ГЛАВЫ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ПОВЕСТЬ.
ТОМ V.
(Главы даны в разброс, но пронумерованы по порядку).
Глава I.
«Тотальная мобилизация».
Мы уже давно были в Зайчьегорске. Однако убийство А Би Каса до сих пор оставалась неопознанным. В конце Ба Ке – наш главный соперник, решил, что убийство подстроили турки. Хотя сами турки не были ни в чем виноваты. Но Ба Ке все равно пришел к тому, что решил объявить туркам войну.
Когда мы узнали эту весть, мы сразу захотели помочь нашим союзникам. Началось все с того, что в Тан Сане начались демонстрации с лозунгами: «Турция не виновна!», «Да здравствует свободная Турция!» Когда Ба Ке узнал о демонстрациях и политических выступлениях, он струхнул, и решил начать военные действия, найдя себе новых союзников – Японию и США, которые готовы были вступить в войну ради прибыли или клочка земли.
Однако мы не дремали тоже. Зная, что дело пахнет военным конфликтом, мы постепенно стали накапливать военные силы. Турки были рады, что за них заступаемся, и в знак благодарности нам очень хорошо помогли – выслали солдат, оружия, амуницию.
Враги тайком стали узнавать о том, что туркам помогаем мы, Россия, а снами и Евросоюз. Поэтому Америка стала грозить Европе ультиматумом. Сначала они отправили угрозу французам. Мы о французах тоже пеклись, поэтому вскоре и у нас по городу пошли демонстрации в защиту мира. Однажды, когда я, майор Пугин, унтер-офицер Михайлов и Миша ехали по городу, мы стали свидетелями следующего – шла демонстрация в защиту Франции. Сначала мы удивились.
-«Чего это народ раскричался?» - спросил я, видя как люди машут флажками и кричат лозунги.
-«Демонстрация по поводу мира и свободы Франции! – выпалил Пугин – вчера Американцы послали ультиматум французам. Вот наши и вышли в защиту мира!»
-«Хотят пиндосам нос укоротить! - добавил Александр Михайлов – чтоб не совали!»
Тем временем из черного автомобиля появилась женщина в широкополой шляпе и громко произнесла: «Да здравствует свободная Франция!»
Обстановка накалялась, как сковорода. Я понял, что может начаться новая война и погибнет много народу. Значит надо все как-то постараться решить мирным путем. Иначе война погубит многое и многих.
Я решил повстречаться и посоветоваться на этот счет с Колесниковым. Я мигом очутился у его дома. Навстречу мне выехала на велосипеде Таня Полегешко.
-«Привет, Таня! – обратился я к ней – А ты куда?»
-«На губернаторскую ферму, дояркам помогать! – ответила она – а до этого ходила к коммунальщикам. У нас дома унитаз лопнул, пришлось за помощью обратиться! А ты, Дима, куда?»
-«Мне надо видеть Дениса!» - выпалил я.
-«Он сейчас дома! Проходи!»
Я отыскал Дениса. Он сидел в своем кабинете, в кресле, и задумавшись, дымил сигаретой. Я ему рассказал все, о чем думаю. Денис мне как-то странно кивал, и наконец ответил:
-«А уже, Дима, поздно! В Тан Сан отправился эшелон добровольцев солдат! На помощь демонстрантам!»
Я оторопел...
Глава II.
«Первое покушение».
В конце концов диктатор Ба Ке понял, что Зайчьегорск может стать серьезной преградой в его грязных делах. Поэтому националист захотел поскорее от нас избавиться. Однако в открытую объявлять нам войну он не собирался, а сначала решил через всевозможные диверсии и подставы подорвать боевой дух наших бойцов и деморализовать наше население. А потом он хотел нанести молниеносный удар по нашим позициям.
И вот диктатор затеял первое покушение – он решил послать своих соратников в наши жилые районы, и развести саботаж. Однако он ошибся.
У нас в Зайчьегорске, в районе Новохохлятское, жил частный столяр, старик Никулин Владимир. Но все его почему-то звали просто – дед Хохол. Хотя сам дедушка и был с Украины, к тому же он был ужасным шутником. Он утверждал, что сам он предок деда Щукаря*, о котором писал Шолохов.
