Фламенко

Айриш

Дж.Остин. "Нортенгерское аббатство"/контрданс

Английский/барочный КД - Марионетки

 

 

Мы с вами заключили договор, что этим вечером будем доставлять друг другу как можно больше приятного, и все приятное, чем каждый из нас располагает, принадлежит на это время его партнеру. Никто не смеет отвлекать внимание одной из сторон договора, так как этим он наносит ущерб другой стороне. Контрданс, по-моему, - подобие брака. В том и другом главные достоинства человека - взаимные верность и обязательность. И мужчинам, которые предпочитают не жениться или не танцевать, не может быть дела до жен или дам их соседей.

- Но это такие разные вещи!

- По-вашему, их нельзя сравнивать?

- Разумеется, нет. Те, кто женятся, не могут разойтись и обязаны вести общее хозяйство. А те, кто танцуют, только находятся в большом зале друг против друга, проводя вместе лишь полчаса.

- Вот, оказывается, каково ваше представление о браке и о танцах! Если смотреть на это таким образом, сходства как будто немного. Но, мне кажется, на них можно взглянуть и по-другому - вы согласны, что в обоих случаях мужчина вправе выбирать, а женщина - только отказывать? Оба случая представляют собой соглашение между мужчиной и женщиной, заключенное для взаимной пользы. Раз в него вступив, до истечения срока они принадлежат только друг другу. В каждом случае долгом обоих является не давать повода партнеру желать другого устройства своей судьбы, а главной заботой - не позволять воображению отвлекаться на достоинства посторонних, представляя, что эта судьба могла бы сложиться более благоприятно. Вы согласны со всем этим?

- Конечно, когда вы так рассуждаете, это выглядит убедительно. И все же разница между двумя вещами очень велика. Их даже рядом нельзя поставить - ведь они налагают совсем разные обязательства.

- В одном отношении есть, конечно, отличие. В браке мужчина доставляет средства существования женщине, а женщина хлопочет о домашних радостях для мужчины. Его дело - добывать, ее - улыбаться. В танцах же обязанности распределяются обратным образом. Радовать, угождать должен он. А она - заботиться о веере и лавандовой воде. Должно быть, именно это отличие в распределении обязанностей привлекло ваше внимание и заслонило основное сходство.

- Вовсе нет, я об этом даже не думала.

- В таком случае я просто теряюсь.

 

 

Лион Фейхтвангер "Гойя, или тяжкий путь познания"

Едва гости расселись, как со сцены, из-за опущенного занавеса, раздался сухой, зажигательный стук кастаньет.(...)Потом снова вступила гитара, по телу девушки пробежала дрожь, она медленно стряхнула с себя оцепенение, отступила, снова приблизилась. Тут встрепенулся и он, пылко устремился ей навстречу. Медленнее, но нежнее скользит она к нему. Движения обоих стали резче, взгляды призывнее, каждый мускул трепетал от страсти. И вот, закрыв глаза, они пошли друг к другу, но в последний миг отпрянули опять. И опять головокружительная, волнующая, сладострастная пауза. Потом они разошлись, скрылись за кулисами; зрители знали, что сейчас начнется та сцена, которую внесла в фанданго Андалусия, тот сольный номер, должно быть, заимствованный у цыган и у древнего Востока, тот одиночный танец, исполнением которого Серафина, а до нее еще многие другие танцовщицы прославились на всю страну.

Вот она выходит из-за кулисы, на этот раз одна и без кастаньет. Но за сценой монотонно притопывают в такт ногами и хлопают в ладоши, и низкий грудной голос поет песню на избитые, но вечно мудрые слова:

Так давай же

Окунемся

В море страсти

И любви.

Жизнь промчится,

Словно птица,

И от смерти

Не уйти.

Вскоре слова становятся неразличимы, одинокий голос тянет в такт одно лишь монотонное, почти что жалобное, а-а-а, песня льется медлительно, но яростно и страстно. И так же медлительно, яростно и страстно танцует девушка, все одинаково и все по-разному, танцует спокойно и неистово, танцует всем телом; танцовщица явно преподносит себя возлюбленному, показывает ему, сколько наслаждения, неги и дикой страсти сулит ее тело.

(...)Серафина танцевала самозабвенно, с высоким мастерством, с врожденной и заученной исступленной страстностью, причем лицо ее оставалось непроницаемо. За сценой притопывали и подпевали в такт все громче, все неистовее. И вот к актерам присоединились зрители. Гранды и богачи топали в такт ногами, выкрикивали "оле", и даже клиент сеньора Мартинеса, английский офицер, сперва был шокирован, а теперь тоже топал и выкрикивал "оле". А Серафина танцевала. Почти не сдвигаясь с места, она поворачивалась к зрителям то спиной, то боком, то лицом, по ее телу все чаще пробегала дрожь, руки взлетали вверх и трепетали в воздухе, и вдруг снова наступила пауза, когда вместе с танцовщицей замерли все, и вслед за тем начался последний короткий, почти нестерпимый по своей насыщенности танец - весь трепет, порыв, томление.