Заработок и привилегии председателя

Согласно правилам, председатель колхоза являлся членом колхоза, которому следовало платить, как и остальным колхозни­кам, по принципу трудодней — т.е. выдавать долю колхозного

дохода, пропорциональную количеству выработанных трудодней. Выплата ежемесячного оклада какому-либо члену колхоза проти­воречила бы принципу кооперации, и колхозу действительно за­прещалось платить кому-либо оклад или заработную плату (ис­ключение делалось для агрономов и других технических специа­листов, нанимаемых колхозом)⁵⁷.

Хотя председатели колхозов должны были получать плату по трудодням, это вовсе не значило, что им платили так же, как про­стым колхозникам. В трудоднях выражается не только отработан­ное время, но и стоимость проделанной работы. Работа председа­теля в крупных колхозах оценивалась в 2 трудодня за рабочий день, в более мелких — в 1,75 трудодня. А главное — председа­телю каждый день года засчитывался как рабочий. Простой кол­хозник мог считать себя счастливцем, если у него получалась хотя бы треть председательских 50 — 60 трудодней в месяц⁵⁸.

Правила обязательного членства в колхозе и оплаты по тру­додням трудно было применить к «чужим» председателям. В осо­бенности первые из них, 25-тысячники, не подчинялись требова­нию, чтобы председатель был членом колхоза, и не зависели все­цело от трудодней, а получали оклад наличными. Позднее «чужим» председателям не создавали особых условий официаль­но, но им зачастую удавалось добиться их на практике. Председа­тель со стороны, по словам одного из таких председателей, по сути являлся «в колхозе наемным работником», немедленно по вступлении .в должность «устанавливавшим для себя месячный оклад и хлебный паек» и склонным обходить формальное требо­вание о вступлении в колхоз. («На предложение колхозников о вступлении в колхоз Иванов равнодушно отвечает: — Я у вас вре­менно, вступать незачем»⁵^.)

Большинство чужих председателей все же вступали в колхоз, хоть это и было чистой формальностью, однако большинство же при этом получало оклад или, по крайней мере, некоторую сумму наличными ежемесячно в придачу к натуральным и денежным вы­платам на трудодни. В разных регионах страны в середине 30-х гг. складывалось по-разному, но общим везде было то, что правила ус­танавливал местный обком или крайком и колхоз вьщавал налич­ные. Местным председателям, по-видимому, платили по трудо­дням, как остальным колхозникам⁶⁰.

На встрече председателей колхозов в 1935 г. М.Чернов, пре­емник Яковлева на посту наркома земледелия, решительно выска­зался в поддержку принципа оплаты по трудодням, приводя тот довод, что председатель должен чувствовать, что его материаль­ное благополучие неотделимо от материального благополучия кол­хоза. Он отверг идею гарантированного минимума для председа­телей, какого уже добились трактористы, однако ему пришлось смириться с реальностью и согласиться на выплату председателям дополнительно 50—150 руб. в месяц наряду с обычными выплата­ми на трудодни⁶¹.

В течение нескольких лет после этого число чужих председа­телей уменьшалось, а число местных, которым удавалось добиться для себя оклада, — росло. Местным председателям колхозов — не говоря о других представителях администрации, таких как бухгалтеры и бригадиры, — куда больше хотелось бы получать оклад (хотя бы и выплачиваемый из средств колхоза), чем оплату по трудодням, потому что постоянный оклад защищал бы их в не­урожайные годы. Кроме того, это был вопрос статуса: оплата по трудодням означала принадлежность к «сословию» колхозников, оклад же переводил их в более высокое «сословие» администра­тивных кадров.

Вопрос об установлении оклада колхозной администрации в 1936—1937 гг. несколько раз поднимался в печати. Сторонники этого предложения утверждали, во-первых, что к председателям колхозов следует относиться так же, как к другим руководителям (имеющим ежемесячный оклад, выходные дни, ежегодный опла­чиваемый отпуск и т.д.), а во-вторых, что выплата им оклада или чего-то подобного и так уже стала общей практикой, невзирая на закон⁶².

Осенью 1937 г. администрация нескольких областей по собст­венному почину приняла резолюции, санкционирующие постоян­ную выплату колхозным председателям наличных в размере до 250 руб. в месяц наряду с оплатой трудодней. Это вызвало гнев­ную реакцию Москвы. В начале 1938 г. вмешались ЦК партии «и лично товарищ Сталин», указав руководству одной из заблудших областей, что оно проводит «политически неверную линию», и за­ставив его отменить прежнее решениебЗ.

