А. И. Деникина

Приложение 5

Из истории написания «Очерков Русской Смуты»

 

Уже само название томов деникинского сочинения[1276] показывает, что автор охватил масштабные вопросы. Сам он считал «Очерки» главным делом всего эмигрантского бытия. Работая интенсивно, генерал Деникин, находясь в изгнании, смог за удивительно короткий срок, в 5 лет, создать такое крупное произведение. Все шесть книг (первый том вышел в двух выпусках) имеют одно название — «Очерки Русской Смуты». Название, как справедливо отмечает академик РАН Ю. А. Поляков, не случайное. Оно не только вызывает внешнюю ассоциацию с вышедшей впервые в 1899 г. и, несомненно, известной Деникину книгой знаменитого историка С. Ф. Платонова «Очерки по истории смуты в московском государстве в XVI – XVII вв.», не только проводит аналогию со смутным временем начала XVII столетия, но и содержит авторскую оценку событий России в 1917 г. и позже. Деникин рассматривает революцию и все с ней связанное как смуту, потрясение, помрачение, наваждение, напасть, свалившуюся невесть откуда[1277].

По моему суждению, бывшему вождю Белого движения удалось сотворить добротный литературный труд. Естественно, особенно с позиции сегодняшнего дня, в «Очерках» можно найти противоречия, фактические неточности и т.д. Но вряд ли в них можно обнаружить откровенно слабые места с точки зрения литературного стиля, преднамеренного искажения фактов, вульгарщины, натурализма и приемов, рассчитанных на достижение дешевой популярности. Подобное стало возможным потому, что Деникин очень тщательно подбирал материалы для произведения. Об этом свидетельствует то, что в его личном фонде в ГАРФ хранятся материалы по истории I Кубанского («Ледяного») похода[1278], воспоминания генералов А.П.Богаевского, А. Г. Шкуро, Б.Н.Казановича, а также подлинные приказы, сводки, обращения[1279].

Предысторией «Очерков», с моей точки зрения, можно считать одно небезынтересное обстоятельство. В письме Деникина Астрову приложено оглавление книги «Белая борьба». Судя по всему, Антон Иванович написал не мемуары в чистом виде, а историю Белого движения в стадии его генезиса, уложив в хронологические рамки от корниловского выступления в сентябре 1917 г. до разгрома белых армий на Юге России[1280]. По всей вероятности, неопубликованная и пока что не обнаруженная в отечественных архивах деникинская рукопись является своеобразным конспектом «Очерков».

О неординарности произведения Деникина свидетельствует анализ откликов на него в печати. Первый том «Очерков» доставили Ленину, который внимательно изучил его и почти на каждой странице сделал пометки[1281]. Изучение ленинских пометок позволяет заключить, что вождя большевиков интересовали, в первую очередь, социально-политические проблемы, освещавшиеся Деникиным. Подчеркнем: Ленин остался верен классовому подходу в оценке событий и личному стилю ведения полемики. Он сопроводил одно из рассуждений генерала пометкой, что автор работы рассуждает о классовой борьбе «как слепой щенок»[1282].

Отрывки из «Очерков» публиковались в Советском Союзе[1283] в 1920-х гг. В советском официозе они получило ярко выраженные отрицательные отзывы. По-другому и не могло быть. Так, М.Н. Покровский характеризовал деникинское сочинение как «историю генералов». Он отмечал, что для истории генеральского миросозерцания, генеральской политики, генеральского отношения к русской революции вообще — это «незаменимый источник». Не постеснялся ученый употребить и ярлыки типа «буржуазные калифы на час». Кроме того, допустил беспардонное передергивание фактов, классифицировав генерала Корнилова как союзника «настоящего, подлинного наймита немцев казацкого атамана генерала Краснова», что, конечно же, не соответствует исторической правде. Правда, Покровский сделал, по моему суждению, и оригинальный вывод, классифицировав «Очерки» как «основной источник для истории военной контрреволюции»[1284]. С точки зрения современного уровня накопления исторических знаний, такой вывод, конечно, несколько узок, но имеет объективную основу.