Так вот этот самый дед Хохол был очень хорошим плотником. Делал все – кресла, стулья, шифоньеры, столы и даже декоративную утварь – посуду и так далее. Еще дедушка очень умело обращался с хозяйскими постройками. Он умел и конуру для собаки смастачить, и для бани лежаки смастерить. А из досок он в два счета складывал садовую уборную – «домик Дрисе», как прозвали в народе. Самое интересное, что свою утварь Хохол украшал русской и украинской народной резьбой и узором. У него получалось здорово! Во дворе деда Хохла для демонстрации было уже выставлено несколько таких «домиков Дрисе». При том они были красочно оформлены!
*М. Шолохов «Поднятая целина».
И вот однажды политические барыги, соратники Ба Ке, организовали подставу. Они под
видом простых крестьян, пробрались в наш уездный городок, и когда деда Хохла не
находилось дома, они пробрались на его дачу и подпалили его творения. Затем тихонько скрылись. Когда Хохол вернулся на участок, его демонстрация была уже охвачена огнем. Серый дым столбом вырывался во все стороны. Дед, видя, что его творение подверглось жестокому насилию, принялся звать на помощь, а затем схватил лопату, и начал песком и землей забрасывать пламя. Народ откликнулся на помощь. К месту, откуда валили черные мохнатые клубы дыма, прибежали крестьяне, солдаты, дачники. Народ прихватил с собой ведра, наполняя их водой и песком. Солдаты приволокли огнетушители и даже большой пожарный насос. Опустив шланг в колодец, бойцы принялись качать воду. Холодный поток воды вырвался со шланга и обрушился на полыхающее пламя. С шипением повалили густые клубы пара. Пожар был частично подавлен. Однако некоторые деревянные туалеты продолжали трещать от огня. Один из бойцов что есть силы стукнул об асфальт огнетушитель. Крышка с треском отлетела от огнетушителя, и густая пена сразу заволокла пылающий сортир.
Пламя было удавлено. Однако творения Хохла остались в плачевном состоянии. Один «домик Дрисе» сгорел полностью – сгорело даже содержимое выгребной ямы, которое навалил Хохол для демонстрации.
Узнав, что и за этой подставой стоят барыги, мы поняли одно – пора начать непримиримое противостояние.
Глава III.
«Побег из сумасшедшего дома».
После тайной разведки мы планировали грандиозное контрнаступление. Однако все было не так просто. А все произошло из-за моего отсутствия. Дело в том, что наглые барыги хотели меня поймать. Они знали, что я был хорошим командиром, и моя рота была доблестной в бою. Поэтому барыги послали в город своих наемников. Наемники тайком пробрались в наш городок и в буквальном смысле арестовали меня прямо в моей квартире. Ночью наемники постучались в мой дом. Дверь открыла Надежда.
-«Вам кого?» - спросила она.
-«Мы приехали за неким капитаном Говорковым. Его надо срочно арестовать, как опасного преступника. Его надо отправить в сумасшедший дом!» - ответили типы.
После долгих споров и сопротивления я все же был схвачен и посажен в автомобиль. Я буквально ни за что был отправлен в дурдом. Но на самом деле враги просто отправили меня в вой тыл, дабы избавиться от меня.
Был я помещен в палату №8. Здесь было очень много душевно больных людей. Каждый себя мог выдавать за кого угодно. Один выдавал себя за архиепископа, другой – за господа Бога, третий за пророка, четвертый – за государя-императора. Люди могли вести себя по всякому, и абсолютно ни кого не стыдились. Одна старушка, сидящая в углу, то начинала громко смеяться и у нее было хорошее настроение, то вдруг она ни с того, ни с сего начинала громко плакать. Другой же больной лежал на койке и очень крепко спал. Но стоило ему проснуться, как он начинал вопить благим матом ни с того ни с сего. Ему врачи сразу затыкали рот подушкой и давали большую дозу аспирина, чтобы он как следует, пропотел. Один псих плел каждый день одну и ту же чепуху. Другой начинал что-то рассказывать очень сложным языком. Но самым интересным был больной, который выдавал себя за бизнесмена. Как только в больницу приходила комиссия молодых студентов-медиков, психбольной был тут как тут со словами:
-«Здравствуй, племя молодое! Ну что? Сложно учиться в вузе? Ничего! Я тоже все это прошел. Зато посмотрите, какой я сейчас бизнесмен! Магнат самый настоящий!»
