Способы избежать неверного применения философии в

государстве]

— Каким образом применять философию так, чтобы государство от этого не пострадало?

Ведь все великое неустойчиво, а прекрасное, но пословице, действительно трудно.

— В настоящее время, если кто и касается философии, так это подростки, едва вышедшие

из детского возраста: прежде чем обзавестись домом и заняться делом, они, едва

приступив к труднейшей части философии, бросают ее, в то же время изображая из себя

знатоков; труднейшим же я нахожу в ней то, что касается доказательств. Впоследствии,

если по совету других — тех, кто занимается философией, — они пожелают стать их

слушателями, то считают это великой заслугой, хоть и полагают, что заниматься этим

надо лишь между прочим. А к старости они, за немногими исключениями, угасают скорее,

чем Гераклитово солнце219, поскольку никогда уже не загораются снова.

— А как же надо заниматься философией?

— Совершенно иначе. Подростки и мальчики должны получать воспитание и изучать

философию соответственно их юному возрасту, непрестанно заботясь своем теле, пока

они растут и мужают; философии это будет в помощь. С возрастом, когда начнет

совершенствоваться их душа, они должны напряженно ее упражнять. Когда же их сила

иссякнет и не по плечу будут им гражданские и воинские обязанности, тогда свконец

наступит для них приволье: ничем иным они не будут заниматься, разве что между

прочим, коль скоро они намерены вести блаженную жизнь, а скопившись, добавить к прожитой жизни подобающий потусторонний удел.

[Геометрия]

— Поскольку она применяется в военном деле, ясно, что подходит. При устройстве

лагерей, занятии местностей, стягивании и развертывании войск и разных других военных

построениях как во время сражения, так и в походах, конечно, скажется разница между

знатоком геометрии и тем, кто ее не знает.

— Но кто хоть немного знает толк в геометрии, не будет оспаривать, что наука эта

полностью противоположна тем словесным выражениям, которые в ходу у занимающихся

ею.

— Это наука, которой занимаются ради познания (вечного бытия, а не того, что возникает

и гибнет.

[Астрономия]

— А вот как. Эти узоры на небе, украшающие область видимого, надо признать самыми

прекрасными и совершенными из подобного рода вещей, но все же они сильно уступают

вещам истинным с их перемещениями друг относительно друга, происходящими с

подлинной быстротой и медленностью, в истинном количестве и всевозможных истинных

формах, причем перемещается всё содержимое. Это постигается разумом и рассудком, но

не зрением. Или, по-твоему, именно им?

— Ни в коем случае.

— Значит, небесным узором надо пользоваться как пособием для изучения подлинного

бытия, подобно тому как если бы нам подвернулись чертежи Дедала или какого-нибудь

иного мастера либо художника, отлично и старательно вычерченные. Кто сведущ в

геометрии, тот, взглянув на них, нашел бы прекрасным их выполнение, но было бы

смешно их всерьез рассматривать как источник истинного познания равенства, удвоения или каких-либо иных отношений.

[Музыка]

— Те, кого мы воспитываем, пусть даже не пытаются изучать что-нибудь несовершенное

и направленное не к той цели, к которой всегда должно быть направлено все, как мы

только что говорили по поводу астрономии. Разве ты не знаешь, что и в отношении

гармонии повторяется та же ошибка? Так же как астрономы, люди трудятся там

бесплодно: они измеряют и сравнивают воспринимаемые на слух созвучия и звуки.

Платон связывает между собой астрономию и музыку, так как, согласно учению пифагорейцев,

которому он тут следует, движение небесных тел, доступное зрению, создает гармонию сфер, лежащую в

основе музыкальной гармонии, доступной человеческому слуху.

[Справедливость воспитывается в человеке с детства]

— А вот какое: относительно того, что справедливо и хорошо, у нас с детских лет

имеются взгляды, в которых мы воспитаны под воздействием наших родителей, — мы

подчиняемся им и их почитаем.

— Далее. Когда перед человеком, находящимся в таком положении, встанет Вопрос,

вопрошая251: "Что такое прекрасное?" — человек ответит так, как привычно усвоил от

законодателя, однако дальнейшее рассуждение это опровергнет. При частых и

всевозможных опровержениях человек этот падет так низко, что будет придерживаться

мнения, будто прекрасное ничуть не более прекрасно, чем безобразно. Так же случится и

со справедливостью, с благом и со всем тем, что он особенно почитал. После этого что,

по-твоему, станется с его почтительностью и послушанием?