А.А. Фет. Материалы и исследования. СПб., 2010. Вып. 1.

Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1155).

Её жизнь вместила в себя три царствования, государственные мятежи и бунты, длительное и увлечённое общение с лучшими людьми золотого века русской культуры, великосветскую роскошь и почти нищету… И фатальное испытание тем единственным человеческим чувством, которое способно возвысить до небесных пределов и следом низвергнуть в инфернальные глубины. Александр Пушкин называл её то «гением чистой красоты», «хорошенькой женщиной», «милой, божественной», то «вавилонской блудницей» и «мерзкой»… Как говорится, от любви до ненависти – один шаг.

«Жизнь во имя любви» – такой подзаголовок дал своей новой книге об Анне Петровне Керн известный тверской писатель, историк и энтузиаст-исследователь Владимир Сысоев. Хотя определение «тверской» по отношению к нему будет теперь выглядеть слишком узко во всех смыслах: его биографическое повествование об Анне Керн вышло в самой престижной книжной серии «Жизнь замечательных людей». Так что этот выдающийся труд В. Сысоева – не только невиданный до сих пор в местной писательской среде беспрецедентный творческий успех, но и признание его упорного таланта на общероссийском уровне. Тот случай, когда хвалебные слова звучат совершенно к месту.

При создании достаточно бурной, насыщенной событиями, встречами и переездами биографии Анны Керн В. Сысоев опирался на уже известные работы пушкинистов XIX и XX веков, мемуары её самой и записки её второго мужа А.В. Маркова-Виноградского (их полный текст сейчас готовится к публикации сотрудниками Пушкинского Дома), воспоминания и письма современников. Одновременно автором продуктивно использованы и весомые плоды собственных разысканий в архивах Санкт-Петербурга, Москвы и Твери. В книге публикуется ряд обнаруженных им писем О.С. Павлищевой (сестры А.С. Пушкина), А.П. Керн и А.В. Маркова-Виноградского, их родственников и знакомых, различные документы, касающиеся урегулирования наследственных и имущественных вопросов. Впервые воспроизводится текст актовой записи о смерти Анны Керн. Да и вообще последние годы её жизни В. Сысоев постарался восстановить с почти летописной подробностью.

Ошибутся те, кто подумает, будто перед нами – всего лишь крепко сколоченная документальная компиляция. Ни в коей мере – и вот почему. Во-первых, полноценного и научно обоснованного жизнеописания Анны Керн до сего дня не существовало. Во-вторых, в книге отчётливо заявлена и по ходу повествования постоянно утверждается авторская позиция – в хронологически выверенном, фактически точном выстраивании биографического сюжета, в продуманности и внутренней мотивированности комментариев, в направлении читательского внимания на размышления о не прояснённых до конца моментах жизни Анны Керн. Прибавим сюда резонную корректировку некоторых устоявшихся, но не совсем верных точек зрения и опровержение мифов, связанных с её судьбой и личными качествами. Кроме того, живость и речевая выразительность непосредственно авторского текста нередко значительно облегчают смысловое восприятие документа, написанного то по-казённому жёстким, то витиеватым стилем позапрошлого века. Исследовательская настойчивость и дотошность, основательность выводов и гипотез, отсутствие пространных и излишних рассуждений (В. Сысоев придерживается принципа «лучше сам документ, чем его пересказ») вкупе с уловимым задором первооткрывателя многих граней освоенной темы придают книге содержательную цельность и литературную привлекательность. Нескованность стереотипами восприятия (что вовсе не означает пренебрежения доселе познанным и достигнутым) позволила писателю акцентировать те грани, нюансы и поступки, которые, будучи неприметными на вид, оказались на самом деле значимыми для познания феномена Анны Керн в гармоничной увязке с культурным потенциалом эпохи.

