Как «глаголом жгут сердца людей», или Что вещают о проблеме укрепления морального духа белых публицисты

Приложение 3

Цех служителей музы Клио после распада СССР напоминал музыкантов оркестра, потерявших ноты незадолго до выхода на сцену: от марксизма-ленинизма как универсальной методологии исторических исследований отреклись, а взамен ничего путного не избрали. Типичная ситуация, когда с водой выплескивают ребенка. Ситуация, между тем, не новая в истории мировых цивилизаций. Она характерна для переломных эпох. В период методологической растерянности исторической науки на академическом и вузовском уровнях, в том числе и по проблемам российской революции и Гражданской войны, в атаку пошли публицисты. 1992 – 1994 гг. — их звездный час. После деникинианы, колчакинианы» и т. д. несколько поблекли, но книжные прилавки продолжала заполнять.

Никто не отрицает определенную значимость публицистики для развития исторической науки. Особенно в тот момент, когда снимаются запреты на гласность. Между тем,какую бы благородную цель публицистика не преследовала, она всегда страдает фрагментарностью, поверхностностью суждений, а иногда и прямым искажением реальных событий и фактов. Таково мое личностное авторское кредо. И сформулировано оно на том основании, что публицисты делают довольно сильный акцент на эмоциональной стороне, уходят в пространные размышления, имеющие малое отношение к предмету исследования.

Небезынтересно, что в 1926 г. философ русского зарубежья И.А.Ильин писал: «Белая борьба нуждается в летописи, а не в идеализации; в верном самопознании, а не в создании легенд, в удостоверении, а не в искажении»[1263]. Но постсоветская публицистика не подходит под эту оценку. В отдельных из работ ярко прослеживается агиографический подход, сопутствующий созданию новых мифов, а не достижению исторической правды. Создается впечатление, что некоторые бойцы публицистического фронта готовы по аналогу с советской серией «Пламенные революционеры» выдать на гора сериал «Пламенные контрреволюционеры».

В то же время, нельзя не сказать, что публицистика, при всех недостатках, породила артефакты, достойные всемерного уважения в среде ученых, хотя бы потому, что побудили историков-профессионалов к исследованиям. Неординарное явление — книга Ю.П.Власова «Огненный крест. Историческая исповедь»[1264]. В ней нарисована масштабная и яркая панорама исторических событий в России, вползающей в начале XX века в глубинный кризис, закономерным итогом которого стала революция и Гражданская война 1917 – 1920 гг. Особенно много страниц уделено лагерю контрреволюции, в том числе и Белому движению, их деятелям, а также и рядовым участникам кровавой трагедии, развертывавшейся на подмостках театра под названием «Российская революция и Гражданская война». Тем, кто в одночасье стали «бывшими».

Ю.П. Власов[1265] владеет, не будет преувеличением сказать, блестящим литературно-публицистическим слогом. Он назвал свой двухтомник романом-исповедью[1266]. Я не специалист-филолог. Затрудняюсь определить, насколько соответствует книга Власова жанру романа. То, что мы читаем искреннюю исповедь человека, имеющего твердые убеждения (с ними можно не соглашаться, можно не принимать, но нельзя не уважать), не вызывает сомнения.

Юрий Петрович, судя по всему, имеет навыки исторических исследований. По крайней мере, в своем романе-исповеди умело оперирует многочисленными мемуарами, отдельными документами. Но глубины анализа их содержания, особенно с применением метода компаративизма, автору явно не хватает. В то же время, справедливости ради, заметим, что сам Власов не делает заявки на то, чтобы труд расценивали как академическое издание исторического плана. Таким стилем Власов резко отличается от некоторых современных публицистов, в руки которых попадают малоизвестные архивные документы, и они, введя их в научный оборот, снабдив некоторым дилетантским комментарием, сразу же претендуют на лавры, как минимум, академика Д.С. Лихачева. Начинают изрекать непререкаемые постулаты, являющиеся на поверку банальностями, прописными истинами, верными до первого ухаба.

