Революционный бронеавтодивизион

Всесезонный комплект базового обмундирования (ВКБО). Источник: БТК group

Пользуясь специальными рекомендациями для военнослужащих, солдат может подобрать набор одежды, который соответствует его индивидуальным физиологическим особенностям и погодным условиям выполняемой задачи - ветер, высокую влажность, холод от -20 до -35 градусов и даже экстремальный холод до -40 градусов. Поставки ВКБО на вещевые склады Министерства обороны России будут осуществляться поэтапно в течение 3-х лет – с 2013 по 2015 год и до конца 2013 года российские военные получат 100 тысяч комплектов новой полевой формы. Использова-ние новой формы даст немалую экономию денежных средств, так как срок службы такого комплекта будет 3-5 лет, в то время как существующий комплект формы рассчитан всего на 1 год. По окончании службы солдаты будут сдавать основные элементы комплекта, которые после чистки снова будут выдавать новобранцам, кроме нательного белья, которое каждому военнослужащему оно будет выдаваться новым.

 

...Осенний петербургский день. Холодное тусклое солнце. Свет его еле пробивается в помещение мастерской сквозь почерневшие от копоти и пыли рамы. Воздух тяжелый от дыма горна и смрада паяльников. Голова кружится. Тошнит. Все углы, полки, верстаки, уставлены готовыми бронзовыми изделиями — канделябрами, чернильными приборами и строгими осанистыми бюстами. От нестерпимой духоты и тесноты хочется выскочить на улицу, взглянуть на солнце, глотнуть свежего воздуха. Но этого сделать нельзя. У самой двери — фанерная конторка хозяина мастерской Дмитрия Петровича Иванова. Из нее он наблюдает за своими рабочими. Каждый человек на виду. Чуть кто замешкался или что сделал не так, хозяин уже недовольно покряхтывает и ворчит:

— Ремизов, аль опять после похмелья. Молоток в руках дрожит...

Только три года я ходил в школу.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, отец сказал:

— Теперь можно тебя, сынок, определять в ученики к мастеровым. Возраст твой вышел.

Так я и попал в мастерскую бронзовых изделий Иванова. Работали в ней девять человек. Я стал десятым.

Подходил к концу 1912 год. Однажды утром наш чеканщик Андрей Петров вошел в мастерскую, посмотрел на конторку хозяина — пуста! Подмигнул нам своими умными, с хитринкой, глазами и вынул из бокового кармана пальто газету «Правда». Рабочие окружили его и попросили почитать вслух. [4]

Теперь трудно вспомнить содержание прочитанного. Но в тот день я впервые услышал имя Владимира Ильича Ленина. Мастера говорили о нем с затаенным дыханием, как о самом близком на свете человеке.

Окончив чтение, Петров сказал:

— Долг каждого рабочего оказать газете материальную помощь!

Вместе со всеми и я внес свои копейки.

Андрей Петров был членом партии большевиков. С того дня я старался не пропускать ни одной беседы Андрея с рабочими.

Хозяин догадывался о запрещенных разговорах Андрея с рабочими мастерской. Но не только не выдавал его, а даже оберегал от глаз полиции. Петров и любитель выпить старик Ремизов были у него самыми доходными мастерами. Случалось, что хозяин терпел явные дерзости Петрова. Помню, поступили на отделку в мастерскую два бюста: один — знаменитого врача-хирурга Николая Ивановича Пирогова, другой — царя Александра II. Хозяин распорядился обрабатывать царя Петрову, а Пирогова — Ремизову.

Андрей посмотрел на царя и, сделав вид, что не узнает его, спросил хозяина:

— Кого это вы, Дмитрий Петрович, мне подсунули? Усы фельдфебельские, голова тыквой и лицо глупое, скотское.

— Не кощунствуй. Видишь, его императорское величество, убиенный наш царь Александр II.

Петров в деланном испуге отпрянул от бюста.

— Не смею прикоснуться к священной особе. Подумайте, как я, недостойный раб, буду обрабатывать самого царя, ставленника божия на земле. Нет, нет, избавьте от греха! Дайте мне настоящего, порядочного человека.

Он перешел к бюсту Пирогова, а Ремизову передал бюст царя. Ошеломленный хозяин начал креститься, затряс своей козлиной бородкой, засеменил в конторку, приговаривая:

— Пронеси и упаси господи!

