте по шляпке молотком. Теперь гвоздь вошел в доску на некоторую глубину. Пусть он уже держится сам, и вы можете отпустить руку…» Возникает вопрос: с какими объектами действует сам инструктор? А не забивает ли он при этом в своей голове некий идеальный гвоздь? Да ведь ничего не изменилось, кроме одного: раньше плотник непосредственно воспроизводил образцы своего ремесла, а теперь он вынужден их вербализовать в форме набора команд. С чем же он оперирует? Да, разумеется, с этими самыми образцами и командами. Кстати, в качестве образцов может при этом выступать реальная, материальная деятельность, но, подавая команды, наш инструктор все же работает в теоретическом конструкторе, ибо предполагает, что все его команды реализуемы и в данной конкретной ситуации, отличной от той, которую он когда-то наблюдал. Что касается ученика, то он сплошь и рядом может столкнуться с тем, что гвоздь неожиданно согнется или сломается, молоток соскользнет и ударит по пальцу и т.п.

Не случайно поэтому теоретические тексты очень напоминают такого рода команды. Надо, правда, при этом учитывать, что в естествознании мы сталкиваемся чаще всего с онтологизированными конструкторами, где действия приписаны самим объектам. Но очень часто теоретический конструктор представляет собой набор предписаний, напоминающих нашу инструкцию по забиванию гвоздя. Связь этих предписаний с образцами материальной деятельности здесь очевидно. Вот отрывок из «Термодинамики» Энрико Ферми. Вводя понятие о механическом эквиваленте теплоты, Ферми предлагает перевести некоторый объем воды из начального состояния с температурой Т_а в состояние с температурой Т_в двумя разными способами. 1. «Нагреваем воду, помещая ее над пламенем, и повышаем температуру от начальной величины Т_а до конечной Т_в». 2. «Повышаем температуру воды от Т_а до Т_в, нагревая ее посредством трения. С одного конца сосуда погружаем в воду маленькую установку из прикрепленных к оси лопастей, которые, вращаясь, размешивают воду. Температура воды возрастает непрерывно до тех пор, пока лопасти продолжают вращаться»[11].

Здесь может возникнуть естественный вопрос: а почему, собственно говоря, текст Ферми свидетельствует о работе в теоретическом конструкторе? А не представляет ли он собой простое описание реальных экспериментов, которые, несомненно, имели место в истории физики? Ни в коем случае. Описание реального эксперимента – это фиксация того, что произошло в определенном месте и в определенное время, а инструкция, которая строится на этой основе, неизбежно предполагает, что ее предписания всегда осуществимы при указанных условиях. Это и является признаком теоретического конструирования.

И все же, с чем же мы оперируем, работая в теоретическом конструкторе? Имеет ли научная рефлексия какие-то основания вводить этот термин «идеальный объект»? Имеет. В четвертой главе мы детально рассмотрели этот вопрос. Так называемые идеальные объекты – это объекты, с которыми мы работаем по правилам, характеристики которых определяются не их материальной природой, а социальной памятью. Вернемся к аналогии с шахматами. Деревянная фигурка на доске почему-то перемещается только по диагоналям, хотя это никак не вытекает из ее материальной природы. Мы говорим, что это некоторый идеальный объект – шахматный слон. Но ничего идеального здесь нет, ибо социальная память, социальные эстафеты, которые определяют правила игры, – это объекты нашего физического мира.

return false">ссылка скрыта

Но правила шахматной игры – это в значительной степени произвольная выдумка, а так ли дело обстоит в случае теоретического конструктора? Разумеется, не так. Представьте себе, что перед вами стоит задача освоить вождение автомобиля без всякой посторонней помощи. Вы действуете методом проб и ошибок, поворачивая какие-то рычаги, нажимая кнопки… В итоге вы формулируете правила, фиксирующие определенный характер действий: как завести двигатель, как переключать скорости и т.д. В дальнейшем вы действуете именно по правилам и можете руководить аналогичными действиями других. Произошло ли какое-то существенное изменение ситуации? Произошло. Раньше вы оперировали с материальным автомобилем, а теперь, если следовать традиционной терминологии, с идеальным. Раньше ваши действия «контролировала» материальная природа объекта, а теперь непосредственные или вербализованные образцы.

Итак, в «идеальных» объектах теории нет ничего метафизического. Просто их свойства «записаны» не в их сплошь и рядом случайном материале, а в некоторой внешней по отношению к ним социальной памяти. Впрочем, как мы уже говорили, если эти свойства «записаны» и в самом объекте, это ничего не меняет в сути дела. Режиссер может подобрать актера очень похожего по характеру на литературного героя, но актер остается актером, ибо он в отличие от героя все же нуждается в пьесе и вынужден действовать по ее канонам.

«Идеальные» объекты теории задаются двумя, вообще говоря, разными группами программ: во-первых, это программы конструирования, во-вторых, программы референции. Вот, например, характеристика материальной точки, в университетском курсе теоретической механики А.П. Мар­кеева. «Материальная точка в теоретической механике, – пишет автор, – представляет собой геометрическую точку, наделенную механическими свойствами. Эти свойства точки определяются законами (аксиомами) динамики...»[12]. Совершенно очевидно, что речь идет о некоторой новой роли, которую геометрическая точка призвана играть в механике, а законы Ньютона как раз и представляют собой описание этой роли, которую точка, как и любой актер, обязана «заучить». А вот определение, данное в курсе теоретической физики Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшица: «Одним из основных понятий механики является понятие материальной точки. Под этим названием понимают тело, размерами которого можно пренебречь при описании его движения. Разумеется, возможность такого пренебрежения зависит от конкретных условий той или иной задачи. Так планеты можно считать матери­альными точками при изучении их движения вокруг Солнца, но, конечно, не при рассмотрении их суточного вращения»[13]. Нужно ли специально доказывать, что речь идет фактически о совсем другом понятии? У А.П. Мар­кеева материальная точка играет роли, заданные законами Ньютона. У Ландау и Лифшица материальная точка определяется нормами применимости теории. Разумеется, оба понятия тесно связаны, но одно возникает в рамках осознания программ теоретического конструирования, а другое – программ референции. Иными словами, материальная точка – это сложное программное образование, достаточно сложный социальный куматоид. Выше мы обсуждали идеализированные объекты в свете принципа дополнительности, сказанное там относится ко всем видам таких объектов.

Следует отметить, что идеальные объекты второго типа возникают в рамках программ референции любого общего знания и часто вообще при отсутствии какого-либо конструктора. Так, например, знание «снег бел» тоже предполагает идеализацию, так как, применяя это знание, мы вынуждены предположить, что снег существует в некоторых нормальных условиях, т.е. при отсутствии заводских труб, городской грязи и пыли, вулканических извержений и т.д. Кроме того, надо предусмотреть определенные условия освещения и многое другое. Короче, речь идет о некотором «нормальном» снеге, которого, строго говоря, реально не существует. Даже в местах удаленных от цивилизации, на снежных вершинах или в глухой тайге снег далеко не всегда бел.