МУСУЛЬМАНСКИЙ МИР И ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА

ЛАНДА Р.Г.

(ВОСТОК. – 2004.- № 1. – С. 57-72)

 

Мир ислама накануне Первой мировой войны искал пути к объединению. Эти поиски воплотились в движение панисламизма, стремившегося сплотить всех мусульман в борьбе с колониальной экспансией европейских держав, ответить на культурно-идео­логический вызов Запада, преодолеть идейные расхождения среди мусульман. Послед­нее было достаточно трудно, ибо помимо суннизма, в мире ислама были распростра­нены шиизм и его разновидности (в Иране, Йемене и Ираке, на Кавказе и Памире), в том числе исмаилизм с его многочисленными ответвлениями (от Ливана до Индии). Менее заметны были тогда ваххабизм (в Аравии), бабизм и бехаизм (в Иране и Средней Азии). Все эти многочисленные течения имели не только разные взгляды и обряды, но и соб­ственную организацию, стремившуюся отгородить своих подопечных от влияния прочих, хотя бы и конфессионально близких, общин. Ситуация осложнялась огромным количеством (до 325) суфийских (дервишеских) орденов (братств), также отличав­шихся своей практикой, а иногда и политическими установками.

 

Первые попытки добиться единения мусульман предпринял кокандский хан Худояр (1845-1875), который выступал за союз арабов и курдов с мусульманами Средней Азии, Афганистана и Индии на основе провозглашения джихада ("священной вой­ны") против англичан, вторгшихся тогда в Афганистан, и русских войск, воевавших в Средней Азии. Но наиболее успешно идея панисламизма была использована осман­ским султаном Абдул-Хамидом II (1876-1909). Считаясь с 1517 г. халифами, носивши­ми титул хадим алъ-харамейн ("служитель обоих священных городов", т.е. Мекки и Медины), султаны признавались большинством мусульман (во всяком случае, сунни­тов) лидерами всего исламского мира. Однако в XIX в. это встречало более сильное, чем раньше, сопротивление, прежде всего христианских держав, стремившихся ней­трализовать влияние Стамбула на своих подданных-мусульман. Ведь если в Осман­ской империи в 80-е гг. XIX в. насчитывалось 16-18 млн мусульман, то в России их было 18 млн, а в колониальных империях Англии, Франции и Голландии - соответ­ственно 82, 22 и 30 млн человек. К тому же султаны все чаще сталкивались в XIX в. с неповиновением мусульман и внутри Османской импе­рии, не говоря уже об отрицании их прав на халифат в Иране, Марокко и некоторых других странах.

Дабы утвердить свой авторитет во всех концах мусульманского мира, султан стал поощрять осуждение всего "западного" и пропаганду достижений мусульман и сред­невековой арабо-исламской цивилизации. Он награждал орденами и титулами гла­шатаев панисламизма за пределами империи. Особенно большой резонанс во всех странах исламского мира получила деятельность Джамаля ад-Дина аль-Афгани, ко­торый выступал за решительное обновление ислама, за отказ от замены иджтихада (личного мнения в результате свободного обсуждения) признанием лишь мнения духовных авторитетов, за салафийю, т.е. возврат к первоначальным истокам ислама (С. 57-58). Аль-Афгани резко осуждал распри между мусульманами, особенно между суннитами и шиитами, призывал их к единству и был уверен, что "религиозную и племенную рознь можно преодолеть путем патриотического воспитания молодежи". Характерно, что аль-Афгани был "антинационалистом" и утверждал: "Мусульмане не знают иной истинной национальности, кроме своей религии". Он еще в 60-е гг. XIX в. высказал идею о необходимости религиозно-политического единства Афганистана, Белуджистана, Кашгара, Бухары и Коканда при одобрении османского султана и денежной помощи мусульман Индии. Под его влиянием и при его содействии возникали партии, обще­ства и тайные организации в различных странах ислама, в первую очередь в Египте. Панисламистское движение стало постепенно развиваться, охватив огромную терри­торию: от Юго-Восточной Азии до Алжира.

Существовали различия в положении разных мусульманских стран, большинство которых в то время стали колониями. Их интересы далеко не всегда и не во всем сов­падали с политикой Османской империи. К тому же главный идеолог панисламизма Джамаль ад-Дин аль-Афгани и многие его приверженцы, например, муфтий Египта Мухаммед Абдо, использовали идеи обновления и реформации ислама, что отверга­лось мусульманскими традиционалистами. Абдо хотел "примирить ислам с наукой", отвергал таклид (средневековую традицию комментариев Корана), выступал за сли­яние всех толков и сект ислама, находя в Коране эквиваленты научных представле­ний своего времени. Проповедуемое им обновление ислама и ус­воение мусульманами достижений западной культуры встретило понимание в кругах интеллигенции и молодежи во многих странах.

Однако большинство мусульман к началу второго десятилетия XX в. оставались традиционалистами, которые отвергали какие-либо новшества (бидъа) не только в силу их осуждения с позиций таклида, но и потому, что все, исходившее от Запада, воспринималось ими как чуждое и враждебное. Поэтому даже передовые люди му­сульманского Востока не хотели казаться западниками. "Ислам - религия моей роди­ны, и мой долг - защищать его". Это убеждение Салямы Мусы, видного философа и публициста, одного из первых социалистов Египта, в мире ислама было аксиомой. Еще дальше шел основатель панарабизма ливанский эмир Шакиб Арслан, считав­ший, что "халифат Османов - это гарантия для Востока". Разумеется, подобный консерватизм отбрасывал панислами­стов на позиции косности, архаизма и застоя, лишал их поддержки наиболее прогрес­сивно мысливших мусульман. Неспособность панисламизма действенно противосто­ять идеологическому влиянию Запада привела его к упадку, который способствовал краху Османской империи в 1918 г. и устранению султана-халифа как политической фигуры. В дальнейшем панисламизм выродился в бессильное халифатистское дви­жение.

В известной степени падению державы Османов способствовала ее зависимость от иностранцев. Английские и французские компании долго хозяйничали в экономи­ке страны, создав себе опору среди немусульманских меньшинств. Однако с начала XX в. их стала теснить все более усиливавшаяся Германия. Кайзер Вильгельм II "хо­тел изгнать британцев из Индии, а русских - с Кавказа и из Центральной Азии... Раз­ведслужбы короля (Великобритании), кайзера, султана и царя развернули битву от проливов Константинополя на западе до Кабула и Кашгара на востоке". Немцы распускали слухи о том, что кайзер "тайно совершил паломничество в Мек­ку", а "вся германская нация последовала примеру своего императора и в массовом порядке приняла ислам" (С. 58-59). Специально подготовленные группы германских разведчи­ков наводнили Восток под видом археологов, врачей, путешественников, инженеров, учителей. Немецкие генералы и офицеры в качестве советников возглавили осман­скую армию. Особенно быстро этот процесс пошел после визита кайзера в Стамбул, Иерусалим и Дамаск. "Где будущее Германии? - вопрошал ведущий немецкий геопо­литик Пауль Рорбах. - Оно на Востоке. В Турции..., в Месопотамии..., в Сирии". С контролируемой османами территории германские миссии, диверсионные группы и отдельные агенты были посланы в Иран, Афганистан, Белуджистан и мусульман­ские регионы на севере Индии. Есть данные, что они были причастны и к антирос­сийским акциям в Центральной Азии.