До самого вечера, радостно ухмыляясь, мы слушали ворчание хозяина:

— До чего народ низко пал! Самого царя хулят и ничего не боятся! В острог всех надобно, в острог, а не то опять революция произойдет... [5]

Летом 1913 года хозяин умер. В права наследника вступил его сын. Молодой хозяин пьянствовал. Мастерская начала хиреть, заказы не поступали. Рабочие не получали зарплату.

Андрей Петров ушел из мастерской и устроился на галантерейную фабрику Бехле, которая помещалась на Болотной улице. Постепенно почти все рабочие мастерской оказались в токарном цехе этой фабрики. Петров перетащил за собой и меня.

Здесь я уже стал настоящим, квалифицированным рабочим-токарем. Зарабатывал не 40 копеек в день, а от 25 до 40 рублей в месяц. Работа мне пришлась по душе. Токарные станки были не ножные, как в мастерской Иванова, а моторные.

В один из теплых субботних июньских вече ров 1914 года мы вышли с Андреем из ворот фабрики. Андрей вопросительно посмотрел на меня:

— Хочешь пойти со мной?

— Куда?

— В Дом культуры просветительного общества!

Я согласился, и мы зашагали на Лиговку.

— Вот и клуб! — остановился Андрей перед высоким домом.

Поднимаясь по крутой каменной лестнице, я услышал звуки незнакомой мне песни. Пел хор.

— «Варшавянка», — сказал Андрей, открывая тяжелую дверь, ведущую в зал.

В зале было полно народу. Я осмотрелся. Вокруг такие же, как и мы с Андреем, рабочие. За «Варшавянкой» под аккомпанемент рояля спели «Замучен тяжелой неволей». Эту песню я также услышал впервые. Затем к председательскому столу вышел пожилой, интеллигентного вида мужчина в очках. Развернул газету «Правда» и начал читать вслух о наших рабочих нуждах, думах и чаяниях.

Человека в очках сменила молодая красивая девушка. Она положила перед собой книгу и сказала:

— Продолжим чтение романа Чернышевского «Что делать?»...

Вышли мы с Андреем из Дома культуры просветительного общества белой ночью. Голова моя разламывалась от всего увиденного и услышанного. [6]

На собраниях общества мне удалось побывать еще два или три раза. В августе 1914 года началась война, и жандармы сразу же его деятельность запретили.

С Андреем Петровым я простилая, когда его уже призвали в армию, на станции перед отправкой на фронт. Так он и остался в моей памяти молодым, задорно улыбающимся, с поднятой в приветствии рукой.

На третий год войны дошла очередь и до меня. Царскому правительству явно не хватало пушечного мяса, вот и призывали зеленых юнцов досрочно. Меня, токаря, зачислили рядовым в запасной бронеавтомобильный дивизион. Несколько месяцев обучался в команде молодых. Так кончилась моя юность.

Из команды молодых солдат перевели в ремонтные мастерские дивизиона, в здание Михайловского манежа (теперь в нем размещается зимний городской спортивный зал).

Состав дивизиона разношерстный. Тут были рабочие, крестьяне и спасавшиеся от фронта дети чиновников, купцов, мелких фабрикантов, которых мы называли папенькиными сынками. При распределении они направлялись главным образом в штаб дивизиона, мотоциклетную и нестроевую команды. Различался контингент и по возрасту. Вместе с молодыми служили и довольно пожилые солдаты.

Разношерстность вызывала взаимную неприязнь и вражду. Папенькины сынки смотрели на нас, рабочих, свысока, как на чернь. Мы платили им таким же презрением.

* * *

Наступил февраль 1917 года. Под ударами восставших рабочих и солдат, вдохновляемых большевиками, рухнуло самодержавие. В дни Февральской буржуазно-демократической революции броневики нашего дивизиона защищали на улицах Петербурга восставших рабочих от жандармов и преданных царю воинских частей. В то время бронеавтомобили были грозной силой.

