Указаниія инстинкта, т.е. чувствъ, какъ мы должны питаться.

I.

Въ важномъ вопросѣ человѣческой жизни — вопросѣ питанія — господствуютъ до сихъ поръ удивительно хаотическія понятія. Лошадь, быкъ, осёлъ, самый жалкій червякъ не тронетъ того, что ему вредно; онъ знаетъ отлично, какая пища для него природная, необходимая; одинъ только человѣкъ, этотъ царь природы, со своимъ разумомъ не умѣетъ отличить полезнаго отъ вреднаго.

«Но вѣдь это не удивительно, — скажетъ кто-нибудь. — У звѣрей есть «инстинктъ», а у человѣка его нѣтъ, онъ долженъ замѣнить его разумомъ, наукой». Но это одни только слова, безсмысленно повторяемыя за другими.

На самомъ дѣлѣ, что такое инстинктъ? Инстинктъ — это чувственная способность всѣх существъ отличать полезное отъ вреднаго при помощи чувства пріятнаго и непріятнаго; способность — стремиться къ первому и избѣгать второго Для постоянной цѣли поддержанія жизни. Я сказалъ, что инстинктъ есть способность чувственная. Какими же именно чувствами пользуется инстинктъ? Когда мы бросимъ кусокъ хлѣба собакѣ, дадимъ что-нибудь поѣсть обезьянѣ или дадимъ горсть травы коровѣ, — что прежде всего сдѣлаютъ эти животныя? Они сначала обнюхаютъ поданное, потомъ осторожно попробуютъ и тогда или съѣдятъ или вовсе не тронутъ. Итакъ, какими же чувствами пользовались животныя при опредѣленіи предложенной пищи? — Сначала обоняніемъ, а затѣмъ вкусомъ.

Чѣмъ же собственно отличаются эти два чувства отъ остальныхъ трёхъ: зрѣнія, слуха и осязанія? Тѣмъ, что первыя суть чувства химическія, а вторыя — физическія. Вотъ эти-то два химическія чувства: вкусъ и обоняніе, и составляютъ инстинктъ; они-то охраняютъ весь животный міръ.

Но у человѣка есть ли эти два чувства наравнѣ съ другими животными? — Несомнѣнно. А въ такомъ случаѣ человѣкъ обладаетъ и тѣмъ же инстинктомъ, только онъ у него настолько бездѣйствуетъ, насколько искажены у него вкусъ и обоняніе. Водка и табакъ, ядовитые сами по себѣ, особенно скверно дѣйствуютъ на органы вкуса и обонянія; эти химическія чувства сохраняются въ чистотѣ и свѣжести только у дѣтей и женщинъ, потому что они не пріучаются къ этимъ двумъ ядамъ. Привыкнуть можно ко многимъ вещамъ, въ такой даже степени, что сыръ будетъ казаться только тогда вкуснымъ, когда наполовину сгніётъ и въ этомъ смрадномъ веществѣ заведутся черви. Поэтому-то пища бываетъ часто вредна, хотя кажется вкусной, какъ вреденъ алкоголь или вспрыснутый подъ кожу кокаинъ или морфій. Чувство кажущейся пріятности въ этихъ случаяхъ только временное, пока продолжается искусственная возбуждённость притупленныхъ нервовъ.

Ссылаясь на инстинктъ, мы здѣсь говоримъ исключительно о здоровыхъ, неиспорченныхъ химическихъ чувствахъ. У кого ихъ нѣтъ, тотъ легко можетъ возстановить ихъ, вернувшись снова къ правильному образу жизни. Но и въ той степени, въ какой они у насъ есть въ настоящее время, обоняніе и вкусъ могутъ ещё отлично нести свою службу, надо только пріучиться пользоваться ими. Ведя надлежащій образъ жизни, мы снова достигнемъ того совершенства инстинкта, что наравнѣ съ лошадью и собакою будемъ отличать полезное отъ вреднаго. Каждая корова съ безошибочной точностью, руководствуясь только обоняніемъ и вкусомъ, между десятью различными травами всегда выберетъ такую, которая дѣйствительно пойдётъ ей впрокъ; кислыхъ и горькихъ травъ она не тронетъ, а выберетъ всегда траву сладкую. Лошадь не тронетъ протухшаго или вообще чѣмъ-нибудь загрязнённаго сѣна. Ни одинъ звѣрь «горячаго» не тронетъ. Каждый ребёнокъ въ первый разъ поданную ему ложку супу или кусокъ говядины выплёвываетъ, а отъ перваго глотка пива и кофе дѣлаетъ ужасныя гримасы; только уже заботлівая мать почти изморомъ, т.е. не давая ничего другого, пріучаетъ ребёнка ко всему этому, но зато цѣною здоровья. Такъ называемыя дѣтскія болѣзни, во время которыхъ организмъ стремится освободиться отъ попавшихъ въ него вредныхъ веществъ, а въ особенности отъ сквернаго воздуха дѣтскихъ, развѣ не суть послѣдствія такой яко бы заботливости материнской. Ребёнокъ, которому предоставленъ свободный выборъ между мясомъ, супомъ, виномъ, какао и спелыми фруктами и огородными овощами, руководимый здоровымъ ещё инстинктомъ, непремѣнно протянетъ ручки къ двумъ послѣднимъ. Которая изъ матерей этого не замѣчала? Но которая хоть разъ надъ этимъ призадумалась? Или кто изъ взрослыхъ станетъ охотно пить чай, кофе, какао безъ сахару, или безъ молока и безъ сливокъ? Развѣ ко всему этому не затѣмъ прибавляется сахаръ, чтобы обмануть предостерегающій инстинктъ. Естествоиспытатель Лавейланъ во время своихъ путешествій по Африкѣ встрѣчавшіеся ему плоды и ягоды, неизвѣстные ему и его чёрнымъ спутникамъ, давалъ всегда сопровождавшей ихъ обезьянѣ, для каковой цѣли онъ и держалъ её при себѣ. Если обезьяна ихъ ѣла, то это для него было вѣрнымъ ручательствомъ въ ихъ безвредности; если же она ихъ откидывала, то и онъ считалъ ихъ негодными въ пищу.