Во многом благодаря усилиям Берлина Османская империя оказалась вовлечена в войну как бы "на равных" с великими державами. Это льстило тщеславию младо-турецких правителей империи, питало их панисламистские и пантюркистские иллю­зии, удовлетворяло" как националистические и милитаристские претензии военной касты, усилившейся при младотурках, так и великодержавно-экспансионистские за­машки староосманской элиты. Однако возможностей для реализации всех этих за­мыслов у империи не было. Поэтому, вступив в войну, она сделала шаг навстречу сво­ей гибели.

В Первой мировой войне мир ислама участвовал по-разному. Наиболее заметным было участие Османской империи, мусульман России, а также исповедовавших ислам жителей британских и французских колоний. В английских войсках на разных фрон­тах в 1914-1918 гг. служили 1.5 млн уроженцев Индии, преимущественно мусульман и сикхов. Военные расходы британских властей в Индии составили в 1914-1918 гг. свыше 212 млн ф. ст. Намного меньше была армия Египта (17 тыс. человек в 1914 г., 50 тыс. - к 1918 г.) и ее участие в войне было незначительным. Но сотни тысяч егип­тян служили в "трудовых корпусах", занятых на оборонных и строительных работах, на обслуживании нужд 275-тысячной английской (на 2/3 - индийской) армии. С этой же целью 10 тыс. египтян были посланы во Францию, восемь тысяч - в Месопота­мию. Франция получила из колонии 545 тыс. солдат (в большинстве своем - мусуль­ман из Алжира, Туниса, Марокко, Сенегала и других стран Африки). Из всех этих стран были направлены в метрополию сотни тысяч рабочих, заменивших французов в промышленности и сельском хозяйстве. В Алжире Франция разместила военные займы на 1768 млн франков, в остальных своих владениях - на 600 млн франков. Ан­гличане же прямо использовали для возмещения военных расходов золотой запас Национального банка Египта.

Во французскую армию были мобилизованы 155 тыс. европейцев Алжира и 173 тыс. алжирских мусульман. Из них погибли 22 тыс. европейцев и 25 тыс. (а по другим данным - до 50 тыс.) мусульман. Известно, что именно против алжирских ча­стей французской армии немцы впервые применили газы под городом Ипр в Бельгии. Впос­ледствии заслуги алжирцев на поле боя стали их политическим козырем в антиколо­ниальной борьбе. Ранены были 82 тыс. алжирцев. Кроме того 119 тыс. алжирцев (в том числе 89 тысяч принудительно) были направлены на работы во Францию. Очевидно, предполагалось мобилизовать в армию и на "трудовой фронт" гораздо больше алжирцев, так как примерно 120 тыс. человек, уклонившись от мобилизации, бежали в горы. Другие владения Франции с мусульманским населением были вовлечены в события связанные с войной, в меньшей степени. Так во Франции в 1914-1918гг. работали 30 тыс. тунисцев, а из 63 тыс. тунисских солдат французской армии 10.5 тыс. чело­век погибли на фронте (С. 59-60). Тогда же во Францию были отправлены на работы военного значения 25 тыс. (по другим данным - свыше 35 тыс.) марокканцев, при этом вдвое меньше их оказалось в рядах французской армии. Это объяснялось сравнительно не­давним (всего за три года до начала войны) установлением власти Франции над Ма­рокко и открытым нежеланием многих влиятельных марокканских феодалов помо­гать Франции.

Некоторые конфликты, происходившие в годы войны на территориях, где прожи­вали мусульмане, были как бы унаследованы от довоенного времени и на первый взгляд не имели отношения к борьбе противостоявших друг другу коалиций. Однако они логично "интегрировались" в общемировой конфликт, так как их участники вы­нуждены были искать себе союзников либо на той, либо на другой стороне.

Так, патриоты Триполитании и Киренаики (территорий, впоследствии образовав­ших Ливию) продолжали сопротивление Италии, начавшееся еще в 1911 г. И по­скольку последняя примкнула к Антанте, местные арабы и берберы встали на сторо­ну Германии и Османской империи. Эти державы и до 1914 г. оказывали помощь раз­личным группировкам местной знати, а после 1914 г. посылали им оружие, боеприпасы и денежные средства, а также направили миссию военных инструкторов во главе с генералом Нури-беем (братом османского военного министра Энвер-паши) и представителем генштаба Германии К. Маннесманом. До 1916-1917 гг. эти уси­лия были достаточно эффективны: итальянцы были вытеснены с основной части территории, а в соседнем Египте англичане были вынуждены отражать атаки арабо-османских отрядов с запада.

Иначе обстояло дело в Аравии, в то время расколотой на множество эмиратов, формально - вассалов Османской империи. Англия энергично склоняла их к союзу и к борьбе против османов. Но они либо оставались верны Стамбулу (Йемен, Джебель-Шаммар), либо сохраняли выжидательный нейтралитет, используя, как эмиры Асира и Неджда, полученные от Лондона деньги и оружие в своих целях. Единственным правителем, ставшим союзником Англии, был шериф Мекки Хусейн ибн Али аль-Хашими, под чьим влиянием (и юрисдикцией) находились племена Хиджаза. Англий­ский верховный комиссар в Египте Мак-Магон вел с ним долгие переговоры, пообе­щав Хусейну, наконец, в октябре 1915 г. признать его королем будущего государства всех арабов Азии (за исключением Ливана, запада Сирии, юга и востока Аравии). По­сле этого Хусейн поднял в июне 1916 г. знаменитое "восстание в пустыне". Повстан­цами командовали сын Хусейна, эмир Фейсал, и британский разведчик, полковник Лоуренс. В результате их действий османы к июлю 1917 г. были вытеснены из Хид­жаза.

В ходе Первой мировой войны Османская империя - ведущая и самая могущест­венная держава ислама - потерпела полное поражение. Правившие при фактически безвластном султане триумвиры-младотурки - военный министр и начальник гене­рального штаба Энвер-паша, председатель ЦК правящей партии "Иттифак ве теракки" ("Единение и прогресс"), министр внутренних дел Талаат-паша, морской министр Джемаль-паша, - всячески притесняя нетюркские народы - армян, греков, арабов, курдов, в то же время стремились объединить всех тюркоязычных, в том числе про­живавших в России, Иране и других странах. Плохо оснащенная, к тому же устарев­шей техникой, состоявшая в значительной мере из представителей угнетенных этни­ческих общин империи, поставленная под контроль германских офицеров османская армия оказалась вынужденной одновременно воевать на Кавказе и на Синайском по­луострове, в Ираке и на Балканах.

