Проблема двора

ЧЛЕНСТВО В КОЛХОЗЕ

Звание колхозника в 30-е гг. означало не просто род занятий. В советском обществе оно представляло собой особый правовой статус. Легче всего это понять, если провести аналогию с сослов­ным статусом в царской России. Если вы, к примеру, принадле­жали к купеческому сословию или сословию государственных крестьян, то данный узаконенный статус определял ваши права, привилегии и обязанности в отношении государства. Точно так же обстояло дело для колхозника в сталинской России. У него были особые обязанности, в виде налога и трудовых повинностей, кото­рых не несли другие группы граждан. Колхозник не мог иметь лошадь и должен был просить разрешения, чтобы уехать работать на сторону. С другой стороны, он имел право на приусадебный участок земли больших размеров, чем у любой другой социальной группы, и право торговать продукцией с этого участка — данным правом одинаково пользовались и колхозники, и единоличники.

В 30-е гг. некие сословные признаки появились у всех соци­альных групп²⁷, но колхозное крестьянство, безусловно, продви­нулось дальше всех по этому пути. Например, при проведении переписей 1937 и 1939 гг. членство в колхозе рассматривалось как особый статус, который следовало указывать дополнительно, на­ряду с родом занятий — подобное требование существовало также для разного рода парий общества вроде спецпоселенцев, но не для свободных граждан. В результате снова встает вопрос о связи коллективизации с крепостничеством, но тут есть одно существен-

ное различие: статус крепостного по сути всегда означал минус, а вот статус колхозника мог быть и плюсом. Подобно крепостным, колхозники часто делали все возможное, чтобы сбежать из колхо­за и найти работу где-нибудь в другом месте. Однако, в отличие от крепостных, когда колхозники устраивались на другую работу, им не было особой нужды скрывать свой статус или избавляться от него: советские власти не устраивали облав на колхозников и не возвращали их в села. Более того, в условиях сельской жизни потеря колхозного статуса (в результате исключения или роспус­ка колхоза) нередко являлась катастрофой высшего масштаба.

В середине 30-х гг. колхоз представлял собой ассоциацию сельских землепользователей, как и его предшественник — общи­на. Точнее, это была ассоциация землепользователей, получавших от колхоза плату по трудодням (единица измерения, выражавшая как характер труда, так и время, затраченное на него). Лица с ежемесячным окладом заработной платы, как, например, учителя и агрономы, после самых первых лет коллективизации обычно не были членами колхоза, хотя имели право вступить в него и пона­чалу активно поощрялись к этому²⁸. Почти наверняка такое поло­жение дел было вызвано инстинктивной реакцией на возникнове­ние негласной советской сословной системы, в которой сословие государственных служащих пользовалось более высоким стату­сом, нежели сословие колхозников.

Колхоз являлся кооперативной и (в принципе) добровольной ассоциацией, каждый из членов которой владел долей общего имущества. Эта доля (паевой взнос) первоначально «приобрета­лась» колхозом, когда крестьянин, вступающий в коллектив, вкладывал в него свои средства производства. Если впоследствии этот крестьянин уходил из колхоза, он должен был, по идее, по­лучить наличными большую часть своего пая (хотя, нужно ска­зать, на практике данная процедура была крайне сложна и запу­тана), а если переходил в другой колхоз, имущество, равноценное внесенному им, должно было передаваться новому колхозу29.

Членство в колхозе, в отличие от членства в общине, было ин­дивидуальным, а не подворным. Советские писатели и публицис­ты любили превозносить этот факт, поскольку он, во-первых, давал женщинам равные права с мужчинами, а во-вторых, должен был уничтожить традиционный патриархальный гнет в крестьян­ском хозяйстве. Вначале думали, что крестьянский двор просто потеряет свое значение как социо-экономическая единица в селе. Коллективизация «уничтожает понятие крестьянского двора», сказал высокопоставленный работник органов труда в 1930 г. Юристы в начале 30-х гг. считали, что двор потерял свой статус юридического лица³⁰.

5 - 1682 ^

Однако, с крестьянской точки зрения, двор по-прежнему оста­вался основной единицей села. Иногда, судя по некоторым сооб­щениям, они даже не знали, что членство в колхозе индивидуаль­ное, или знали, но выражали свое несогласие с этим положением, разрешая голосовать на общих колхозных собраниях только гла­вам семей³!. В действительности приоритет двора в выполнении повседневных функций, в том числе в экономических и финансо­вых отношениях с государством, остался прежним, вне зависимос­ти от того, признавали его юристы юридическим лицом или нет. Именно колхозный двор, а не отдельный колхозник, имел приуса­дебный участок и корову; именно с колхозного двора государство требовало уплаты местных налогов и выполнения обязательств по зернопоставкам.

Точка зрения крестьян на практике возобладала над точкой зрения коммунистов, и в 1935 г. это было косвенным образом признано: новый Устав сельскохозяйственной артели в статьях о приусадебных участках и содержании домашнего скота называл в качестве единицы, наделяемой соответствующими правами, крес­тьянский двор³². Затем в 1936 г. сталинская Конституция реши­тельно признала колхозный двор юридическим лицом, гарантируя его права на приусадебный участок. В результате советским юрис­там пришлось, применяясь к новой ситуации, подумать над опре­делением колхозного двора. Определение оказалось на удивление широким. Любое крестьянское хозяйство, в составе которого был член колхоза, называлось колхозным двором, имеющим право на более низкую ставку налогообложения и больший приусадебный участок, чем единоличное хозяйство. При этом член колхоза не обязательно должен был быть главой семьи, а все остальные члены семьи могли быть единоличниками, совхозными рабочими, работать вне сферы сельского хозяйства — это никак не наруша­ло колхозный статус двора³³.

Смешанные колхозные дворы встречались очень часто. Прове­ряющий из Наркомзема сообщал в 1935 г. об одном южном кол­хозе, где в 70 колхозных дворах фактически было только по одному члену колхоза, все прочие или вели единоличное хозяйст­во, или работали на шахтах и железной дороге. В качестве при­мера он приводил семью Яцковых, состоявшую из матери-колхоз­ницы и трех сыновей старше 20 лет — зажиточных единолични-ков34.

Обычным явлением были браки между колхозниками и едино­личниками. Во всех подобных случаях колхозники обычно гово­рили властям, что не могут пока внушить супругам или родителям свою прогрессивную точку зрения. В действительности же они, скорее всего, старались воспользоваться преимуществами остав­ленной законом лазейки: единоличник мог держать лошадь, а колхознику полагался больший приусадебный участок. Конечно, это не всегда получалось, поскольку местные власти не были склонны неукоснительно соблюдать все законодательные нюансы.

Но если дело все-таки выгорало, роли в смешанном дворе распре­делялись так: жена вступала в колхоз, потому что женщинам в колхозе обычно позволяли работать на своем приусадебном участ­ке большую часть времени, чем мужчинам, а муж (со своей лоша­дью) оставался единоличником-^.