ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ И ФИЛОСОФИЯ НАУКИ

Да = Df Q1a -> О2а

Известно, что всякое корректное определение позволяет заменять определяемый термин тем выражением, посредством которого он опре­деляется. Если, скажем, я определяю термин "человек" посредством вы­ражения "разумное животное", то везде, где встречается термин "чело­век", я имею право заменить его выражением "разумное животное". Точно так же и данное выше определение должно позволить нам везде заменять предложение "Да" эмпирическим предложением "Q1a -> Q2a" и, таким образом, устранить, или редуцировать, диспозиционный пре­дикат "растворим".

Однако мы сейчас же замечаем, что наше определение неудовле­творительно. Материальная импликация истинна, если антецедент ее ложен. Поэтому для всех тел, не погруженных в воду, для которых предложение "Q1a" ложно, импликация

"Q2a -> Q2a" будет истинна. В частности, например, для камня, который никогда не бывал в воде, эта импликация истинна. Данное определение заставляет нас считать его растворимым. Но мы вовсе не хотим называть тела "растворимыми" только на том основании, что они никогда не бывали в воде. Редукция явно не удалась.

Уже этот простейший пример дает представление о тех трудностях, с которыми столкнулись попытки осуществить редукцию теоретиче­ских выражений к эмпирическим. Карнап в работе "Проверямость и значение"³⁸ предложил определять диспозиционные предикаты с помо­щью так называемых "двусторонних редукционных предложений" вида:

Q1a -> (Дa= Q,2a)

Это предложение говорит, что если тело находится в эксперимен­тальной ситуации, то оно обладает диспозицией тогда и только тогда, когда реагирует соответствующим образом. Карнап называет эти предложения "условными определениями". Они уже не заставляют нас

³⁸ Carnap R. Testability and Meaning // Philosophy of Science, V. 4, 1937.

 

приписывать диспозицию телам, не находящимся в экспериментальной ситуации. Однако в этом случае они и не помогают нам, так как мы ни­чего не можем сказать о присущности диспозиции телу на основе ре­дукционного предложения, если его антецедент ложен. Кроме того, как выяснилось, для определения диспозиционного предиката одного ре­дукционного предложения недостаточно, для этого нужен бесконечный ряд таких предложений, описывающих все ситуации, в которых может проявиться диспозиция. Совершенно очевидно, что мы не можем уста­новить этого бесконечного ряда предложений. Следовательно, редук­ция диспозиционного предиката, требующая бесконечного множества эмпирических терминов и предложений, невозможна.

В то время как одни логические позитивисты считали теоретиче­ское знание усложненной формой эмпирического знания, другие истол­ковывали его инструменталистски, лишая его всякого познавательного содержания. После того как выяснилась несводимость теоретических терминов к эмпирическим, у логических позитивистов, в сущности, ос­талось лишь последнее. Если теоретическое знание не тождественно эмпирическому, то оно вообще не является знанием, а представляет со­бой лишь инструмент для обработки и систематизации эмпирических данных. После выполнения своей задачи теоретические термины и предложения могут быть отброшены. Инструменталистское понимание теоретического знания отчетливо выражено в так называемой "дилем­ме теоретика", сформулированной К. Гемпелем ³⁹. Эта "дилемма" име­ет вид следующего рассуждения:

1. Теоретические термины либо выполняют свою функцию, либо не выполняют ее;

2. Если теоретические термины не выполняют своей функции, то они не нужны;

3. Если теоретические термины выполняют свою функцию, то они устанавливают связи между наблюдаемыми явлениями;

4. Но эти связи могут быть установлены и без теоретических тер­минов;

5. Если же эмпирические связи могут быть установлены и без тео­ретических терминов, то теоретические термины не нужны;

6. Следовательно, теоретические термины не нужны и когда они выполняют свои функции, и когда они не выполняют этих функций ⁴⁰.

39. Hempel С. The Theoretician's Dilemma: A Study in the Logic Theory Construction // In: Aspects of Scientific Explanation. N. Y., 1965.