И он тут же начинал расхаживать по дурдому, и всем «выписывать» чеки.
Много было в палате императоров, королей, полководцев. Однако в этой самой палате
«легендарный Наполеон» существовал не как император, а как коньяк и торт.
Был еще Кутузов, который без запинки читал поэму «Бородино», потом приносил откуда-то помидоры и начинал ими швыряться, представляя, что это пушечные ядра.
Душевно больной, который выдавал себя за шефа гестапо, Бормана, когда буянил, кричал:
-«Хайль Гитлер! Я всех повешаю, расстреляю!»
Врачи одевали на него смирительную рубашку и заворачивали в мокрую простыню, чтобы он угомонился.
И последней особой была девушка, которая выдавала себя за Жанну д’Арк. Когда она «брала очередной английский замок», она издавала такой громкий победный клич, что порой летели стекла. Врачи, чтобы ее утихомирить, давали ей слабительное в лошадиных дозах, а затем запирали в уборной. После этой процедуры девушка добрых два часа не слезала с унитаза.
Вот так шла жизнь в сумасшедшем доме. Больные утверждали, что чувствовали себя в психушке, как в раю. В дурдоме каждый мог делать, что хотел: можно было кричать, реветь, пищать, ржать, петь, блеять, смеяться, плакать, молиться, скакать, мочиться и испражняться где угодно, как угодно, куда угодно и во что угодно. И как сказал бы бравый солдат Швейк, никто бы к вам не подошел и не сделал замечание, не сказал: «Гражданин, это не прилично!»
Однако не всегда больные отличались. Смазливые медсестрички зачастую жалели больных, и часто их как следует, угощали. Больные забывали о своих проблемах, и как один бросались на угощения. Но врачам было неугодно и обидно, что с ними никто из больных не делился. И поэтому они решили – раз не нам, так и не вам! И как только больные наедались до отвала, врачи им закатывали клистир и тщательное промывание желудка. И теперь в желудках, где еще недавно была самая разномастная пища, теперь не было ничего, лишь только булькала подслащенная водичка.
А что же Надя? А вот Надя после случившегося даже не знала, что ей делать – смеяться или плакать. Под конец она все же выбрала второе. А в это время по улице проходили колонны солдат. Ефрейтор 2-ой роты Надежда Разгуляева увидела Надю в грустном виде, сидящую на террасе. Ефрейтор вошла через калитку и приблизилась к террасе, брякая по ногам шашкой.
-«Надежда Андреевна! – удивилась Разгуляева – А что случилось? Почему вы плачете?»
-«Ох, не говори – вздохнула Надя – сегодня рано утром арестовали Дмитрия и увезли в дурдом. Говорят, как опасного преступника».
Ефрейтор всполошилась:
-«В какой дурдом? Куда? Мы сейчас же отправимся туда и заберем Дмитрия!»
Надя снова вздохнула. Ее румяные щеки в веснушках превратились в ручейки.
-«Да разве у вас получится? Но если вы сможете, то его увезли в Тан Санскую психиатрическую больницу».
-«Мы его заберем сейчас же!» - воскликнула ефрейтор. В ее голосе звучала отвага. «Мы это сделаем! – добавила Разгуляева – непременно! только вы, Надежда Андреевна, не плачьте!»
Ефрейтор пулей вылетела за ворота и крикнула:
-«Кутейкин, Качко-младший, Воронежцев, Арбузов, Ильин – за мной! Примкнуть штыки!»
