ВТОРОЙ ШТУРМ ПОРТ-АРТУРА

ЛЯОЯНСКОЕ СРАЖЕНИЕ.

ГЛАВА XII

 

 

Война неумолимо обнажала все язвы русского само­державного строя, срывала фальшивые вывески и маски. Экономический кризис, несмотря на войну, продолжал усиливаться. В стране нарастало недовольство крепост­ническим, каторжным режимом и политическим беспра­вием народа. Среди призываемых в армию запасников начались бунты, открытое неповиновение местным воен­ным властям. Полицейское правительство отвечало уси­лением репрессий, продолжая внутреннюю реакционную политику и ненужную для народа войну.

Царизму нужна была победа; предполагалось, что она будет одержана под Ляояном, где произойдет сражение главных сил воюющих. Эти иллюзии решительно подогре­вал и Куропаткин, неоднократно заявлявший, что он «умрет, но не отступит от Ляояна».

В близкую победу верили и в действующей армии. Для этого, казалось, были все условия: Ляоянские пози­ции, построенные в ходе войны, с учетом некоторого опыта ее, были вооружены многочисленной артиллерией, здесь находились склады с достаточными запасами воору­жения, боеприпасов, обмундирования и продовольствия; наконец, под Ляояном сосредоточились в своем большин­стве обстрелянные шесть корпусов войск с артиллерией; из Европейской России ежедневно прибывали новые эше­лоны с войсками.

Когда казалось, что все уже было подготовлено для разгрома японцев, находившихся в двух — трех перехо­дах от укрепленной Ляоянской позиции, Куропаткин усомнился в возможности успеха и вновь заколебался. /172/

В начале августа вместо того, чтобы воодушевить всех подчиненных на завоевание победы, он приступил к со­ставлению и разработке деталей плана для дальнейшего отступления. В связи с этим был отдан приказ о прекра­щении подвоза в Ляоян боеприпасов и продовольствия. Больше того, позднее Куропаткин приказал снять с по­зиций и отправить в тыл 28 тяжелых орудий. Одновре­менно командующий обратился к Алексееву с просьбой об усилении армии еще четырьмя корпусами из Европей­ской России.

К 25 августа Маньчжурская армия состояла из 193 батальонов пехоты, 143 сотен и эскадронов кавале­рии и 30 инженерных рот, всего примерно 160 тыс. чело­век. Армия имела 606 орудий и 16 пулеметов1. Большин­ство офицеров и солдат обладало боевым опытом. Мо­ральное состояние личного состава, за исключением не­большой части перетрусившего генералитета и некоторых офицеров, было устойчивым. Рядовой офицерский состав желал рассчитаться с противником и смыть с себя позор за неудачи и поражения. Солдаты в своей массе были готовы померяться силами с неприятелем и отомстить за своих погибших товарищей, за горечь отступлений.

1ЦВИА, ф. ВУА, д. № 27948, лл. 165—167. Из доклада началь­ника полевого штаба царю.

Русская армия располагалась следующим образом: 1, 2 и 4-й Сибирские корпуса (64 батальона пехоты, 54 сотни и эскадрона кавалерии, 13 инженерных рот, 152 орудия и 16 пулеметов) под командованием генерал-лейтенанта Зарубаева — командира 4-го корпуса, состав­ляли Южную группу войск и занимали Айсандзянские позиции протяжением по фронту до 24 км; 3-й Сибир­ский, 10-й и 17-й армейские корпуса с приданной конни­цей (88 батальонов пехоты, 59½ сотен и эскадронов ка­валерии, 14 инженерных рот и 296 орудий) под командо­ванием командира 17-го корпуса барона Бильдерлинга составляли Восточную группу и занимали позиций Ляньдасань — Анпилин протяжением по фронту до 48 км; ме­жду Айсандзянской и Ляньдасаньскои позициями имелся разрыв протяжением свыше 20 км. На охране флангов, в отдельных отрядах числилось 8½ батальонов, 8½ эска­дронов и 6 орудий; в общем резерве Куропаткина со­стояло 32½ батальона, 21 сотня и эскадрон, 3 инженерные /173/ роты и 154 орудия. На подходе из России находились части двух корпусов. Общее протяжение фронта армии достигало 90 км.

Японские армии не имели поражений, и этим главным образом определялись боевые и моральные качества их солдат и офицеров. К 25 августа 1-я армия Куроки чис­ленностью до 70 тыс. при 180 орудиях стояла против 3-го и 10-го русских корпусов; 2-я и 4-я армии числом до 90 тыс. при 328 орудиях занимали позиции по берегу реки Удохедзы против русского Южного отряда. Общее про­тяжение фронта всех трех армий с отрядами на флангах равнялось 100 км. 1-я и 4-я армия снабжались через порт Дальний, 2-я армия — частично через Дальний и порт Инкоу.

Боевой состав русской Маньчжурской армии не пре­восходил противника. У Куропаткина было больше ба­тальонов, но все они имели значительно меньше штыков, чем японские. Корпуса находились в большом некомплекте; так, 10-й корпус на 31 июля имел в строю 417 офи­церов и 23159 солдат, или примерно около 60% штат­ного боевого состава. Официальная царская документа­ция неверно утверждает, что из наличных сил для атаки Ляоянских позиций Ойяма выделил всего только 91 ба­тальон, 29 эскадронов и 402 орудия. В действительности японский главнокомандующий ввел в бой все силы — до последнего солдата, в том числе и солдат-кули, которые к Ляоянскому сражению были в своем большинстве за­менены местным населением, привлеченным японцами в порядке принуждения для обслуживания тыла армий.

Куропаткин не мог оставить Ляоян без боя, это про­тиворечило бы всем приказам свыше, в том числе самого царя. Но в дни, предшествовавшие сражению, он не­сколько раз менял свои взгляды: то он собирался при­нять решительные арьергардные бои на Айсандзянской, Ляньдасаньской и Анпинлинской позициях и, задерживая японцев, совершенствовать главные Ляоянские позиции и усиливаться за счет прибывавших корпусов, то приказы­вал Зарубаеву готовить план наступления против армий Оку и Нодзу. Наконец, за день до перехода всех трех армий Ойямы в наступление, он решил принять упорный бой на передовых позициях Ляояна и, обескровив врага, перейти в контрнаступление. Это было самое худшее ре­шение, так как передовые позиции не были подготовлены /174/ для того, чтобы на них можно было, изматывая врага, упорно и активно обороняться. Но еще хуже то, что командиры корпусов для выполнения приказа Куропат­кина не успели принять соответствующих организацион­ных мер и довести до сознания командиров частей новую установку командующего; многие командиры не смогли произвести даже беглой рекогносцировки отведенных им боевых участков.