Несмотря на отдельные удачи на Балканах и в Ираке, османская армия постоянно терпела поражения, потеряв убитыми и ранеными более 2.6 млн человек, оставив громадную территорию от Синая до Басры и Эрзерума (С. 60-61). Свои неудачи османы "ком­пенсировали" расправами с наиболее значительными немусульманскими общинами страны - армянами и греками, а впоследствии - и с мусульманами (например, с арабами Сирии и Ливана в 1915-1916 гг.). Империя была разорена, урожаи и производство рез­ко сократились, чудовищное обогащение коррумпированной бюрократии контрасти­ровало с голодом и обнищанием низов. Все это обусловило дезинтеграционные процессы в империи, стремление нетурецких народов отделиться от нее, тем более что отступавшие по их землям войска османов занимались грабежами, погромами и наси­лием. В октябре 1918 г., подписав перемирие, Османская империя сдалась на милость победителей, оккупировавших ее столицу. Руководители младотурок бежали в Гер­манию, а султан стал марионеткой Англии и Франции. Это был конец империи.

Отсталая полуфеодальная держава оказалась ни экономически, ни политически, ни технически не готовой к выполнению возложенной ею на себя роли гегемона ми­рового ислама. Для этого у нее, как показал опыт войны 1914-1918 гг., не было ни военных, ни материальных, ни духовных сил. Осталась лишь тень былого величия. Все подданные Османов, в том числе и в первую очередь мусульмане, знали, что офи­циальная пропаганда всесилия империи сочетается с ее полной зависимостью от За­пада (до 1908 г., в основном от Англии и Франции, после этого - преимущественно от Германии), что панисламизм и османизм вытесняются воинствующим шовинистиче­ским пантюркизмом, прямо направленным не только против соседних стран, но и собственных подданных нетурецкого происхождения. С провозглашавшимися прин­ципами Корана и шариата никак не вязались произвол, коррупция, жестокость, на­глость и авантюризм младотурецкой верхушки и ее окружения, аморальность и ко­рыстолюбие которых не имели ничего общего с исламскими представлениями о со­циальной справедливости.

Все это подточило империю гораздо больше, чем военные неудачи. Империя, а особенно султан-халиф, сохранивший после младотурецкой революции 1908-1909 гг. не так уж много власти, не пользовались авторитетом в глазах мусульман всего мира, по крайней мере - таким, как еще в середине XIX в. Мусульмане не верили в искрен­ность панисламистских лозунгов Стамбула, а репрессивная политика младотурок противопоставила друг другу различные общины и группы, в том числе и мусульман­ские. Против младотурок выступили не только иноконфессиональные, но и инонаци­ональные подданные, в частности - арабы (мятежи в Сирии и Ливане в 1915-1916 гг., "восстание в пустыне" в Хиджазе в 1916 г.). В рядах британских войск против османов сражалось немало мусульман, особенно из Индии.

То же самое относится к мусульманам - подданным Франции и России, что можно продемонстрировать на конкретных примерах, в частности в странах Магриба, где раньше, в 1905-1906 гг., французы отмечали большое влияние "панисламистской агитации" Стамбула. Стоит также учесть службу во французской армии множества мусульман из Сенегала и других африканских колоний, на которых панисламизм не оказывал ни малейшего воздействия.

* * *

В годы войны Франции не пришлось посылать в Алжир солдат для "поддержания порядка". Алжирские марабуты, т.е. суфийские лидеры, и значительная часть му­сульманского духовенства заняли позицию лояльной поддержки метрополии. Они не откликнулись на призыв к джихаду - "священной войне", провозглашенной в октябре 1914 г. османским султаном как религиозным главой всех мусульман-суннитов и вы­ступили на стороне Франции против Германии и державы Османов (единственный во французской армии подполковник-алжирец Кади и еще восемь офицеров-алжирцев были направлены в Египет в 1916 г. для помощи в организации антиосманского вос­стания в Хиджазе, а с 1918 г. участвовали в боях против турок в Аравии) (С. 61-62). В ряды французской армии вступили многие представители видных мусульманских фами­лий. В чине капитана частей спахи (иррегулярной "туземной" кавалерии) сражался внук национального героя алжирцев Абд аль-Кадира, эмир Халид, который в 1913 г. вышел в отставку в знак протеста против дискриминации алжирцев во французской армии, но с началом войны вернулся на военную службу. Другие младоалжирцы, т.е. усвоившие французскую культуру "мусульмане-французы", в большинстве своем так­же поддерживали Францию, рассчитывая на уступки с ее стороны. Но многие из них и во время войны "протестовали против рекрутчины", требовали уравнения в правах ал­жирских и французских чиновников, представительства в парламенте Франции.

Лишь небольшая группа традиционалистов Алжира и Туниса возлагала надежды на победу Германии и Османской империи. Они распространяли панисламистские ли­стовки, призывавшие к "священной войне", саботировали военные усилия Франции, агитировали за отказ от военной службы. Но их деятельность постепенно угасала по­сле начала антиосманского восстания в 1916 г. Воззвание шерифа Мекки Хусейна в котором он обвинял турок в "пренебрежении и враждебности благородному и благо­честивому эмиру Абд аль-Кадиру Алжирскому", имело в Алжире определенный от­голосок. То же самое можно сказать и о прокламации эмира Халида, заявившего в 1915 г., что все арабы выступают против турок, как своих угнетателей.

На деле это было не совсем так. Один из сыновей Абд аль-Кадира, эмир Абд аль-Малик, дослужившийся в Сирии до чина полковника османской армии, с декабря 1914 г. действовал в Марокко как союзник Османов. Его 15-тысячная армия угрожала горо­дам Таза и Касабланка. Получая оружие и деньги из Германии и Испании, Абд аль-Малик в марте 1915 г. даже объявил войну французской администрации в Марокко, которой удалось с ним справиться только в 1924 г.

Алжирцы знали о борьбе Абд аль-Малика. Они также сочувстовали антиитальян­скому движению в соседней Ливии, проходившему под руководством братства Сену-сийя. В 1914 г. Германия обратилась к сенуситам демагогическим призывом "осво­бодить мусульман от рабства" и вернуть им "честь". Под влиянием сенуситов шейхи Хогтара (Южной Сахары) Ахмед Султан и Абд ас-Салям объявил Франции джихад в 1915 г. и с февраля 1916 г. начали осаду французских опорных баз. Франция была вы­нуждена направить против них корпус генерала Ляперрина, усмирявшего туарегов вплоть до конца 1917 г. Открытые выступления против францу­зов имели место в Алжире в 1914 г. в районах Бени Шугран (близ Маскары) и Милианы. Повстанцев возглавляли шейхи племен, не пожелавшие подчиняться приказам о мобилизации. Один из них сказал: "Можно увеличить налоги и забрать у нас иму­щество, но мы не дадим своих детей". В то же время многие крестьяне, не ограничи­ваясь этим, с декабря 1914 г. стали требовать возвращения земель, конфискованных у них французами после восстания 1871 г. Однако всеобщее восстание мусульман Магриба, на которое уповало германо-турецкое командование, так и не произошло, хотя партизанские налеты в 1915-1917 гг. отмечалось по всему востоку страны - от Тебессы до Бужи, а также в Тенесе на за­паде, где бунт солдат-алжирцев был поддержан рабочими - по словам Белькасем Саадаллаха, "как в России 1917 года". В 1916-1918 гг. в Алжире было зарегистрировано до девяти тысяч нападений, поку­шений и актов саботажа (С. 62).