Следующие несколько лет царила путаница. В Калининской области, одной из тех, которые получили нагоняй от Сталина за то, что установили плату председателям наличными, работники земельного отдела одобряли лишь непосредственную оплату тру­додней и ничего больше. В Свердловской области среди руковод­ства появилось мнение, будто недавно правительство санкциони­ровало денежную плату колхозным председателям в некоем сек­ретном постановлении. За подтверждением обратились в «Крес­тьянскую газету», но та смогла ответить лишь, что, «насколько нам известно», такого постановления не существует⁶⁴.

Вопрос был разрешен только в 1940 — 1941 гг., и то окольным путем, с помощью ряда постановлений по различным регионам страны, санкционировавшим ежемесячную выплату денежных сумм председателям колхозов. Эти суммы, в размере от 25 до 400 руб. в месяц в зависимости от денежного дохода колхоза, должны были стать доплатой к натуральному заработку председа­теля по трудодням. Такое решение, хотя и оставлявшее простор для двусмысленных толкований (а что, если доход колхоза будет от года к году подвержен сильным колебаниям?), по-видимому, послужило в дальнейшем основой для послевоенной системы, при которой председатели стали получать оклад наряду с оплатой тру­додней⁶⁵.

Вне зависимости от того, получал ли председатель колхоза ре­гулярную доплату, он, разумеется, пользовался привилегией до­ступа к денежным доходам колхоза. Как отмечалось ранее, про­стые колхозники многих регионов страны в 30-е гг. получали очень мало денег за свою работу; почти все платежи им выдава­лись натурой. Тем не менее, у колхоза были деньги от продажи сельскохозяйственной продукции государству и на рынке. Боль­шая часть их шла в неделимый фонд колхоза, предназначенный для строительства, закупки сельскохозяйственного инвентаря и на прочие общественные нужды. Согласно Уставу сельскохозяйст­венной артели до 2% из него можно было пустить на «админи­стративно-хозяйственные расходы» (в основном на оплату услуг агрономов и землемеров, для найма кустарей или дополнительной рабочей силы на уборку урожая и т.д.). Ловкие председатели час­тенько находили способы воспользоваться для личных нужд как неделимым фондом, так и 2 процентами, ассигнуемыми на адми­нистративные расходы.

Именно эти «2 процента» (а на практике зачастую и больше) повсеместно шли на денежную доплату председателю, а иногда и другим работникам правления колхоза. Из неделимого фонда чаще всего, по-видимому, председатели заимствовали деньги на постройку себе новых домов. М.Алексеев описал подобную прак­тику, существовавшую в его родной саратовской деревне, где столько председателей выстроили себе дома, что целый конец де­ревни получил название Председателевка. Рассказчик-крестьянин у Алексеева говорит:

«Их, председателей то есть, меняют через каждые два-три года, бывает, что и через год меняют. Этого времени, понятно, маловато, чтоб колхозные дела поправить, но зато вполне хватает, чтоб своим собственным хозяйством обзавестись — домишко по-красивше наших спроворить, гусей-утей расплодить, сад зало­жить, корову-симменталку, овечек, пару кабанчиков... Сымут с должности, а ему, председателю то есть, и горюшка мало... Во-о-на сколько их накопилось с тридцатых годов — не счесть! А ра­ботники из этих бывших, прости, дорогой товарищ, как из хрено­вины тяж. Пойти, скажем, рядовым на поле либо на трактор сесть — прежнее председательское звание не дозволяет»⁶⁶.

Освобождение от полевых работ являлось еще одной важной привилегией должности председателя. Согласно правилам предсе­датель, находящийся в должности, мог быть освобожден от рабо­ты в поле, если только колхоз не слишком мал⁶⁷, однако данная привилегия официально вовсе не распространялась на бывших председателей. Тем не менее, в российской деревне существовала давняя традиция освобождать от полевых работ большаков общи­ны, и многие бывшие председатели явно ее возродили. Кроме того, привилегию освобождения от выхода в поле часто распро­страняли на семью председателя, а также на других представите­лей колхозной администрации — бухгалтеров, бригадиров — и

членов их семей. Как жаловался крестьянин из Восточной Сиби­ри, наличие этой «массы неработающего народа: председателей, бухгалтеров, бригадиров и т.д.» представляет собой одну из худ­ших черт колхоза по сравнению с селом до коллективизации. Претензии со стороны колхозников, работающих в поле, в особен­ности вызывало распространение названной привилегии на жен и дочерей председателей колхоза и сельсовета, а также других представителей администрации⁶⁸.

