ОТВАХТИЛИ
ПИСЬМА
ЧТО-НИБУДЬ СВЕТЛОЕ И ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ
Жена, прочитав очередной мой опус, откомментировала его фразой, которая скоро станет сакраментальной:
- Ты в своём репертуаре. Хочется повеситься.
Сегодня я решил написать что-нибудь светлое, оптимистическое. Долго выбирал тему. Наконец, решил рассказать, как мы праздновали Первое Мая.
«ПОДАРОК КОМСОМОЛА»
Бой длился недолго. Даже не бой, а короткая стычка. Непродолжительный контакт и быстрый уход без потерь. А вечером мы смотрели телевизор. Программу «Время». Страна встречает Первомай. Радостные лица соотечественников. Оптимизм. Повышенные обязательства и предвкушение застолья. Благодушие. Это всё там, на Родине.
Всматриваюсь в лица, чередой проходящие по голубому экрану. Ни слова, ни мысли о тех, кто сейчас воюет. Никому дела нет.
А у нас приближающийся праздник дал о себе знать поездкой на матсклад. Родина в лице Комсомола прислала кроссовки «Адидас». Белые, с тремя красными полосками по бокам. Нам подарили белые тапочки! С намёком: мол, пока страна бухает и веселится, примеряйте обновочку!
Ничего не скажу, фирма солидная. На ноге сидит хорошо, однако демаскирует тоже неслабо. Камуфляжные карандаши растаяли в момент. Весь личный состав только тем и занимался, что закрашивал обновки.
На праздник к столу были добавлены сладкие галеты (по 3 шт.), фруктовые консервы (0,5) на четверых, конфеты (по 2 шт.). Повар по случаю праздника забацал омлет из яичного порошка.
Я сидел и вспоминал дом. Мои родители обычно жарили на сливочном масле. Расточительство. Долго не мог вспомнить, какое третье у нас дома было на обед? Здесь обычно компот или кисель, или вода, смотря по обстановке. Чаще, конечно же, компот. Такая жидкая, слегка мутная жёлтенькая водица. Но мы настолько привыкли, что кажется нелепым запивать обед кофе. Или чаем.
Каждый раз, смотря телевизор, наблюдая лица своих соотечественников, ругаю их про себя самыми распоследними словами. Вот мне бы в цивильную жизнь! Уж я-то точно знаю, как надо жить на «гражданке»!
Жена, прочитав всё это, посмотрела на меня, вздохнула и вышла из кухни. Без комментариев… На вопрос: «Ну, как?» махнула рукой, не оборачиваясь. Ладно, напишу что-нибудь весёленькое в другой раз.
Как будто это так просто!
Ну, о чём можно писать? Тем и плоха военная жизнь – нет ничего нового. Поэтому и письма короткие, мол жив, здоров и т.д.
Другое дело – письма с Родины. Чем толще письмо, тем лучше. Интересно всё: кого видели, кто передавал привет, какая погода, что во дворе положили новый асфальт, что соседские девчонки уже невесты, про телефон – что поменяли номер, а дружок из соседнего подъезда уже женился, а брат его успешно учится в институте, хотя школу едва дотянул…
Что девчонка, которую ты любил, тебя тоже, вроде любит, но вот, переболела триппером. Да и пусть. Ведь любит.
Интересно всё.
А мои родители мне уже давно не пишут. Да они и не знают про меня ничего. Им нет до меня дела. Я приёмыш. Не родной.
Я переписывался с одной девушкой. Потом перестал. Она на меня обиделась. Написала, что скучно пишу. А вот и враки! Просто я в своих письмах всё больше про всякие отвлечённые материи рассуждал, а ей хотелось фронтовых подробностей. Про героизм и т.д. А где я ей такого наковыряю? У нас рутина. То мы им, так сказать, накостыляем, то они нам. Ничего нового.
И тогда она замолчала. Вообще перестала писать. Жаль… Мы ведь итак почту не регулярно получаем. Поэтому каждый приезд почтаря обмывается водкой. Но чтоб начальство не знало. Некоторые письма приходили с годовалым опозданием. Некоторые вообще терялись.
Почта. Серые конверты с золотыми буквами любви. От души и с чувством…
Пишите нам чаще и не сердитесь за редкие, скупые послания. Нам писать особо не о чем. Слишком узок наш мир. Однообразен и специфичен.
Ваш мир широк и многообразен, в отличие от нашего.
Пишите. Нам всё интересно.
Мы любим эти конверты. Мы их ждём. Мы носим их у сердца, зачитываем до дыр, запоминаем наизусть, мы хвастаем ими друг перед другом.
Не молчите.