После победы Февральской революции при помощи меньшевиков и эсеров власть в стране захватили капиталисты и помещики. Созданное ими Временное правительство ратовало за продолжение войны с Германией до победного конца. Его поддерживали меньшевики, эсеры. [7]

Большевики выступали против министров-капиталистов и их политики войны. За большевиками шло большинство трудового народа. Ежедневно к нам в Михайловский манеж приходили агитаторы от разных партий. Говорить они умели складно и на первый взгляд убедительно. Bee агитировали за свободу. Но за какую и чью свободу, мы не всегда четко понимали. Учили нас разбираться в событиях агитаторы-большевики. Одним из таких агитаторов был шофер нашего дивизиона Георгий Васильевич Елин. Он почти ежедневно бывал в нашей мастерской и подолгу беседовал с солдатами. Елин обладал острым умом, глубокими знаниями и хорошо разбирался в сложной обстановке. Его беседы производили на нас большое впечатление. На одной из бесед я и познакомился с ним.

Все нравилось мне в Георгии Васильевиче: и черные густые с проседью волосы над крутым лбом, и приятные черты лица. Позже я узнал, что Елин принимал активное участие в революции 1905 года, а в 1908 году вступил в социал-демократическую партию большевиков. Георгий Васильевич был душой солдат, нашим вожаком.

Каждый броневик тогда имел свое имя. Оно было написано крупными буквами на бортах. Бронемашина Георгия Васильевича называлась «Рюрик». В манеже «Рюрик» стоял рядом с «Рыцарем», водителем которого был Мирон Огоньян.

Утром 3 апреля 1917 года пришел я с товарищами к Елину на очередную беседу. Смотрим, возле «Рюрика» и «Рыцаря» хлопочет целая бригада водителей. Осматривают машины, заправляют их бензином. Георгий Васильевич лежит под броневиком и что-то проверяет. Мы стоим, гадаем о причине такого внимания к этим двум машинам. Одни говорят, что их готовят к параду, другие — к смотру, третьи — к инспекторской проверке. Но если это так, то почему же готовят только два броневика, а не все?

Выпачканный мазутом, вылез из-под машины Георгий Васильевич. Бросив гаечный ключ в ящик с инструментом, он загадочно посмотрел на нас:

— Сегодня, друзья, беседа не состоится. Некогда!

Но мы не уходили и с недоумением смотрели на возню возле «Рюрика» и «Рыцаря».

— Идите к себе, — повторил нам Елин, — вечером все узнаете. [8]

Часов в восемь вечера, когда все офицеры разошлись по домам, из манежа куда-то вышли «Рюрик» с «Рыцарем» и легковая автомашина.

Мы недоумевающе смотрели им вслед. Кто-то сказал:

— Если Елин с Огоньяном увели свои машины самовольно, то попадут под военно-полевой суд.

Солдат-водитель Николай Кузнецов, хитровато подмигнув нам, ответил:

— А я слышал, Елин сказал начальнику караула, что по распоряжению председателя солдатского комитета броневики направляются на испытание...

В это время у входных ворот начала собираться большая группа солдат с красными знаменами.

— Идем Ленина встречать! — крикнул мне знакомый водитель.

Я было рванулся за ним, но меня схватил за рукав дежурный по мастерской:

— Куда, Кабанов? У нас срочное задание, иди к станку!

На рассвете в помещение мастерской вбежал радостный, возбужденный Николай Кузнецов:

— Ребята, я встречал Владимира Ильича Ленина!

Мы к нему:

— Расскажи!

— Пришли мы на площадь к Финляндскому вокзалу, — начал он. — Народу тьма-тьмущая. Красные флаги, оркестр, факелы! Со всех сторон звучат революционные песни. Смотрю, наши броневики с красными флагами на башнях пошли с площади к вокзалу. Развернулись у павильона и встали на карауле. Оркестр заиграл «Марсельезу», а потом грянул «Интернационал». Все закричали «ура!». Я протиснулся к броневикам, Спрашиваю, где Ленин. «Рядом с женщиной, со своей женой, с Надеждой Константиновной Крупской».

Ленин улыбнулся, встал на капот легковой машины и хотел говорить. Но скользко, неудобно. Тогда Подвойский, Елин и еще несколько человек помогли ему встать на броневик Огоньяна. Ленин произнес речь. Знаете, какими словами он ее закончил? «Да здравствует социалистическая революция!» Все снова закричали «ура!».

После митинга броневик с Лениным двинулся к дворцу Кшесинской. Мы с факелами, знаменами и оркестром пошли за ним. У здания ЦК партии мы подняли Владимира [9] Ильича на руки и внесли в особняк. Только после этого начали расходиться. Вот как народ встречал своего вождя!

Я забеспокоился о судьбе Георгия Васильевича. За самовольный вывод из манежа броневика его действительно могли строго наказать. Спрашиваю у Кузнецова, где Елин.