Некоторое влияние на магрибинцев и других мусульман - подданных Франции в годы войны прогерманская и панисламистская пропаганда все же оказала: распрост­ранялись легенды о Хадж Гийуме (т.е. кайзере Вильгельме), которого воспевали, как "сражающегося со звездами", и открыто желали ему победы; панисламисты в Кон­стантине уверяли, что халиф (т.е. османский султан) может сжечь весь мир, стоит ему "лишь поднять знамя пророка". Ак­тивен был и образованный в Берлине в январе 1916 г. Комитет за независимость Ал­жира и Туниса во главе с тунисскими шейхами Салахом аш-Шарифом и Исмаилом ас-Суфайхи. От Алжира в его состав был включен сын Абд аль-Кадира, эмир Али-паша, и внук Абд аль-Кадира, эмир Сайд. Комитет вел патриотическую агитацию среди пленных солдат французской армии (магрибинцев и вообще мусульман), многие из которых потом тайно забрасывались на родину с диверсионными целями или посту­пали в османскую армию.

В первом воззвании от имени комитета (1916) аш-Шариф обвинил страны Антан­ты в "намерении подчинить другие народы, похитив их самостоятельность и личную свободу". Ас-Суфайхи и аш-Шариф подробно описывал тяготы жизни алжирцев и ту­нисцев под властью Франции: налоговый гнет, юридическое бесправие, земельный грабеж, принудительный труд, подавление всех свобод и национальной культуры. Предлагалось сорвать "дьявольские планы" Антанты путем мобилизации "матери­альных и духовных сил стран Ислама" и "братского союза Турецкого государства" с Германией и Австро-Венгрией. В том же 1916 г. эмир Али-паша опубликовал в Бер­лине на арабском языке "Призыв к мусульманам, служащим в союзных армиях, встать на защиту Халифата, спасти ислам и святые города, освободить Алжир, Тунис и Марокко".

Несмотря на малочисленность магрибинцев в Германии и Турции, а также огра­ниченность их влияния (в основном - среди военнопленных), их деятельность поло­жила начало важному процессу политизации мусульманской эмиграции в Европе, во многом повлиявшему на политическую и социальную жизнь континента на протяже­нии всего XX в. и на темпы модернизации мусульманского Востока. До Первой ми­ровой войны выходцы из стран ислама занимались в Европе преимущественно эко­номической деятельностью, в меньшей степени - религиозной: в Англии, где первая мечеть была выстроена уже в 1889 г., вплоть до 1914 г. мусульманами были в основ­ном купцы и моряки из Адена, Сомали, Индии, во Франции - докеры, строители, мы­ловары и шахтеры из Алжира, как правило - неграмотные и неквалифицированные. Война привела к резкому росту мусульманской эмиграции, а также к последующему ее вовлечению в рабочее и социалистическое движение, прежде всего во Франции.

В годы войны эмигранты в Германии и Турции (в основном - традиционалисты) устанавливали связи с единомышленниками из Туниса и Марокко, скрывавшимися в Швейцарии и Испании, планируя создание Объединенной Североафриканской Рес­публики в составе Алжира, Туниса, Марокко, Триполитании и Барки (Киренаики). На международных конференциях делегаты стран Магриба обычно выступали соли­дарно, обращаясь к Германии, Австро-Венгрии и Османской империи за помощью "против режима угнетения" и в поддержку требований независимости. В 1915 г. в Стамбуле были изданы брошюры лейтенанта Хаджа Абдуллаха (дезертировавшего из французской армии Бу Кабуйя) "Священная война и роль черной армии в Алжире" и "Ислам во французской армии". В них описывалась "арабофобия" французских офицеров, их вражда к "молодым тюрбанам", "смуглякам" и "назам" (от араб, ан-нас -"люди"), как они оскорбительно именовали всех грамотных военнослужащих-ал­жирцев, а также постоянная слежка за алжирцами со стороны агентов полиции. С ян­варя 1917 г. Бу Кабуйя, который жил в Цюрихе, вел агитацию среди алжирцев Европы (С. 63). В том же году из Стамбула в Алжир было переправлено множество других анти­французских брошюр и листовок. Часть из них - в основном исламистского содержания - была заброшена в окопы на фронтовых позициях, занимавшихся алжирскими стрелка­ми. Через Севилью в Алжир поступал также подпольный листок "Девуар" ("Долг"), ко­торый издавал дезертировавший из французской армии "Мехмет-алжирец, ушедший в Турцию для борьбы с гонителями ислама".

Комитет партии Единение и прогресс в Стамбуле основал в Лозанне под руковод­ством бывшего египетского хедива Аббаса II Хильми свой филиал - Международное мусульманское общество, которое стало издавать с 1916 г. бюллетень, вскоре пре­вратившийся в ежемесячный журнал "Ревю дю Магриб". Редактор журнала Мухам­мед Баш-Ханба, его брат Али и другие младотунисцы (т.е. близкие младоалжирцам либералы-националисты) постоянно писали об угнетении народов Туниса и Алжира. В сентябре 1917 г. "Ревю дю Магриб" опубликовал "Хартию алжирского народа", в кото­рой требовал отмены колониального "туземного кодекса" и репрессивных трибуналов, гарантий уважения личности, имущества, свободы, языка и религии алжирцев, восста­новления правосудия и законности, налоговой реформы и равенства "в расходах и дохо­дах бюджета", предоставления гражданских и политических прав вплоть до представи­тельства в парламенте Франции.

Часть алжирских эмигрантов поддерживала связи с бывшим марокканским султа­ном Мулаем Абд аль-Хафизом (Хафидом), пытавшимся, находясь в Барселоне, под­нять антифранцузское восстание в Северной Африке, а также поддерживала требо­вание Комитета за независимость Алжира и Туниса о предоставлении независимости "алжиро-тунисскому народу". Этот комитет, объединявший традиционалистов Туни­са и Алжира, эмигрировавших в Женеву, возглавляли Мухаммед Мезиан ат-Телимсани, Бираз аль-Джазаири и Хамдан Бен Али аль-Джазаири. Однако вся эта деятель­ность алжирской эмиграции, оторванной от родины и ее повседневных проблем, не представляла большой опасности для колониального режима. Французские службы контрпропаганды, издававшие в Магрибе ряд специальных газет на арабском языке, в том числе "Ахбар аль-Харб" ("Военные новости") и "Аль-Мустакбаль" ("Буду­щее") легко нейтрализовали агитацию эмигрантов.