Ойяма был готов к наступлению в середине августа, но, как известно, выжидал результатов штурма Порт-Артура, рассчитывая в случае его удачи еще усилиться и за счет войск Ноги. Когда же 24 августа стало из­вестно, что 3-я армия понесла еще небывалые за всю войну потери и не овладела ни одним фортом или укреп­лением крепости, Ойяма решил немедленно наступать, тем более, что армия Куропаткина с каждым днем ста­новилась все сильнее и сильнее.

Японский главнокомандующий, пользуясь выгодным, охватываюшим положением своих армий, в ночь на 26 августа ударил одновременно и с востока, и с юга. Армия Куроки нацеливалась в тыл Ляояна с востока, а южные армии — на центр и в охват ляоянской группи­ровки русских с запада. Ойяма, уже усвоивший тактику своего противника, не без основания предполагал, что русский начальник не окажет сильного сопротивления и будет отступать на север, и считал, что этим следует вос­пользоваться для уничтожения живой силы русских.

Наступление началось атакой 1-й армии против пра­вого фланга 3-го Сибирского корпуса на Ляньдасаньекой позиции и затем против 10-го армейского корпуса, обо­ронявшего Анпилинскую позицию. В ночь на 26 августа две японские дивизии прорвали расположение 10-го кор­пуса в восьми местах. Части корпуса, разбросанные по фронту от реки Тайцзыхе до Ляньдасаньской позиции (20 км), не имея глубины обороны, оказали слабое со­противление. Командир корпуса генерал Случевский растерялся и, считая, что японцы его окружают, обра­тился, имея в резерве до 12 батальонов, за подмогой к Куропаткину. В корпусе царил полнейший хаос.

Наступление японцев против 3-го Сибирского корпуса и Южной группы было отбито с большими для них поте­рями. При обходе правого фланга 3-го корпуса японская /175/ гвардия была сама обойдена, в частности, 140-м Зарай­ским полком и обращена в беспорядочное бегство. Командир 140-го полка полковник Мартынов, находив­шийся на марше, повернул на выстрелы, первый за всю войну, правильно учтя обстановку и исходя из общей задачи корпуса, проявил разумную инициативу и само­стоятельность.

Но 10-й корпус, между тем, отступил, открыв фланг своих юго-западных соседей. Тогда Куропаткин приказал Зарубаеву и Бильдерлингу отходить на передовые пози­ции Ляояна.

В неимоверно тяжелых климатических условиях – дожди и непролазная грязь, — под воздействием против­ника русские корпуса, успешно отбившись от наседавших японцев, к вечеру 28 августа собрались и начали распо­лагаться на новых позициях, в предвидении решитель­ных боев.

Ляоянское сражение произошло на берегах реки Тайцзыхе до 30 км по фронту. Глубина обороны города и его окрестностей достигала почти 20 км.

Передовые позиции находились к югу и на флангах главной позиции, приблизительно в 4—6 км от ее перед­него края, на высотах Маетуня, Цофантуня и Чюдятуня протяжением по фронту до 23 км. Ввиду того, что ре­шение о их месте было принято Куропаткиным только 23 августа, позиции в инженерном отношении оборудо­вать не успели, даже не везде были вырыты нужного профиля окопы. Дивизии поспешно занимали отведенные им участки, командиры, часто не имея ни планов, ни карт, знакомились с обстановкой на месте и за два—три дня не могли как следует ориентироваться и определить свое местоположение в системе обороны.

Главная Ляоянская позиция, упираясь флангами в реку Тайцзыхе, занимала по фронту до 15 км и состояла из восьми фортов, каждый из которых был рассчитан на две роты, и восьми редутов—каждый на роту. Это были сильные опорные пункты пехоты с многочисленными блин­дажами и другими укрытиями для людей. Между фор­тами и редутами и в глубине, за ними были вырыты пол­ного профиля окопы с ходами сообщения. Огневые пози­ции были рассчитаны на 208 орудий. Искусственные препятствия: проволочные заграждения, волчьи ямы, фу­гасы и пр., надежно прикрывали лозицию на всем ее протяжении. /176/ Имелись хорошие дороги для маневрирования живой силой и артиллерией.

За основным поясом позиций находились вторая и третья, оборудованные для боя линии, последняя дости­гала по фронту 4 км.

30 августа русские корпуса расположились таким об­разом: 1-й Сибирский (24 батальона, 70 орудий, 8 пуле­метов, 10 эскадронов, саперный батальон) — на Маетуньской позиции протяженностью до 8 км; 3-й Сибирский — (30 батальонов, 72 орудия, 6 сотен, саперный батальон) — на Цофантуньской позиции протяженностью до 6 км; 10-й армейский (32 батальона, 132 орудия, 6 сотен, сапер­ный батальон) — на Чюдятуньской позиции протяжен­ностью до 7 км; 17-й армейский (36 батальонов, 126 ору­дий, 23 сотни, саперный батальон) — на правом берегу реки Тайцзыхе для охраны левого фланга. Общий резерв армии — 48 батальонов (2-й и 4-й Сибирские корпуса), 19 эскадронов, 66 орудий, 8 пулеметов, 2 саперных ба­тальона — находился за северной стеной города и в рай­оне Сюдятунь. Фланги (дальние) охранялись: правый — отрядом из 2½ батальонов, 6½ сотен и 8 орудий; ле­вый — отрядом из 4 батальонов, 6 сотен и 8 орудий. Кон­ница генерала Самсонова — 48 сотен при 18 орудиях — стояла за правым флангом передовой позиции1.

1Все данные взяты из диспозиции № 2 Маньчжуркой армии. ЦВИА, ф. ВУА, д. № 30050, лл. 510—511.

30 августа командующий армией окончательно решил, что он примет бой на передовых позициях и в случае ка­ких-либо осложнений оставит Ляоян и отведет армию к Мукдену или севернее его. Контрнаступление не предпо­лагалось; это явствовало из того, что в резерве была оставлена всего одна четвертая часть войск.