Как и в предыдущих своих работах, В. Сысоев также рисует здесь полнообъёмную, многослойную картину нескольких интереснейших периодов XIX столетия, его обычаев и быта, приводит сжатые, но информационно ёмкие, социально-биографические характеристики родственников, друзей, знакомых и поклонников Анны Керн. Познавательный вектор книги усилен множеством пояснений и подстрочных примечаний справочного характера, благодаря чему читатель избавлен от необходимости постоянного поиска в словарях значений историзмов и реалий того времени. Последнее обстоятельство свидетельствует не только о традиционно высокой издательской культуре серии «ЖЗЛ», но и является поучительным примером плодо­творного сотрудничества писателя и редактора, который не мешало бы всегда применять на практике тем нашим краеведам, кто, задирая вверх провинциальный нос, торопится давать в печать сырые, неотделанные, толком не вычитанные даже корректором сочинения.

При необходимости В. Сысоев обращается и к моментам тогдашней действительности, которые имеют в большей степени косвенное отношение к героине (например, обстоятельные отступления посвящены нравам Российского императорского двора, посетителям петербургского салона Олениных, предпринимательским и производственным «спекуляциям» Петра Марковича Полторацкого, отца Анны Керн). Однако, прочитав отведённые им страницы, вдруг понимаешь, что без таких живых примет давно ушедшей реальности, которая в результате становится ощутимее и ближе, рассказ о самой Анне Керн потерял бы немало существенного в части исторической всесторонности. Как знать, может быть, авантюрная жилка характера Петра Марковича и продолжилась в любовных приключениях его дочери? Умение писателя находить в личных и даже интимных подробностях биографии человека зёрна общеисторических процессов вновь помогло ему достичь поставленных целей. Главная из них, мы полагаем, заключалась в определении своего рода модели мирочувствования Анны Петровны Керн, в доказательстве того, что она сквозь шипы и розы преодолела отмеренный ей Богом земной путь действительно «во имя любви». Драматические любовные терзания и всегда пылкие привязанности Анны Керн показаны автором не отстранённо, а живо и полнокровно. Конечно, фундамент повествования образуют её мемуары, дневники и переписка; но одно дело – знакомство с ними как с историко-литературными памятниками, и совершенно другое – восприятие наиболее важных отрывков из них в обрамлении писательской мысли, данных ранней и современной науки, на широком культурном фоне.

Выданная в 17 лет замуж за старого и, конечно, нелюбимого генерала Ермолая Фёдоровича Керна, она все оставшиеся годы искала и жаждала безбрежной, всепоглощающей, но истинной в её собственном понимании любви, сплавленной в единство души и тела. Когда осенью 1830 года она увлеклась неким Флоранским, то поражённый известиями об этом Алексей Вульф записал в дневнике: «Анна Петровна всё ещё в любовном бреду, и до того, что хотела бы обвенчаться со своим любовником. Дивлюсь ей!..» И дальше: «Анна Петровна… вдохновлённая своей страстью, велит благоговеть пред святынею любви!» Отражение всего лишь одного кусочка из её жизни – но какого!

Вдохновением и недюжинным литературным даром отличаются страницы её собственных писем и воспоминаний… Просто сказать, что эта женщина, неизменно притягивающая к себе окружавших её людей и в молодости, и в старости, была личностью незаурядной, – значит не сказать о ней ничего. Анна Керн всегда находилась в средостении русской культуры XIX века, на пересечении многих её линий, в кругу гениальных и выдающихся лиц, которые умножили славу России или оставили свой заметный след в русской истории: А.С. Пушкин, М.И. Глинка, А.А. Дельвиг, семейства Вульфов и Бакуниных. И рядом с ними – «эротический поэт» Аркадий Родзянко, друг Пушкина Сергей Соболевский, владелец тверского имения Малинники Алексей Вульф, да мало ли ещё кто…

Центральное место в книге, естественно и объяснимо, занимают отношения Анны Керн с Александром Пушкиным, «гения чистой красоты» с «солнцем русской поэзии». Вечным памятником их светлому и восхитительному чувству стал всемирно известный шедевр русской любовной лирики – стихотворение «Я помню чудное мгновенье…», превращённое великим композитором Михаилом Глинкой в столь же гениальный романс. Это стихотворение и по сей день является предметом всё новых и новых интерпретаций. В. Сысоев, изучив многочисленные литературоведческие источники, сталкивает друг с дружкой разные точки зрения на сущность проблематики и поэтики этого произведения, оставляя за читателем право на индивидуальное постижение его тайны.

