ГЕОГРАФИЯ РОСТА НАСЕЛЕНИЯ

Человек иа 1 кв. англ. милю

Рис. 39. Плотность населения Западной Бвропы по Ушеру. Верхний график от­носится к 1340 г., средний к 1600 г., нижний к 1700 г.

Уровень рождаемости зависит, вообще говоря, в сильной степени от воз­раста вступления в брак. Конечно, процент безбрачия, половая структура, ми­грационные процессы, потенциальная плодовитость, уровень смертности — все это также влияет на количество рождений, но при прочих равных условиях решающее значение остается за средним брачным возрастом. Если женщины в какой-либо стране обычно рано вступают на путь семейной жизни, то и уро­вень рождаемости в этой стране будет велик. Некоторые авторы приводят даже специальные соотношения между возрастом вступления в брак и количе­ством родившихся детей. Так, например, Винклер (Winkler) дает такую таблицу¹:

Вовраст вступления в брак

Ниже 20 . . От 20 до 25

» 25 » 30

» 30 » 35 Свыше 35 .

Среднее коли­чество детей на одну женщину

5,5 4,5 4,1 2,9 1,3

Из цифр видно, что (повышение брачного возраста на 15 лет означает паде­ние плодовитости женщин в 3—4 раза. Таким образом, изменения в брачном возрасте тесно связаны с изменениями в уровне рождаемости.

Какова же была тенденция среднего брачного возраста в Европе? Выше мы уже приводили материал о том, что в Центральной Европе в XIV—XV вв. браки заключались в очень раннем возрасте. Можно предположить, что низкий средний брачный возраст был характерен для населения всей Европы в це­лом в прежние века. Однако с течением времени средний брачный возраст начинает изменяться. К Сожалению, нельзя установить, например, каков был средний брачный возраст в Европе к началу XIX в. Известно только, что в 80-х годах XIX в. в большинстве западноевропейских стран средний брачный возраст даже для женщин выражается уже в довольно высоких цифрах: в Бельгии, Голландии, Швейцарии, скандинавских странах — 27—28 лет, в Англии, Германии, Австрии — 26 лет, во Франции, Италии — 25 лет. Таким образом, если правильно предположение, что в прежние века средний брач­ный возраст для женщин равнялся 19—20 годам, то, следовательно, когда-то должен был иметь место процесс «постарения» невест: средний брачный возраст отодвинулся на 5—6—7 лет². Это «постарение» должно было пони­жающим образом влиять на рождаемость.

Трудно определять период, на протяжении которого происходил этот про­цесс. Известно, что в скандинавских странах поздний брак у женщин — явле­ние давнего происхождения: еще Мальтус выражал свое удовлетворение пе­ред обычаем позднего вступления в брак в Норвегии. В других странах повы-

¹ W. F. Winkler, National und Sozialbiologie, Leipzig 1928, S. 38.

² Пожалуй более правильно будет, еспи мы сопоставим с XIV.—XV вв. не
средний брачный возраст всех брачущихся, а лишь женихов и невест, всту­
пающих в брак впервые. Материалы по некоторым европейским странам
показывают довольно существенную разницу между этими двумя средними.

шение брачного возраста наступило позднее. В общем можно, пожалуй, пред положить, что этот процесс вмел место среди большинства западноевропей­ских стран, на протяжении XVIII—XIX вв.¹. Именно в эти века произошла лом­ка прежних феодальных отношений: обычаи средневековой эпохи стали усту­пать место обычаям, складывающимся в эпоху капитализма. Но если признать, что именно в XVIII—XIX вв. произошло повышение среднего брачного возра­ста, то тогда, естественно, следовало бы ожидать для этого периода пониже­ния рождаемости. Между тем для Европы в целом у нас нет оснований гово­рить о понижении рождаемости в период 1700—1870 гг. Правда, вполне воз­можно, что понижение рождаемости во Франции с начала XIX в. и в Фин­ляндии с середины XVIIIв. объясняется скорее повышением брачного воз-аста, чем принятием искусственных мер. Однако в целом по Западной вропе нет никаких оснований говорить о понижении рождаемости за этот период. Спрашивается, куда же исчезло влияние более позднего вступле­ния в брак? Разгадку этого надо искать в явлениях смертности. XVIII век был даеком ее значительного снижения, коснувшегося в большой степени и женщин в возрасте деторождения. Снижение смертности потенциальных матерей значительно увеличивало число рождений в стране. Смерть каж­дой женщины в возрасте 25—30 лет наносила большой урои процессу вое производства населения. А такие случаи были очень нередки. Эпидемии уносили людей обоях полов и всех возрастов.