Характерно, что автор романа-исповеди пытается быть объективным в оценке действий как белых, так и красных. Он утверждает, что не ставит целью «сорвать зло на социалистической системе. Для подобных дел сочиняют не такие книги»[1267]. Эмоциональный шлейф, излишний пафос серьезно ему мешают в благом намерении. Власову становится жалко белых офицеров, гибнущих на фронтах. На данном фоне он порою забывает о теневых сторонах Белого дела. По крайней мере, глубины анализа не хватает. Он чаще подменяется констатацией.

Между тем, данное произведение может смело считаться, по моему суждению, «побудительным сигналом» для серьезных научных исследований. Причем, не будет преувеличением сказать, сигналом мощным. Его мощь усиливается тем, что сам автор демонстрирует критическое отношение к степени личной объективности. Причем, доле критичности автора мог бы позавидовать белой завистью и профессиональный историограф. В качестве аргумента к данному тезису приведем цитату (несмотря на ее большой объем, целиком, ибо она этого заслуживает).

«Есть несколько «правд». Одна видится непосредственно в самом действии. Другая начинает просматриваться некоторое время спустя (лет десять, двадцать). Это уже обобщение, но, как правило, обобщение победителей, то есть одной стороны. Затем наступает «момент истины» — начинает складываться почти объективная оценка данных событий. Она тоже необъективная, она вся под влиянием отхода от официальной доктрины и ее оценок. Это уже почти вся правда…но не вся. Мы находимся в этом времени. Следовательно, и мой «Огненный крест» тоже относится к этому времени.

И, наконец, утверждается наиболее полный, взвешенный взгляд на эти события. Его несет еще больше отдаленная во времени эпоха. Страсти уступают место взвешенным оценкам потомков…»[1268], — пишет Юрий Петрович. Вряд ли здесь можно что- либо возразить…

К сожалению, не вся публицистика может стать «побудительными сигналами» для серьезных научных исследований. Многие авторы-публицисты вольготно обращаются с фактами из жизни и деятельности крупных исторических фигур Белого движения, подгоняя их под новые априорные схемы, где знак «плюс» сменен на знак «минус». Наглядная иллюстрация тому — книга В. Г.Черкасова-Георгиевского «Генерал Деникин»[1269].

Автору повезло: он лично встречался с дочерью вождя Белого движения Мариной Антоновной Деникиной[1270], предоставившей в его распоряжение серьезную «источниковую подпитку». Но Черкасов-Георгиевский не смог воспользоваться должным образом свалившимся на него подарком. У него явно отсутствуют навыки научной работы с историческими документами. Дальше введения некоторых новых фактов в научный оборот автор не продвинулся. Даже чрезмерно субъективный комментарий в данной связи грешит историческими неточностями, вольготным обращением с известными историческими событиями.

Зато уж чего в избытке в анализируемом произведении, то ничем неприкрытой ненависти к большевизму, советской власти. Ненависти, ослепляющей автора. В погоне за хлесткими эпитетами и метафорами («пьяная матросня») Черкасов-Георгиевский упускает, что и среди белых встречались звероподобные существа. За многое можно упрекать советскую власть. Но ведь она — историческая реалия! Советская власть создала могучую сверхдержаву, которая, как ни печально говорить, перешла из исторического бытия в учебники по истории. А Черкасов-Георгиевский пишет о большевиках так, как будто они являлись не его не столь далекими в историческом пространстве и времени соотечественниками, обезумевшими в вакханалии братоубийства (вместе, между прочим, с белыми), а какими-то инфернальными монстрами.

Такая позиция, по моей оценке, — бегство в прошлое. Отнюдь не вызов грядущему.

В конечном итоге, Черкасов-Георгиевский в книге о Деникине, написанной в публицистическом жанре, где очень сильно выражено авторское «Я», зашел в тупик. Исторического исследования, на которое писатель высказывает претензии, как показывает текстологический анализ, по ходу всего произведения не получилось. Налицо апологетика Белого движения, героизация «белых воинов». Черкасову-Георгиевскому изменяет чувство меры в употреблении черных эпитетов и метафор по отношению ко всему, что связано с советской властью. Кроме того, работа не снабжена научно-справочным аппаратом.

Итак, хороши публицисты-вещатели, да стоит историкам относиться к ним осторожно.