Мы часто рассуждаем об иррациональной природе любого вида творчества. Но разве возможно даже приблизительно предсказать, каким интеллектуальным и художественным отзвуком, штрихом или прозрением отзовётся образ любимой женщины в произведениях настоящего поэта, особенно если этот поэт – Пушкин. Впервые увидев его на одном из вечеров в доме Олениных, Анна Керн не удостоила Александра Сергеевича даже тенью внимания. Самого же Пушкина тогда «пора­зило в ней сочетание сверкающей красоты, девической чистоты облика и какой-то затаённой грусти». И вот впоследствии в восьмой главе «Евгения Онегина» эта мимолётная встреча развернулась в красочную сцену появления на балу Татьяны Лариной с мужем – «важным генералом». А ведь Анне Керн посвящено и пушкинское стихотворение 1825 года «Всё в жертву памяти твоей…» Разные обстоятельства её жизни подсказали поэту и несколько других тем и замыслов, один из которых отчасти реализован в неоконченном прозаическом произведении «Гости съезжались на дачу». Именно там, по мнению писателя, художественно воспроизведены лично виденные Пушкиным эпизоды из жизни Анны Керн.

Есть у этой книги ещё одно неоспоримое достоинство. Через общение Анны Керн с Александром Пушкиным высвечивается и он сам – как гениальный поэт и любвеобильный мужчина. Правда, здесь вновь возникает знакомая проблема: как в посмертном монолитном сплаве жизни и творчества отделить сугубо личностное от исторического? Ведь в описываемое время Пушкин, как пишет автор, «был человек, чья жизнь была насыщена событиями, богата чувствами. Он жил страстями, предавался порокам, не оглядываясь на посмертную славу. <…> Думал ли он о том, что даже сугубо личные его письма друзьям и жене будут со временем также опубликованы; что нелестные отзывы о женщине, которую разлюбил, будут потом собраны воедино и дадут пищу для различных толкований?» Но, с другой стороны, насколько обеднели бы без них наши представления о Пушкине!.. Поэтому с болью читается впервые обнародованное свидетельство о том, как сгорел в огне камина домашний альбом А. Керн с собственноручно адресованными ей стихотворениями Пушкина, Языкова, Вульфа…

Найдена ли в книге разгадка тайны Анны Керн или дорога к ней только намечена? В общем и целом – да, а в чём-то и нет. Очень трудно не разделить итогового утверждения автора: «Видимо, загадка очарования Анны Керн кроется не столько в красоте лица и стройности фигуры, изящных ручках и маленьких ножках, сколько в потрясающей женственности, тонкой чувствительности и уме». В то же время В. Сысоев оставляет широкий простор для дальнейших исследований, поскольку «в биографии нашей героини осталось ещё много «белых пятен» и неясных моментов». Например, он, сопоставив сроки второго приезда Анны Петровны в Тригорское, где она неоднократно встречалась с Пушкиным (начало октября 1825 года), и дату рождения её дочери Ольги (7 июля 1826 го-да), подметил, что временной интервал между этими двумя событиями составляет ровно девять месяцев… Сам писатель так прокомментировал это открытие в недавнем интервью: «Я никаких, конечно, выводов не делал, но повод к размышлению дал. В редакции меня просили развить этот сюжет, но на уговоры я не поддался».

«Жизнь во имя любви» прожила Анна Керн. Но и глубокая книга о ней тоже написана во имя любви – к истине, к поэзии, к России.