Председатели, ведущие себя как «колхозные царьки», имено­вали себя «хозяевами» и смотрели на колхоз как на свою вотчи­ну. Они распоряжались колхозным имуществом, как им заблаго­рассудится, и нередко становились мишенью жалоб и обвинений со стороны остальных крестьян. Чаще всего звучали обвинения в продаже на рынке колхозных продукции и имущества и присвое­нии выручки; расширении собственного приусадебного участка; захвате в единоличное пользование колхозных лошадей и грузо­виков; покровительстве родственникам, которые освобождались от полевых работ, посылались на курсы в район и пр.69.

Большое негодование вызвали председатели, подчеркивавшие свое превосходство над рядовыми колхозниками. Крестьяне одно­го краснодарского колхоза были глубоко возмущены своим пред­седателем, который, «разъезжая на автомашине, обгоняя идущих колхозников, не приказывал шоферу остановиться и запрещал брать на машину...»⁷⁰. Когда председатель и другие члены прав­ления колхоза «Политотдел» Западной области вместе с женами устроили отдельное от других колхозников и гораздо более пыш­ное празднование годовщины Октябрьской революции, между обеими группами произошла жестокая пьяная драка⁷¹. Крестьяне одного сталинградского колхоза считали поведение председате­ля — чужака, «присланного райкомом партии», — недопустимым не только потому, что он ворует, но и потому, что «совершенно не разговаривает» с колхозниками и «явно пренебрегает ими»⁷².

Тамбовский колхозник так писал в «Крестьянскую газету», жалуясь на поведение председателя:

«Имеется ряд безобразий, на что колхозники волнуются и го­ворят, что мы не хозяева, а батраки. Наше, говорят, дело — толь­ко работай, а распоряжается колхозным добром один председа­тель колхоза тов. Авидов».

Из-за Авидова колхозники потеряли всякий интерес к труду, заявлял автор письма. Любимая присказка Авидова: «Я — хозя­ин». Но, по мнению автора, это неверно: «А устав сельскохозяй­ственной артели говорит — колхозники хозяева»⁷³.

* Колхозная демократия*

Крестьяне далеко не всегда домогались должности предколхо-за. Они, возможно, считали ее, как и должность главы прежней

общины, скорее бременем, чем привилегией'''*. Кроме того, в пер­вые годы многие надеялись, что колхозы окажутся явлением не­долговечным. Однако с течением лет крепкие хозяева на селе все больше связывали свою жизнь с колхозом и становились заинте­ресованы в том, чтобы управлять им. Нагляднее проявлялись воз­можности для достижения индивидуального или семейного мате­риального благополучия, предоставляемые руководящим постом (в большей степени, чем в прежней общине). Крестьяне начали зариться на должность соседа в колхозе, доказательством чему явилось множество своекорыстных доносов на работников адми­нистрации.

Все же, без сомнения, в положении колхозного председателя были свои недостатки. Он подвергался гораздо большему риску, чем рядовые колхозники, попасть под суд за «саботаж хлебозаго­товок» и получить значительный тюремный срок. Даже в конце 30-х гг., когда риск стал меньше, а материальная выгода — боль­ше, порой встречаются признаки негативного отношения к этой должности: иногда это своего рода упрямое нежелание сотрудни­чать («вам, коммунистам, этот колхоз был нужен, вы им и руко­водите»); иногда сознание огромной тяжести работы председателя и задачи выполнения непомерных требований государства. При­шлите нам «твердого и стойкого партийца», умоляли летом 1937 г. в своем ходатайстве в Западный облзо колхозники из Вельского района, задавленные экономическими проблемами свое­го колхоза⁷⁵.

Одна из главных функций предколхоза заключалась в посред­ничестве между селом и районными властями. Чтобы успешно иг­рать эту роль, председатель должен был быть принят обеими сто­ронами: если его «выбирало» село, требовалось утверждение кан­дидатуры районом; если «назначал» район — утверждение селом. Подобное положение не слишком отличалось от порядков в име­нии князя Гагарина Мануйлово в прошлом веке: там управляю­щий (бурмистр) «выбирался местными крестьянами и из местных крестьян и утверждался Гагариным»⁷⁶.