Ойяма вышел к передовым позициям и к реке Тайц­зыхе, восточнее, вслед за русскими корпусами, и решил атаковать с хода. Для этого его армии развертывались следующим образом:

— 1-я армия Куроки — 12-я дивизия и бригада 2-й ди­визии — изготовилась к переправе через Тайцзыхе в нижнем течении речки Танхе; гвардейская резервная бригада прикрывала правый фланг и тыл армий; остальные части, в том числе гвардия, нацеливались против 10-го армей­ского корпуса и левого фланга 3-го Сибирского корпуса; /177/

— 4-я армия Нодзу направлялась против левого фланга 1-го Сибирского корпуса;

— 2-я армия Оку должна была атаковать с фронта, в охват и обход правого фланга 1-й Сибирский корпус.

Армия имела приданную тяжелую артиллерию. Общий резерв Ойямы не превышал 22 батальонов при 66 орудиях и имел задачу при удаче наступления в цен­тре действовать из-за левого фланга через Тайцзыхе на тылы.

Группировка японских войск была растянута по фронту, имела сильные фланги, причем левый ее фланг был значительно сильнее правого. Ойяма опасался за свой левый фланг, ожидая здесь контратак русских и в связи с этим потери сообщений с Дальним и Инкоу — базами снабжения.

Главный удар командующий решил наносить правым флангом. Этот, на первый взгляд, оши­бочный вариант, однако, был возможен при противнике, с которым мало считались и не опасались его активного противодействия. Такое распределение сил принесло японцам некоторые тактические успехи, но они не могли одержать решающую победу и разгромить русскую армию.

Утром 30 августа начался напряженный артиллерий­ский бой, до тысячи скорострельных орудий в течение дня выпустили свыше ста тысяч снарядов. Главные усилия японской гвардии были направлены против 3-го Сибир­ского корпуса, по центру позиции. Ойяма отвлекал сюда внимание и резервы русских, чтобы позднее ударить на флангах. Атаки японцев следовали одна за другой, не принося успеха. Солдаты 3-го корпуса встречали врага в штыки и не отступали ни на шаг. Замечательно работали отдельные артиллерийские командиры, особенно отличи­лась 3-я батарея 6-й Восточно-Сибирской артбригады. Ее командир подполковник Покотилло во время атаки япон­цев приказал выкатить орудия на открытую позицию и нанес противнику тяжелые потери. Но и от батареи оста­лось одно орудие, которое уже с закрытой позиции, управляемое фейерверкером Андреем Петровым, дало по лощине, через которую батальон за батальоном против­ника атаковывали полуроту русских солдат, прикрывав­ших батарею, до тысячи шрапнелей. Только через четыре часа к месту стоявших насмерть героев подошли два русских /179/ батальона и отбросили продолжавших наседать япон­цев.

После полудня дивизии Оку атаковали правый фланг 1-го Сибирского корпуса и начали теснить его отдель­ные подразделения. Штакельберг немедленно обратился за помощью, и Куропаткин в первый же день 15 батальо­нов своего резерва был вынужден бросить в бой. Часть этих батальонов атаковала во фланг обходившего неприя­теля, и положение было быстро восстановлено. Японцы с большими потерями отошли на свои исходные позиции. Впервые за полгода войны было доказано на практике, что обходящий сам может быть обойден. Однако этому случаю не было придано значения, и он не был повторен против обходившей 1-й армии Куроки, а условия для этого, как увидим ниже, были самые благоприятные. Бои 30 августа закончились с наступлением темноты. Японцы потеряли за день более 8 тыс. солдат и офицеров.

Куропаткин не использовал благоприятную обста­новку, чтобы организовать переход своей армии в контр­наступление и силами корпусов из резерва разгромить расстроенных дневным боем японцев. Наоборот, он потре­бовал от Штакельберга немедленно возвратить ему в ре­зерв 15 батальонов и на возражение последнего пригро­зил ему. Резервные войска возвратились в тыл.

В ночь на 31 августа против 1-го Сибирского корпуса японцы сосредоточили 306 орудий, из них 72 тяжелых, против 82 полевых у Штакельберга. Ночью шли бои местного значения, японцы стремились занять наиболее выгодные и удобные места для последующего наступле­ния. Для удара Оку выделил 52 батальона Против 24 русских.

Бой начался рано утром. Две неприятельские дивизии (5-я и 6-я) атаковали на этот раз в центре. Разгорелись жаркие схватки. Особенно кровавым был бой на горе Ку­старной. Японцы, вклинившиеся здесь в оборону, попали в огневой мешок, в том числе и под огонь своей артилле­рии, и погибли; жалкие остатки их, побросав оружие, бе­жали. За день все атаки на фронте были отбиты. В бою особенно отличились солдаты 19-го и 34-го Восточно-Си­бирских полков; в местах, где работали славные сиби­ряки, валялись горы заколотых штыками японцев. Атаки японской гвардии и 10-й дивизии против 3-го Сибирского корпуса были также отбиты. /180/

31 августа на своем левом фланге и в центре обес­кровленные японские дивизии не достигли поставленных перед ними целей.

Более благоприятно развивались в этот день события на правом фланге японцев. Командование 17-го русского армейского корпуса преступно бездействовало. Барон Бильдерлинг и его бюрократический штаб не организо­вали ни разведки противника, ни охраны берегов Тайцзыхе. О форсировании реки вброд в ночь на 31 августа в районе деревни Лентоуван частями 12-й японской диви­зии Бильдерлинг узнал через двенадцать часов после на­чала переправы и через четыре часа после ее окончания, узнал последним в корпусе. Однако он не принял никаких мер противодействия, даже своевременно не доложил о свершившемся Куропаткину, техническая связь в корпусе оказалась в неисправности.

Между тем генерал Куроки, успешно выполнив при­каз Ойямы, отданный ему еще 28 августа, закреплял за­хваченное и спешно строил через Тайцзыхе у деревни Канквантунь понтонный мост для переправы артиллерии и пехоты. Передовые подразделения японцев продвига­лись к позициям 17-го корпуса к Сыквантуню и к северу к Янтайским копям. Днем на правый берег переправи­лась бригада 2-й дивизии, конница и часть горной артил­лерии. Куропаткин узнал о форсировании Тайцзыхе только около 11 часов утра и усилил корпус Бильдерлинга дивизией генерала Орлова, находившейся в районе Янтайских копей, Командующий был подготовлен к по­явлению японцев на своем левом фланге (на этот случай им еще накануне была отдана диспозиция) и немедленно решил, что наступила оправданная пора отступать на главные позиции. Войска на передовых позициях полу­чили приказ: в ночь на 1 сентября оставить их и отойти на правый берег реки Тайцзыхе; оборону главной пози­ции принять 2-му и 4-му Сибирским корпусам с придан­ными частями (80 батальонов пехоты, 210 орудий, 13 со­тен, 7 саперных рот) под командой генерала Зарубаева с задачей задержать и приковать к себе 2-ю и 4-ю армии противника.