Тем временем меня осмотрели врачи. Они сразу приметили, что по сравнению с другими больными я веду себя спокойно и совершенно не похож на психа. Персонал меня еще раз осмотрел и задал вопросы. В целом патологий у меня никаких не было обнаружено. Однако меня отправили обратно в палату. Но бежать я все-таки сумел. Когда шла уборка помещения, я тайком выбрался из палаты, скинул с себя пижаму, а затем свистнул в прачечной одежду. И только потом бежал через черный ход. На улице меня уже ждал автомобиль и несколько солдат из моей роты во главе с ефрейтором Надеждой Разгуляевой. Я от радости бросился к своим солдатам, пришедшим ко мне на выручку. Обнял каждого! А потом, соответственно, на автомобиле со всеми мотанул в родную сторону. Таковым и был мой побег из сумасшедшего дома. Убежал! Правильно и сделал!
Глава IV.
«В которой меня хотели изжаловать в рядовые».
Да! Как-никак, а я был человек с юмором. Все солдаты завидовали 2-ой роте, у которой был такой веселый старшина. Да я не только шутил над солдатами. Над друзьями тоже бывало.
Однажды мы с Мишей привезли на грузовом автомобиле «Руссо Балт» три куба дров, и решили немного отстегнуть Денису Колесникову. И вот мы остановили автомобиль у дома поручика. Мы с Мишей помогли Денису перетаскать часть дров. А вот Тани я почему-то не видел. Она и не думала нам помогать, зато видно хотела нас подвести нас до моей усадьбы. И вот как это было. Я залазаю в кабину, уже готов ехать, вдруг смотрю – а за рулем, около меня, Полегешко. Я удивился, но все-таки спросил у Тани:
-«Ну, Тань, значит, двигатель завела и за рулем сидишь?!»
-«Сижу!» - ответила мне спокойно Таня.
-«А НА УНИТАЗЕ ТЫ НЕ СИДИШЬ?! А НУ ВЫЛЕЗАЙ СЕЙЧАС ЖЕ!!!» - гаркнул я ей под ухо.
Вот таковы были некоторые мои шутки. Но однажды эти шутки меня чуть серьезно не подвели. Меня тогда чуть не изжаловали в рядовые. Дело в том, что мои перлы так сильно нравились бойцам, что они порой забывали про свои обязанности и готовы были на все, лишь бы услышать, что я в очередной раз сморозю. В скором времени это очень сильно разозлило главнокомандующего генерала Гусарова.
И вот однажды, когда он был в тылу, ему довелось наведаться ко мне домой. Но меня дома тогда не было. Я был на медосмотре, а на хозяйстве была Надя. Генерал Гусаров поприветствовал ее, извинился за беспокойство, начал:
-«Надежда Андреевна! Мне вас очень жаль! Но как вы все-таки можете терпеть такого мужчину (это он про меня)?! Он проел мозги всем солдатам! А бойцы, вместо того, чтобы служить, говорят каждый день о нем и только о нем! В окопах слышен один смех! Наступление из-за этого задерживается! Царит полный беспредел! Солдаты только и делают, что вспоминают о вашем любимом. Это ни куда не годится! Надежда Андреевна! Пожалуйста, угомоните как нибудь Дмитрия! Или же мы его изжалуем в рядовые, за его расхлыстанное поведение! Нашелся тоже, комедиант! Надежда Андреевна! Прошу прощения за беспокойство и искренне вам сочувствую! Надеюсь, вы меня поняли! Но мне вас очень жаль! До свиданья!»