Первым вариантом Устава сельскохозяйственной артели (1930 г.) предусматривались выборы правления колхоза (не пред­седателя, поскольку эта должность в первом Уставе не упомина­лась) общим собранием его членов. Правительственное постанов­ление от 25 июня 1932 г. «О революционной законности» содер­жало напоминание о важности соблюдения «принципа выборнос­ти» колхозных правлений⁷⁷.

В пересмотренном Уставе сельскохозяйственной артели 1935 г. впервые говорится о председателе колхоза и устанавливается пра­вило, согласно которому председатель, так же как и члены прав­ления, должен избираться общим собранием колхозников. Озна­чало ли это прекращение практики фактического назначения кол­хозных председателей? Я.А.Яковлев, обращаясь ко Второму съез­ду колхозников-ударников (значительную часть делегатов которо-

го составляли председатели, несомненно, получившие свою долж­ность в результате фактического назначения, а не подлинных вы­боров), так далеко заходить не стал. Колхозы достигли такого этапа, сказал он, когда им необходимы «постоянные руководящие кадры», председатели, которые должны «знать по-настоящему свои поля», а не заезжие пожарники. Кроме того, важно, чтобы у председателя вошло в обыкновение проводить настоящие колхоз­ные собрания, где присутствовали бы не горсточка активистов, а большинство колхозников. Яковлев явно рекомендовал ввести в практику колхозного руководства большую дозу демократии. Од­нако он не предлагал отнять у районных властей полномочия по выбору председателей или поощрять колхозников оспаривать выбор района⁷^.

Вопрос о «колхозной демократии» (хотя тогда это еще так не называлось), подразумевавшей более активное участие колхозни­ков в процедуре выбора и смещения председателей, был поднят в 1935 г. и в течение нескольких последующих лет приобретал все большую остроту. Постановка его безусловно отражала наличие конфликтов по этому поводу на местном уровне, но примечатель­ный факт, что некоторые советские газеты с самого начала ухва­тились за данную тему и неутомимо развивали ее, заставляет по­дозревать также существование неких закулисных политических интриг⁷⁹. С наступлением эпохи Большого Террора в 1937 г. дело «колхозной демократии» — всегда предоставлявшее повод для критики нарушающих ее руководителей, особенно районных, — много выиграло вследствие общей установки режима в то время на заигрывание с народом под лозунгом «Долой начальников».

В газетах за 1936 г., так же как и в материалах Смоленского архива того же периода, можно найти частые и повсеместные со­общения о конфликтах по поводу выбора и смещения председате­лей колхозов. В газетных репортажах все больше просматривает­ся тенденция отдавать предпочтение колхозникам (которым «не дают осуществлять их демократические права») перед районным руководством («нарушающим Устав сельскохозяйственной арте­ли» тем, что назначает и снимает председателей колхозов, не со­ветуясь с колхозниками). В одном сообщении говорится, что «председателем колхоза колхозники выбрали своего колхозника», но район не утвердил их кандидата. Районное руководство насто­яло на кандидатуре чужака, «который не был избран общим со­бранием колхозников, а поставлен на эту работу в административ­ном порядке», что спровоцировало колхозников на отказ выхо­дить в поле. Газета обвиняет в этом не крестьян, а негибкость района. В другом случае районные руководители, заставившие один колхоз принять, одного за другим, двух неугодных предсе­дателей, не создавая даже видимости совещания с колхозниками, заслужили суровый выговор от правительственной комиссии⁸⁰.

Судя по материалам Смоленского архива, партийные инструк­торы, расследовавшие подобные конфликты в Западной области,

определяя, кто виноват, район или колхозники, проявляли извест­ную объективность. Они критиковали районные власти, если те игнорировали жалобы крестьян на непопулярного председателя, не обсуждали с колхозниками заранее кандидатуры в правление либо навязывали кандидата, оказывавшегося некомпетентным или нечистым на руку, тем самым как бы признавая за колхозниками некое право вето в отношении назначений из района. С другой стороны, партийные следователи поддерживали район, если кол­хозники (или какая-то их группа) выдвигали кандидата, пред­ставлявшегося нежелательным, например, как случалось не од­нажды, только что вышедшего из тюрьмы⁸¹.