1-й и 3-й Сибирские и 10-й и 17-й армейские корпуса с приданными отдельными частями (99 батальонов, /182/ 72 сотни и 348 орудий, 4 саперных батальона1) Куропаткин решил обратить под своим непосредственным коман­дованием против армии Куроки, сбить ее и, прижав к реке, уничтожить. Войска, имея осью Сыквантунь, дол­жны были заходить левым плечом и, охватив правый фланг японцев, бить их в направлении реки Тайцзыхе. Куропаткин, не учитывая обстановки, заявил, что 1 сен­тября можно собираться, на следующий день сближаться и на третьи сутки атаковать. Но в победу над японцами он не верил, и действительно на выполнение маневра по сосредоточению войск оставалось мало времени, а кор­пуса, только что вышедшие из тяжелых боев, были утом­лены. Сам маневр был сложен. Японцы не ждали, про­должая переправлять на правый берег все новые подраз­деления и наступать.

1Из диспозиции № 4 войскам Маньчжурской армии от 2 сен­тября 1904 г., ЦВИА, ф. ВУА, д. № 29117, лл. 11—13.

Командир 35-й дивизии генерал Добржинский по при­казанию Бильдерлинга наблюдал за японцами, сосредо­точивая свои полки на Сыквантунских высотах; какие-либо активные действия ему были категорически воспре­щены, чтобы преждевременно не нарушить плана коман­дующего.

В ночь на 1 сентября русские корпуса без воздействия неприятеля оставили передовые Ляоянские позиции и без потерь перешли по мостам на правый берег Тайцзыхе к пунктам, указанным им по боевой диспозиции. Войска 2-го и 4-го Сибирских корпусов заняли оборонительные сооружения главной Ляоянской позиции. Настроение солдат и офицеров, особенно 1-го, 3-го Сибирских и 10-го армейского корпусов, было подавленное, росло возму­щение высшим начальством, которое вновь приказывало отступать на этот раз перед избитым и выдохнувшимся врагом. Что происходит — не знали даже командиры частей.

Наступление японцев на Сыквантунскую сопку нача­лось только вечером 1 сентября. Генерал Добржинский, имея 16 батальонов пехоты с 96 орудиями и в ближай­шем резерве бригаду генерала Экка против десяти ата­ковавших батальонов неприятеля, выделил только один 137-й Нежинский полк, а позднее два батальона Волхов­ского и Моршанского полков. Несмотря на героические /183/ усилия русских солдат, отбивших все атаки, они ночью были по приказанию Добржинского отведены в тыл. Сыквантунская позиция осталась в руках японцев. Куро­паткин немедленно приказал Бильдерлингу во что бы то ни стало взять позицию обратно.

2 сентября Куропаткин, выполняя свой план, сосредо­точивал войска, и уже к вечеру против 32—36 тыс. сол­дат Куроки было нацелено свыше 50 тыс. пехоты, 5 тыс. кавалерии и 352 орудия. Но русский командующий мед­лил начинать сражение, продолжая выяснять обстановку. Он приказал Бильдерлингу: «Благоволите донести мне, с приложением чертежа, как размещены ваши войска, как расположены войска противника, сделайте оценку пози­ции последнего, доложите мне направление главного удара»1.

1 ЦВИА, ф. ВУА, д. № 26470. лл. 441—443. /184/

Вместо того, чтобы атаковать неприятеля, Бильдерлинг занялся сочинением доклада командующему; о про­тивнике командир корпуса сказать ничего не мог, по­этому нельзя было докладывать и о его позициях, где он будет наносить главный удар, и т. д.

Куроки не подозревал, что над его армией соби­рается гроза. По всем наблюдаемым признакам (движе­ние на железной дороге Ляоян — Мукден, действия рус­ских против его частей) генерал был уверен, что Куро­паткин отходит на север. Поэтому Куроки, естественно, не задумывался об организации обороны, наоборот, он опасался, как бы ему не отстать от наступавших, по его мнению, армий Оку и Нодзу (связи с ними не было), и решил продвигаться вперед во что бы то ни стало.

Отряд генерала Орлова (13 батальонов, 3 сотни, 22 орудия) 2 сентября находился в районе Янтайских копей, прикрывая пути на Мукден, и ожидал подхода корпуса Штакельберга, чтобы, соединившись с ним, на­ступать на юг против Куроки. Войска 1-го Сибирского корпуса продвигались медленно и запаздывали. В это время к Орлову обратился за помощью Добржинский. Не поставив никого в известность, Орлов скомандовал «В ружье» и, бросив свою позицию, выступил на соеди­нение с 35-й дивизией. В зарослях гаоляна его войска, в основном солдаты запасники, не бывавшие еще в боях, встретились с наступавшей правофланговой бригадой японцев и, несмотря на превосходство в силах, из-за бес­порядка и отсутствия элементарной организованности со стороны командования, потерпели поражение. Дорога на Янтайские копи и далее на Мукден оказалась открытой; только подошедшие части 1-го Сибирского корпуса оста­новили дальнейшее продвижение 12-й японской бригады. На главном направлении Бильдерлинг в ночном бою на 3 сентября окончательно потерял Сыквантунскую по­зицию, ось куропаткинского наступления. Куропаткин впоследствии со спокойной совестью заявил, что этим самым был сорван весь план его контрудара по армии Куроки.

Боем за возврат Сыквантунской позиции непосред­ственно руководил все тот же Добржинский. Начало атаки по его вине запоздало на два часа. Взаимодействия пехоты с артиллерией не получилось, артиллерия отстре­лялась задолго до начала наступления. Бой предполагалось /185/ провести в светлое время, но произошел он ночью. На сопку с разных направлений наступало свыше два­дцати батальонов. В темноте царило полное безначалие, и все же в девятом часу Сыквянтунская позиция была захвачена. Остатки японцев бежали, но вскоре, оправив­шись и пополнившись резервами, снова контратаковали, поддерживаемые артиллерийским огнем. Русские баталь­оны окапывались и бились насмерть. Начавшаяся еще во время атаки неразбериха в управлении боем в конце концов дошла до тылов, и в 2 часа ночи из штаба Бильдерлинга последовал приказ отступать. Отступая, сол­даты разных подразделений и частей утратили всякий порядок, старшие начальники потеряли власть над под­чиненными, войска перемешались и отступали до рас­света.