Гусаров, хлопнув дверью, удалился. У Нади сразу испортилось настроение, в душе потяжелело, в глазах защипало. Под конец она не выдержала, засопела, завсхлипывала и горько расплакалась, утирая слезы подолом длинного голубого платья. Наревевшись вдоволь, Надя стала немного успокаиваться. К тому же ей скоро должны были позвонить по телефону. Но тут она почувствовала, что хочет в туалет, причем по большой потребности. Надя вошла в уборную, приподняв полы платья спустила черные гамаши и стала тужиться, утирая слезы. Три минуты она посидела впустую, но тут произошло то, чего Надя больше всего в данный момент опасалась. Гробовую тишину в квартире разорвала громкая трель телефонного аппарата. Надя резко соскочила, и придерживая полы сарафана, побежала к телефону. Ей звонили по важному делу. Однако, с каждой секундой Надежда стала чувствовать, что зря покинула туалет. Но важный разговор прервать было не возможно. В конце концов Надежда не выдержала – ее сфинктер ослаб, и она почувствовала, как по ногам, по гамашам стекает что-то грязное. Окончив разговор Надя поняла, что в уборной ей делать больше нечего. Однако для контроля она посидела в туалете еще пять минут, чтобы окончательно завершить процесс. Затем спустила воду, использовав черновую тетрадку. Оскверненная тетрадка была брошена в унитаз. Грохочущий поток воды подхватил ее, и она исчезла в дыре унитаза. Надежда вышла из уборной.
Когда Надя меня увидела, она мне тут же устроила головомойку. Долго мне пришлось слушать ее нотации. Но все когда-то проходит. Прошло и это.
Глава V.
«Меня вновь донимают кадетские воспоминания».
Кадетские воспоминания – одни из самых светлых воспоминаний в моей жизни. Да, золотое времечко было! Как мы жили дружно, и чего мы только не вытворяли. Всегда что то происходило смешное когда появлялась наша компания: я, Петя Плюшкин, Вова Юрьев, Гера Фомин, Денис Колесников. Мы часто дурели между собой.
Петр Иванович Плюшкин был неуклюжий. Однажды мы идем по коридору, а он споткнулся, и с его ноги слетел башмак. Ну я этот башмак, соответственно, подхватил незаметно, пряча за спиной. Только обернулся Плюшкин, а башмака нет. Петька и спрашивает:
-«Пацаны! Никто мой башмак не видел?!»
Я не выдержал и захохотал:
-«Ха! – Ха! – Ха! Плюшкин ботинок потерял!»
С этими словами я кинул ботинок Юрьеву, Юрьев – Колесникову, Денис – Герке Фомину.
Плюшкин мечется вокруг, кричит: «Отдай! Отдай!» Под конец, когда ботинок вновь оказался в руках Дениса, тот ни с того ни с сего запустил башмаком в окно, не видя, что рама была закрыта.
БУМ!!! Дзззззынь!!! На пол посыпалось битое стекло. Ботинок пробил в окне хорошую дыру! Мы не долго думая, бросились наутек. Смылись, пока нас никто не запалил.
Но уроки это было что-то! Чего стоила одна физика! Ее вела у нас Светлана Владимировна. Бабуля она была очень добрая, но и поругать могла очень сильно. Однако мы на ее уроках любили вытворять всякие приколы. Однажды у нас по физике была тема «Векторы. Ускорение». И кадет Денис Колесников, который неплохо рисовал, изобразил в своей черновой тетрадке тематический рисунок: кадет Плюшкин скользит в шерстяных носках по гладкой поверхности. А навстречу ему мчится Юрьев. Обоих кадетов Денис выразил через векторы. А внизу поставил подпись: «Плюшкин и Юрьев – коллинеарные векторы».
Мне помнится много приколов на уроках физики. Как-то раз мы сидели на уроке, а я вынул свой черновик и давай писать повесть. Писал о своих воспоминаниях, о любви к Наде. И вот физичка подошла, видит, что я занят не тем, и как скажет мне:
-«Ах, вот ты чем занят! А ну отдай сейчас же!»
И забрала повесть. Хорошо, что хоть потом отдала на перемене. А то бы вы так и не прочли бы о моих похождениях. Но это было только начало. Были вещи и посерьезнее. Однажды физичка меня сильно разбирала на уроке. Был повод. И вдруг ни с того, ни сего как ляпнет:
-«И ты почему со мной не здороваешься?! Я, понимаете, стою в коридоре, дежурю, а он проходит мимо! Ты чего, не знаешь, что со всеми здороваться надо?!»
Вот такие и были приколы. Чего только стоят одни уроки математики, физики, химии. А вот русский у нас вела Валентина Савельевна. Потом она же работала в административном центре секретарем. Но ко мне Валентина Савельевна как ни странно, а относилась хорошо. Видно потому, что я был артистичен и поэтичен.