Наиболее дальновидные представители французских правящих кругов считали не­обходимым, особенно в трудных условиях войны, удовлетворить хотя бы часть требо­ваний мусульман Магриба, не без оснований полагая, что долготерпению служивших в армии или работавших в метрополии может наступить конец после их возвращения на родину. "Опыт алжирских войск, мобилизованных в 1914-1918 гг. на службу Франции, - писал впоследствии германский историк Томас Опперман, - открыл новые политичес­кие горизонты для наиболее передовых умов страны... Познакомившись с Европой, они стали более критически рассматривать ситуацию в своем отечестве". Многие парламентарии Франции стали при­соединяться к позиции Ж. Клемансо, уже в 1915 г. требовавшего проведения реформ в Алжире. И хотя он стал главой правительства Франции осенью 1917 г., осуществить свои замыслы он смог только после окончания войны из-за ожесточенного сопротив­ления верхушки европейских колонистов Алжира. Выразитель настроений последних, сенатор Гастон Томсон, например, заявил, что во всех проектах реформ "нет ничего, кроме немецкой пропаганды".

Первая мировая война принесла магрибинцам и другим мусульманам - подданным Франции вместе с людскими потерями и материальными тяготами некоторое разви­тие экономики, рост современных общественных слоев и классов, в том числе бур­жуазии (главным образом торговой), общее изменение социально-психологического климата (на это повлияло участие многих магрибинцев и африканцев в военных дей­ствиях и их жизнь в Европе в течение нескольких лет), увеличение рядов и оживление деятельности оппозиционной властям политической элиты из переехавших в Европу или в страны Арабского Востока и тех, кто проходил во Франции военную службу, учился или был трудовым эмигрантом (С. 64-65). Обострив и углубив многие довоенные про­тиворечия колониального строя, обстановка военного времени содействовала усиле­нию антиколониальных настроений.

Ставка немцев и турок на панисламизм, на вражду мусульман к Франции и авто­ритет султана-халифа не оправдалась как вследствие негативных черт Османской империи и ее правителей, так и по причине нейтрализации влияния османов и мест­ных традиционалистов (в том числе эмигрировавших) политическим, экономическим и культурным влиянием Франции и всех ее местных сторонников - от Туниса до Се­негала.

Англия укрепила свои позиции в Аравии и районе Персидского залива. Но полу­чив мандат на управление Ираком и Палестиной, сохранив свое влияние в Египте и Иране, она оказалась вынужденной пойти на уступки, создав систему местных орга­нов самоуправления в Индии (1919), учредив арабские монархии в Ираке и Трансиордании (1921), формально признав независимость Египта (1922). Вместе с тем Англия еще долго держала свои войска в большинстве стран Ближнего Востока, включая Турцию и Иран, развязала в 1919 г. очередную войну против Афганистана, стреми­лась проникнуть на Кавказ и в Среднюю Азию, чему способствовала обстановка на юге России.

* * *

К концу войны очень непростое положение сложилось в мусульманских регионах России. Здесь выразители настроений приверженцев традиции (кадимисты) делали упор на лояльности царской администрации и лично Белому царю (Ак Падишаху). Противостоявшие им либералы-обновленцы (джадиды) ориентировались на либе­ральные и отчасти на умеренные левые круги русского общества, которые с понима­нием относились к национально-религиозным требованиям мусульман. Добиваясь модернизации мусульманской среды, джадиды выступали за развитие контактов с русской культурой и наукой, за восприятие через Россию новейших веяний из Евро­пы. После русской революции 1905-1907 гг. возросло взаимопонимание православ­ных и мусульман, особенно в Поволжье, Сибири и на Урале, в меньшей степени - на Кавказе и в Центральной Азии. Первая мировая война все изменила. Лояльность му­сульман Ак Падишаху не сразу, но постепенно была поставлена под вопрос, особенно после поражений на фронте в 1915 г. Сомнения в прочности царизма привели, начи­ная с 1916 г., к волнениям и открытому недовольству, к распространению национа­лизма и сепаратизма. Однако это произошло под воздействием не Османской импе­рии или ее пропаганды, и не каких-либо религиозных или этнических факторов. Главными здесь были политические и социальные потрясения, произошедшие в Рос­сии во время и после первой мировой войны.

После вступления в войну Османской империи (октябрь 1914 г.) в России не про­изошло никаких выступлений в пользу султана-халифа и ведущей державы ислама. Солдаты-мусульмане русской армии (преимущественно уроженцы Поволжья и Се­верного Кавказа) честно исполняли свой воинский долг. Довольно быстро выявилась военная несостоятельность Османской империи, армия которой уже в конце 1914 г. - на­чале 1915 г. была разгромлена русскими у Сарыкамыша, потеряв при этом убитыми и ранеными 70 тыс. человек из 90 тыс. солдат и офицеров. После этого русская армия на Кавказском фронте постоянно побеждала, заняв в 1916 г. Эрзерум и Трабзон и выйдя к Ханекину в северном Ираке (С.65).

Однако по мере затягивания войны, роста потерь и тягот военного времени, ухуд­шения экономического положения стала увеличиваться социальная напряженность, которая сказалась на российско-мусульманских отношениях. Следует иметь в виду, что в мусульманских областях, помимо общего для всей России недовольства бездар­ным правлением Николая II, существовал еще и фактор падения престижа Белого царя, неспособного победить в войне (от тяжелых поражений 1915 г. на Восточном фронте Россия так и не оправилась, несмотря на ее постоянные успехи на Кавказском фронте и знаменитый Брусиловский прорыв 1916 г. в Галиции) и, главное, выполнить свои обещания.

Одним из таких обещаний было обязательство правительства не брать мусульман Средней Азии в армию (конная дивизия из мусульман, называвшаяся впоследствии "Дикая", насчитывая всего 1350 человек, состояла в основном из чеченцев, кабардин­цев, ингушей и черкесов). Однако тяжелое положение империи заставило российское правительство, с одной стороны, резко увеличить размеры на­логов, податей, реквизиций и различных других сборов, а с другой - издать указ от 25 июня 1916 г. о принудительном привлечении на тыловые работы в прифронтовых районах 250 тыс. мусульман из Туркестанского края и 230 тысяч - из Степного. Это вызвало всеобщее недовольство. 4 июля 1916 г. 10-тысячная толпа в Ходженте по­требовала отмены царского указа. Антиправительственные выступления быстро ох­ватили огромную территорию от Амударьи до Урала с многонациональным, преиму­щественно мусульманским, населением. В июле 1916 г. произошло 25 выступлений в Самаркандской области, 20 и 86 - в Сырдарьинской и Ферганской областях. Формы их были различны - от массового ухода с предприятий и бегства в степи, в горы и за границу до вооруженных нападений на чиновников, войска и полицию. Именно тогда возродилось понятие басмачи (от тюркского басмак - "давить, атаковать, нападать"), кото­рое впервые возникло в конце 60-х гг. XIX в. для обозначения мусульманских парти­зан, нападавших на царские войска в Туркестане и Хорезме.