На центральном фронте войска 2-го и 4-го Сибирских корпусов и две бригады по одной из 3-го и 10-го корпусов 1 и 2 сентября с успехом отбили наседавших японцев, на­неся им тяжелые потери. Ойяма не имел ни сил, ни средств, чтобы проникнуть в расположение главной русской позиции, или, охватив ее правый фланг, осуществить сов­местно с Куроки окружение Ляояна, и ограничивался редким артиллерийским огнем по городу. Главнокоманду­ющий израсходовал резервы, и обескровленные дивизии Оку и Нодзу годились только для того, чтобы сковывать части русских на главных Ляоянских позициях и этим об­легчать положение армии Куроки, который в этом, как из­вестно, не нуждался,— он наступал.

Рано утром 3 сентября Куропаткин в кругу офицеров штаба заявил, что было бы целесообразно ударить по левому флангу Оку, штабники, однако, не проявили энту­зиазма, понимая, что шеф говорит это ради красного словца. Обстановка оставалась неясной. Настроение, особенно среди руководителей, было угнетенное. Первый не выдержал Зарубаев, донесший, что у него на исходе артиллерийские снаряды и что их недостаток желательно возместить бригадой пехоты. Вслед за этим прибыл офицер от Штакельберга, который докладывал, что поло­жение вверенного ему корпуса вызывает опасения и что ему необходима срочная поддержка. Если ее не будет, писал барон, то корпус не только не перейдет в наступле­ние, но и вообще не может принять участия в бою. Спу­стя некоторое время Штакельберг донес, что он решил /186/ отступать. Наконец, около 6 часов утра последовало до­несение барона Бильдерлинга об окончательной потере Сыквантунской позиции.

Куропаткин не знал, что происходит в действитель­ности, и вконец утратил какую-либо способность здраво оценивать обстановку. Штаб, который им игнорировался, если и готовил кое-какие данные, то ни оценки обста­новки, ни предложений не давал, да этого командующий и не потерпел бы. А между тем фактически ничего опас­ного не было: японцы выдыхались окончательно, их артил­лерия, не имея снарядов, стреляла редко, резервы и у Ойямы, и особенно у Куроки, отсутствовали. Кроме того, в это утро сама природа пришла на помощь Куропаткину: после дождей сильно разлилась Тайцзыхе и почти исключила переход через нее армий Оку и Нодзу без дли­тельной инженерной и артиллерийской подготовки. Оста­вив на северном берегу реки у Ляояна заслон из дивизии пехоты и сотни артиллерийских стволов, остальными си­лами можно было легко уничтожить потрепанную группи­ровку Куроки, а потом обратить все ресурсы против 2-й и 4-й японских армий, тем более, что настроение в вой­сках, особенно во 2-м, 3-м и 4-м Сибирских корпусах, было еще боевое.

Но Куропаткин, как известно, еще до сражения решил отходить дальше на север и только ждал подходящего момента. Утром 3 сентября панические доклады Шта­кельберга и донесение барона Бильдерлинга послу­жили предлогом для отступления. Не задумываясь, командующий армией на клочке бумаги, подписанной командиром 17-го корпуса, наложил резолюцию, которая гласила: «Очень печально. Ввиду отступления Штакель­берга, приходится принять решение отступать к Мукдену и далее. Там собраться, укомплектоваться и идти впе­ред» 1.

1 ЦВИА, ф. ВУА, д. № 31824, л. 101.

Сразу же всем командирам корпусов были немедленно отданы соответствующие приказания.

Английский генерал Гамильтон, находившийся при армии Куроки, в этот день занес в свою записную книжку, что «в то время, как судьбы империи (Японии. — А. С.) лежали на весах, начинается отступление к Мукдену». Известно, что Куропаткин отступил на два часа раньше /187/ предполагаемого отступления японцев, приказ о котором был уже заготовлен Ойямой, считавшим, что сражение не удалось.

В ночь на 4 сентября русские войска вышли из боя и оставили все свои позиции. Японцы не смопли организо­вать эффективного преследования и были рады, что так легко отделались от русских. 6 сентября арьергарды Куропаткина перешли реку Шахе, и всякое соприкосновение с неприятелем прекратилось.

В Ляоянском десятидневном сражении японцы, по их данным, потеряли до 24 тыс. солдат и офицеров, т. е. немного меньше потерь, понесенных 3-й армией в боях на ближних подступах к Порт-Артуру и во время его пер­вого штурма.

Потери русской армии составили 458 офицеров и 15090 солдат, из них убитыми менее 3 тыс. Так как вой­сковые начальники знали, что Куропаткин оценивает бое­вую деятельность частей и соединений исключительно по понесенным ими потерям, то, чтобы иметь у высокого начальства авторитет, с которым связаны чины и награды, они, как правило, увеличивали количество раненых, вклю­чая в их число сотни людей, получивших царапины, мел­кие ушибы, но не покидавших ни на минуту строй и не обращавшихся за медицинской помощью. За счет таких раненых официальные потери под Ляояном можно счи­тать завышенными на несколько тысяч человек. Впослед­ствии то же самое было проделано под Шахе и Мукденом.

Ляоянское сражение во многом отличалось ото всех предыдущих. Русские подразделения — батальоны и роты — стали воевать искуснее, заметно улучшилось управление боем в полках, но броски в атаку в густых цепях, правда, все еще продолжались, в обороне попрежнему располагались кучно. Взаимодействие родов войск оставалось неудовлетворительным. Продолжалось дроб­ление соединений и частей; существующая организация, несмотря на кровавые уроки, действовала и вносила в войска хаос; поднять руку против вредного, отжившего порядка, не соответствующего обстановке, никто не ре­шался.

Артиллерия обеих сторон не вписала в историю воен­ного искусства ничего выдающегося, оригинального, хотя в ходе сражения было и немало случаев, когда отдельные /188/ батареи действовали умело и наносили противнику боль­шие потери. Стреляли много, но в целом бестолково. Русские артиллеристы 30 и 31 августа расстреляли до 100 тыс. снарядов. Считают, что на одного выведенного из строя японца было сделано более ста выстрелов, и немудрено: стреляли часто по пустым площадям. Под Ляояном артиллерийская батарея уже имела телефонную связь, и стрельба с открытых позиций была, можно утверждать, исключением. Командир батареи Покотилло в боях на передовых позициях, выкативший орудия для стрельбы прямой наводкой, стал героем. Стреляя с закрытых по­зиций, артиллеристы и материальная часть артиллерии, несмотря на напряженные бои, имели очень малые по­тери. Всего под Ляояном русская артиллерия сделала более 150 тыс. выстрелов. Перед сражением на каждое орудие имелось по 520 снарядов, в ходе боя было полу­чено еще по 50 и после сражения осталось по 330 сна­рядов.