Но я вам хотел сказать, что наши проделки не всегда кончались добром. Когда все это доходило до Игната Васильевича – нашего урядника – старшины, который нами руководил, становилось совсем не смешно. Однажды он меня вызвал на очень серьезный разговор по поводу моего поведения. Таковы были его слова, когда он говорил со мной на едине:
-«Кадет Говорков! Еще одна выходка, и вы вылетите из училища, и не увидите больше никогда Зайчьегорска! Губернатор просил меня, чтобы я вас взял в училище для того, чтобы из вас вышел хороший офицер. А вы что делаете?! Смотрите, еще раз, и с вами все кончено!»
Я стоял поникнув головой. После такого разговора мне все меньше и меньше хотелось хулиганить.
Глава VI.
«Зайчьегорск – Анталья».
Наша армия одерживала все больше и больше побед. В скором времени намечалась осада Ал Ма Це. Однако нужны были новые силы. Мы телеграфировали туркам в Анталью, чтобы они нам больше перекинули сил. Но я боялся, что телеграммы дойдут, и поэтому сам решил быстро слетать в Анталью, пока было время. К тому же мне надо было увидеть турецкого военачальника Гольц-пашу, с которым следовало переговорить. В Антальи у меня было много знакомых. Среди них был и грузин Рома, который работал в отеле «Сапфир». Я ему позвонил до вылета:
-«Merhaba, Roma!* – поприветствовал я его по-турецки – Nasi’lsi’niz?!* Рома привет! Это я Дмитрий!»
-«O, salaam aleikum, Dima! Bende tamam tamam! Teshekur ederim!*» - послышалось в трубке.
-«Aleikum salaam! Roma, pardon*, мне тут к вам сейчас надо срочно вылететь в Анталью! Где то через пару часиков! Сможете меня встретить, lutfen*! Мне по одному важному делу просто! Буду вам благодарен!»
-«Tamam, Dima! Evet,* я встречу вас! Gule-gule!*»
-«Спасибо, Рома! Gule-gule!»
Я повесил трубку.
Тут же я собрался, взял деньги, документы. Шофер Миша подвез меня в аэропорт, который находился за озером. Остановив автомобиль, Миша проводил меня до терминала. Я поблагодарил ефрейтора. «Удачи! – крикнул он мне вслед – Удачного взлета, мягкой посадки!» Я прошел между колонами и только хотел войти в терминал, над которым горела надпись «Зайчьегорск», как вдруг услышал, что меня кто-то зовет. Я обернулся.
Ко мне бежала Надя. Она, наверняка, была против моего отлета в Турцию.
*Здравствуй. Рома! (тур).
**Как дела (тур).
***О, мир вашему дому, Дима! У меня хорошо хорошо! Спасибо! (тур).
****Мир вашему дому! Рома, извини... (тур).
*****Пожалуйста! (тур).
******Хорошо, Дима! Да... (тур).
*******До свиданья!
-«Ты никуда не полетишь!» - протестовала она.
-«Я туда и обратно! Это очень важно!» - отвечал я ей.
В конце концов я прошел металлодетектор, пустил вещи через рентген. Потом прошел паспортный контроль. Когда Надежда со мной наконец согласилась, мы уже сидели в большом освещенном зале ожидания и ждали своего рейса.
И вот наконец началась посадка. Надя хоть и не совсем была довольна моим планом, но все же решила лететь вместе со мной, купив билет в авиакассе. Мы вошли со всем народом в самолет, разместились в салоне. Я наел свое место. Надя же разместилась в соседнем кресле через проход, напротив меня. Несмотря на все наши долгие споры, мы долетели удачно. Рома нас встретил. Я переговорил с Гольц-пашой насчет подкрепления. Он был со мной согласен, и выслал в Зайчьегорск несколько тысяч отборных солдат.
В Зайчьегорск мы добрались тоже успешно. С нами прибыли и свежие войска. Ал Ма Це можно было брать хоть сейчас!
Осень 2006.