— Не волнуйся за него. Он теперь комендант дворца Кшесинской. Во дворце находятся руководители партии большевиков. Они Елина с Огоньяном в обиду не дадут!

Позже я узнал, что из нашего манежа ушли не два, а три броневика. Третий был направлен почти вслед за первыми двумя. Вместе с третьим броневиком вышли еще грузовая и легковая машины. Из этих машин был создан летучий автоброневой отряд.

С приездом Владимира Ильича активизировали свою деятельность все партии. К нам в дивизион зачастили агитаторы от эсеров и меньшевиков. Они распространяли о Ленине и большевиках мерзкие слухи. Таких «агитаторов» наша команда мастерских выставляла за дверь. Однако не все солдаты дивизиона разделяли взгляды большевиков. Сынки богатеев поддерживали контрреволюционеров. Внутренняя обстановка в дивизионе накалялась.

И тогда солдатский комитет решил созвать общий митинг всех подразделений дивизиона. Эту инициативу поддержали и сторонники Временного правительства. Они хотели дать нам открытый бой. Разработали тактику поведения, заготовили свой проект резолюции.

Готовились к митингу и большевики. В дивизион приехал Елин, который разгадал коварную тактику наших противников и рассказал о ней солдатам. Большевики разработали план поведения на митинге и подготовили свой проект резолюции. Незадолго до митинга газеты сообщили, что на нем будет выступать Владимир Ильич Ленин.

Это был первый после Февральской революции общий митинг дивизиона. С утра 15 апреля (ст. стиля) манеж гудел сотнями голосов. Вместо трибуны подогнали грузовую автомашину. Председательствующий офицер звоном колокольчика призвал всех к тишине. И вот на грузовик вспорхнул эсер Авксентьев в шляпе, пальто, с тростью в руках. Подбоченясь, приняв артистическую позу, он постучал тростью и начал свою речь приблизительно так:

— Я революционер не год и не два. Я революционер двадцать лет. Всем своим авторитетом я призываю вас [10] поддержать Временное правительство и его патриотическое правое дело: войну до победы над нашим врагом — Германией.

Зал зашумел, заулюлюкал, раздался свист. Каждый выражал свое несогласие с призывом оратора, как мог. Уверенное артистическое позерство Авксентьева пропало мгновенно. Испуганный, не дожидаясь, пока его стащат с грузовика за полы, эсер ретировался.

Подобным образом мы поступали и с другими вражескими ораторами. День уже клонился к вечеру, а митингу, казалось, не будет конца. Но никто не уходил, все ждали Владимира Ильича. Вдруг по рядам пронесся шепот: «Ленин приехал, сейчас будет говорить...» Я пробрался ближе к грузовику и не сводил глаз с трибуны, стараясь не прозевать появление Владимира Ильича. И все же прозевал.

Первыми зааплодировали задние ряды. Я обернулся, подумав, что Ильич вошел в противоположные ворота манежа. Когда я снова поднял глаза на трибуну, Ленин уже стоял там. Он снял с головы кепку и произнес:

— Здравствуйте, товарищи!

В ответ поднялась буря приветственных аплодисментов.

На всю жизнь запомнилось почти каждое слово Ильича. Вначале он рассказал, как с группой своих соратников добирался на Родину из Швейцарии через Германию. Объяснил, почему именно через Германию. Это объяснение вызывалось необходимостью рассеять провокационные слухи контрреволюции, будто бы В. И. Ленин подкуплен немцами и изменил России.

— Клевещут на нас, большевиков, враги революции, — говорил Ильич, — чтобы сбить с толку рабочих и солдат и подвести их на братоубийственную войну.

Затем Ленин объяснил причины и сущность империалистической войны, разоблачил ее классовый характер и в заключение призвал не оказывать Временному буржуазному правительству никакой поддержки и всеми мерами укреплять власть Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

— Советы — это единственное и законное в нашей стране правительство!

После выступления Ильича никто не решился взять слово, На голосование были вынесены два проекта резолюции. [11] Один меньшевистско-эсеровский, другой — большевиков. Подавляющее большинство солдат проголосовало за проект резолюции большевиков. После голосования все бросились за Ильичем. Толпа вынесла меня на площадь, и тут я оказался рядом с Лениным. Стараясь разглядеть и запомнить каждое его движение, каждую черточку лица, я неотрывно смотрел на него. Помню, когда Ильич садился в машину, кто-то из солдат спросил у Ильича:

— А Милюкова можно поддерживать?