Японская артиллерия использовалась хуже русской. Всего она сделала свыше 200 тыс. выстрелов, в послед­ний день боя артиллерия из-за отсутствия боевых припа­сов почти что молчала. При атаке Сыквантунской пози­ции 2 сентября, впервые за войну, со стороны русских было сосредоточено до 50 орудий на 1 км фронта, но стрельба велась неорганизованно и вне связи с дей­ствиями пехоты. Японцы при наступлении против 1-го Сибирского корпуса под Маетунем на передовых пози­циях имели больше 50 орудий на 1 км фронта, из них до 20 тяжелых систем.

Плотность пехоты при наступлении русских на Сыквантунскую сопку достигла десяти батальонов на кило­метр. Ведя оборону, японцы имели только полк на 1 км фронта. При, атаке главной русской позиции в сфере обороны 2-го Сибирского корпуса японцы имели 4 дивизии на 6 км фронта, обороняемых двенадцатью русскими ба­тальонами далеко не полного состава.

Многочисленная русская конница по существу не при­няла никакого участия в происходивших событиях, Она, как и в предыдущих боях, являлась лишь свидетельницей, а не активным участником. Командование забывало о ка­валерии. Деятельность японской кавалерии была не лучше. /189/

Войсковая разведка оказалась слабой из-за отсут­ствия специальных разведывательных отделений в ротах или взводов в батальонах; ее вели в каждом отдельном случае разные и, как правило, случайные офицеры и ун­тер-офицеры. Вместо того, чтобы принять некоторые орга­низационные мероприятия, Куропаткин решил, что нужно усилить захват «языков». За каждого пленного японского солдата было обещано платить взявшему в плен 100, а за офицера 300 руб. Но количество пленных оставалось ни­чтожным, и все они или отказывались что-либо сообщить, или давали неверные сведения. Маньчжурская армия оставалась без войсковой разведки. Слабой была войско­вая разведка и в японских армиях.

Под Ляояном выявилась полная противоположность взглядов противников на резервы. Однако обе стороны применяли их неправильно. Куропаткин выделял в общий резерв, как правило, корпуса, располагая их за центром армии. Ойяма имел в резерве минимальные силы и ста­вил их за флангом, где предполагалось наносить удар. Резервные части японцев выполняли самостоятельные, активные функции, но ввиду их малочисленности не ока­зывали нужного эффекта. Резерв русского командующего служил для затыкания прорех, уходил по частям на уси­ление туда, где угрожала опасность, часто мнимая. Нечто подобное было и у японцев, но в меньших масштабах.

Японцы выиграли у бездарного Куропаткина террито­рию. Окружение и уничтожение русской армии, на что рассчитывал Ойяма, оказалось ему не по плечу. Русская армия избежала разгрома, потерпев моральное поражение.

Главная причина очередной неудачи — военная отста­лость царских генералов и части старших офицеров, пред­ставителей уходившего с общественной сцены России дворянства, неспособных руководить войсками, безволь­ных, не стремившихся к победе. Именитые и потомствен­ные, но бездарные и чванливые, они продолжали нару­шать элементарные требования тактики современного боя. При равенстве сил, тройном, пятикратном прево­сходстве и других благоприятных условиях проигрывали и в наступлении и в обороне.

Куропаткин по существу пустил сражение на самотек, выжидая, как уже говорилось, удобного предлога для отступления. Ни перед сражением, ни во время его он ни разу не обратился ни к офицерам, ни к солдатам с теплым /190/ словом одобрения, более того, командующий не по­бывал ни в одной находившейся на фронте части.

Большая прослойка среднего офицерства и подавляю­щее число рядовых солдат дрались и умирали там, где им приказывали, дрались, отстаивая честь и традиции русской армии, но их жертвы оказывались напрасными. Под Ляояном солдаты желали драться. Участник боев полковник Апушкин писал, что «боевое воодушевление было недостаточно только там, где были начальники, равнодушные к славе и пользе Отечества,— «панические генералы», презиравшие свои войска и презираемые ими, грубые, надменные, невежественные, заботливые о себе и незаботливые о войсках».

Ойяма, стремясь к Ляояну, как пункту сосредоточения всех своих трех армий, мог окружить русскую армию и нанести ей решительное поражение. Но он и его помощ­ники, его штаб все же не понимали происходившего в русском стане, не могли правильно разобраться в «стра­тегии» Куропаткина, в обстановке и принять правильное решение. Кроме того, Ойяма, только что убедившийся под Порт-Артуром в боевых качествах русского солдата, боялся и рисковать, не имея превосходства в силах. В военном отношении он немного превосходил Куропат­кина.

Куропаткин из района Ляояна, по мнению большин­ства историков войны, мог и должен был ударить по вну­тренним операционным линиям и разбить японцев до подхода их к реке Тайцзыхе по частям. Но это надо было талантливо организовать и столь же талантливо испол­нить; ни организаторов, ни исполнителей, способных на творческий, сознательный риск, в армии Куропаткина не оказалось. Были знатные графы, бароны и т. д., но не было военачальников. Командующий армией, как изве­стно, упорно держался плана отступать и усиливаться до тех пор, пока не будет создано такое численное прево­сходство над противником, которое позволит задавить его живой силой. Отступая, он переходил к обороне, но не с целью измотать врага и контратаковать его. Свои силы Куропаткин тратил по частям; затыкал дыры, удли­нял фланги. Имея в первые полгода войны некоторое превосходство в числе батальонов, он на решающих на­правлениях всегда оказывался слабее. Как полководец, командующий постепенно терял свой авторитет, войска /191/ с каждым новым боем убеждались в его бездарности. Но и сами войска, находясь в постоянном отступлении, причин которого они не понимали и не находили им оправдания, теряли веру в благоприятный исход войяы. Армия, которой не ставилось никаких перспектив, отсту­пая и подвергаясь поражениям, не усиливалась, а таила в себе зародыши дальнейших неудач.