Термин «колхозная демократия», неизбежно привносящий в оценку любого конфликта некий антирайонный и проколхозный оттенок, появился в 1937 г. Это было, по-видимому, скорее ре­зультатом недавнего публичного обсуждения новой Конституции, чем каких-либо особых политических установок в отношении председателей колхозов. Один крестьянин, написавший в «Извес­тия», жалуясь на председателя своего колхоза, некоего Федосова, принять которого колхозников заставила местная МТС, ссылался на Конституцию и ее статью о тайном голосовании:

«[Его] прислали с таким расчетом, что надо обязательно про­вести, т.е. избрать его председателем, мотивируя, что политотдел лучше знает, значит, надо обязательно избрать. Ну, конечно, из­брали. А что получается от таких выборов? А если бы избирали т. Федосова тайным голосованием, то наверняка колхозники не избрали бы т. Федосова потому, что никто не знал, что он за че­ловек, хозяин, как он может руководить таким большим хозяйст­вом...»⁸²

В апреле 1937 г. одна местная газета опубликовала подборку писем колхозников на тему нарушения колхозной демократии районными руководителями. В некоторых из описанных случаев причиной конфликта становилась нежелательная инициатива района:

«Когда на ежегодном собрании колхоза "Привет Октябрю" колхозники стали обсуждать кандидатов в председатели, заведую­щий райзо Бойко, присутствовавший на собрании, предложил не­коего Никитенко. Колхозники пытались возражать; говорили, что не знают Никитенко, что он даже не член колхоза. Тогда Бойко повысил голос: "Я — заведующий райзо, колхозы подчиняются мне, и вы должны меня слушать. А что Никитенко не член ваше­го колхоза, так это мелочи — мы его сделаем колхозником в две секунды"».

В других случаях инициативу проявляли колхозники — на­пример, голосуя за смещение прежнего председателя «за разбаза­ривание колхозных средств и грубое обращение с колхозниками» и выбирая нового, — но район отказывался утвердить их реше­ние⁸³.

 

На показательных процессах, проходивших осенью 1937 г., крестьяне-свидетели рассказывали множество историй о том, как местные руководители пренебрегали желаниями колхозников при выборе и снятии председателей, и газетные отчеты о процессах передают их негодующие речи:

«Спросите любого колхозника колхоза "Красный битюг", по­чему вы выбрали Заздравных председателем, и вам ответят: "Да мы его не выбирали, его нам Кордин назначил. Мы протестовали, не хотели брать, а его насильно навязали"»⁸⁴.

«Крестьянская газета» в 1938 г. с большим сочувствием откли­калась на жалобы такого рода в своей (неопубликованной) пере­писке с крестьянами и часто, основываясь на сообщавшейся в жа­лобах информации, направляла районным руководителям письма с резкими упреками. Например, в письме секретарю Краснодар­ского крайкома партии сотрудник «Крестьянской газеты» писал:

«Мы считаем, что заведующий райзо нарушил принцип кол­хозной демократии и дал возможность негодным руководителям разваливать колхоз, вопреки сигналам колхозников»⁸⁵.

Крестьянские корреспонденты газеты тоже стали агрессивнее заявлять свои претензии. Когда район попытался заставить кол­хоз «Молотов» в Ворошиловградском крае принять своего канди­дата на пост председателя, колхозники стали выражать (как они написали в «Крестьянскую газету») справедливое возмущение. «Кто выбирает правление — вы или мы? — кричали они предста­вителям района. — Кто в-колхозе хозяин?»⁸⁶

Конечно, все это происходило в период Большого Террора, когда к «сигналам снизу» о злоупотреблениях на районном и об­ластном уровнях относились со всей серьезностью. Тогда, несо­мненно, влияние крестьян на назначение и смещение председате­лей колхозов достигло своего пика, однако «колхозная демокра­тия» оказалась всего лишь временным лозунгом, а не коренным пересмотром отношений между районом и колхозом⁸⁷. Но все же, пока этот лозунг действовал, по крайней мере, некоторые колхоз­ники смогли извлечь из него всю возможную пользу. Семь пред­седателей недавно были сняты «самими колхозниками», раздра­женно жаловался районный прокурор на закрытом партийном со­брании в марте 1937 г.; формально может показаться, что это про­исходило надлежащим образом, по инициативе района, добавил он, однако на самом деле все, что оставалось делать представите­лю района, — это «написать протокол» так, как сказали ему кол­хозники⁸⁸.