Кожная форма сибирской язвы
Течение болезни
Диагноз
Вокруг установления и узаконения диагноза людей, пострадавших во время эпидемии в Свердловске в 1979 году, было чрезвычайно много политики. Слишком много даже для очень опасного события, если бы оно не затрагивало основы стратегических интересов великой державы.
Начало болезни во время эпидемии было достаточно обычным: температура, сухой кашель, озноб, головокружение, головная боль, тошнота, слабость, боли в груди, плохой аппетит, в конце — рвота с кровью. У многих пострадавших трупные пятна развивались еще до их кончины, медицинский персонал наблюдал эти пятна, разговаривая с еще живыми людьми.
Течение болезни было «ураганным», а смерть наступала в различных местах — на улице, дома, в очереди на прием к врачу.
У одних заболевших от начала болезни до летального исхода проходили те 2–3 дня, что характерны для легочной формы сибирской язвы. При их вскрытии обнаруживалось кровоизлияние в легкие и головной мозг — картина известной инфекционистам «шапки Мономаха» (почернение тканей от лопнувших кровеносных сосудов).
У других заболевших болезнь продолжалась 3–4 дня, а кровоизлияние было тотальным: поражались все внутренние органы, включая конечности. Этот ход болезни более характерен для геморрагических лихорадок — заболеваний, вызываемых вирусами Марбурга и др. (46).
Диагноз «кожная форма сибирской язвы» стал официальным в медицинских кругах города 10 апреля и был положен в основу лечения госпитализированных. От непосвященных болезнь скрывали под названием «сепсис 002» (по некоторым источникам, «сепсис 022»). Однако, первая «профилактическая» публикация в газетах появилась лишь на 11-й день после начала эпидемии, когда погибло уже несколько десятков человек. Жителям было рекомендовано соблюдать осторожность с рыночным мясом ослабленных по весне животных и беречь себя от заражения «сибирской язвой» (218).
Несмотря на многочисленные смерти и официальный статус диагноза «сибирская язва», его не позволили вписывать в свидетельства о смерти граждан, которые погибли, по официальным сообщениям, от этой болезни. Стандартные записи были иными — ОРЗ, пневмония, бактериальная пневмония, отравление неизвестным ядом, сепсис, инфаркт и другие (8,17,47).
Подмена диагнозов происходила и в Свердловске-19. Офицера отдела материально-технического обеспечения Ф.Д.Николаева, который погиб первым, похоронили с диагнозом «пневмония» (166). В истории болезни лиц, лечившихся в апреле 1979 года от сибирской язвы, «военные медики вписывают любые диагнозы, кроме верного, чтобы только увести следы в сторону от правды» (21).
В те дни гражданских жителей поражала необычность ситуации: мясом питалась целые семьи, а погибали в основном отцы семейств (20). Кроме того, никто из родных у лиц, погибших в те дни, так и не увидел на телах карбункулов, характерных для кожной формы сибирской язвы.
Впоследствии высокопоставленные советские эпидемиологи И.С.Безденежных, В.Н.Никифоров написали: «Из мяса, взятого на исследование в двух семьях, где имелись больные, был выделен возбудитель сибирской язвы. В обоих случаях мясо было куплено у частных лиц. Штаммы возбудителя сибирской язвы, выделенные из мяса, не имели отличий от штаммов, выделенных от больных людей» (219).
Это было неправдой (ложью). Поиск возбудителя сибирской язвы — стандартная процедура, однако областная ветеринарная лаборатория не нашла возбудитель там, где было рекомендовано — в мясе, конфискованном у жителей района. На самом деле, как свидетельствует рядовой бактериолог — исполнитель тех анализов, — палочка сибирской язвы была найдена на лестничных перилах и в жилищах людей (18). Возбудитель был обнаружен также на дорожном покрытии, в траве и т. д. (22). Однако, население не было извещено о том, что палочку сибирской язвы не нашли в мясе животных, их убеждали в кожной форме болезни и… конфисковывали запасы мяса.
Впоследствии КГБ подготовил официальный список из 96 человек, которые считались заболевшими сибирской язвой в период между 4 апреля и 18 мая. Этот документ был создан в рамках официальной операции прикрытия для «ориентирования» медицинских кругов, в первую очередь зарубежных, и в этом своем качестве он полностью достиг цели (156,159).
Из воспоминаний:
«До начала 90-х годов нам запрещали выходить за ограду: если кому-то надо было выбраться в город, приходилось за месяц до отъезда писать рапорт на имя начальника подразделения, — говорит Екатерина Лаврина, прожившая в Свердловске-19 долгие годы. — Разрешение получали не все. А в гости к нам даже родственники не могли приехать. Когда же у нас случилась утечка, наша швейная фабрика изготовила одинаковую одежду для жителей городка, чтобы по ней определять, где свои. Все ходили в одинаковых пальто, платьях, костюмах. Даже военным приказали ходить в «гражданке».
Здесь всегда хорошо зарабатывали. Сантехник мог получать до четырехсот рублей в месяц, инженеры — более восьмисот. Жителям городка выделяли спецпаек с красной и черной икрой, шампанским, шпротами. В городе выстроили свои госпиталь, роддом и загс. После двух дней, проведенных в городке, мне удалось познакомиться с полковником в отставке. Своего имени он просил не называть.
— Сейчас здесь практически никого не осталось, кто являлся непосредственным свидетелем тех давних событий, — поделился он. — Ведь на нашей территории погибло больше ста человек, хотя, по официальным данным, в военном городке умер всего один человек — сотрудник отдела материально-технических проблем Свердловска-19. Болезнь косила мужчин. Их жены тогда бились в истерике. Они не смогли похоронить своих мужей — кладбище располагалось за территорией Свердловска-19. А что творилось за пределами бетонных ворот, мы узнали лишь спустя несколько лет».
Магнитогорский рабочий, 28 ноября 2002 года
Поскольку документ КГБ готовился не для населения, а для медработников, в него были вписали лишь 17 человек с кожной формой болезни (все они остались живы). Остальным 79 была приписана не легочная (ингаляционная), а кишечная форма болезни. Легочная форма «не была обнаружена». 64 человека считаются погибшими в результате эпидемии — все они входили во вторую часть списка. Данные этого перечня остаются канонизированными до наших дней — и по числу погибших, и по форме болезни. И вполне позволяют военно-медицинскому генералитету не выходить за рамки первой (после модификации) версии: происхождение болезни — мясное, форма протекания — кишечная. То, что эта подмена удается им до наших дней, не удивительно — в СССР/России все данные о заболеваемости сибирской язвой остаются секретными, начиная с эпидемии 1927 года в Ярославле. Так что проверка невозможна.
Между тем, «сибирская язва», если она и существовала весной 1979 года в Свердловске, должна была быть не кожной, а легочной. И возбудитель попадал к людям не через мясо (и кишечник), а по воздуху (через легкие). Причем это воздушное (аэрозольное) путешествие возбудитель проделывал в первые дни апреля, то есть задолго до того, как генерал П.Н.Бургасов распорядился сжигать конфискованное у жителей мясо в печах керамического завода (создав тем самым повод для обвинения «несгораемых» спор сибирской язвы в склонности к воздушным путешествиям).