Ладно?
Конечно, нет ничего хорошего в том, что мы поссорились с КЭПом, и я послал его на три буквы. Не при всех, конечно. Тет на тет, так сказать.
Раскаяния нет. Только досада. Скребут подлые кошки! Тоска. Мы с Тихонычем в хороших отношениях. Я, честно говоря, даже иногда злоупотребляю, но старик мне прощает.
А разосрались-то мы из-за пустяка. Он передвинул мне вахту по гарнизону, хотя до этого наш батальон на такие вахты никогда не заступал.
Я подобрал ребят поприличнее и приехал на развод к 16.00. Тут-то нас КЭП и вздул! Мне-то казалось, что я парней хорошо снарядил. Они даже где-то разжились повязками «РЦЫ». И вдруг выясняется, что заступать надо по парадной форме. А кто её видел и где её брать? Нам она теоретически положена, а на практике всё выглядит совсем иначе. Нам её просто и не выдавали никогда. Никому и в голову не придёт нарядить нас в «парадку».
За эти долбаные повязки «РЦЫ» пацаны чуть в рыло не схлопотали от разводящего. Насупились. Вообще-то, конечно, хохма! Приехали уроды дежурить по гарнизону! Кто в чём. Кто в хайках, кто в кроссовках, в шортах, бля, и все поголовно в натовских куртках! Все в косынках. А чтобы не докопались, на косынки ещё и крабы с вымпелами нацепили. Прогнулись, долбаные ишаки! Мы-то думали, что выглядим прилично. Какое там! Банда! Флибустьеры! В-общем, получили по самые помидоры.
Однако сам развод прошёл нормально. Без обострений. Само собой, не могло быть и речи, чтобы пустить нас дежурить по городку. Нас послали на периферию. Итак, мы заступили.
Дежурство прошло гладко, без эксцессов. Клык и Алёша (Алёша – кличка. Стали его звать так потому, что, когда он впервые прибыл к нам, то, знакомясь, представлялся – Алёша. Ничего себе Алёшка – метр девяносто два сантиметра, рама!) ночью добыли где-то двух пьяных офицеров. Пока доставили в «гарнизонку», привели их в состояние полной негодности. Потом всё на них же и свалили. Заявили, что они, мол по-пьяни драку затеяли.
- Еле разняли, - пояснил Клык и картинно вытер со лба пот. Клоун хренов! Да у этих двоих, по-моему, была только одна мечта – поскорее вырваться из цепких лап моих балбесов.
На следующий день, после сдачи вахты, я отправил л/с домой, а сам пошёл к КЭПу. С претензиями. А он не в духе. Вот и разосрались. Я в запале назвал его «Маней» и послал, извините, на хуй! Обидел старика. А он хорош?! Зачем нас при всех отымел, как щенков? Какой он пример подает остальным? Вон, даже разводящий офицер, и тот руками махал на моих бойцов, грозил дать «по сусалам». Это он, кстати, напрасно. Пацаны теперь на него охоту устроят. Бутылка водки на кону. А получит её тот, кто первый «достанет языка», то есть по-тихому выловит этого голубчика и доставит его в расположение батальона. Там он просто получит пару раз в рыло, пройдет краткий курс по бдительности и убудет восвояси, наверняка с отпечатком армейского башмака чуть пониже спины.
Тоска… Тихоныч на меня за «Маню» теперь долго будет сердиться. А может, и нет. У меня же через неделю день рождения. Придёт, конечно. Мы всё равно помиримся.
Скребут подлые кошки на душе. Царапают. Я ведь сгоряча и в госпиталь заглянул. Раздарить оставшихся слонов. Но некому. Люба как раз на ужин ушла. Повезло. А то бы я и ей чего-нибудь подкинул.
Домой приехал, сразу - к личному составу. Обозвал их долбанными олигофренами.
- Какой, - кричу, - дебил придумал на косынки крабы и вымпелы нацепить?!!
Потом вспомнил, что это - моя идея. Смотрю на бойцов, а они ухмыляются. Совсем страх потеряли!
- Подонки! – ору, - Как стоите? Отребье! – они в хохот.
А С КЭПом мы помиримся. Ну, надо же было его «Маней» назвать! Главное, что за «Маня» такая и откуда она взялась? Вот талант у меня – припечатать, чтоб не встал. Да, крепко я Тихоныча…
Надеюсь, больше нас не пошлют дежурить по гарнизону. Хотя ребятам, оказывается, понравилось. Сегодня только и разговоров про это долбаное дежурство. Про «парадку» спрашивали. Уже распределяют, кто в следующий раз пойдёт.
Вот тебе и на. Война.