Вследствие мощного сопротивления повстанцев (их численность к концу ноября 1916 г. достигла 50 тыс. человек) царским властям удалось отправить из Туркестана на работы в прифронтовой полосе не более 123 тыс. человек. Жестокими репресси­ями и политическими маневрами царизму удалось подавить это стихийное, неоргани­зованное и во многом разноплановое восстание, в котором участвовали степные ско­товоды и дехкане, обычно не покидавшие своих кочевий и кишлаков, небольшие группы партизан в горах и степях, рабочие и ремесленники в городах (особенно в Ташкенте). Мусульманская верхушка осталась верной царю и, за исключением неко­торых мулл и улемов, восстание не поддержала. Так же поступили и местные тради­ционалисты, и джадиды, и созданная в 1905 г. группой кадетов казахская национали­стическая организация Алаш. Оказавшееся без единого руководства, разделенное природными условиями и этнической пестротой участников (казахи, узбеки, таджи­ки, киргизы, уйгуры и др.), неодинаковостью целей (одни выступали против войны и царского указа, другие - против феодалов, баев и кулацких элементов среди русских мигрантов, третьи - вообще против господства России и в защиту традиционного об­раза жизни), восстание к январю 1917 г. было разгромлено. Лишь небольшой части повстанцев удалось скрыться в степях и горах. Три ты­сячи восставших были преданы суду, из них 300 человек осуждены на смертную казнь (из них 50 были помилованы). Однако, как считают некоторые исследователи, отго­лоски этого движения в Средней Азии чувствовались вплоть до 1941 г.

Англичане считали причастной к организации восстания германскую миссию, не­задолго до этого покинувшую Кабул. "За шесть месяцев, - пишет Питер Хопкерк, -пролилось русской крови больше, чем за все время завоевания региона в предшествовавшем столетии" (С. 66-67). Действительно, во время восстания погибли, наряду с десятка­ми тысяч мусульман, 200 русских военных и чиновников, а также - до четырех тысяч мирных жителей. Многие мусульмане вынуждены были бежать в Кашгар (Синьцзян).

Февральская революция 1917 г. явилась для большинства мусульман России гро­мом среди ясного неба. Традиционалисты - кадимнсты и мусульманская знать (эмир Бухары, хан Нахичевани) - естественно, сожалели о падении монархии. "Многие, - говорил генерал Халилов (представитель верхушки Дагестана), - называют русскую (февральскую) революцию Великой. Но я ее так никогда не назову: я скорее назову ее Великой анархией, от которой нам необходимо избавиться". Несколько позже, в 1919г., премьер-министр Северокавказского эмирата Арсанукаев-Дышнинский пи­сал: "В стране мусульманской не может быть республики, так как по существу нашей священной книги наличие халифа необходимо, ибо отрицание его - это есть отрица­ние Пророка, что означало бы не что иное, как отрицание Бога. Всякое суждение по поводу республики или конституции... это не что иное, как смута, так как эта идея среди мусульман проведена быть не может".

Подобного рода крайние взгляды вовсе не были присущи всем мусульманам, осо­бенно джадидам. Однако данное высказывание во многом помогает понять логику не только ультраклерикальных кадимистов, но вообще верующих мусульман, в глазах которых свержение монарха, тем более возвеличенного исторической традицией Ак Падишаха, безусловно подрывало авторитет России, и, главное, уверенность в ее спо­собности выполнять свои обязательства в отношении мусульман, служить им опорой и защитой, в том числе от посягательств соседних государств, главным образом Ве­ликобритании. Необходимо также учесть и то обстоятельство, что свержение монар­хии в России ставило под вопрос сложившуюся модель взаимоотношений имперского Петербурга с элитой российских мусульман. Короче, весь комплекс проблем, рож­денных бурлящей непредсказуемостью российской действительности после февраля 1917 г., должен был вызвать изумление, ярость, сомнение и неуверенность среди му­сульман и, как следствие этого, усиление центробежных автономистских и сепара­тистских националистических тенденций.

Но произошло это далеко не везде. Возникшая в Азербайджане в 1914 г. партия Мусават отказалась от ориентации на Стамбул и поддерживала Россию в войне "до победного конца". После февраля 1917 г. она выступила за создание единой Россий­ской демократической республики и даже не требовала официальной автономии для Азербайджана. В июле 1917 г. мусаватисты объединились с Тюркской партией феде­ралистов и стали выступать за федеративное устройство будущей России "на началах национально-территориальной автономии", вместе с тем проповедуя классовый мир внутри азербайджанской нации. Позиция партии во многом определялась влиянием мусульманских рабочих, трудившихся (в основном на нефтепромыслах) вместе с не­мусульманами. Мусаватисты наряду с представителями других партий (в том числе левых) вошли даже в состав Совета рабочих депутатов Баку. Сдерживающее воздей­ствие на мусаватистов оказывал и пример соседнего Ирана, где шахский режим жес­токо угнетал азербайджанцев.

Позиция партии изменилась вследствие резкого обострения политической борь­бы в Азербайджане после октября 1917 г. и горького опыта турецкой и английской оккупации 1918г. Последующая политика мусаватистов была не антироссийской, а антибольшевистской, хотя они в то же время не ладили и с Деникиным.

Примерно такую же позицию заняли мусульманские националисты Поволжья и Урала. Рассредоточенность поддерживавшего их населения (в основном татарского и башкирского) на больших пространствах среди немусульманского большинства са­ма по себе способствовала их лояльности России и стремлению сотрудничать с любой российской властью (С. 67-68). Вместе с тем панисламистские и пантюркистские настроения, всегда имевшие хождение в кругах татаро-башкирской буржуазии и интеллигенции, после февраля 1917 г. заметно усилились. Они доминировали, в частности, на Первом съезде мусульман России (Москва, апрель 1917 г.) и на Втором съезде (Казань, июнь 1917 г.), где были выдвинуты требования автономии "тюрко-татарских мусульман внутренней России и Сибири", создания Национального собрания как выразителя во­ли "тюрко-татарской нации". В дальнейшем, после ноября 1917 г. произошло разме­жевание поволжско-уральских мусульман и выделение из их среды башкирских на­ционалистов во главе с Ахметом-Заки Валидовым.

Одним из результатов февраля 1917 г. явился "парад суверенитетов" в мусульман­ских регионах. В мае 1917 г. имам Узун Гаджи (в свое время сосланный в Сибирь за пропаганду мюридизма и агитацию против власти царя) провозгласил создание Севе­рокавказского эмирата. При этом он получил от османского султана, как халифа, официальный фирман, объявлявший его главой светской и духовной власти на Се­верном Кавказе. Об уровне этого "верховного вождя", как называли его привержен­цы, можно судить по следующему высказыванию: "Я вью веревку для того, чтобы перевешать всех инженеров, студентов и вообще пишущих слева направо". Правда, позднее он спохватился, заявив, что "нация не может процветать и развиваться без знаний, медицины, техники, военного искусства и прочего". Однако, когда в 1917 г. проходила кампания по выборам в Учредительное собрание России, единомышлен­ники имама строили свою полемику с усиливавшимися в Дагестане социалистами ис­ключительно на обвинении их в отходе от ислама: "Они не верят..., не молятся, не постятся, они дошли до того, что совершенно отрицают факт существования Бога". Социалисты Дагестана обвинялись в отказе от шариата и адата, в стремлении захва­тить земли, пастбища и леса ханов и беков.

Характерно, что в Дагестане (и в некоторых других мусульманских регионах Рос­сии) вопрос о шариате и вообще о мусульманской догматике ставился разными поли­тическими течениями весьма своеобразно. К ним вполне применимо сравнение с по­литиками средневековой Европы, облекавшими свои идеи в наиболее понятную мас­сам религиозную форму. Именно в такой форме и шла борьба между феодально-клерикальным блоком во главе с Узуном Гаджи и Наджмутдином из Гоцо (Наджмутдином Гоцинским), с одной стороны, и Социалистической группой - с другой. Наджмутдин, который в глазах части мусульман был "носителем традиций Шамиля, блю­стителем веры, поборником прав народа" (чему способствовал факт пребывания его в царской тюрьме и заявление, что он "не учился в русских школах, чтобы остаться верным шариату"), важный для Дагестана вопрос о земле хотел передать на "рассмо­трение съезда алимов из Бухары, Казани, Крыма, Турции", а всякого противника этого решения объявлял "сошедшим с истинного пути и насильником, навлекавшим на себя Божий гнев и наказание".

Однако социалисты сумели противопоставить религиозной аргументации Наджмутдина и других клерикалов также религиозную аргументацию и во время кресть­янского съезда Дагестана в августе 1917 г., и в период избирательной кампании в Уч­редительное собрание. "Шариат на съезде, - писал в 1927 г. видный революционер А. Тахо-Годи, - перевернули "вверх ногами", так как к съезду были заготовлены спе­циальные цитаты из шариатских же книг, где говорилось, что земля принадлежит то­му, кто ее "оживляет", т.е. крестьянину, так как помещики самолично не пашут. Во­ды также были объявлены достоянием общим, так что в итоге шариатисты со своим шариатом были побиты шариатом же социалистической группы и голодным, требу­ющим земли желудком съехавшихся крестьян" (С. 68).

Наджмутдин и Узун Гаджи установили через Саид-бея (внука Шамиля) прямую связь с младотурками и создали в мае 1917 г. Союз объединенных горцев, потребо­вавший учредить "исламское государство". В августе 1917 г. Наджмутдин был про­возглашен имамом Чечни и Дагестана при поддержке суфийского шейха Али Митаева и его шести тысяч чеченских и ингушских вооруженных сторонников. С ними со­перничал председатель Чеченского национального совета Ахметхан Мутушев, опиравшийся на суфийскую группировку Кунта-Хаджи. Борьба Наджмутдина и Мутушева не дала возможности туркам эффективно влиять на положение на Северном Кавказе.

В Крыму после февраля 1917 г. также оживились мусульманские сепаратисты, выдвинувшие лозунг: "Крым для крымцев". Был проведен Всекрымский мусульман­ский съезд, избравший верховным муфтием Челебиджана Челебеева, который уста­новил тесные контакты с единомышленниками (партией Шуро) в Казани и Уфе. Со­здав в июле 1917 г. партию Милли-Фирка, Челебеев от ее имени направлял делегации в Турцию. За призывы против участия солдат-мусульман в войне с турками Челебеев был на некоторое время арестован Временным правительством. Партия Милли-Фир­ма создала Временный мусульманский исполком, который пытался повести за собой татарское крестьянство (требуя, в частности, изъятия в его пользу вакуфных земель) и молодежь, объединившуюся вокруг Союза учащихся татар. Органом исполкома стала газета "Миллиет". В Бахчисарае и Евпатории миллифирковцами были созданы объединения Зия и Союз молодежи, в Бахчисарае открыты художественная промы­шленная школа и учительская гимназия. Существовавшее ранее духовное училище было преобразовано в Институт Менгли-Гирея (в честь знаменитого хана Крыма). На созванном в ноябре 1917 г. курултае была создана Национальная директория из пяти министров во главе с Челебеевым. Директор по военным делам Джафер Сейдамет стал формировать из эскадронов конного крымско-татарского полка верные Ди­ректории части. Принятые курултаем в дальнейшем "Крымско-татарские законы" носили сугубо националистический характер.

Однако вследствие демографической ситуации монополизировать власть в Кры­му Директории не удалось. В 1917 г. в Крыму русские составляли абсолютное боль­шинство горожан (60.4%) и значительную долю сельских жителей (35.9%); татары были на втором месте (соответственно 11.3% и 36.6%); было также немало евреев (14.5% горожан), греков (4.7% и 2.4%), армян, болгар и других, совершенно не склон­ных поддерживать диктатуру Милли-Фирка. К тому же военная власть находилась в руках признавших Временное правительство России генерал-губернатора Эбелова и вице-адмирала Колчака. Поэтому дальнейший ход событий в Крыму определяли не Милли-Фирка и Директория, а нараставшая стихия революции в России.

В Средней Азии и Казахстане, в Поволжье, Сибири и на Кавказе после февраля 1917 г. происходил общественный подъем, выражавшийся в активизации уже суще^: ствовавших или в создании новых политических, профсоюзных и других массовых организаций. Однако следует подчеркнуть, что в отличие от крымской Милли-Фир­ка, занимавшей вследствие своей протурецкой ориентации пантюркистскую и панисламистскую позицию, националисты Татарии, Башкирии (партия Шуро) и Азербай­джана (Мусават) придерживались принципа "федерализма".

Созданный в марте 1917 г. Исполком общественных организаций в Баку и в апре­ле 1917 г. Туркестанский комитет (заменивший упраздненную власть генерал-губер­натора в Ташкенте) поддержали Временное правительство. Оживились также не­большие группы джадидов в Бухаре и Хиве (младобухарцы и младохивинцы). Это вынудило бухарского эмира издать манифест с обещаниями демократических-сво-бод, которые в целом остались на бумаге. В Туркестане возникли партии джадидов (Шура-и-Ислами) и традиционалистов (Шура-и-Улама), мусульманские профсоюзы (Иттифак), а также Советы мусульманских рабочих (наряду с действовавшими среди немусульманского населения Советами рабочих и солдатских депутатов) (С. 69-70). Казахская организация Алаш-Орда политически оформилась на Первом всекиргизском (казахском) съезде в Оренбурге в августе 1917 г., встав на позиции пантюркизма и панисламизма и одновременно сомкнувшись с русскими властями в борьбе против народных революционеров (А. Иманова, А. Джангильдина), вышедших из мусульманских повстанцев 1916 г.