Трудно сказать, понимал или нет Куропаткин свою роль под Ляояном. Но царя ему удалось ввести в заблуждение и очередное поражение Маньчжурской армии пре­вратить чуть ли не в успех. На этот раз ему помог и военный министр Сахаров, получивший информацию, о ходе сражения от своего брата — начальника штаба Маньчжурской армии. В отчете царю военный министр так характеризует Куропаткина: «Деятельностью коман­дующего армией и энергией выполнения войсками его распоряжений армия, хотя и с большими затруднениями, искусно вышла из опасного положения, в котором нахо­дилась угрожаемая противником как с фронта, так и ле­вого фланга, двигаясь при том очень узким фронтом»1. Следовательно, Куропаткин спас армию! В дальнейшем ленивый и тугоумный Сахаров стал ревностным защит­ником куропаткинской стратегии и во всем поддерживал Куропаткина.

1 ЦВИА, ф. ВУА, д. № 27948, лл. 205-210.

Ляоянские события немедленно отразились на уси­лении политической борьбы в стране. Внутренняя обста­новка для царизма стала еще сложнее, революционные настроения нарастали, в борьбу втягивались новые слои народа. Появились острые оппозиционные настроения среди служилой интеллигенции и в кругах либеральной буржуазии. Царское правительство пошло на незначи­тельные политические уступки. Осенью министр внутрен­них дел Святополк-Мирский разрешил собрания для зем­ских деятелей, были смягчены политические требования цензуры, возвращены из ссылки некоторые либеральствующие интеллигенты и др. В стране наступило, правда, куцее, но политическое оживление: полились речи о свободе, буржуазная интеллигенция активно заговорила о даровании народу конституции. Но уступки со стороны царизма были только маневром: царизм усилил репрессии против революционного движения, продолжая в то же /192/ время отправлять на Дальний Восток новые корпуса мо­билизованных. Лучшие войска — гвардия, гренадеры, ре­гулярная кавалерия — оставались в Европейской России для борьбы с народом, требовавшим свободы. Из этих войск во главе с реакционнейшим офицерством форми­ровались карательные отряды.

24 августа на совещании у царя было принято окон­чательное решение послать из Балтийского моря на Даль­ний Восток в помощь порт-артурской эскадре 2-ю Тихо­океанскую эскадру. Она должна была выйти в первой по­ловине октября. Об этом решении стало известно в То­кио, и главная квартира, как только закончилось сражежение за Ляоян, отдала Ойяме приказ перейти к обороне между реками Шахе и Тайцзыхе и оказать всяческое со­действие 3-й армии Ноги в овладении Порт-Артуром, счи­тая это главнейшей задачей. Серьезно опасаясь соедине­ния русских эскадр, японцы все усилия перенесли на Порт Артур, куда направлялись лучшие пополнения, по­сылались без ограничения боеприпасы и продовольствие.

Еще в дни сражения на реке Тайцзыхе японские инженерные батальоны под Порт-Артуром начали осад­ные работы на подступах к главному оборонительному поясу крепости. Первые сапы1были вырыты в районе редутов № 1 и 2. Свыше двух тысяч саперов медленно продвигались к фортам, батареям и укреплениям.

1Сапы были двух видов: апроши и параллели. Апроши — это извилистые траншеи, ведущие к крепостным объектам, для сближения с противником; параллели — траншеи, параллельные оборони­тельному поясу крепости, в которых сосредоточивались войска для обороны и перед штурмом.

В первой половине сентября траншеи противника на­ходились в ста шагах от Кумирненского и Водопровод­ного редутов, в трехстах шагах от капонира № 3 и в четырехстах — от форта № II. На пополнение поредев­ших в августовском штурме дивизий Ноги получил 16 тыс. солдат и офицеров и, кроме того, две роты саперов; значительно пополнился парк осадной артиллерии.

Укрепления Порт-Артура тоже усилились за счет бое­вых средств флота. Использовав передышку, порт-артурцы исправили разрушенное и восстановили свою бое­способность в артиллерийском отношении. К 19 сентября, /193/ кроме корабельной артиллерии, крепость имела 120 ба­тарей.

Ноги, усилившись людьми и артиллерией и приблизив­шись через сапы к оборонительным сооружениям крепо­сти, назначил новый штурм на 19 сентября. План его пре­дусматривал прорыв в глубину обороны через Водопро­водный и Кумирненский редуты на севере и через горы Длинная и Высокая на западе. Для атаки назначались 9-я дивизия и 1-я дивизия с приданной 1-й резервной бригадой, всего 32 батальона пехоты. Людские силы неприятеля на главном направлении удара превосходили оборонявшихся примерно в 3 раза, а на отдельных уча­стках в 10 раз.

Штурм начался артиллерийским обстрелом позиций Восточного и позднее Северного фронта главным образом Водопроводного и Кумирненского редутов, по которым били 40 осадных и 84 других орудия. Огонь продолжался 6 часов. В районе Водопроводного упало до тысячи сна­рядов, превративших его в груду камней и исковеркан­ных балок; были разбиты две пушки и пулемет; гарнизон понес серьезные потери.

Во время бомбардировки на подступах к редуту, обо­роняемому 11-й ротой 26-го полка с двумя пулеметами и двумя малокалиберными пушками, сосредоточились под­разделения 19-го и 36-го полков 9-й дивизии с полевыми орудиями и пулеметами. Атаковавшая пехота была встре­чена и прижата огнем с форта № III, укрепления № 3, Курганной, Перепелиной и других батарей. Следующую атаку уже потрепанных батальонов противника отбили огнем и штыком оставшиеся на редуте сто солдат. Скоро подошли подкрепления, и в течение вечера и ночи рус­ские несколько раз ходили в контратаки, пытаясь от­бросить противника, охватившего редут справа и слева, но безуспешно, — редут пришлось оставить. Это предрешило участь и Кумирненского редута, обороняемого 3-й ротой 26-го полка. После кровопролитных боев редут был раз­рушен и занят противником. В последнюю минуту против атакующего 3-го полка 1-й дивизии на редуте дрались всего 50 героев Порт-Артура. Водопроводный и Кумирнен­ский редуты — временные укрепления, находившиеся к северу от форта № III и укрепления № 3, охваченные и простреливаемые японцами с трех сторон и атакованные силами бригады при поддержке 128 орудий, не могли /194/ быть удержаны без больших потерь. Кондратенко в дан­ном случае не нашел целесообразным расходовать част­ные резервы, столь необходимые для борьбы на главном оборонительном поясе, и, решив, что редуты выполнили свое назначение еще во время августовского штурма, оставил их. Японцы потеряли здесь свыше 1500 человек, или больше, чем при форсировании реки Ялу.