⁴⁰ При изложении "дилеммы" Гемпеля я использовал ту ее формулировку, которая была дана в статье: Хинтикка Я., Ниинилуото И. Теоретические тер­мины и их Рамсей-элиминация: Очерк по логике науки // Философские науки, 1973, №1.

 

Совершенно очевидно, что центральный пункт "дилеммы" выра­жен в посылке 3, утверждающей, что функция теоретических терминов является чисто инструментальной. Именно благодаря этому они могут оказаться излишними. Нетрудно также заметить, что инструментализм представляет собой один из вариантов логического позитивизма и полностью принимает логико-гносеологические установки последнего. Первоначальный и наиболее радикальный критерий демаркации логи­ческого позитивизма объявлял ненаучной и бессмысленной как фило­софию, так и почти всю науку, за исключением той ее части, которая описывает чувственно данное. Инструментализм, настаивая на инстру­ментальном характере теоретических терминов и предложений, про­должает ту же линию: теоретическое знание в его истолковании оказы­вается вовсе не знанием, а лишь одним из средств получения знания, без которого, впрочем, можно и обойтись. Таким образом, подобно радикальному верификационизму, инструментализм кромсает топором тело науки, отсекая от нее лучшие части, и служит основанием редукционистской программы.

Редукционная программа логического позитивизма потерпела крушение, ибо опиралась на ошибочное убеждение в том, что теорети­ческие термины и предложения сами по себе не обладают познаватель­ным значением и ничего не говорят о мире. Однако неудача редукции как раз и показала, что содержание научных теорий, теоретических терминов и предложений вовсе не исчерпывается эмпирическим или инструментальным содержанием. Они говорят о мире нечто большее, чем содержится в протоколах наблюдения и эксперимента. Вместе с тем, способы эмпирической редукции, разработанные логическими по­зитивистами, стимулировали интерес к проблемам экспериментальной проверки научных теорий и в некоторых случаях могли служить опи­санием того, каким образом ученые переходят от абстрактных рассуж­дений к опыту и эксперименту.

На этом мы закончим обсуждение тех проблем и трудностей, с ко­торыми столкнулась методологическая концепция логического позити­визма. Приведенные примеры по—видимому дают представление о ее специфических чертах: чрезвычайной узости и жесткости норма и стан­дартов, стремлении к абсолютной достоверности или хотя бы твердой эмпирической обоснованности научного знания, широком использова­нии довольно бедных логических средств и почти полном забвении во­просов, относящихся к развитию знания. Все внимание логических по­зитивистов было сосредоточено на анализе структуры научного зна­ния, на решении проблем, встающих при установлении логических свя­зей между различными частями научной теории и всей теории с ее эм­пирическим базисом. Крайняя неисторичность этой концепции выра­зилась в попытках навязать науке абсолютные и универсальные крите­рии демаркации и осмысленности, резко отделить эмпирическое знание от теоретического, раз и навсегда задать универсальный идеал строе­ния научных теорий. В течение многих лет концепция логического по­зитивизма была господствующей в философии науки. Следы этого гос­подства ощущаются и поныне. Обсуждаются проблемы, поставленные в рамках этой концепции, уточняются, исправляются или критикуются решения этих проблем. Даже те философы и ученые, которые отверга­ют логический позитивизм и его методологию, вынуждены сравнивать свою работу с тем, что и как было сделано логическим позитивизмом. И каждый философ науки должен определить свое отношение к этой методологической концепции.

Конечно, сейчас практически уже нет философов, которые прини­мали бы гносеологические предпосылки Венского кружка. Эти предпо­сылки давно отброшены и, несомненно, должна быть отброшена та часть методологической концепции логического позитивизма, которая непосредственно с ними связана. Однако эта концепция включала в се­бя и второй существенный элемент — логику и метод логического ана­лиза. Должны ли мы отбросить и изгнать из методологических по­строений также и этот метод? Некоторые философы науки, отвергая логический позитивизм, отбрасывают его целиком — вместе с его гно­сеологией и логикой, подчеркивая бесплодность метода логического анализа и методологическую тривиальность его результатов. Такое от­ношение к методу логического анализа психологически вполне понят­но, ибо логические позитивисты абсолютизировали этот метод, объя­вили его единственным научным методом философствования и в тече­ние долгих лет навязывали его философии науки, дискредитируя и из­гоняя все, что не укладывалось в его рамки. Однако если подобное от­ношение к методу логического анализа понятно, оно, по-видимому, все же не вполне оправдано.