Огромное снижение смертности от эпидемий привело к тому, что женщины, вышедшие замуж, допустим,— тридцати лет, давали больше де­тей, чем женщины, вышедшие замуж двадцати лет, но в условиях значи­тельно большего риска смерти.

Из этого можно сделать вывод, что процесс понижения смертности ком­пенсировал влияние повышения среднего брачного возраста; вследствие этой компенсации процесс падения рождаемости в Европе в XVIII—XIX вв. вовсе не имел места. Для ряда стран можно предположить, что влияние падения смертности могло даже превысить влияние боттее поздних браков, так как в этих странах наблюдался (рост рождаемости (Германия, Англия, вполне воз­можно также и Россия). Кроме того, в сторону роста рождаемости влекло

(Ом. Р г i n z i n g F , Die Wandlungen der Heiratshaufigkeit und des mitt-leren Heiratsalter.—■ Zeitschrift fur Sozialwissenschaften, 1902, J. 5, S. 663, 665, 666).

Если мы внесем эту поправку, то разница в среднем брачном возрасте в XIX в. по сравнению с XIV—XV ©в. сократится по крайней мере на К.

¹ Некоторые материалы подтверждают это предположение. Так, Краусе (Krausze) сообщает, что в одном саксонском селе средний брачный возраст невест в 1661 г. равнялся 23,6 года, а в 1755 г. — 25,4 года, т. е. почти на 2 года выше. (См Johannes Krausze, Unterschiedliche Fortpflan-zune: im 17 und 18 Jahrhundert. Ein Beitrag zur Mstorischen Bevolkerungs-statistik des Landvolkes. Archiv fur Bevolkerungswissenschaft und Bevolke-rungspol'itik, 1940, 10 Jahrg., H. I, S. 31). Об этом же говорят материалы австрийской переписи 1754 г. По данным этой переписи, удельный вес яиц, состоящих в браке, выражался в следующих цифрах:

Эти цифры говорят о том, что к середине XVIIIв. возраст в 18—19лет уже не был модальным возрастом вступления в брак; лишь 4—5% лиц этоговозраста находились в браке.

36!

также и вполне вероятное повышение потенциальной плодовитости (см. стр. 102).

Тот факт, что влияние каких-либо других факторов могло пересилить влия­ние повышения брачного возраста, становится особенно попятным в свете со­поставления динамики рождаемости с динамикой, среднего брачного возраста в позднейшее время: падение брачного возраста, начиная с 80-х годов, кото­рое ясно видно во всех странах (см. таол. на стр. 255), происходит параллельно с падением рождаемости.

До 70-х годов XIX в. уровень рождаемости в Европе находился, главным образом, под влиянием указанных в начале этого параграфа факторов. Ис­кусственное ограничение рождаемости до этого периода встречалось редко. Правда, аборты практиковались с древнейших времен, и еще издавна жен­щины принимали всяческие средства для того, чтобы избавиться от нежела­тельной беременности. Но все эти случаи не имели широкого расврострэне­ния. Тем более, что законодательство того времени обычно сурово карало подобные поступки. Например, Саксонский закон 1744 г. предусматривает за совершение аборта смертную казнь '.

Широкой волной искусственное ограничение рождаемости разлилось в Западной Европе только за последние 60—70 лет. Это вызвало резкое, измене­ние в характере динамики рождаемости. Если прежде на протяжении векоз трудно было говорить о 'наличии каких-либо устойчивых тенденций в уровне рождаемости, характерной для всех стран, то начиная с 70-х годов про­шлого века такая универсальная для капиталистической Европы тенденция налицо. За 60—70 лет уровень рождаемости в Западной Европе сократился почти вдвое.