 

Адольф ДЕМЧЕНКО

НОВОЕ ИЗДАНИЕ А.А. ФЕТА

Фет А.А. Собрание сочинений и писем. СПб., 2002–2007. Т.1-4;

 

Ц

енители поэзии получают замечательный подарок – новое «Собрание сочинений и писем» великого русского писателя Афанасия Афанасьевича Фета. Сразу же следует назвать имена тех, кому обязаны читатели. Это доктора филологических наук Н.П. Генералова, представляющая знаменитый петербургский Пушкинский Дом (Институт русской литературы Российской академии наук), и В.А. Кошелев, профессор Новгородского государственного университета им. Ярослава Мудрого. Творческую группу составили учёные из разных городов, во многом единомышленники – И.С. Абрамовская, А.В. Ачкасов, Н.З. Коковин, В.А. Лукина, Г.В. Петрова, Ю.М. Прозоров, А.Ю. Сорочан, М.В. Строганов, А.В. Успенская. В их числе также профессор педагогического института Саратовского государственного университета Л.И. Черемисинова, автор монографии «Проза А.А. Фета» (Саратов, 2008).

Идея издания выросла из «Фетовских чтений», на протяжении последних 25 лет проводимых Курским государственным университетом. Решение приступить к подготовке «Собрания сочинений» потребовало объединения усилий с Пушкинским Домом, принявшим на себя главную заботу выработки концепции издания, текстологических и комментаторских принципов опубликования текстов. Огромная работа специалистов отражена в состоявшихся четырёх томах задуманного двадцатитомника. Первый пришёл в 2002 году и включал стихотворения и поэмы 1859–1863 годов. Второй – в 2004-м, сюда вошли переводы, выполненные Фетом в те же годы: из римской поэзии – «Оды» Горация, «Элегии» Овидия, сочинения Катулла; персидского поэта Гафиза, немецких Гёте, Шиллера, Гейне, представлены Байрон, Беранже, Мицкевич, включены переводы из Шекспира «Антоний и Клеопатра», «Юлий Цезарь». Всесторонняя характеристика переводческой работы Фета содержится в сопроводительной исследовательской статье Н.П. Генераловой. Спустя два года выпущен 3-й том – «Повести и рассказы. Критические статьи».

Фет-прозаик известен гораздо меньше, чем Фет-поэт. Впервые под одну обложку собраны прозаические сочинения, свидетельствующие о том, насколько скудны были наши представления о творческом наследии писателя. Его «Каленик», «Дядюшка и двоюродный братец», «Семейство Гольц», «Первый заяц», «Не те», «Кактус», «Вне моды» обнаруживают черты мастера прозы. В разделе «Комментарии» дана обобщающая статья
Л.И. Черемисиновой о Фете-прозаике.

Впервые собран литературно-кри­тический состав наследия Фета. Это статьи о стихотворениях близкого ему по духу Ф.И. Тютчева, о «Что делать?» Чернышевского, которого причислял к антихудожникам, о грибоедовском «Горе от ума», причём внимание критика сосредоточено только на двух образах – дворянина Фамусова и безродного Молчалина, рассмотренных с точки зрения волновавших Фета проблем незыблемости значения дворянского сословия для России и дискредитировавших эту идею вертлявых приспособленцев. Любопытно, что Фет доводит эволюцию молчалиных до «очковой змеи», намекая на Чернышевского, который в своё время опубликовал слова либерального историка К.Д. Кавелина, сравнившего Чернышевского со «змеёй», а с «очковой змеёй» – Добролюбова. Отзыв о «Что делать?» не бесспорен, но замечания о художественных недостатках романа во многом справедливы. По поводу романа Л.Н. Толстого написана статья «Что случилось по смерти Анны Карениной в «Русском вестнике», вызванная возмутившей Фета выходкой редактора журнала, который отказался печатать окончание романа из-за расхождения с Толстым в оценке русско-турецкой войны и тем самым разрушал художественное целое произведения.

Литературно-критическая ипостась творчества Фета нашла разъяснение в соответствующей статье А.Ю. Сорочана и М.В. Строганова. Выход 4-го тома датирован 2007-м годом: «Очерки «Из-за границы (путевые впечатления)», «Из деревни». В своё время они вызвали живой интерес современников, особенно размышления писателя о судьбах русской деревни, подкреплённые собственным сельскохозяйственным опытом, который В.А. Кошелевым остроумно назван «лирическим хозяйством». Читатель, конечно, обратит внимание и на искусство Фета в области публицистики. Жанр фетовского очерка в сопоставлениях с «литературными путешествиями» других русских писателей содержательно охарактеризован в томе И.С. Абрамовской.