Подобные оценки диктовались обстановкой, в которой развивалась советская историография в 1920-е гг. Тем более, в оценке деникинских «Очерков» для исследователей могла стать примером оценка генеральского произведения, данная Лениным. Однако имелись и исключения из правил. Изучив хранящуюся в РГАСПИ рецензию на первый том «Очерков», написанную Гравецким[1285], я пришел к выводу, что она довольно объективна. Здесь нет оскорбительных ярлыков, столь модных тогда. Рецензия явно не вписывается в официальные идеологические установки большевистской партии. Из положений Гравецкого соответствуют современным отдельным оценкам деникинского сочинения, как показывает сравнительный и текстологический анализ, следующие:

— «Очерки» — не просто мемуары, а исторический труд по «истории русской армии от февральской революции до ее ликвидации»[1286];

— «Очерки» — обвинительный акт царскому правительству, сгубившему армию и проигравшему войну[1287];

— в разложении армии виновата не только ее демократизация[1288];

— Деникин не должен был писать труд, так как у него нет соответствующей исторической подготовки[1289].

Неоднозначные оценки деникинского сочинения имеют место и в белоэмигрантской историографии. Так, Милюков дал полностью положительный отзыв на «Очерки». Он назвал их капитальным, основанном на первоисточнике труде «незаменимом для всякого будущего историка». Милюков также отмечал, что Деникин мог бы написать мемуары и они, конечно, также получили бы значение, первоклассного источника. Но генерал «предпочел писать историю под скромным названием «Очерков»[1290].

В отличие от Милюкова, другой крупный историк российского зарубежья Мельгунов, дав положительный отзыв на генеральский труд, подверг критике наиболее слабые, на его взгляд, места «Очерков». Он критиковал, главным образом, исторические аспекты сочинения Антона Ивановича. Историк писал, что Деникин — «военный стратег, полководец, которого судьба случайно сделала одним из руководителей политической жизни, не дав ему предварительной подготовки, и тем более, исторической подготовки, необходимой каждому, кто пишет историю революции, и еще меньше вооружив точностью фактов, когда говорит не о том, в чем непосредственно принимал участие»[1291].

Вместе с тем, в литературе в 20-30-х гг. XX в. встречаются и откровенно злобные отклики на «Очерки». Так, Василевский (не Буква)[1292] дал крайне тенденциозную, злобно-саркастическую, зачастую унижающую автора «Очерков» как человека оценку. Некоторые критические замечания Василевского (не Буквы) вызывают недоумение. Например, он ставит в вину Деникину то, что он загодя собирал документы, как будто готовясь к литературной работе[1293].

Изложенные выше оценки, их неоднозначность во многом детерминированы тем, что они сделаны в 20-х гг. минувшего века, то есть по горячим следам только что закончившихся кровавых событий. У авторов не было временной дистанции, чтобы приложить максимум усилий для достижения полной объективности.

Такие оценки, в основном, сохранились в советской историографии и после 1920-х гг. Они давались, как правило, в контексте исторических трудов, а не самостоятельно. Разумеется, оценки варьировались по форме и содержанию, что не затрагивало их политизации. Так, в энциклопедическом издании «Советская история» отмечается, что сочинение Деникина «отличается крайне тенденциозным освещением гражданской войны», но содержит богатый документальный материал[1294]. Но ведь такая оценка, с точки зрения современного уровня накопления исторических знаний, может быть применима к любой работе советских военно-политических деятелей периода революции и Гражданской войны. Тем более, к работам мемуарного и мемуарно-исследовательского характера.

Полагаю, что наиболее рельефно тенденции советской историографии в оценке «Очерков» нашли в труде В. Д. Поликарпова[1295]. Автор, констатируя очевидное, подчеркивает, что «Очерки» по литературной форме представляют мемуары, где высказывается личная точка зрения, приводятся сведения, которыми располагал Деникин как руководитель Белого движения. Здесь историк, в основном, прав. Правда, «Очерки» выходят далеко за рамки классической мемуаристики. Но Поликарпов приводит рассуждения, которые не могут не вызвать возражений. Например, исследователь выборочно пересказывает содержание переписки Астрова и Деникина, не ссылаясь на источник[1296], и делает вывод: генерал, по просьбе Астрова, смягчил в своем труде отдельные редакционные оценки относительно кадетской партии на Юге России.