В отношении смертности процесс протекал иначе. Здесь через всю эпоху проступает тенденция падения смертности. Однако для периода 1000—1700 гг. процесс понижения смертности был очень невелик. Конечно, условия жизни народов Европы в XVII в. значительно отличались от условий XI в., но все же эти различия еще не вносили существенных изменений в уровень смерт­ности; каждый голодный год в XVII в. еще наносил огромный урон на­селению (например, голог- в России в 1601—1602 гг.), эпидемии в XVIIв. косили сотни тысяч людей и резко сокращали численность населения (вспом­ним хотя бы эпидемии чумы в итальянских государствах в 1630 31 и 1656'57 гг.), войны XVII в. были кровопролитны и изнурительны. Таким образом, основные факторы смертности в XVII в. еще сильно влияли на по­вышение уровня смер1ноеги. Снижение уровня смертности на протяжении 1000—1700 гг. в Европе в целом, возможно, выражалось лишь в нескольких процентах. Совсем другую картину дают последующие века.

XVIII е&к был первым веком значительного снижения смертности в ре­зультате сокращения всяких эпидемий. Эпидемии еще продолжают потря­сать Европу, но они уже утрачивают свой всеобщий характер, характер все­европейского бедствия (например, эпидемии «черной смерти» и другие эпи­демии до XV в.). Происходит локализация эпидемических вспышек, которую удается осуи ютвить в результате борьбы с ними.

Голодные Ады в XVIII в. также уже оказывались менее чувствительными, чем раньше ,1еурожаи в 1771 —1773 гг. в Швеции и германских государствах были последними, нанесшими урон численности населения, но и этот урон был далек от тех, которые наносились голодом раньше. В Пруссии, например, в результате принятых мер голод привел лишь к повышению смертности на 37% в 1772 г. по сравнению с 1771 г., в то время как прежде при отсутствий хлебных запасов и государственного вмешательства такой неуро­жай вызвал бы значительную убыль населения, для покрытия которой потре­бовалось бы 15—20 лет.

В XIX в. процесс снижения смертности продолжался, но характер его был уже совсем иной. В этом столетии решающая роль в снижении смертности принадлежит успехам медицины и социальной гигиены. Изобретение вакци­нации как раз пришлось на рубеж XVIII и XIX вв.Оспа в XVIIIв. была

¹ См. Fischer, op. cit, Б. II, S. 223. 362

бичом народов Европы. На нее приходилось более одной десятой всех случаев смерти¹. А после массового распространения прививок осоа уже потеряла всякое значение среди главных причин смертности². Наряду с оспой происходил процесс сильного понижения смертности от других Инфекционных заболеваний в результате успехов бактериологии. Большое значение имели и социально-гигиенические мероприятия (расширение сети больниц, улучшения в области городского хозяйства и т. д). Таким обра­зом, снижение смертности в XIX в. уже заключалось не столько в прекра­щении подъемов кривой смертности, сколько в создании тенденции к сни­жению смертности как результата кумулятивного эффекта научных откры­тий.

В XVIII в. смертность в Европе снизилась приблизительно на 12%, в XIX в.— на 19%. Ббльшжй процент в XIX в. еще не говорит об ускорении процесса. Как мы уже указывали, в значительной степени снижение смерт­ности в XIX в. явилось результатом снижения рождаемости. Особенно боль­шое значение этот факт имеет в XX веке, веке колоссального сокращения числа рождений, которое имеет свое непосредственное отражение в падении смертности.

В общем для последних десятилетий характерен процесс понижения как рождаемости, так и смертности. Это привело к сильному сокращению «обо­рота» человеческих масс. Если несколько столетий назад каждый год рождалось и умирало 8—9% всего населения, то в настоящее время в За­падной Европе рождается и умирает ежегодно уже только 3,5% населения.

¹ В Швеции в 1751—1760 гг. на оспу приходилось 13,5% всех случаев
смерти (Westergaard, op. cit, S. 265), в Пруссии в 1777 г.—14%
(В eh re, op. cit, /S. 150, вычислено нами), в Вене в 1753 г.—11,5% (из
статьи Р е I 1 е г а, цит. по F i s с h е г ' у, op. cit., В. II, S. 174), во Франции—
10% (Н а у g а г t h, цит. по Westergaard'у, op. cit., S. 264), в Англии
(в Лондоне, Манчестере, Ливерпуле. Честере), по Haygarth'y, число ро­
дившихся лишь в 5—6 раз превышало число умерших от оспы.
(Westergaard, S. 264).

² Например, в Швеции в 1751—1770 гг.—13,2% всех случаев смерти
приходилось на оспу, а в 1801—1850 гг.—только 1,2%. (См. W es t е г g а а г d,
op. cit., S. 265).