Все эти организации поддерживали связи с Временным правительством, которое для Них было хотя и ненадежным и действительно "временным", но все же союзни­ком в борьбе, с одной стороны, против старого чиновничества (вернее - против ко­лонизаторских и военно-бюрократических методов управления), а с другой - против нараставшего рабочего и социалистического движения, которое, будучи в основном немусульманским, начинало активно вовлекать в свои ряды тружеников-мусульман, а кое-где и демократическую мусульманскую интеллигенцию (Социалистическая группа в Дагестане, Мусульманский социалистический комитет в Казани).

В целом к концу Первой мировой войны для мусульман России были характерны рост национализма и смягчение противоречий между традиционалистами и джадидами, вызванные неумелой политикой царизма (справа) и нажимом социализма и ком­мунизма (слева). Февраль 1917 г., изменив политический строй России, еще не разру­шил российского общества с его историческими, административными, экономичес­кими и социокультурными связями, в системе которых ислам занимал свое место. Но ход событий в России постепенно привел к Октябрю 1917 г., когда взрыв всех старых общественных структур коренным образом изменил ситуацию в стране, в том числе и положение ислама.

Именно события Первой мировой войны привели к двум революциям в России в 1917г., которые явились как бы двумя этапами кардинального социально-политиче­ского и идеологического переворота в жизни страны. Многие мусульмане, в первую очередь в сравнительно недавно присоединенной Средней Азии, не приняли этот пе­реворот, что и обусловило антисоветское сопротивление басмачей в Средней Азии в 1920-1930-е гг. и менее продолжительную партизанщину на Северном Кавказе в 1920-е гг. Однако в основном мусульмане России в конечном счете приняли револю­цию и поддержали ее. Это во многом было заслугой выдающихся татарских револю­ционеров Мулланура Вахитова и Мирсаида Султан-Галиева, а также прямым следст­вием просчетов и промахов Колчака, Деникина и других белых генералов, чье при­митивное великодержавие и пренебрежение интересами мусульман многое решили. "Политическая слепота белых вождей, - писали в этой связи американ­ский советолог Александр Беннигсен и французский тюрколог Шанталь Лемерсье-Келькеже, - их неспособность понять подлинный характер революции и правильно выбрать главного противника были основными причинами их окончательного кра­ха".

* * *

Первая мировая война существенно изменила лицо мира ислама. Он стал еще бо­лее раздроблен и зависим. В нем усилились позиции Англии и Франции за счет потер­певшей поражение Германии и переставшей существовать Османской империи. На весь мир ислама оказали влияние "советизация" мусульман в СССР, не говоря уже об угрозе "экспорта революции", особенно через соответствующие секции Коминтерна. Сказалась также идейно-политическая изоляция советских мусульман от мира ислама, возникшая как следствие политики "санитарного кордона", проводившейся в отношении Советского Союза державами Запала, и стремления самого СССР пре­рвать связи между средне азиатскими басмачами и их зарубежными покровителями (С. 70-71).

Массовое участие мусульман в военных действиях в Азии, Африке и Европе, по­несенные ими потери и жертвы, разрушения на обширных территориях, населенных мусульманами от Марокко до Средней Азии, знакомство мусульманских солдат и ра­бочих с движениями социального протеста и революционными выступлениями в Ев­ропе, крах главного политического оплота ислама - Османской империи - все это способствовало небывалому расширению кругозора и политизации мусульман, уси­лению их стремления к национальному и социальному освобождению, к свободе и не­зависимости. Поэтому совершенно закономерно итогами Первой мировой войны явились антиколониальные восстания после 1918 г. почти во всех странах ислама.

В Афганистане и Иране в 1920-х гг. настало время реформ. Образовавшаяся на месте Османской империи Турецкая республика отстояла в 1918-1923 гг. свою неза­висимость в борьбе с империалистами Запада. Одним из результатов восстания 1920 г. в Ираке было возникновение иракского государства во главе с королем. Египетское восстание 1919 г. стало главной причиной признания Англией в 1922 г. независимости Египта. Национально-освободительная война 1925-1927 гг. в Сирии привела к выра­ботке конституции и началу движения к независимости. В Ливии и Марокко освобо­дительная борьба, начавшаяся еще до 1914 г., вспыхнула после войны с новой силой и продолжалась до начала 1930-х гг. Особенно яркой была эпопея Рифской респуб­лики на севере Марокко, в 1921-1926 гг. противостоявшей Испании и Франции. При этом борцы за освобождение в Марокко, Египте, Сирии и Ираке указывали на Рос­сию как на образец для подражания.

Первая мировая война резко активизировала освободительную борьбу мусуль­ман, вскрыла новые социальные силы и резервы этой борьбы, усилила ее за счет ум­ножения их и политического, и военно-технического опыта. Обострив социально-экономические и иные проблемы практически во всех мусульманских странах, война вывела на первый план социально-политическое содержание борьбы, несколько приглушив ее собственно религиозный аспект. Именно поэтому канули в лету панис­ламизм, османизм и прочее идейное оснащение обветшавшей Османской империи. Зато вышли на авансцену идеи свободы, национализма, демократии, социализма, так или иначе присутствующие с тех пор в идеологическом вооружении почти всех поли­тических сил мира ислама (С. 71).

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Абдуллаев М.А. Общественно-политическая мысль в Дагестане в начале XX в. М., 1987.

Авторханов А. Империя Кремля. М., 1991.

ГолдобинА.М. Национально-освободительная борьба народа Египта. 1918-1936 гг. М., 1989.

Иванов Н.А. Кризис французского протектората в Тунисе. М., 1971.

Исхаки Г. Идель-Урал. Казань, 1991.

Кастельская З.Д. Основные предпосылки восстания 1916 года в Узбекистане. М., 1972.

Крым, прошлое и настоящее. М., 1988.

Ланда Р.Г. Борьба алжирского народа против европейской колонизации (1830-1918). М., 1976.

Ланда Р.Г. Ислам в истории России. М., 1995.

Ланда Р.Г. Мирсаид Султан-Галиев // Вопросы истории. 1999. № 8.

Левин З.И. Развитие основных течений общественно-политической мысли в Сирии и Египте (новое время). М., 1972.

Массэ А. Ислам. М., 1962.

Ментешашвили З.А. Социальное развитие независимого Марокко. М., 1988.

Поляков С.П. Историческая этнография Средней Азии и проблемы ареальной типологизации и периодизации. – М., 1993.

Пробуждение угнетенных. – М., 1968.