Вроде бы, все верно. Не исключено, что приводимые Поликарповым факты, которые он черпает из архивных документов, имели место. Ведь Деникин, как мы установили, при работе над «Очерками» пользовался большим количеством материалов бывших соратников по Белому движению. Кроме того, с некоторыми из них, в том числе и с Астровым, он поддерживал переписку, находясь в белой эмиграции. Видимо, располагая материалом, полученным таким образом, генерал корректировал некоторые оценки в произведении. Подобное можно расценивать как нормальный творческий процесс. Но далее Поликарпов делает умозаключение, которое явно политизировано и имеет целью принизить значимость деникинского сочинения. «Мало сказать, что этот источник, свидетельствующий о понимании Деникиным своего места на исторической сцене и о знании им целей борьбы, — пишет историк, — это еще источник, апробированный в политическом штабе контрреволюции ЦК партии кадетов (подчеркнуто мной — Г.И.). Это диплом, выданный оруженосцу политической реакции»[1297].

Не будем судить строго Поликарпова за ярлыки: «диплом, выданный оруженосцу политической реакции». Здесь не вина, а беда советского историка. Таковы были «правила игры». Обратим внимание на более существенное обстоятельство. Труд Деникина не мог проходить апробацию в ЦК партии кадетов по следующим основаниям:

1.«Очерки» написаны в 1921 – 1926 гг., когда бывший вождь Белого дела не поддерживал с партией кадетов никаких организационных отношений (ни с правым, ни с левым ее крыльями, образовавшимися в белой эмиграции)[1298].

2. У Деникина имелась соответствующая источниковая база для написания труда. У него не было необходимости лавировать, так как это не вписывалось бы в шкалу его нравственных личных ценностей. Следовательно, в работе Поликарпова наглядно представлено, как в советской историографии факты подгонялись под идеологические установки правящей коммунистической партии.

Правда, на закате советской историографии в 1991 г., появилось исследование «Очерков», в котором преодолевается тенденциозность советской исторической науки в оценке данного неординарного труда. Это сделал Ю. А. Поляков[1299]. Маститый ученый не скрывает, что его взгляд на Деникина за время научной работы претерпел сильную трансформацию от образа ярого врага советской власти к образу исторической личности, который, «каким бы он ни был, принадлежит истории нашей Родины»[1300]. Историк, оставаясь, по личному утверждению, «верным идеалам Октября, но много узнавшим, пережившим, передумавшим», показал в исследовании, что «Очерки» написал не только ярый враг советской власти, но и человек трагической судьбы, один из представителей тех, кто был ввергнут в братоубийственную войну. Характерно, что автор не дает во многих фрагментах завершенных обобщений, а оставляет место для дискуссий. Одновременно он очень четко вскрывает слабые места «Очерков», особенно в плане соблюдения Деникиным принципов историзма и объективности. Цитаты из анализируемого труда, обильно приводимые Поляковым, удачно подчеркивают всю сложность, многоплановость работы бывшего вождя Белого движения. Можно расценивать исследование Полякова как первый серьезный шаг в переосмыслении оригинального труда Деникина.

Небезынтересно, что и в постсоветской историографии налицо и неоднозначные оценки «Очерков». Так, А. И. Ушаков в кандидатской диссертации называет генерала «крупнейшим историком» революции и гражданской войны»,[1301] написавшим работу мемуарно-исследовательского характера[1302]. Деникин, по его оценке, выступает в своем труде с «естественных военно-классовых позиций»[1303]. Что подразумевал исследователь под вводимой в научный оборот дефиницией «военно-классовая позиция», узнать, однако, невозможно.

В то же время, В. П. Федюк в докторской диссертации делает больший акцент на том, что генерал объясняет поражение чем угодно, только не действиями самих большевиков. Он не признает за противником каких-либо преимуществ. Здесь трудно не согласиться с историком. Но, с другой стороны, вызывает возражение обобщенная характеристика «Очерков» как «пространной попытки самооправдания»[1304]. В нее, например, не вписываются страницы деникинского труда, где бывший главком ВСЮР повествует о зверствах белых контрразведок не с позиций потустороннего наблюдателя, а высшего должностного лица белого Юга России, несущего прямую юридическую и нравственную ответственность за бесчинства (по генеральскому выражению — за «черные страницы»).

Таким образом, оценки деникинского сочинения, вызывающие дискуссию и после более чем 80 лет со дня выхода в свет первого тома, показывают его оригинальность и ценность для литературы исследовательского, мемуарного и беллетристического характера.