Издание «Собрания сочинений и писем» продолжается. На очереди 5-й том с «Вечерними огнями» (последним в жизни поэта стихотворным циклом) и стихотворениями, прежде не входившими в его поэтические сборники.

Издания писателей-классиков по установившей академической традиции сопровождаются выпуском сборников-спутников «Материалы и исследования». Так было с изданием «Собраний сочинений» И.С. Тургенева, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского. Цель сопутствующих книг такого рода – служить дополнением к соответствующему многотомному изданию. «Собрание сочинений и писем» Фета также решено обеспечить выпуском подобных сборников, и первый его номер уже опубликован в 2010 году. Открывается сборник обстоятельной статьёй Н.П. Генераловой «Текстологические проблемы изданий стихотворений Фета». Эта работа вместе с другими публикациями этого автора на текстологические темы существенно развивает содержание текстологии как науки, в последние годы несколько сдавшей свои позиции. Статьёй «О композиции сборника «Стихотворения А. Фета» 1850 года» В.А. Кошелев, впервые столь детально исследуя творческую историю книги, подкрепляет научный аппарат 1-го тома «Собрания сочинений» Фета (2002 год), где помещены эти стихотворения. Включённая в 3-й том (2006 год) статья Фета «Два письма о значении древних языков в нашем воспитании» характеризуется А.В. Успенской как «публицистическое эссе» с широко поставленной задачей разъяснения роли античной культуры в России и современном мире. Взгляды Фета в этом контексте рассмотрены в самой общей постановке проблемы. Приближая анализ статьи к конкретной причине её возникновения – поддержка предложенной новым министром народного просвещения графом Д.А. Толстым и вызвавшей в обществе критику идеи не допускать в университеты выпускников реальных училищ, где преимущественное внимание уделялось преподаванию естественных наук, и заменить «реальное» образование «классическим», – А.В. Успенская справедливо квалифицирует позицию Фета как сторонника воспитания аристократической элиты через усиление роли классических гимназий. Автор писем, как доказала в одной из своих статей Н.П. Генералова, полемизировал с И.С. Тургеневым, демократически полагавшим равнодоступность и равноправность «реального» и «классического» в школьной и университетской системе. Та же фетовская статья подала А.В. Ачкасову, назвавшему её «социофилософско-педагогическим эссе», повод увидеть характерные следы совпадений с аналогичными суждениями немецкого философа А. Шопенгауэра. Наблюдения тем более уместны, что Фет был переводчиком основного труда философа «Мир как воля и представление» (выйдет в одном из будущих томов «Собрания сочинений»). Творческое внимание к Фету поэтов-символистов Серебряного века прослеживает Г.В. Петрова через подборку переписки А. Блока с А. Белым.

Публикаторскую ценность сборника многократно усиливают обзор материалов Фета в Пушкинском Доме и помещение впервые увидевшей свет части переписки Фета разных лет. В письмах личность писателя раскрывается с особой непосредственностью и живостью. По словам А.И. Герцена, «письма – больше, чем воспоминанья, на них запеклась кровь событий, это – само прошедшее, как оно было, задержанное и нетленное». Среди корреспондентов – известные писатели и журналисты А.А. Краевский, Д.В. Григорович, К.Н. Леонтьев, М.Н. Лонгинов, родственники Фета. Приведём, к примеру, фрагмент письма (с сохранением авторского написания) жившей в деревне на Орловщине сестры поэта Надежды Афанасьевны Борисовой от 24 марта 1858 года: «Ты видишь, друг мой Афоня, что боги в гневе на нас слабых смертных перемешали времена года и стихии, посылают снеги после того, как мы пекли и ели пшеничных жаворонков и слышали пение живых из мяса и костей и пр. в полях за оранжереями. Ведь это несносные капризы нашей северной весны. Она в этот год не заслуживает твоих стихов».

 

ЮБИЛЕЙ

Ирина КРАЙНОВА

ИЗ ХВАЛЫНСКИХ ПИСЕМ

К 50-летию картинной галереи
К.С. Петрова-Водкина