Набор услуг

Про вилку, нож и кошачий лоток

- К слову, по каналу «Культура» недавно показывали фильм «Включите северное сияние», в котором вы сыграли одну из главных ролей. Когда смотришь советское кино спустя много лет, особенно отчетливо видно, как сильна была в них идеологическая составляющая. Народу сильно промывали мозги – и не факт, что для людей это было лучше, чем нынешний тотальный криминал.

- Тогда тоже были перегибы. Но… Знаете, в свое время я сам был у Белого дома - хотел грудью защитить демократию. А с годами стало происходить переосмысление. Я не говорю, что тогда все было правильно. Но все-таки в те годы образцами были такие фильмы как «Добровольцы». Людей пытались духовно воспитывать. Их не пытались опустить, вернуть к животным инстинктам.

- Но за людей решали, что им смотреть и что им делать. По-моему, настоящий цинизм заключается именно в этом, а не в показе пресловутого сериала «Школа». Народу просто не оставляли выбора.

- Когда я был ребенком, меня мама заставляла пользоваться за столом ножом и вилкой. Мы тогда ездили на киносъемки и питались в ресторане. Приходилось пользоваться столовыми приборами, хотя мне было удобнее есть руками. Скажу больше – многим людям удобнее ходить по нужде не в специальную комнату, а зайти за угол. Как с этим быть?

- А по-моему, в специальной комнате как раз удобнее.

- Это вам, потому что вас в детстве заставили. У меня сейчас в доме два кота, один совсем маленький. Мы его какое-то время заставляли ходить в лоток – а теперь он сам туда ходит, потому что ему стало так удобнее. Это вопрос воспитания. Не знаю, как в Казахстане, а в России в этом смысле проблема: старая коммунистическая идеология ушла, а никакая другая на ее место пока не пришла. И сейчас потихоньку на это место стараются поставить идеологию православия.

- А вам обязательно нужна идеология?

- Может быть, не идеология, а некая система культурно-духовных ценностей. А иначе - как будут выбирать люди?

- Что касается ценностей - сейчас как раз наступает новый виток человеческой цивилизации, когда придется менять систему координат. Люди в этой связи ждут чуть ли не откровения от людей искусства. Они хотят чего-то абсолютно нового – а вы им предлагаете вернуться на двести лет назад, к Гоголю.

- Мне кажется, что в свете приближающейся перемены концепции и мироощущения всех людей именно Гоголь и стоит на первом мест.

- Почему?

- Может быть, мы про разные ценности говорим? Вы про перемену какого мировоззрения?

- Я про то, что общество потребления себя исчерпало.

- А «Мертвые души» – это как раз про общество потребления. В данном случае Гоголь абсолютно актуален. Современнее просто некуда.

 

- А насколько актуален сам театр, когда все переходит в виртуальную плоскость? Сколько ему жить осталось?

- Я думаю, столько же, сколько он жил. Потому что театр - это тот же самый храм. Задавать вопрос: «Зачем ходить в театр?» - все равно что спрашивать: «А чего в церковь ходить, когда дома можно включить запись молебна?»

- Очень сильное сравнение. Многие даже сочтут это кощунством.

- Кощунством это сочтут те, кто не знает истории возникновения театра. Он зародился в Древней Греции как часть религиозного процесса. И потом, в средние века, он изначально существовал в церкви.

- Но сейчас люди, которые смотрят комедию, – не в храм же приходят.

- Идут не в храм, но получают в театре то же самое - из того же набора услуг, что они получают в храме. В зависимости от постановки, конечно. Часть постановок, к сожалению, направлена на разрушение.

- Я не знала, что в храме оказывается набор услуг.

- Везде оказывается набор услуг. Я сейчас не кощунствую, поверьте, я глубоко верующий человек. Основная задача у театра – та же самая, что и у церкви: кормить людей духовной пищей, очищать их, направлять, учить.

- Как могут духовно очистить комедии ниже пояса?

- Я же не оправдываю сейчас весь репертуар. И к тому же – неужели вы думаете, что во всех храмах вы получите очищение? Меня в одной московской церкви священник чуть матом не послал, удивившись, что я стою как столб. Я о чем-то задумался и нечаянно встал у него на пути, а ему нужно было куда-то пройти. Но это же не значит, что во всех храмах так. Где-то хорошо, где-то не очень. Причем это касается не только православных церквей.

Время от времени я захожу и в католический храм на Малой Грузинской в Москве - я с ним еще и сотрудничаю ко всему прочему. Там особая атмосфера. Туда приходишь и меняешься к лучшему - во всяком случае, хотелось бы в это верить. А в какие-то церкви приходишь и понимаешь: ты попал в некий магазин, где в обмен на деньги тебе продают свечи и потом читают некую проповедь. Неспроста же появляются такие пословицы: «Каков поп, таков и приход». Есть приходы, в которые вредно ходить - хотя они, может быть, и богатые. А есть бедные, в которые люди ездят за тысячу километров. И все это называется одним именем: церковь.

Так же и у католиков: наши СМИ не без ехидства озвучивают информацию, что у католиков там-то и там-то произошел скандал с педофилией. Но это же не значит, что это сплошь педофильная церковь. Поверьте, там люди высочайшей порядочности. Некоторых я знаю лично. Например, в том самом храме на Малой Грузинской есть монахиня, сестра Валентина – необыкновенный человек: гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей.

- Как я понимаю, именно в этом храме вы ставили «Страсти по Иоанну»?

- Да. Это мистерия на музыку Баха. В ней рассказывается о том, что происходило с Христом в последние дни его жизни. Это история довольно условная – не как в фильме Мела Гибсона, где все показано подробно.

- Когда вы ставите мистерию в церкви и спектакль в театре – разница в подходе есть?

- В подходе – нет. Единственное – нам пришлось специально обговаривать,

что мы можем делать, а чего не можем. В первую очередь перед нами стояла задача ни в коем случае не навредить по неосторожности и не нарушить католических канонов. Мне приходилось делать и мистериальные полотна для протестантов. У них – свои нюансы. Мистерии помогают доступно рассказать о вещах, не всегда понятных простым людям. Поэтому мне странно, что они не получили широкого распространения в храмах.