На направлении Длинной и Высокой гор действовали два полка 1-й японской пехотной дивизии и полки 1-й ре­зервной бригады с приданными 98 разными орудиями и 24 пулеметами. В начавшейся с середины дня артилле­рийской подготовке атаки участвовали также пять даль­нобойных морских батарей с Волчьих гор. Крепостные форты и батареи энергично отвечали; канонада длилась свыше трех часов. Атака началась под вечер. Длинную, обороняемую двумя ротами 5-го Восточно-Сибирского полка и ротой моряков, атаковали четыре батальона. Бой продолжался весь вечер, а ружейная перестрелка и ору­дийный огонь не прекращались всю ночь. Отдельным группам японцев удалось приблизиться к русским окопам до 70—80 м. 20 сентября бой не утихал в течение всего дня; в ротах на горе оставалось по 10—20 человек, и вече­ром они отступили. Артиллеристы, прикрывавшие отход пехоты, вместе с командиром батареи поручиком Колмаковским погибли у орудий.

Длинная пала потому, что была слабо поддержана артиллерией крепости, которая по условиям местности не могла вести прицельного огня и корректировать его; гар­низон горы имел временные, совершенно ненадежные укрытия, впереди было много мертвых пространств, облег­чавших японцам их действия, а русские вблизи не имели ни одной мортиры для ведения навесного огня; мортир не было и на всем Западном фронте.

Совершенно иной характер носили бои у Высокой горы. Ее значение в свое время командованием крепости не было оценено должным образом1; к строительству по­левых укреплений на горе приступили лишь в мае и то /195/ только после настойчивых требований генерала Кондратенко. В сентябре Высокую опоясывали две линии вырытых наспех окопов с проволочными заграждениями; обо­роняли гору три стрелковые роты и рота моряков с семью орудиями и четырьмя пулеметами.

1Высокая гора (высота 203 м) находится приблизительно в 3 км от Нового города. Вершина ее разделена седловиной на два пика, находящихся друг от друга в 100 м. Гора несколько выдава­лась из линии крепостных укреплений в сторону противника и, яв­ляясь самым высоким пунктом в северо-западной части окрестно­стей Порт-Артура, господствовала над всей крепостью и внутренним западным бассейном, где стоял флот.

Вечером 19 сентября после артиллерийской подго­товки гору атаковал полк пехоты. Попав под фланговый огонь матросов с южной окраины Длинной горы, японцы изменили направление, продолжая подниматься по скло­нам Высокой, и, дойдя до проволочного заграждения, за­легли. Рано утром следующего дня они вновь реши­тельно атаковали, но безуспешно; тогда начался артилле­рийский обстрел, сила его нарастала до тех пор, пока гора не скрылась в облаках дыма и пыли. Вечером к генералу Кондратенко обратился по телефону командующий бое­вым участком и доложил, что Высокая сильно бомбар­дируется и с моря (с канонерских лодок.—А. С.) и что он «желал бы посоветоваться»... и доложить лично, если генерал сможет приехать к месту боя.

Кондратенко прибыл на гору и, ознакомившись с об­становкой, усилил ее ротами с неатакованных участков фронта. Около двух часов ночи две тысячи японских сол­дат сомкнутым строем, не обращая внимания на сильный огонь бросились в атаку и прорвали первую линию окопов. Утром 21-го противник преодолел вторую линию и достиг одного из блиндажей на вершине горы. Завязался рукопашный бой; японцы в конце концов не выдержали и с большими потерями отступили на занятую ими накануне первую линию. Вскоре они утратили связь со своим тылом, все офицеры были убиты или ранены, под­крепления из тыла подойти не могли, так как все под­ходы к горе обстреливались непрерывным артиллерий­ским огнем батарей. По японским данным, «находясь под орудийным и ружейным огнем неприятеля с фронта и флангов, осыпаемая градом бомбочек, колонна была почти целиком уничтожена»1.

1Описание военных действий на море в 87—38 гг. Мейдзи, т. II, стр. 119—-121.

Утром 22 сентября с постов у Голубиной бухты на подступах к Высокой было замечено скопление японцев, очевидно, готовившихся для новой атаки. По приказу Кондратенко к бухте на передовую линию фронта прибыла /196/ батарея полевой артиллерии и, выкатив орудия на открытую позицию, внезапно открыла по скучившимся трем неприятельским батальонам шквальный огонь. Ан­глийский офицер Норригаард в связи с этим эпизодом в книге «Великая осада» писал: «Наиболее блестящий об­разчик артиллерийского искусства, какой я когда-либо видел, дала русская батарея 22 сентября. От картечи этой батареи не ушел ни один солдат из наступающего отряда».

Стремление японцев захватить Высокую гору не осу­ществилось. Дальнейшие атаки могли совершенно обес­кровить осадную армию, поэтому из Токио последовал приказ прекратить бой и ждать тяжелую осадную артил­лерию. На этом закончился второй штурм крепости.

Только у Высокой горы Ноги потерял до 6 тыс. сол­дат и офицеров. В японской литературе указывается, что от 15-го полка в строю осталось 70 человек, от семи рот 16-го резервного полка — 60 солдат, от пяти рот 15-го резервного полка — 120 человек, от отряда саперов всего 8 человек. Английский корреспондент, наблюдавший битву у Высокой, утверждает, что японцы потеряли 9—10 тыс. солдат.

Ноги не учел результатов ускоренной атаки крепости и полностью повторил ее ошибки, выделив для штурма силы, меньшие, чем в августе. Японцам не только не уда­лось сломить сопротивление русских, но даже и вкли­ниться в основную линию укреплений крепости.

После штурма командование крепости обратило осо­бое внимание на укрепление гор Высокой и Плоской, на которых сразу же начались инженерные работы. Осо­бенно энергично они велись на Высокой, значение кото­рой в системе обороны было понято по-настоящему только теперь. Потеря ее грозила флоту полным уничто­жением, так как с горы наблюдались места стоянки ко­раблей на внутреннем рейде Порт-Артура. Об этом хо­рошо знал новый командующий эскадрой контр-адмирал Вирен, но не принимал никаких мер для спасения флота. Моряки продолжали установку корабельной артиллерии на сухопутном фронте. В августе — сентябре было обору­довано 38 батарей и 23 прожекторных поста; установлено 225 орудий, из них: 152-мм — 17, 120-мм — 5, 75-мм — 40 и остальные мелких калибров. Обслуживали артилле­рию 994 моряка. /197/

 

ГЛАВА XIII