Ленин Ответил:

— Милюков такой же капиталист, как и все министры-капиталисты Временного правительства, и неменьший, чем они, наш враг.

Для подавляющего большинства солдат дивизиона выступление Ленина окончательно и бесповоротно определило отношение к большевикам. Мы сознательно и твердо встали на защиту Советов.

В дни кровавых июльских событий начались аресты большевиков. Полиция арестовала и Елина и других активных коммунистов дивизиона. Партийная организация дивизиона была временно обезглавлена. Бдительность наша ослабла. Этим воспользовались враги. Ночью казаки угнали из манежа несколько бронемашин и начали курсировать на них по улицам города.

О случившейся беде я узнал от своей матери. В тот день дежурил по мастерской во второй смене и утром пришел домой. Мать только что вернулась с базара и, выкладывая на стол купленные продукты, делилась услышанными новостями.

— Рассказывают, что пьяные казаки выкрали из вашего манежа броневики. Один свалился с Семеновского моста в Фонтанку...

Схватив фуражку, я побежал к месту происшествия. На мосту стояла огромная толпа. В чугунных перилах зияла пробоина. На дне реки лежал опрокинутый дивизионный броневик. Из толпы раздались возмущенные голоса:

— Негодяи, привыкли людей давить!..

— Сами себе могилу нашли...

— Туда им и дорога!

Я спросил:

— В народ стреляли из броневика? [12]

— Не посмели, пугали только!

Через несколько дней наша специальная команда подняла броневик. Мы его отремонтировали и поставили в строй.

После этого случая солдатский комитет решил броневики вывести из Михайловского манежа и перегнать на Петроградскую сторону. Манеж находился в районе, контролируемом войсками Временного правительства. Петроградская сторона контролировалась большевиками. Еще несколькими днями раньше туда были переведены наши ремонтные мастерские. Возле здания мастерских и поставили под открытом небом бронеавтомобили. Оттуда они по приказу В. И. Ленина пошли на штурм Зимнего дворца...

* * *

28 января 1918 года Председатель Совета Народных Комиссаров В. И. Ленин подписал Декрет о создании Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Первые советские регулярные воинские части формировались из добровольцев. Не раздумывая, я остался служить в своем запасном бронеавтомобильном дивизионе. Добровольцам за службу было назначено денежное содержание. Помню, мне, как холостому красноармейцу, платили 125 рублей в месяц. Дивизион главным образом нес охрану правительственных учреждений и жизненно важных центров города. Особенно почетным делом считалась охрана Смольного, где работал и жил Владимир Ильич. Теперь, когда я вижу в кино или на полотнах художников броневики перед Смольным, гордостью наполняется сердце. Ведь в эти боевые машины был вложен и мой труд. Смотрю на них, а в памяти воскресают образы несгибаемого большевика Георгия Васильевича Елина и боевых товарищей из нашего дивизиона.

Прошло с той поры много лет, и в 1963 году мне пришлось побывать в Рязани. Раскрыл местную газету и прочитал, что Г. В. Елин уроженец села Захарово-II Спасско-Высельского сельсовета этой области. А еще через три года указом Президиума Верховного Совета РСФСР село Захарово-II Рязанской области в память о своем земляке-революционере Георгии Васильевиче Елине было переименовано в село Елино. В 1967 году в издательстве «Московский рабочий» вышла книга «Преображенный [13] край». В этой книге есть статья о Г. В. Елине, которая называется «Броневой комиссар». Из нее я узнал, что в годы гражданской войны Г. В. Елин возглавлял броневые силы нашей страны. Затем был директором завода, торговым представителем Советского Союза в Германии, директором научно-исследовательского института. В конце статьи я с грустью прочитал:

«На окраине села Елино, за прудом, в тени деревьев, раскинулось старое кладбище. Здесь всегда тишина. Лишь иногда набежит ветерок, и зашумят тогда деревья... Обелиск... на мраморной плите скупая надпись: «Елин Георгий Васильевич. 1888–1940, Член КПСС с 1908 года».

Но такие люди, как Елин, не умирают. Елины не уходят из жизни. Они стояли и продолжают стоять вечно со своим народом на своем боевом посту. [14]