Итакъ, сводя всё это къ вопросу, что мы должны ѣсть, чтобы жить въ согласіи съ законами нашей природы, мы придёмъ къ весьма ясному выводу, что въ этомъ случаѣ первымъ указателемъ намъ послужитъ нашъ неизвращённый, здоровый инстинктъ — чувство обонянія и вкуса. Научимся же снова употреблять съ пользой наши органы обонянія и вкуса!

Удивительное дѣло, что люди до сехъ поръ не задумываются надъ тѣмъ, для чего природа снабдила ихъ чувствомъ вкуса и обонянія — языкомъ и носомъ? — Чтобы мы чувствовали пріятный вкусъ и запахъ. — Хорошо. Но какая же въ этомъ польза? Вѣдь въ такомъ случаѣ было бы лучше, чтобы мы вовсе не ощущали ни сквернаго вкуса ни дурного запаха. На самомъ же дѣлѣ чувства эти даны намъ для того, чтобы помочь намъ избѣгать опасности, потому что всё, что противно нашему чувству обонянія или вкуса, — пища ли, вода ли, воздухъ, или другое что-либо — безусловно вредно. Наоборотъ, всё, что прiятно щекочетъ нашъ вкусъ и обоняніе, всё это идётъ намъ впрокъ. Не даромъ природа помѣстила носъ надъ самымъ ртомъ. Каждое кушанье должно пройти черезъ его цензуру. Куда бы мы ни входили, къ чему бы ни приближались, всегда впереди выступаетъ носъ какъ наша передовая стража. Сколько разъ носъ спасалъ паше здоровье, даже жизнь, заставляя насъ съ величайшей поспѣшностью бѣжать отъ угрожающей опасности или бросить что-нибудь вредное, что мы готовы были съѣсть.

Есть люди, которые совершенно не имѣютъ обонянія, и они постоянно нездоровы. Наоборотъ, есть такіе, у которыхъ такъ развито, т.е. такое чистое обоняніе, что они какъ собаки узнаютъ людей по запаху съ завязанными глазами; которые, обнюхавъ какой-нибудь предметъ, скажутъ кто (изъ знакомыхъ) сейчасъ держалъ его въ рукахъ, кто передъ тѣмъ или раньше былъ въ комнатѣ^[1].

Люди съ такими здоровыми химическими чувствами обыкновенно очень здоровы, потому что никогда не съѣдятъ ничего такого, что имѣетъ для нихъ дурной запахъ (гастрономическія гнилыя мяса и сыры, гнѣзда ласточекъ и пр.), даже не могутъ принудить себя къ этому; они никогда не могутъ оставаться тамъ, гдѣ воздухъ хотя незначительно испорченъ.

Чего не распознаетъ носъ, то различитъ языкъ — чувство вкуса. Есть вещи, которыя, какъ, напр., соль, не имѣютъ опредѣлённаго запаха. Вкусъ ихъ опредѣляется только тогда, когда мы растворимъ ихъ на языкѣ, ибо «corpora non agunt nisi fluida, aut volatilia», т.е. тѣла дѣйствуютъ только въ жидкомъ или летучемъ видѣ. Что на видъ не имѣетъ никакого запаха или вкуса, того мы должны остерегаться. Но то, что издаётъ дурной запахъ или плохо на вкусъ, то намъ навѣрно вредно, и наоборотъ. Мнѣ могутъ возразить, что вѣдь супъ такъ хорошо пахнетъ, а по моей теоріи онъ долженъ быть вреденъ. Да, онъ пахнетъ, но не отъ супа этотъ ароматъ, а отъ корешковъ, которые въ него положены. Сварите супъ безъ корешковъ — и не будетъ отъ него никакого аромата. «Заяцъ и индѣйка тоже пахнутъ!» воскликнетъ другой. Тоже неправда: въ сыромъ видѣ они пахнуть какъ трупъ и издаютъ непріятный запахъ, а въ жаркомъ главнымъ образомъ пахнетъ масло и разныя приправы.