В чем существо логического анализа как одного из методов философско-методологического исследования? Приступая к обсуждению той или иной методологической проблемы, руководствуются опреде­ленным представлением о содержании этой проблемы и о путях ее ре­шения. В некоторых случаях может оказаться полезным перевести про­блему в плоскость языка и выразить наше представление с помощью средств символической логики. Например, вопрос о соотношении тео­рии и факта можно поставить как вопрос о соотношении теоретическо­го языка и протокольного предложения. Выражение проблемы в фор­мальном языке придает ей точность и определенную ясность, что ино­гда способно облегчить поиск решения. При этом часто оказывается, что формальное выражение проблемы не вполне адекватно ее содержа­тельному пониманию. Тогда пытаются улучшить это выражение и сде­лать его более адекватным. Основы метода логического анализа были заложены в трудах Г. Фреге и Б. Рассела, т. е. задолго до возникнове­ния логического позитивизма. Большой вклад в его разработку внес А. Тарский — выдающийся польский математик и логик. Поэтому было бы неверно считать, что использование метода логического анализа неизбежно связано с принятием философии или методологии логиче­ского позитивизма. Более того, хотя логические позитивисты широко использовали метод логического анализа (настолько широко, что именно в этом часто усматривают специфику методологической кон­цепции логического позитивизма), они в силу своих гносеологических установок не смогли воспользоваться им в полной мере, так как огра­ничили базис этого метода средствами экстенсиональной логики.

Если устранить это ограничение, то метод логического анализа может оказаться полезен на различных этапах методологического ис­следования: для бале четкой постановки проблем, для выявления скры­тых допущении тон или ином точки зрения, для уточнения и сопостав­ления конкурирующих решений, для более строгого и систематичного изложения концепций и т. д. Следует лишь помнить об ограниченности этого метода и опасностях, связанных с его применением. Точность выражений, к которым приводит метод логического анализа, часто со­провождается обеднением содержания. Простота и ясность формально­го выражения некоторой проблемы иногда может порождать иллюзию решения там, где еще требуется дальнейшее исследование и дискуссия. Трудности формального представления и заботы о его адекватности могут увести нас от обсуждения собственно методологической пробле­мы и заставить заниматься техническими вопросами, как и случилось со многими методологическими проблемами логического позитивизма. Если же помнить об этом и рассматривать формальное выражение ме­тодологической проблемы не как конечный результат, а как основу для более глубокого философского анализа, как некоторый промежуточ­ный этап в ходе методологического исследования, то такие формаль­ные выражения иногда могут оказаться полезными.

Методологическая концепция логического позитивизма начала разрушаться почти сразу же после своего возникновения — не вследст­вие внешней критики, а благодаря своей внутренней порочности. По­пытки устранить эти пороки, преодолеть трудности, обусловленные чрезмерно жесткими гносеологическими установками, поглощали все внимание логических позитивистов, и последние, в сущности, так и не дошли до реальной науки. Методологические конструкции логическо­го позитивизма никогда не рассматривались как отображение реаль­ных научных теорий и познавательных процедур. В них скорее видели

идеал, к которому должна стремиться наука. В последующем развитии по мере ослабления жестких методологических стандартов, норм и раз­граничительных линий происходит постепенный поворот философии науки от логики к истории науки. Методологические концепции начи­нают сравнивать не с логическими системами, а с реальными историче­скими процессами развития знания, поэтому на их формирование на­чинает оказывать влияние история науки. Соответственно изменяется и методологическая проблематика. Анализ языка и статичных структур отходит на второй план.

На первое место выходят проблемы, встающие в связи с попытка­ми понять развитие научного знания, определить факторы, влияющие на это развитие, установить конкретные механизма перехода от одних теорий к другим. Все эти вопросы, которые ранее не привлекали к себе внимания, с начала 60-х годов стали ареной ожесточенных споров.

 

ГЛАВА II. ФАЛЬСИФИКАЦИОНИЗМ: