Эмоциональный мозг

 

Термин этот взят из монографии «Эмоциональный мозг. Физиология. Нейроанатомия. Психология эмоций» П.В. Симонова, автора и разработчика информационной теории эмоций. Понятие «эмоциональный мозг», по мнению автора, полнее передает диалектическое единство интеллектуальных и аффективно-волевых сфер высшей нервной деятельности человека, чем традиционное деление психических явлений на интеллектуальные, эмоциональные и волевые (разум, чувство, воля)^[27][41]. Интеллектуальная культура – это не только рационалистический мир понятий, суждений, умозаключений и категорий, но и сфера эмоционально-волевой жизни, нравственности, моральных стимулов, мотивов и потребностей человека. В свое время Дж. Локк утверждал, что «нет ничего в разуме, чего не было бы в чувствах», а Д. Юм видел в идеях лишь «бледные тени чувств». Идя вслед за Локком и Юмом, можно обнаружить в социологическом сознании «эмоциональный мозг», без которого не совершаются ни мышление, ни любая иная человеческая деятельность. «Мысль рождается не из другой мысли, – писал Л.С. Выготский, – а из мотивирующей сферы нашего сознания, которая охватывает наши влечения и потребности, наши интересы и побуждения, наши аффекты и эмоции. За мыслью стоит аффективная и волевая тенденция. Только она может дать ответ на последние «почему» в анализе мышления»^[28][42]. Здесь раскрыты как генезис, так и основные функции «эмоционального мозга». «Эмоции необходимы для выживания и благополучия человека, – указывает один из создателей теории дифференциальных эмоций Кэррел Э. Изард. – Не обладая эмоциями, т.е. не умея испытывать радость и печаль, гнев и вину, мы не были бы в полной мере людьми. Эмоции стали одним из признаков человечности»^[29][43]. Благодаря эмоциям человек сопереживает чужим чувствам (эмпатия), вырабатывает новый по сравнению с когнитивным тип мотивации и успешной адаптации.

Особенностью профессионального сознания журналиста является, пользуясь терминами И.П. Павлова, органичное соединение «художественного» и «мыслительного» типов высшей нервной системы. Сам объект деятельности журналиста (жизнь социума и человека в нем) и ее цель (воздействие на сознание и поведение аудитории) требуют сложного и противоречивого сочетания понятийного и образного, объективного и субъективного начал. Внесение в эту конструкцию социологического сознания страхует журналиста от избыточной субъективности и упорядочивает эмоционально-эмпирическое восприятие действительности. Грубо говоря, чувства, оплодотворенные интеллектом, становятся острее, глубже, многомерней. Отвечая одному из своих критиков, Платон как-то заметил: «Ты видишь только лошадей, а не лошадность потому, что у тебя есть глаза, но нет ума». Социологическое мышление в значительной степени определяет культуру функционирования «эмоционального мозга» журналиста, он не только глубже видит, но и тоньше чувствует, что является необходимым условием для развития такого профессионального качества, как эмпатия.

Неотъемлемым компонентом социологического сознания является сознание нравственное,которое исследуется и философами, и психологами, и социологами. Широко известный «категорический императив» Им. Канта (от лат. imperativus – повелительный) гласит: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же как к цели, и никогда не относился бы к нему только как средству»^[30][44]. В условиях нынешней российской действительности, жестко формирующей «рыночные характеры» и сознание бездуховного «одномерного человека» (по определениям Э. Фромма и Г. Маркузе) журналисту особенно важно внутренне усвоить этот императив.

Наибольшую тревогу вызывает использование как в мировых так и в российских СМИ двойных (если не тройных) нравственных стандартов при отражении действительности и ее оценках. Тенденция эта идет из области политики и государственного давления на прессу. Писатель А.И. Солженицын охарактеризовал данное глобальное явление как «лицемерие на исходе XX века». Двойные стандарты используются при характеристике исторического прошлого и настоящего, деятельности партий, организаций, отдельных лиц, социально-экономических процессов и международных отношений. В их основе лежит деление на «наших», вседозволенность которых нравственно оправдывается, и «чужих», виновных во всех смертных грехах, как в прошлом, так и в настоящем. Этот прием – создание и использование «образа врага» – позволяет избегать моральной и юридической ответственности за свои ошибки и преступления, изощренно манипулировать компроматами. Нельзя не согласиться с нелицеприятной оценкой, которую дает своим коллегам обозреватель «Московских новостей» Ал. Жилин: «...некоторые электронные и печатные средства массовой информации ошеломляют откровенным двойным стандартом. Те, кого искренне считали мэтрами отечественной журналистики, на поверку оказались обычной идеологической обслугой»^[31][45].

 

В разгар печально известных своими грязными технологиями президентских выборов 1996 года преуспевающий, но испугавшийся возможного поражения Ельцина Н. Сванидзе (телеканал «Россия») публично выступил с теорией «отложенной честности журналиста». Теория чрезвычайно проста и удивительно откровенна: пока борьба российских демократов не увенчается полной и окончательной победой капитализма, «журналисты могут быть свободны от профессиональной морали». Несогласные с этой тезой и самостоятельно мыслящие коллеги С. Сорокина, В. Вульф и тогдашний редактор «Независимой газеты» В. Третьяков сторонниками Сванидзе были подвергнуты остракизму. Тоталитаризм мышления Сванидзе «творчески развил» А. Венедиктов (главный редактор радиостанции «Эхо Москвы»), который в январе 2004 года заявил о том, что «журналистика не имеет никакого отношения к этике». А когда А. Симонов (президент Фонда защиты гласности), весьма деликатно пожурив радиожурналиста, справедливо отметил, что «российская журналистика, увы, уже перешагнула нравственный порог», Венедиктов резко отчитал старшего коллегу: «Мы работаем в рынке. Симонов не прав. Неэтично заглядывать в окошко. Для журналиста – этично».

Согласно взглядам Сванидзе – Бенедиктова, этично провоцировать, дезинформировать, заниматься демагогией, не краснея демонстрировать свое невежество, что и сделал, например, журналист «Известий» А. Соломонов в интервью с актером В. Лановым. В свое время Лановой талантливо сыграл в кино роль Феликса Дзержинского. В ходе беседы актер открыто осудил вандализм толпы, снесшей памятник Дзержинскому, а также попытку сделать то же самое с памятником Маяковскому и выразил несогласие с необоснованным, по его мнению, переименованием Пушкинской и Вахтанговской улиц в Москве. Раздраженный журналист, не найдя убедительных контраргументов, решил, цинично провоцируя собеседника, взять реванш: «А слова Дзержинского – “Если я слышу слово культура – хватаюсь за пистолет” – легенда?». Василий Лановой твердо и с достоинством ответил: «Думаю, да». И не стал спорить с невеждой, так как хорошо знал из работы над ролью, что похожее выражение принадлежит, конечно, не Дзержинскому и даже не Геббельсу, как нередко думают, а председателю гитлеровской имперской палаты по делам литературы фашистскому драматургу Йостому^[32][46].

 

Так же как истина не может быть аморальной, так и социологическое мышление несовместимо с безнравственностью и социальной безответственностью. Не случайно во всех ведущих теориях личности нравственные постулаты рассматриваются как доминанты духовного мира индивида, решающее условие самоактуализации, самоидентификации и совершенствования всех творческих сил человека. Широкой известностью, например, пользуется гуманистическая теория личности и «гуманистический психоанализ». Если 3. Фрейд в качестве управляющих факторов поведения человека видит бессознательные и иррациональные силы, а бихевиористы трактуют людей как послушных и пассивных «жертв среды», то приверженцы гуманистической психологии (А. Маслоу, Э. Фромм, Г. Олпорт, К. Роджерс) делают ставку на «развитие потенциала человека», полное раскрытие духовных и физических резервов личности как уникальных и активных творцов собственной жизни. В своей лучшей работе «Дальние пределы человеческой психики» Маслоу всесторонне обосновал идею, согласно которой психически здоровое общество должно состоять из самоактуализирующихся людей. Самоактуализация – это такое здоровое развитие способностей людей, чтобы они могли стать тем, кем могут стать, а значит жить осмысленно и совершенно^[33][47]. Он также разработал иерархию потребностей человека, на высшем уровне которой находятся метапотребности – в совершенстве, справедливости, красоте и правде.

Средства массовой информации, считают представители гуманистической психологии, призваны помогать аудитории самоактуализироваться и бороться за подлинно гражданское, психически здоровое общество.

Когда мы рассуждаем об «эмоциональном мозге» в высоких критериях нравственности и необходимости самоактуализации, то нельзя, хотя бы коротко, не сказать еще об одной чрезвычайно важной стороне мышления – эстетической.Один из интереснейших философов XX в. Мераб Мамардашвили завершил свой цикл работ о Декарте, Канте и Прусте лекциями, названными им «Эстетика мышления». Эстетическая форма не существует отдельно, вне мысли, считал философ. Эстетика дает радость самому процессу мышления. Поэтому М. Мамардашвили называл мышление «светлой радостью мысли». Человек чувствует, как вдруг, неизвестно откуда и почему в нем загорается искра мысли, обеспечивающая творческий подъем. Подлинное творческое и честное эстетическое чувство позволяет и журналисту испытать «радость мышления».

Сформировавшаяся в нашем обществе после президентских выборов (1996) политико-развлекательная модель российских СМИ, а шире понимая, «коммерционализированная медиа-политическая система» (по верному определению И.И. Засурского в книге «Масс-медиа второй республики») и соответствующие настроения среди части журналистов не способствуют решению этих задач. Дело не только в таких объективных факторах, как обвальное падение тиражей, особенно качественной прессы (в конце 1970-х годов полтора миллиона ленинградских семей ежедневно получали 2,3 млн. экземпляров газет, в 1996–1997 гг. – 300 тыс., т.е. тиражи снизились более чем в 7 раз), ускоренная коммерциализация, которая пока не дала желаемой экономической независимости СМИ, или стремительная оккупация массовой аудитории изданиями бульварно-желтой и асоциальной прессы, в чем непосредственно заинтересованы финансово-бюрократическая олигархия и политическая элита. Корни этих процессов и самой постмодернистской модели глубже – они, прежде всего в небывалой тенденциозности, которая вытесняет, особенно с телеканалов страны, объективную информацию, подменяет анализ манипулированием, гласность – скрытой рекламой, свободу – добровольным самоотречением и т.д. Сращивание СМИ с властью и капиталом, в том числе и с криминальным, ведет не просто к коррумпированности журналистов, а к отчуждению, т.е. росту недоверия аудитории к журналистам и СМИ и, с другой стороны, к элитарной самодостаточности прессы, перестающей адекватно отражать действительность. Все эти объективные и субъективные процессы психологически аккумулируются в так называемых Я-концепции и Я-мышлении журналиста, составляющих ядро внутреннего мира индивида.